Лидолия Никитина. С высоты минарета... (литературные миниатюры)

ХИВИНСКИЕ АИСТЫ

Со смуглым гидом – уроженцем Хивы, глаза которого хмельны и улыбчивы, – поднималась я на высоченный минарет.
Через несколько минут узкая винтовая лестница внутри него показалась мне бесконечной. С непривычки заныли ноги, перехватило от духоты горло. Услышав за спиною мое тяжелое дыхание, гид подал руку, и в тот же миг ступени, будто по мановению волшебной палочки, перестали быть такими неодолимыми.
Потом мы долго стояли на крохотной смотровой площадке, вознесшей нас над древнейшим городом Востока, и оглядывали окрестности. С высоты минарета были видны остатки крепостных стен, узкие вертлявые улочки, будто бы вросшие в землю низкие глинобитные дома вдоль них. Неподалеку, на куполе мечети, аисты деловито сооружали новое гнездо.
...Прожитые годы чем-то мне напоминают минарет, с высоты которого легко обозревается минувшая жизнь. Есть в ней то, над чем можно посмеяться, посетовать, порадоваться, есть и о чем погрустить. Ну, хотя бы об аистах, которые, испугавшись чего-то, вдруг улетели...

ГОРОД-МИРАЖ

Все чаще...
По голубым ступеням памяти, будто по плитам древнего минарета, под­нимаюсь навстречу слепящему диску солнца.
Кажется, через миг, другой, минуя предутреннюю темень, увижу перед собой лик родного города!
Но как бы близко в снах и грезах Ташкент ни оказывался передо мной, прикосновения моих рук к чинарам, розам, прохладным арычным струям – нео­щутимы...
И все потому, что ты, Ташкент, продолжаешь дышать своими райскими ароматами, течь прохладными струями Анхора и шуметь раскидистыми кронами чинар не рядом, как это было прежде, – лишь в моей благодарной памяти!
И поэтому...
Как бы ни были многочисленны ступени древних минаретов, они всегда обрываются где-то на середине пути.
Но сегодня, одолев все невозможности, многокрасочные крылья воспо­минаний принесли мою душу в прохладный оазис и долго кружили над родным городом.
Миг ли, вечность ли, мы были неразлучны!
Как когда-то...

ПЛАТИНОВЫЙ ДИСК

Ташкент – это Город, в котором даже ночью не остывают от немилосер­дной жары тротуары, а днем диск солнца истаивает от мощных взрывов собственных протуберанцев.
Ташкент – это Город, в котором повзрослело мое детство и поумнела юность, а молодость как-то сама собой перешла в зрелость.
Это тот Город, в котором корень моей жизни, пройдя благодатный живи­тельный слой почвы, вдруг попал в пустоту, начал чахнуть, задыхаться...
(Поразъехались по разным сторонам друзья, умерли родители).
Потом мой стебель у самого основания сломал ветер-афганец.
И будто куст перекати-поля погнал через азиатские пустыни к дальним берегам предков – к волжскому простору! А семь братьев-ветров Симбирска, пролив над моей головой грозовую тучу, окрестили меня в россиянку.

ПОДРОБНОСТИ

Могу, глядя в зеркало, не узнать своего лица и неожиданно обнаружить знакомые черты в иссеченном временем старинном надгробии мемориального кладбища.
Могу привычную сдержанность прогнать гневом и осторожности предпочесть безрассудство.
Могу...
Но отчего мне, такой разной, с годами все больше люди кажутся одинаковыми?
Или же это наше время, закованное в металл и в скорость курьерского ­поезда, стремительностью своего движения смазывает и сбрасывает за линию горизонта лица, силуэты, судьбы?
Где взять силу и решительность для того, чтобы сорвать пломбу с невидимого стоп-крана и сделать непредвиденную остановку?
Вот тогда, наверное, в полузабытой тишине и душевном спокойствии растворится отепляющая сознание одинаковость. А ее место займут различия – множество различий, сущность которых постичь на лету невозможно!

КАРУСЕЛЬ

– Хочу покататься на карусели! – просит родителей девочка.
...Играет музыка, в небо рвутся цветные шары, смеется девушка.
– Остановите карусель! Мне надо сойти! – кричит женщина. Молчит аттракционщик. Прошло столько лет, и он, наверное, забыл, как останавливается его карусель. А может, аттракцион здесь и вовсе не при чем?
Просто это кружится земля...
Идет по шумному парку седая женщина. Играет музыка. В небо рвутся цветные шары. Но женщине нет до них никакого дела. Все это уже было в ее жизни. Все это ушло из нее.
...По яркой песчаной дорожке бежит девочка. В руке у нее счастливый билет. Билет на карусель.

МИМО

Жизнь идет... Не касаясь нас – идет мимо. Мы зрители, привыкшие к яркой мистерии. Зрители без инициативы: не отбивающие ладони в громовых овациях, не срывающие голоса от криков восторга.
Удивляемся сквозь усмешку новому, зеваем, встречая надоевшее, дрем­лем, не желая вникать в необычное.
Жизнь идет, не касаясь нас. И каждый такой день, не отмеченный уси­лиями, поисками своего места в жизни, радостью победы, одержанной над жестокими обстоятельствами, отнимает нас не только у единственных, все еще не найденных и не встреченных, но и обесценивает само наше пребывание на Земле.

СИЮМИНУТНОСТЬ

Сиюминутность изо дня в день наваливается на меня своими перегруз­ками, бросает под ноги суету необязательных дел, засоряет глаза крохами впечатлений.
На всем, к чему бы я не прикоснулась, тотчас свое невидимое клеймо ставит сиюминутность.
...Распашонка сына, ставшего взрослым мужчиной.
Засохшие в вазе цветы.
Прочитанная книга.
Разлюбленный.
Лишь одному небу неведомо, что это такое – СИЮМИНУТНОСТЬ?!

НА СЕРЕДИНЕ МОСТА

Ненастным днем застыла я на середине моста, перекинутого через быструю речку.
Взгляд, отяжелевший от безысходности, упал на воду. Вспененные волны подхватили его и на своих гибких голубых спинах помчали к горизонту. Лишь у его призрачной черты взгляду моему удалось сбросить ранимость и воплотиться в мысль.
Прорвав гряду мрачных туч, мысль слилась с нежностью заходящего солнца и стала светом.
Промчавшись мимо всех невозможностей, этот внезапный свет соединил время моего СЕГОДНЯ со временем моего ЗАВТРА.
Разделяющая их темнота исчезла, перестала меня страшить. Я оторвала руки от непрочных перил моста и смогла вернуться на берег, к людям...

ЛИСТ КАШТАНА

Время мчится по галактике на своих космических скоростях. Я охотно изо дня в день подчиняюсь его диктаторской власти. Но вдруг мой взгляд остановился на едва примятом чьим-то модным каблучком листе каштана. И время тоже неохотно замедлило свой бег...
Я же, как только подняла этот пятипалый лист, тотчас ощутила, как пе­реливается в душу его терпкая тишина. Она, как мне почудилось, вся была насыщена предощущениями начала осени, самого удивительного времени года, в котором даже одиночество перестает быть бременем!
Осознание чужой жизни как своей на какое-то удивительное мгновение распахнуло ширь моей души и ее пронзила, будто молнией, Божественная просветленность. Свист времени превратился в успокаивающий шепот деревьев... и я поверила не только в безболезненное обновление старой листвы новой, но и в свое недалекое...

ЗАЛ ОЖИДАНИЯ

Из-за нелетной погоды в аэропорту откладывались рейсы один за другим...
Зал ОЖИДАНИЯ ночью – в чем-то захватывающее зрелище.
Люди спят в самых нереальных позах, будто сон обрушился на них мгно­венной катастрофой. У пожилой женщины, примостившейся на своих узлах, из кошелки выкатился кочан капусты и в неярком желтом свете зала стал до удивления похож на лицо своей хозяйки.
Молодая мать заснула на подоконнике, крепко прижимая младенца к своему телу. Спокойно его личико, зато сколько тревоги в материнских под­рагивающих веках, в нахмуренной ниточке бровей!
Тучный мужчина пристроился, за неимением другого свободного места, на отключенных электрических весах. Не шелохнутся замершие стрелки ни под его тяжестью, ни под тяжестью этой нескончаемой душной ночи.
Вглядываясь в лица людей, заполнивших ночной аэропорт, понимаешь, что слишком уж во многом наша жизнь точно такой же зал ОЖИДАНИЯ, где вместо движения вперед, к цели – нам предлагается вынужденный, изматыва­ющий душу покой...

ТИШИНА ЛЮБВИ

В день свадьбы после первых возгласов «Горько!» жених подал невесте хрустальный бокал, переполненный пенящимся шампанским.
Забыв о присутствующих, молодые принялись зачарованно следить за веселой суетой хмельных пузырьков воздуха, перепрыгивающих через край бокала. А когда шампанское успокоилось, внезапно ощутили вокруг себя неведомую прежде тишину.
В ней утонули всплески модной музыки, стихли голоса гостей, растворился уличный гомон.
...Все немалые годы, что прошли со дня их студенческой свадьбы, та искрящаяся тишина, дарованная взаимной любовью, с супругами неразлучна.
Она позволяет уже немолодым людям во все возрастающем грохоте жизни слышать и понимать друг друга так же, как и четверть века назад.

ЖЕНЩИНЫ – ПТИЦЫ

Женщины – птицы! Все до единой! Они умирают, как только из их души исчезает ощущение полета, надежда вновь взмыть в высокое небо.
Тогда они перестают беззаботно смеяться, петь песни, смотреть на себя в зеркало – их глаза ко всему на свете становятся равнодушными.
...Ты – последний взмах моих крыльев! Луч света, погасший в ночном кост­ре! Ты – незнакомое небо, незнакомая дорога, а я на ней – птица! И вместо того, чтобы как прежде парить над землей, бреду спотыкаясь...
Женщины – птицы! Все до единой! Пока их окрыляет любовь!

ПЕРСТЕНЬ С АГАТОМ

Посвящается А. Ф. Бауэру

Признаюсь, не ты, а безотчетная тревога, которую вызвал в душе твой старинный перстень с черным агатом, заострил в автобусной толчее мое внимание в первый миг знакомства.
Камень напоминал о враждебном дыхании космоса, средневековых подземельях с их изощренными пытками, о всех минувших ночах человечества, которые, как мне показалось, время сплющило и впечатало в твой перстень с черным агатом. Сейчас, когда узнала тебя лучше, камень перестал меня пугать и будто бы подобрел, потеплел, стал мягче и бархатистей.
...Через сколько объяснимых и необъяснимых преград порой приходится пробиваться людям, чтобы, хотя бы до некоторой степени, приблизиться друг к другу и понять.

«Звезда Востока», № 6, 2016

_______________

Лидолия Никитина. Родилась в 1941 г., окончила филологический факультет ТашГУ (ныне НУУз). Начала публиковаться с 1963 г., автор сборников литературных миниатюр «Два шага, чтобы встретиться», «Осенняя элегия», «Зеленые яблоки», «Время женщины», нескольких сборников рассказов для молодежи XXI в., новелл и стихов.

• Назад
• Вперёд