Эркин Агзам. Ералашкурган (рассказ)

Эркин Агзам (1950)

ЕРАЛАШКУРГАН

Рассказ

С узбекского. Перевод Рано Азимовой

Эркин Агзам — писатель, публицист, кинодраматург. Род. в 1950 г. в Байсунском районе Сурхандарьинской области. Окончил факультет журналистики ТашГУ. С 1994 г. — главный редактор журнала “Тафаккур” (“Мышление)”. Автор более 10 книг рассказов и повестей, переведенных на многие языки, сценариев полнометражных фильмов. Живет в Ташкенте.


Когда разнеслась весть, что среднюю дочь приезжего покусала собака босса, мы сидели в самодельной чайхане у ворот в загородный жилой массив и резались в карты.
Да что вы говорите, когда? Ведь эта тварь ни на минуту не перестает лаять, когда же она успела сомкнуть челюсти?
Всех охватило возмущение.
— Безобразие! Форменное безобразие! — вскочил с места внештатный корреспондент Э.Сафаров. — Ну надо же, ребенка бедного приезжего! Надо написать! И напишу!
— Сядьте-ка, браток, — успокоил его аксакал. — Потом напишете. Кстати, вы уже, кажется, предпринимали такую попытку? Сначала давайте все обсудим. Согласно традициям.
Жить по традиции — кредо аксакала, поэтому он претендует на главенство и любит поучать людей.
— С этой тварью нужно кончать, иначе никому не будет покоя, — сказал шофер-дальнобойщик. — Я сам ее прикончу! Главное — найти аконит!
— Вы колесите по всему свету, разве для вас проблема найти щепотку аконита или мышьяка?
Слова кандидата наук вызвали извечное недовольство у доцента:
— Странно вы рассуждаете, коллега. Аконит вон — в Эскиджуве! Чего там только нет! Да если захотите, вам там и верблюда с булавочную головку найдут! Подумаешь, аконит — впрочем, можно и без него обойтись — достаточно иголки обыкновенной! Надо только замешать ее в тесто или воткнуть в сырое мясо.
— Ой-ей-ей! А как к этому зверюге подойдешь! — напустил страху кандидат наук.
— Не суетитесь, братцы, примирительно сказал аксакал. Прежде всего, давайте посоветуемся с боссом. Согласно традиции.
— О чем это вы посоветуетесь? — возмутился важно восседавший торгаш. Сегодня он был не в духе — ему отказали в выдаче лицензии на небольшой магазинчик в массиве, о котором он замышлял уже год. По мнению ретивого чиновника лицензионной службы, негоже, видите ли, называть славным именем султана Улугбека из династии великого Тимура какую-то маленькую лавчонку, если бы это был супермаркет — другое дело! А то, что торгаш твердил, что Улугбеком зовут его собственного сына, никого не тронуло. А тут еще сомнительное главенство махали, на которое претендует и он. — Спросите хозяина, можно ли усыпить его собаку аконитом или иглой?!
— По-вашему, выходит, мы такие глупцы, да? — старейшина махнул рукой, будто стряхивая с отсутствующего подола пыль, и покинул чайхану, тем самым как бы продемонстрировав, что оставляет членов профсоюза, нет, скорее, дружную махаллю, без руководителя-лидера.
— Этот человек — шпион босса! — вслед ему проворчал торгаш.
— Какая несправедливость! — не унимался, как того и требовала внештатная деятельность, радетель справедливости Э.Сафаров. — Бедное дитя несчастных родителей! К тому же приезжие, без прописки!
— И не говорите! Бедолага отец, чтобы прокормить свое семейство, как ни посмотришь, с мешком на плече, пешим ходом, — то на базар, то с базара. Один содержит семью, а работает всего лишь сторожем в санатории. Откуда у него быть лишней копейке? А врачам-то — плати!
Кто, откуда, что и как достает тоже было темой нашего разговора.
— А почему его называют приезжим? Откуда он вообще взялся? — заговорил шофер-дальнобойщик.
— А кто его знает, наверно, прибыл издалека в общем вагоне, вот и прозвали
так, — сказал доцент, будучи и сам не из коренных местных жителей. — Если хотите знать, то все мы тут приезжие, брат мой, — философски заметил: — Гости на этом свете.
В это время, как будто подслушивал разговор за оградой, в воротах появился сам приезжий. Он еще не знал о случившемся, поэтому шел, как всегда, неторопливо, слегка сгорбившись, с мешком на плече.
Все вдруг насторожились. Но никто не посмел и слова проронить. Да и что тут скажешь? Тем более что подробности случившегося еще не до конца ясны. Возможно, собака лишь напугала девчонку. И потом, ведь за плохую весть суюнчи не потребуешь. Вот он сейчас доберется до дома, сам своими ушами все услышит и обо всем узнает, что тут голову-то морочить.
Поравнявшись с чайханой, приезжий на минуту опустил на землю мешок, поздоровался и, взвалив его опять на плечо, потопал дальше.
Всегда так: поздоровается и проходит мимо. Вот уже больше года он живет здесь, а в жизни махалли не участвует. А впрочем, ему и не до участия — приезжий, одним словом.
Сам он, конечно, бедный, несчастный, а живет-то в шикарном особняке. Говорят, его поселил туда для отвода глаз богатый родственник, занимающий высокий пост в республиканской прокуратуре. Между прочим, в массиве этот дом не единственный, таких особняков много: в них живет кто-то лишь для видимости, истинного же хозяина днем с огнем не сыщешь.
И надо же, у такого низкорослого невзрачного человека три — одна другой краше — дочки, и от них без ума все неженатые парни массива. И на тебе, на средненькую из красавиц накинулся ненаглядный пес босса!
Видно, отец, как только вошел в дом, вызвал “скорую помощь”: вскоре у ворот массива раздалась знакомая сирена, и мимо чайханы проскочил оборудованный под санитарную машину “Дамас”. Он нырнул в переулок и очень скоро вынырнул оттуда. Боковые стекла машины были занавешены, поэтому, что там внутри, невозможно было разглядеть.
В тот момент, когда в чайхане накалился интерес к происходящему, из переулка вышла собравшаяся куда-то и по этому случаю принарядившаяся жена торгаша. Муж, перерезавший ей путь с целью пожурить, вскоре внес в волновавший нас вопрос некоторую ясность.
Как теперь выяснилось, оказывается, босс, разумеется за плату, поручил нуждающемуся в деньгах приезжему присмотреть за домом и, несомненно, за этим не умолкающим ни на минуту волкодавом. Бедная девушка, видно, ходила бросить ему объедки, и, когда вошла за ограду, поганый пес сорвался с цепи и прямо-таки вцепился в нее зубами. В какое место? И не спрашивайте! Как-никак девушка, говорят, пониже пояса.
— Ну, вот! — пламенный Э.Сафаров вскочил с места. До выхода на пенсию внештатный корреспондент преподавал в начальных классах школы, к этому прибавилась врожденная вспыльчивость, и он стал довольно нервным. — На это нельзя смотреть равнодушно, товарищи, нужно немедленно предпринять необходимые меры! Я — напишу! Подумаешь, начальство! Это же самое настоящее безобразие!
Находившаяся под впечатлением компания заволновалась. Теперь было не до карточной игры. В душе каждого назрел смутный протест против несправедливости, но никто не знал, что именно нужно предпринять.
— Если я сегодня же не найду аконит, считайте, что вы меня здесь больше не увидите! — в сердцах бросил шофер-дальнобойщик, слегка хулиганистый из-за того, что крутит баранку большей частью далеко от родных мест.
— Вместо того чтобы тягаться раньше времени за место главы в массиве, решили бы лучше вопрос с собакой, — неожиданно мягко произнес кандидат наук. — Давайте сделаем так: кто решит вопрос с собакой, тому и главенствовать — выдвинем и проголосуем!
Предложение прозвучало как приказ: все вдруг замолчали и один за другим покинули чайхану.

* * *

“Мы” — по формулировке Э.Сафарова — это мы, “представители вот этого народа”. Правильно говорит наш корреспондент: кто же, если не народ бывший, профсоюзный лидер — аксакал или внештатный корреспондент пусть не популярной, но многостраничной газеты Э.Сафаров (так он подписывает свои корреспонденции); два кандидата наук (один из них доцент); шофер-дальнобойщик, колесящий чуть ли не по всему свету, вдохновленный новым временем бизнесмен, норовящий открыть магазины всюду, где ему заблагорассудится, и многие другие?!
В самодельной чайхане “представители этого народа” собираются по субботам и воскресеньям, либо в полдень, либо вечером, чтобы поиграть в карты, чаще всего в “дурака”. Когда вступает в игру торгаш, делаются небольшие ставки. Аксакал, считающийся “старожилом” массива, приносит в тарелке фрукты или виноград из своего сада. Чай несут поочередно, из ближайших домов, где живут по соседству два кандидата наук. После проверок своих “точек” возвращающийся из города торгаш, проезжая мимо на красном “Дамасе”, подбрасывает пару бутылок этого проклятущего горячительного зелья. Потом, уже в домашней одежде, с помидорами и огурцами в руках, присоединяется к компании. Ну чем не чайхана, пусть даже и без официальной регистрации!
В процессе игры говорили о том о сем. И всегда речь заходит о расплывчатой перспективе массива: об оформлении его как махалли, озеленении; благоустройстве будущей чайханы — надо бы построить павильон рядом с пока еще только топчаном. Так-то оно так, но кто все это будет делать? Ну, хорошо, оформление махалли можно поручить внештатному корреспонденту: человек он расторопный, у него бойкое перо, да и поговорить он мастак. А в остальных вопросах к кому за поддержкой обратиться? Послушайте, а наш босс?! Он хоть и не режется с нами в карты, а ведь догадался возвести стены и поставить металлические ворота у входа в жилой массив. Стоит только в массиве возникнуть проблеме с газом, светом или другими вопросами, требующими затрат, как он тут же, не расспрашивая о подробностях у посланного ввести его в курс дела, лезет в карман за деньгами! Да, что ни говори, а человек он благородный! Вот только пес его… всем надоел, не походит зверюга на своего хозяина! Но, как говорится, любишь плов кушать, люби и дым от кизяка! Что ж, потерпим… можно сказать, уже привыкли. Да что там говорить, стоит на минуту прекратиться этому лаю, и кажется уже, что чего-то не хватает! Можно сказать, собачий лай — своеобразное украшение нашего массива! Ладно, хочет лаять — пусть лает, хочет рычать — пусть рычит. Собаке положено лаять — в этом и заключается ее предназначение. Оно и хорошо — время неспокойное, всяк чужой не посмеет сюда сунуться. Пусть себе лает! Так-то оно так, но…
Наконец разговор переходит к основной теме. Название массива как будущей махалли само собой ясно — Ералашкурган, тут главное, чтобы не возражало учреждение, утверждающее его; ладно, а кого изберем главой махалли? Вопрос архиважный! И тут компания, заколебавшись, распадается на две группы. Козыри, джокеры, черви, пики, трефы — все смешивается и запутывается. Игра сама собой прекращается, и начинается то явная, то завуалированная словесная потасовка между знающим жизненные традиции и не умеющим спокойно жить, если не поучает, аксакалом и героем нашего времени бизнесменом. Один козыряет своим опытом руководителя, другой накоплениями, растущими в сейфе. А что мы? Мы — зрители, мы — не сторонники реванша, а наблюдатели. На самом деле нам все равно. Мы — простой народ, что с нас взять?!
Предприниматель, ведущий борьбу против обремененного опытом аксакала, умело использует соответствующие времени передовые формы интриги — оглядывая роскошный топчан, то и дело поглаживает его окрашенные решетки. Деревянный топчан невероятно велик и крепок, весь в резьбе и узорах — старинный, величественный. Его еле перетащили сюда восемь человек. Из приграничного заброшенного дома отдыха. Вернее, перебросили через бетонную ограду. Он стоял поломанный, облупленный в одном из заросших уголков некогда ухоженного парка. О существовании его первый узнал шофер-дальнобойщик. Оказывается, после утомительных поездок в жаркие летние дни он сбегал от своих шумных сорванцов в этот заброшенный санаторный парк и отсыпался на топчане в тени и прохладе. Инициатором же передачи в распоряжение трудового народа этого бесхозного предмета был, разумеется, радетель народа, бывший профсоюзный деятель — аксакал. Остальные заботы, в свою очередь, взял на себя предприниматель. Под его неусыпным контролем старинный топчан был отреставрирован и дважды покрыт краской бирюзового цвета. И вот, поглядите, не нужная никому груда деревяшек стоит преображенная, словно обретший базарный вид буланый скакун, в коего превращается паршивая кляча, побывавшая в руках цыган. По беззастенчивому признанию “главного контролера”, на это дело ушло полкубометра чистого дерева и килограммов шесть финской краски. Смысл этих затрат примерно означал: “Ну, а что ты вложил в это дело, скупой аксакал?”
Как витийствует доцент, на этом топчане любил отдыхать, полулежа, чаевничая, неприхотливый государственный деятель, выходец из крестьян, бившийся при входе и выходе из своего кабинета о старые чарыги, подвешенные над дверью. Какое было блаженство после тягостных забот об укреплении махалли-крестьянской власти, с чайником крепкого зеленого чая на боку, взирать на пурпурные многовековые узоры топчана и предаваться сладостным думам о светлом будущем. А сегодня вот, пожалуйста, на этом топчане сидим мы — представители “того самого народа” и того времени, о котором мечтали наши деды. Меж нами карты, все мысли о том — кого бы облапошить!
Откуда только возникло это пестрое племя?
Года два тому назад наш городской дом попал под снос, и нам выделили здесь земельные участки. Из-за отдаленности от городской черты кто-то переехал сюда, кто-то — нет, кто-то построился, а кто-то только собирается — кому как по карману; а кто не смог ни переехать, ни построиться, тот “подарил”, продал, поменял, что и способствовало, в конечном счете, возникновению такого разношерстного общества и необычного жилого массива. Плодородная земля, воды в достатке. Если бы большой чиновник, одним росчерком пера даровавший таким, как мы, этот благодатный уголок, не боясь растрясти свой жирок, появлялся бы здесь время от времени, то, очевидно, смог бы себе представить, в какое цветущее место превратится этот отдаленный от столичного центра район в ближайшие три-четыре года. И тогда здесь вряд ли можно было бы встретить таких собственников, как мы! С одной стороны массив огорожен стеной некогда прославленного дома отдыха, с другой — смыкается с заросшим санаторным садом. В глубине массива выстроились в ряд новостройки. Прямо-таки крепость! Кто-то, заметив разношерстность жителей будущей махалли, назвал массив Ералашкурганом. А что, разве не так? Здесь поселились многие — начиная от шофера-дальнобойщика и простого пенсионера до бывшего министра и действующего грозного прокурора!

* * *

Если бы на дочь приезжего не напала собака, мы так и сидели бы здесь, пока солнце не перевалит за полдень: суббота, отдых, разговоры, игра!
Когда мы вот так сидим, обычно после полудня в ворота массива въезжает серебристый “Лассети”. Босс! В этот момент все почему-то взбадриваются, кто-то, обеспокоенно оглядывается, кто-то, приложив руку к груди, приветствует его — как-никак, большой человек!
Устроившийся на заднем сиденье босс, в темных очках, устало обернувшись в нашу сторону, как подобает высокому чину, устало машет рукой: все еще сидите, ну что ж, продолжайте сидеть!
Его провожают взглядом — кто с завистью, кто с восторгом. Порой вслед ему немного судачим о нем, но так, беззлобно: мало ли что, вдруг среди нас сидит его доносчик!
Тот, кого мы называем боссом, на самом деле щупленький человек среднего роста. Но человек он влиятельный! Говорят, до недавнего времени был министром. И сейчас он на коне — пост хоть и не так велик, но чрезвычайно прибыльный, ныне он хозяин известной частной корпорации. Когда встречаешься с ним лицом к лицу, он вроде по-доброму глядит на вас, но почему-то не отрывая взгляда, чуть склонив при этом набок голову. В такие минуты не всякий решится спросить его о чем-то. Как будто, если начнет с ним говорить, случится что-то непредвиденное, недоброе. Сам же он лишь здоровается и ничего больше не говорит. Сдержанный, немногословный. А может, признавать никого не хочет? Одним словом, загадочный человек. Начальство!
В обычные дни босс появлялся раз в два дня ближе к вечеру после знойного дня одетый по-молодежному — в бейсболке, шортах — и весь вечер ни шагу не отходил от своей собаки. Иногда, позвякивая цепями, он, подобно аристократу, степенно выгуливал своего барбоса, порой играл с ним как мальчишка, подпрыгивая и бегая, а бывало с сигаретой в зубах, сидя на раскладном стуле, молча, не отрывая взгляда, глядел на своего любимица. Одним словом, собачник!
Видели бы вы, как они гуляют по улицам массива! Впереди, шагах в десяти-пятнадцати, прокладывает путь известный своей учтивостью водитель, который, как бы предупреждая о надвигающейся опасности, разгоняет всех по сторонам. Мимо прижавшихся к забору соседей гордо шествует вслед за хозяином, фыркая и скаля зубы, грозный псина на поводке, прикрепленном к кожаному ошейнику поблескивающей металлической заклепкой.
А ежедневно же в полдень в “крепостных” воротах появляется серебристое “Лассети”, учтивый водитель, сидя за рулем, раскланиваясь со всеми встречными, везет Синдбаду (такова кличка собаки) корм! Именно в этот час занятая едой псина утихает на некоторое время, а жильцы начинают беспокоиться: не случилось ли чего?
После неудачной критической статьи (факты не подтвердились) Э.Сафарова эту тварь величиной со льва прозвали “бобиком” босса.
Сам босс не живет здесь постоянно. Он даже не ночевал здесь ни разу. В доме практически никого не бывает, если не считать появляющихся по воскресеньям по-современному вызывающе одетых шумных девушек и парней с визгом плещущихся в бассейне. Этот дом стоит в самом центре массива. На самом деле это и есть те самые апартаменты богача, который два года назад повесился в тюрьме. И теперь кажется, что этот роскошный особняк куплен не для хозяина, а для этого свирепого псины, будто не он сторож этих апартаментов, а апартаменты — крыша над его головой.
Босс не участвует в досуге махалли не потому, что слишком горд, а потому, что он человек занятой. Он приезжает в свой загородный дом, чтобы пообщаться со своим любимым псом и таким образом расслабиться, отвести душу, вот и все.
Но если говорить, положа руку на сердце, то от босса никому нет вреда. Наоборот! Аксакал то и дело взимает с него на пользу махалли, приводя те или иные аргументы. Босс очень щедр и добр. В массиве наверняка не найдется дома, куда не было бы вложено его маломальского вклада. Кому цементом подсобил из своих запасов, кому досок дал, а кто-то даже положил глаз на сложенные во дворе узорчатые кирпичи, кого-то заинтересовали остатки импортного кафеля в его подвале. Он будто в долгу перед всеми за некую провинность, молча отдает все, что у него попросят. Необыкновенный, безмерно щедрый человек!

* * *

Аксакал, только-только осваивавший ритуалы молитвы, с трудом справился с полуденным намазом и вышел в коридор. К нему подскочила приехавшая помогать на каникулах внучка, протягивая трубку телефона.
— Вас спрашивает дядя доцент.
— Да, учитель, в чем дело? — с некоторым недоумением произнес аксакал. Выслушав, в чем дело, спросил: — Чья эта глупая затея?
— Не поверите — моего милого соседа! — сказал доцент с долей недовольства.
— Нашла коса на камень? Ему-то что? Или у него с торгашом какие-то денежные дела?
— Этого я не знаю, аксакал, но мне точно известно, что он обижен, не получив места доцента. Говорит, что не хватило публикаций, на самом же деле — его песенка спета!
— А что хочет предпринять этот спекулянт, вы не в курсе?
— Совсем недавно, когда я стоял у ворот, он промчался на своем “Дамасе” в город. Боюсь, не случилась ли беда с его магазинами.
— Пять пальцев в рот сует, а ведь подавится!
— Так что, аксакал, действуйте, — воодушевленно произнес информатор. — Берите, как говорится, быка за рога! Знайте, мы — на вашей стороне. Надеюсь, тогда решится наш вопрос с ограждением, что скажете?
— Ладно, поживем — увидим, уважаемый, — заключил аксакал и положил трубку на место. — Кому что. Из-за клочка земли готовы горло друг другу перегрызть. Тоже мне, ученые!
Аксакал вразвалочку вышел во двор и обратился к своей старухе, занимавшейся под навесом консервированием огурцов.
— Что-то твоего младшего не видно? Опять закрылся у себя в комнате и пишет стихи?
И в самом деле, с тех пор как начались каникулы, как ни посмотришь, торчит перед зеркалом, то причесывается, то приглаживает волосы. Утром ему велели убрать металлолом, валявшийся в саду. Все как лежало, так и лежит, ничего не тронуто.
— Он спустился в подвал, говорит, что там прохладно. На головную боль жаловался. Вернулся чуть раньше вас, странный какой-то. Бледный. Не пойму что с ним.
— Позови его! — Увидев на лестнице взъерошенного сына в расстегнутой рубашке, аксакал вскипел: — Чем это вы заняты, поэт?
— Чего вы от меня хотите? — сказал сын, потирая глаза. — Каждый день дразнитесь!
— Что это сегодня по вашим волосам гребенка не прошлась?!
— Вы же сами ругаетесь, за то, что я каждый день причесываюсь!
— Вымахал как каланча, а все бездельничаешь!
— Что вы ко мне пристали? — Парень неожиданно разрыдался. — Поэтом меня обзываете, я что — на ненормального похож?
— Что ж, продолжай валяться неприбранный! Тоже мне джигит! Джигит — он делом себя проявляет, вот тогда он — джигит! Таковы традиции.
(Впоследствии он пожалел о произнесенных невзначай словах в виде отцовского поучения.)
Аксакал пребывал в состоянии растерянности. Надо же, что выдумал этот тихоня очкарик! “Кто решит вопрос с собакой, тому и главенствовать”! Тоже мне, выборщик!
Сказать по правде аксакал изначально не питал симпатии к начальству. Будучи профсоюзным лидером, он всю жизнь защищал простых тружеников и был на ножах с директорами завода. Но, к сожалению, вынужден был всегда уступать, идти на компромисс и примирение. Иначе сами трудящиеся выступили бы против него, не избрав его кандидатуру на предстоящих выборах.
Ну, а сейчас? Сможет ли он, глядя прямо в лицо боссу, сказать ему: “Дело вот в чем, уважаемый, вы должны убрать вашу собаку, таково требование махалли!”.
На самом деле — это удобный случай. Если он не справится с этим делом, то не сыскать ему уважения в Ералашкургане, да и главой махалли никогда не стать!
Аксакал невольно опустился на землю, в чистом одеянии на не метенный с утра двор, куда внуки, играя, натаскали песку и глины.
Истратив все свои сбережения на постройку этого проклятого дома, аксакал в прошлом году попал в критическое положение. Вон того баловня устроили кое-как в институт, а когда дело дошло до выплаты коммерческого взноса за учебу, оказалось что таких денег — нет. А тут еще посредник — неизвестно, помог он на самом деле или нет, затребовал большие деньги. От двух братьев в городе проку мало — находятся в тисках своих жен. И тогда беспомощный аксакал, в надежде на доброго соседа, а вдруг повезет, однажды вечером переступил через порог босса. Хозяин дома, как всегда, играл со своей собакой. Поздоровавшись, справившись о житье-бытье, он начал разговор о “злосчастной оплате”, и тогда босс, неторопливо поднявшись со своего складного стула, полез в задний карман брюк и вытащил пачку зеленых купюр. Когда взволнованный аксакал наотрез отказался взять наличными, тот через неделю принес ему копию договора и почтовую квитанцию: о переводе денег со своего предприятия на счет учебного заведения. На заверения аксакала, что он вернет долг через два-три месяца, босс беспечно махнул рукой: “Э, бросьте вы, мы же соседи!”. А его безвозмездные вклады в дела махалли?!
Да как же после всего этого можно посметь упрекнуть его в чем-то? К тому же предстоящий вопрос с назначением главы махалли тоже не пройдет без его участия! Стоит ему только возразить — и, считай, полный крах!
Старуха чуть не уронила тарелку с абрикосами, увидев аксакала сидящим на земле:
— Ой, что это с вами?
В этот момент в окне раздался звонкий голос внучки:
— Дедуль, дедуль! Вам звонит дяденька корреспондент!

* * *

В Ералашкургане ничем не обязанный боссу был лишь один человек — Э.Сафаров!
Внештатный корреспондент, придя домой, тут же принялся ломать голову над тем, как избавиться от собаки босса. Если подумать, то больше всего от этого волкодава страдает он сам. С боссом он живет через забор. Если не брать в расчет высокую ограду — считай, почти один двор, и кажется, что эта зверюга лает у него во дворе. Раздражительный по природе, он иногда молчит-молчит, да как вскрикнет: “Заткнись, тебе говорят!” Но время появления босса корреспондент знал хорошо, и в эти периоды был нем как рыба. Заставлял себя. Терпел.
Но однажды чаша его терпения переполнилась — он сел и написал смахивающую на фельетон статью “Собака начальника” и отнес в многостраничную газету, с которой сотрудничал. Прочитав ее, знакомый редактор сказал: “Э, если об этом узнает уважаемый акахан, он обидится на нас! Ну зачем сразу писать в газету — а, Сафаров?!” — и вернул статью.
Обиженный внештатный корреспондент на некоторое время даже прервал отношения с испытанной газетой.
“Надо обратиться к боссу с открытым письмом от имени махалли! Иного выхода нет, раз никто не смеет говорить ему прямо в лицо!” — Э.Сафаров, кажется, нашел выход.
Используя весь свой журналистский опыт, корреспондент набросал текст письма. Этот текст, выражающий общественное мнение, содержал чуточку восхваления, немного просьбы и капельку требования. В одном месте был даже втиснут мягкий упрек: “К сожалению, данная собака некоторым образом мешает творческой работе внештатного корреспондента Э.Сафарова”.
Первым это обращение-просьбу-требование подписал сам корреспондент. Затем, не дожидаясь вечерних посиделок в чайхане, стал обзванивать соседей.
Бизнесмен был в городе, жена сообщила. Оказывается, уехал проведать свои магазины. Этот, с загребущими руками, хочет открыть лавку даже рядом с чайханой. Возможно, в этом деле он не прочь заполучить кое-что и от босса. Ведь лавку надо чем-то заполнить, иначе, кто станет ходить в полупустую торговую точку, будь она хоть и под славной вывеской?! А если ему еще помогут отваживать милиционера да налоговика, то ему будет все равно — пусть хоть десять собак рвут глотки. Ему бы только магазины открывать. Голова его только этим и занята.
Дальнобойщик тоже куда-то пропал. Может, поехал за аконитом?
Кандидат наук, выдвинувший условия в чайхане, наотрез отказался подписывать письмо. Видите ли, босс помог ему с установкой телефона — ему ничего не стоит и аннулировать номер! А кандидату без телефона никак нельзя: в городе мать тяжелобольная лежит.
Доцент сказал, как отрезал:
— Прошу вас, корреспондент, не вмешивайте меня в это дело! Терпеть не могу групповщину! Это же, в конце концов, несерьезно!
Э.Сафаров тоже уколол его:
— Говорите уж начистоту, друг мой! Разве не вы хвалились, что ваш директор неразлейвода с боссом?!
Аксакал, выслушав текст письма, на некоторое время предался размышлениям вслух, а затем выразил следующее мнение:
— Не будет ли это неучтивостью, брат? Как-никак, большой человек!
— Если большой человек, то пусть усмирит свою собаку! Неужели такому человеку это не под силу?
— Ладно, ладно, не будем кипятиться, — сказал аксакал, остужая его пыл. — Давайте сделаем так. Сафарбай, а нельзя ли это заявление предъявить без подписи?
Корреспондента обидела не бестолковость, свойственная старикам, — не до этого теперь, его задела форменная некомпетентность будущего главы жилого массива:
— Письмо без подписи считается анонимкой, аксакал!
— Ну и пусть так считается, главное, чтобы дошло до адресата!
— И кто ж его доставит?
— Кто? — Аксакал вновь пустился в рассуждения. — Вручать ему лично в руки, думаю, не совсем удобно, братец. А что если письмецо это тихонечко подбросить ему под ворота, а?
— И кто же подбросит?
Аксакал безмолвствовал.
— Ну, так вы и подбросьте!
— Я?!
— А кто из нас претендует на должность главы — вы или я?!
В трубке на мгновенье воцарилась тишина, затем раздался щелчок — на том конце положили трубку.
Э.Сафаров разорвал письмо на мелкие куски и, выбежав во двор, вдруг заорал что есть мочи:
— Заткнись, тебе говорят! Пение под фонограмму и то так не надоедает!

* * *

На вечернее карточное застолье явились все, кроме Э.Сафарова. У того поднялось давление, и он пребывал дома. Так ему и надо! Пасквилянт, оговорщик!
Мы сидим как дружные соседи, лучшие на свете друзья, как будто между нами ничего не произошло. Все те же разговоры, та же обстановка. Новость состояла лишь в том, как про то узнал дальнобойщик, что в почти разорившемся доме отдыха назначен новый директор. Поговаривают, что из “крутых”.
Однако не успели мы разрезать дыню, принесенную великодушным бизнесменом, как произошло непредвиденное обстоятельство: собака босса, придававшая нашему застолью “привычную обстановку”, вдруг замолкла! Тишина! Странное ощущение — все переглядываются, будто что-то потеряли, навострили уши: уж не произошло ли чего?
Не прошло и пяти минут, как со стороны садовой улицы раздался пронзительный крик девчушки:
— Дедуль! Деду-уль! Вас бабуля зовет. Велела быстро идти домой! Быстро!
— Надо же, внучка моя! — Аксакал, приготовившийся отведать сладкой дыни, тяжело поднялся с места. — Чего кричишь? Тоже мне, “бабуль, дедуль”, будто узбекских слов не знает! В чем там дело?!
В чем дело — выяснилось. Умопомрачительное событие! Младший сын аксакала застрелил босса!
Дыня осталась нетронутой, карты — врассыпную.
Ну и денек выдался сегодня!
Вскоре мимо чайханы промчались две “скорых”. Теперь не было сомнения в том, что произошло ужасное событие.
Всем, кто слышал об этом, хотелось увидеть все собственными глазами, но пойти на место события, переступить через порог вечно закрытых высоких ворот никто не решался. Да как же это так — застрелить такого человека!..
Подробности прояснились ближе к ночи, когда все опять собрались в чайхане, не в силах усидеть дома.
Младший сын аксакала действительно застрелил босса. Нет, он не держал зла на босса, — он пошел с целью умертвить эту проклятую псину. Тихонько подошел к дому, прицелился сквозь высокие узорчатые решетки со стороны улицы в неуемно лающую собаку и, когда спустил курок, со стороны ворот неожиданно, с лоханкой в руках, выскочил босс! Одни говорят, что пуля попала ему в руку, другие (упаси господи) — в рот. Неугомонная, как и муж, жена Э.Сафарова якобы видела сквозь щель в заборе, что кровь шла ртом и носом. Все может быть.
На самом же деле свидетелями таких событий бывают только двое: те, кто это совершил, и Всевышний на небесах. А предположений рождается тысяча.
А ружье, где мальчишка взял ружье? В подвале висело, ржавое, он его нашел, прочистил, смазал и даже пару раз пульнул по воробьям, испытывая. И только после этого… А ружьишко-то это подарили аксакалу коллеги, когда тот ездил в прежние времена в Иркутск по линии профсоюза для обмена опытом. Интересно, как аксакалу удалось провести это огнестрельное оружие через всю страну? Наверное, те, кто подарил, справили ему удостоверение. Подумаешь, обычное охотничье ружье, зачехлил и привез.
А мальчишка, где сейчас мальчишка? Говорят, деру дал. Никто не знает, куда он делся. Преступник, одним словом! И вот теперь наш аксакал на улицу носа не кажет, схватившись за сердце, лекарства глотает. И все повторяет: “Я виноват, это я виноват!” В милицию об этом событии почему-то не сообщили.
А в чем, собственно, причина того, что этот подросток дошел до такой жизни — взялся за ружье и пошел против пса не кого-нибудь, а самого босса? Отомстить хотел. Ведь он по уши влюблен в эту несчастную дочь приезжего! В последнее время только тем и занимался, что писал про нее стихи. Ах, вот оно что! Ну и дела, вот ведь как бывает, когда теряют голову от любви!
На другой день — мы как всегда сидели в чайхане — появились пять живодеров с сетями, с шумом-гамом отловили и поместили в фургон машины виновника всех бед — зубастого бобика босса — и увезли. В этот день детвора массива повеселилась как никогда — они бежали за машиной, гавкая и улюлюкая до самого шоссе.
Через два-три дня по массиву разнесся панический слух: слыхали, босс-то наш взбесился! Заразился от ненаглядного песика своего!
(Нашлись и такие, которые злорадствовали: “Так ему и надо, по заслугам ему!”). Завтра-послезавтра приедут инфекционисты, возьмут у всех кровь на анализ. Следовательно, и дочь приезжего… Ну да, ее псина тяпнула пониже пояса, в видное место, теперь ее в больнице сорок дней будут колоть в живот!
Вообще, во всех этих невзгодах многое было неясно и запутанно. А разве в жизни бывает по-другому?
Босс больше не появлялся. Говорили, что он выставил свой роскошный дом на продажу. Сначала прошел слух, что кто-то его купил. Да неправда. Хозяин слишком дорого запросил. Да ведь он был таким щедрым, великодушным человеком?! На этом доме словно какое-то проклятие лежит.
Исчезновение босса кого-то в массиве огорчило — не удалось выполнить намеченного плана, кого-то обрадовало — можно не платить долг, нет теперь того, кто потребует его обратно.
Наш аксакал по-прежнему отсиживается дома, людей сторонится, все лекарства глотает. На душе у него кошки скребут — не явится ли кто из милиции. Мечты стать главой махалли теперь ему и в голову не приходят. Сын в бегах. Одни говорят, что в Казахстане, другие, что в Россию махнул. Одним словом, полная неизвестность.
Через два месяца среднюю дочь приезжего тихо-мирно выдали замуж за родственника — неказистого паренька из их родного кишлака. Там о шраме никто и знать не будет — сельская местность, в шароварах ходят!
Однажды “крутой” директор дома отдыха пришел с четырьмя рабочими и забрал как историческую достопримечательность наш необычайный топчан — свидетеля всех последних злоключений массива. “Пусть хоть стоимость краски отдаст!” — возмущался торгаш. Э.Сафарова, поехавшего разбираться по справедливости в скандале, вечером привезла домой директорская машина в доску пьяного. С тех пор наш внештатный корреспондент стал тише воды, ниже травы.
Ералашкурган преисполнился тишины и покоя.

Опубликовано в журнале:
«Дружба Народов» 2009, №9

• Назад
• Вперёд