Рустам Шагаев. Устоз

Его имя вошло в список десяти тысяч лучших живописцев мира ХVIII–ХХI веков. 28 августа 2016 года народному художнику страны, академику АХ Узбекистана Рузы Чарыевичу Чарыеву исполнилось бы 85 лет.

Он жив и всегда со мной! Хотя с того дня, как он покинул нас, прошло уже двенадцать лет, но мне никак не верится, что Чарыева нет.
– И не надо верить! – говорят друзья.
Они правы. Не надо верить!
А мне все кажется, что вот сейчас он вновь постучится в калитку моего дома:
– Открывай, это я – Рузы!
И дом опять наполнится звонким смехом и радостью.
Сейчас сижу и пишу в чарыевском зале. На стенах – картины Рузы. Вся в золоте и багрянце Ферганская долина, вот портрет дочери художника Роксаны, а тут – в казане – готовится плов.
От работ Чарыева исходит чудная аура, потому что он вкладывал в них всю душу. А она у него была невероятно щедрой и широкой.
Вспоминаю его мастерскую, заполненную холстами и акварелями, вновь чувствую тот особый тонкий запах красок.
Я знал его более трети века, только на два года нас разлучила моя служба в армии. Он был удивительным, неординарным человеком. Помню, однажды его назначили председателем жюри конкурса детского рисунка. И когда стали подводить итоги, он стал убеждать, что всем детям надо присудить первое место.
– Они все талантливые! – искренне уверял он. – Как так можно кого-то обделить…
Он был большим и наивным ребенком. Любил жизнь, веселую компанию. Любой человек был ему интересен – будь то ловкач или великая личность.
Однажды он попросил меня снять его для заграничного паспорта. Это была веселая съемка – Рузы любил посмеяться над собой. На память потомкам он сфотографировался с четырех сторон. У меня сохранилась эта фотосессия, вот только куда-то подевался снимок в анфас.
На снимках хорошо видно насколько плоский затылок Рузы. У меня тоже такой – последствие долгого и неподвижного лежания в бешике – детской люльке. Это настоящая экзекуция, пришедшая из средневековья, когда тебе связывают руки и ноги. Хорошо, что это не отразилось на наших с Рузы умственных способностях.
Кстати, вернемся к паспорту. Где-то я читал воспоминания члена Академии художеств, Заслуженного деятеля исскуств Узбекистана Турсунали Кузиева о том, как он улаживал конфликт с начальником паспортного стола. Все страницы своего документа, удостоверяющего личность, Рузы, увлекшись, испещрил рисунками.
…Я познакомился с ним осенью 1970 года, когда только поступил на факультет журналистики ТашГУ. Помню, как первый раз пришел в мастерскую с его земляками – сурхандарьинцами Нодиром Норматовым, Эркином Агзамовым и Усманом Азимовым. Тогда он дал каждому из нас в руки по альбому с репродукциями античных памятников. Мы быстро пролистали их и отложили в сторону.
А он помолчал минуту и сказал:
– Знаете, ребята, а я могу изучать эти книги ночами напролет…
Тогда это откровение поразило меня, я понял, что Рузы – человек со своим неведомым, удивительным миром. Я стал часто бывать у него. Снимал его с разных ракурсов: когда он писал портреты стариков и природу, дары земли и городские пейзажи.
С ним мы побывали в разрушенном землетрясением Газли и в Санкт-Петербурге, где тридцать лет назад он открывал свою персональную выставку. Чарыев был первым узбекским художником, «прорубившим окно» в северную столицу России.
Был с нами тогда и замечательный музыкант, «узбекский Паганини», Шухрат Юлдашев. На своем гиджаке он виртуозно исполнял произведения многих мировых классиков.
Та выставка Рузы стала настоящим триумфом изобразительного искусства Узбекистана!
С этим городом его связывали счастливые воспоминания. Студенческий билет Академии художеств, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, где он учился, позволял бесплатно посещать все музеи города.
И однажды в Эрмитаже он приметил девушку, которая зачарованно смотрела на огромное полотно Матисса. Она целый час наслаждалась изображенным художником хороводом, а Рузы в это время любовался ею. Потом он признавался, что в ту первую встречу сразу понял, что она станет его женой.
Марина Разумовская была студенткой архитектурного факультета той же Академии. Внучка знаменитого живописца сразу увидела в Рузы незаурядную личность, поверила в его талант и посвятила ему свою жизнь. В городе на Неве Чарыев получил блестящее художественное образование.
Но даже в чудные белые ночи он грезил о родном жарком солнце.
Сама земля узбекская звала его на Родину.
С Мариной он едет в места, где прошло его детство. В Сайробе Рузы показывает ей многовековую чинару, в дупле которой размещалась небольшая школа, а в Байсуне они наблюдали, как вышивальщицы в узорах своих тюбетеек любовно изображали краски окружающей природы.
В эти годы Чарыев активно работает, много экспериментирует. Он поддерживает идею замечательного художника Чингиза Ахмарова о том, что узбекские художники должны отойти от традиций европейской школы и вернуться к родным истокам. Благодаря именно Чингиз-аке возродилась восточная миниатюра, замечательная школа Камолиддина Бехзода. В ту эпоху диктата чиновников от искусства это была очень смелая мысль.
Для меня встречи и поездки с Рузы-акой стали хорошей школой. Я был счастлив, что стал его шогиртом – учеником. Люди удивлялись: «Почему ты его называешь «устоз»? Ведь он – художник, а ты – журналист…»
Но я всегда повторял: «Чарыев – мой духовный учитель».
Бывая у него, я исподволь наблюдал, как он строит композицию, как подбирает цвета. Он считал, что самое главное для художника – умение сохранить детскую чистоту восприятия, свежесть взгляда. Это были уроки подлинного мастерства.
В агентстве я придумывал всевозможные рубрики: «В мастерской художника», «Новости культуры», «Из дальних странствий возвратясь» и каждый месяц обязательно публиковал о Рузы то зарисовку, то репортаж.
Думаю, правильно делал, что популяризовал его при жизни!
Ведь когда человек уходит из жизни, то ему уже все равно…
Дай Бог, в августе я обязательно сделаю фотовыставку, посвященную 85-летию устоза.
Рузы Чарыев увековечил меня и моего сынишку.
Он был удивительно добрый и обаятельный, легко находил общий язык с любым человеком. В Милане и Ханое, в Осло и Анкаре. В его мастерской бывали выдающиеся люди современности.
Были здесь итальянский художник Ренато Гуттузо и аварский поэт Расул Гамзатов. Тогда на листочке бумаги Гуттузо набросал профиль Чарыева, который долго хранился в его мастерской.
А к приходу Гамзатова Рузы приготовил огромный холст.
Была задержка вылета самолета на час в Минеральные Воды, и именитого гостя к художнику привез Ало Ходжаев, тогдашний секретарь Ташкентского обкома партии по идеологии.
Художника отговаривали – напишешь в другой раз…
– Другого раза не будет! – Чарыев засучил рукава, отложил в сторону кисти и стал накладывать краски на холст прямо из тюбиков. Он растирал их тыльной стороной руки. На глазах рождался большой – на все полотно – портрет: высокий лоб и белые, как лунь, волосы, орлиный нос и лукаво прищуренные глаза.
Рузы перепачкался, но глаза его сияли от счастья – он уложился в регламент времени. За сорок минут создал шедевр!
Увидев портрет, гость и окружающие были в восторге. И хотя врачи запрещали Расулу Гамзатовичу пить, но он поднял бокал вина за здоровье художника.
Тогда Ало Максумович прекрасно назвал портрет – «Гомер ХХ века». Сейчас этот холст хранится в Государственном музее искусств Узбекистана.
Творить было дано Чарыеву от Бога! Это надо было видеть, когда он работает с горящим взором, одухотворенный, охваченный единым порывом!
Он любил говорить: «Щедрый человек обязательно будет богатым!» И часто дарил свои шедевры, мог отдать нуждающемуся последнее. Ведь он сам прожил непростую жизнь, оставшись в восемь месяцев сиротой.
В большом коридоре дома, где находились мастерские художников, он вывешивал свои холсты.
– Рузы-ака, ведь украдут! – отговаривали его.
– Пускай крадут! – шутил он. – Значит, людям нравятся мои картины!
Каждая написанная им работа была для него как родной ребенок. И самым большим счастьем для него было, когда люди радовались его творчеству. Прошло столько лет с тех пор, как его нет с нами, но все больше убеждаешься, что Чарыев – исключительное явление в изобразительном искусстве Узбекистана.
Его работы украшают крупнейшие музеи мира, многие частные коллекции. Но, по-моему, не менее важно то, что он открыл в нашей стране четырнадцать картинных галерей. В сурхандарьинской глубинке – Пашкурте и на самом южном рубеже нашей Родины – в Термезе, в кашкадарьинском поселке гидроэнергетиков Мираке и в самом сердце Ферганской долины – Куве.
И это доброе начинание поддержали многие его коллеги и ученики.
«Пускай люди познают прекрасное», – эти слова народный художник Узбекистана Рузы Чарыев говорил от самого сердца.
Поэтому он с нами всегда!

«Звезда Востока», № 4, 2016

__________________

Рустам Шагаев. Родился в Ташкенте. Окончил факультет журналистики ТашГУ (ныне НУУз). Работал фотокорреспондентом УзА. Автор многих фотовыставок и публикаций в республиканской периодической печати. Живет в Ташкенте.

• Назад
• Вперёд