Абдулла Арипов (1941-2016)

Абдулла Арипов (1941-2016)

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

— Не обвиняй, — сказали бедняку. —
Бери богатство, что тебе не снилось.
Бедняк ответил: — На моем веку
любых богатств превыше справедливость.

Спросили перед смертью богача:
— Что золоту б вовек не покорилось?
В ответ последний шепот прозвучал:
— Бедняк, который ищет справедливость.


ТОЛПА

Когда повешен был Маграб, скажи, где ты была?
Когда расстрелян был Чулпан, ты сладко ли спала?
Спросила ль ты, куда пропал однажды Кадыри?
Была ль щитом, когда беда пришла в края твои?

Вершил палач неправый суд. Но именем твоим.
Он именем твоим свою историю творил.
Ты что? Ты кто? Откуда сил полны твои кнуты?
И зрелищ смутных колдовство зачем так любишь ты?

С бездонной горечью в душе смотрю, как ты слепа.
Когда ж народом станешь ты, безликая толпа?


КАРАГАЧ

Иду к ручью, устав от неудач.
Иду к тебе, мой старый карагач.

Пусть я пою, пусть бессловесен ты,
мы родственники средь мирской тщеты.

Но люди сень твою благодарят,
меня ж за доброту они корят.

Ответь мне шумом вековых ветвей,
как жить на свете с участью моей?

Давай меняться. Станем над ручьем
ты — человеком, я — карагачом,

чтоб ты, всю жизнь меня благодаря,
однажды на костре спалил меня.


СТАРЫЙ ЧАРЫК

Шипит шашлык. Сиянье плов лучит.
До дастархана щедрого ты дожил.
А помнишь пшенку детства, бедный быт,
чарык свой старый с дыркою в подошве?

Простой обувки кожаная нить.
Лик нищеты, теперь уже далекой.
Он мудрость мира мог в себя вместить
и стал мне лучше тысячи уроков.

Вознесся ты. Тебе хвалу поют.
Ты всюду слышишь в дружбе уверенья.
Но лжив успех. И все его ступени
В любой момент, сломавшись, предадут.

И все тебя покинут в этот миг.
Никто тебя в несчастье не услышит.
Лишь радостно рот до ушей открывший
тебя он встретит, старый твой чарык.


СОВЕРШЕНСТВО

Всем нравиться ты хочешь? Извини.
Такого, друг мой, в жизни не бывает.
Вокруг себя внимательно взгляни —
в любом из нас чего-то не хватает.

И это неизменно в нас вовек.
Но не спеши. Я к истине не вышел.
Вот вроде совершенный человек,
и все же в нем какой-то есть излишек.

За что, мой Боже, я не идеал?
За что, лишен я   этого блаженства?
- Когда бы стал ты, сын мой, совершенством,
то я бы никому не нужен стал.


ДВЕ КРЫСЫ

Чтоб выяснить, кто важный, кто не важный,
из нор две крысы вылезли однажды.

Одна пищит: - Вот здесь земля - моя.
Другая: - Нет, это моя земля.

Слова хвастливы. Но без лишних слов
содрал с них шкуры ловкий крысолов.

Нет мудрой басни в том, что я сказал.
Земля, она для всех один Сезам.

Не разделяйте меж собою землю,
чтоб кто-то ловкий шкур с вас не содрал.


ПЛАНЕТА-МАТЬ

Заснятая со спутника Луны,
Вот мать-Земля, округла и щербата.
Она не больше кувского граната.
На ней хребты и те едва видны.

На ней моря большие - со слезу.
На ней вершины гор - с зернинку хлопка,
И страны - эти сверху, те внизу -
Комками глины прилепились робко.

Не разглядеть, малы или велики
Все эти земли, близки иль далеки?
Но там живут вожди, певцы, пророки,
Младенцы, юноши и старики.

Там раздаётся цоканье коней.
Там над горами слышен клич орлиный,
Там в отблеске пастушеских огней
По вечерам на склонах тени длинны.

А поутру с кувшином на плече
Идёт красавица, мечтая тайно, -
Джигита, отражённого в ручье,
С собою рядом увидать случайно.

Планета, мать моя, моя святыня,
Хоть нет тебе ни края, ни конца,
Твой сын, я на тебя взираю ныне
Впервые в жизни с нежностью отца.

Мала ты иль бескрайна, я не знаю,
Но вижу я, что ты. спешишь вперёд,
К своей груди с тревогой прижимая
Людских детей, как собственных сирот.

Не все тебе приносят счастье дети,
Не все они живут, тебя любя.
Как много крови пролито на свете,
Чтоб поделить иль защитить тебя.

В одном твоём краю - садов цветенье,
В другом твоём краю - огонь и прах.
А ты вершишь обычное круженье,
Ты всё выносишь на своих плечах.

Накалены пески под солнцем юга.
На севере от льдов белым-бело.
Всё рождено тобой: жара и вьюга,
Болота и сады, добро и зло.

Как разные цветы на белом свете,
Неповторим и каждый край земной.
И может быть, прекрасней всех соцветий
Земля моей Отчизны, край родной.

Но верю я, что мир и справедливость
Когда-то в каждом расцветут краю.
И чтоб быстрее это совершилось,
Возьми, моя планета, жизнь мою!

Я жив твоей тревогой, болью, страстью,
И мне не надо в жизни ничего.
Пусть никогда твоё не меркнет счастье,
Неотделимое от моего!


ВЕТЕР МОЕГО КРАЯ

Мчался я дорогой. Пролетали мимо
Лунные долины. Милые края.
Шёлком овевая стан моей любимой,
Проносился ветер. Молодость моя.
Ветер над Гиссаром, надо мной, над ней.
Незабвенный ветер родины моей.

Я брожу как прежде. Встреч ищу на свете.
Мир мне, как Меджнуну - степи Кербалы.
Что мне ветры мира, если сам я - ветер.
Мне чужие ветры вовсе не милы.
Но души бессмертней, но любви верней
Незабвенный ветер родины моей.

Помню я, как ветры плакали и пели.
В них звучала чья-то радость и беда.
Были ветры - птицы, были - как газели.
Все они промчались. Мимо. Навсегда.
Только ты остался. Нет тебя светлей,
Незабвенный ветер родины моей.

Если сердцу больно, значит, где-то горе.
Мчат песок самумы. Города в пыли.
Ураган деревья вырывает с корнем,
И в морях от шторма гибнут корабли.
Только ты не буйствуй, не губи корней,
Незабвенный ветер родины моей.

Пусть сады бушуют над землёю ранней.
Обдувает женщин воздух голубой.
Небо над полями. Небо над горами.
Пой, поэт, про ветер, про мою любовь.
Пусть летит от юга до седых морей
Незабвенный ветер родины моей.

За какою тайной по земле брожу я?
Может быть, найду я. Может, не найду.
Радуясь и мучаясь, плача и бушуя,
Над родной землёю ветром я пройду.
Здесь прохладны реки. Здесь поля светлы
Здесь не позабудут имя Абдуллы.

Лунные долины. Милые края.
Незабвенный ветер. Родина моя.


ПОЖЕЛАНИЕ ОТЦА

Не надо от тебя мне, мой родной,
Богатства дома, роскоши ковровой.
Достаточно мне, сын любимый мой,
Чтоб рядом ты ходил живой-здоровый.

Щитом не будь мне, коль придёт беда.
Достаточно, чтоб ты под нашим кровом
В тот день, когда усну я навсегда,
Стоял бы надо мной живой-здоровый.


* * *

Благословенно прожитое мною,
Всё, что уже не повторится впредь,
Всё то хорошее и всё дурное,
Чем мне гордиться и о чём жалеть.

Всё было: и падения, и взлёты,
Но, размотав клубки своих дорог,
Я видел то, что не увидел кто-то,
И то сказал я, что другой не смог.

Хоть мне неведомо, что предо мною,
Но я благословляю наперёд
Всё то хорошее и то дурное,
Что ждёт меня ещё и что не ждёт.

И пусть за тем ближайшим поворотом
Лучи не мне назначенных дорог.
Что не увижу я, увидит кто-то,
И кто-то скажет то, что я не смог.


* * *

- Проснись скорей, что без толку валяться?
Не надо спать иль спящим притворяться.
Играют блики солнца на стене.
Что ты молчишь, не отвечаешь мне?
И слёзы на ресницах серебрятся.
Ты почему не хочешь просыпаться?
- Я спал, я видел молодость во сне!


* * *

В огне грозы иль под горящим кровом
Я ни сегодня не сгорю, ни впредь,
Я возвращусь к тебе живым-здоровым,
Чтобы от взгляда твоего сгореть.

И в бурю, что ломает пароходы,
Не утону, останусь я в живых.
Я возвращусь, пройду огонь и воды,
Чтоб утонуть в пучине глаз твоих.

ПРИРОДА

Детство милое, детство невинное.
Где теперь вы, забавы мои?
Дом, который лепил я из глины,
одиноко растаял вдали.

Никогда, никогда не вернусь я
тем же мальчиком в маленький двор.
Сердце тянется с нежною грустью
к милым ласкам далеких сестер.

Утекли мои вешние воды.
Лишь одно остается со мной -
будь моею сестрою, природа,
будь моею любимой сестрой.

Если в жизни бывает мне круто,
в сердце боль и не клеится стих,
О природа, в такие минуты
вспоминаю я братьев своих.

В них дышали огонь и свобода.
И когда я тоскую по ним,
будь мне братом любимым, природа,
будь единственным братом моим.

Все пройдет, отпылает, умчится.
Каждой песне положен конец.
Кличут с неба высокие птицы.
О тебе я тоскую, отец.

Понимаю я - это не ново.
Но чем дольше живу, тем сильней
я тоскую по мудрому слову,
я тоскую по ласке твоей.

В час любой и в любую погоду -
Листопад или снег над крыльцом -
будь отцом для меня ты, природа.
Будь любимым и нежным отцом.

Мне сегодня опять одиноко.
Грусть такая - очей не поднять,
За полями в могиле далекой
спит моя незабвенная мать.

Не расстаться мне с ней, не проститься,
Вечно в сердце ее берегу.
Только вот на плечо к ней склониться
никогда я уже не смогу.

Не землей, не звездою холодной.
Не осенней тоскою ветвей.
Будь мне мамой родною, природа,
будь любимою мамой моей.


ОТЕЛЛО

Памяти народного артиста
Аброра Хидоятова

Два имени судьба созвучием свела.
Отелло - божий дар, раб божий - Абдулла.

Погасла навсегда актерская палитра.
На Чигатае тишь. Не свищет соловей.
Над кладбищем луна. Холодный свет на плитах.
Покой ночных могил да шорохи теней.

Мир праху твоему, божественней Отелло.
Не вспыхнет никогда огонь в твоей крови.
Твой голос отзвучал, и ревность отзвенела.
Над кладбищем луна. Минувший свет любви.

Мир праху твоему, отвага и величье.
Иные времена проходят над землей.
Созвучны имена... Да вот сердца различны,
И бездна пролегла между тобой и мной.

Не зазвенит кинжал в ответ на все наветы
ни золотом резьбы, ни сталью голубой.
Отелло мой, увы, живя в безумном веке,
напрасно я зову безумную любовь.

Что песня соловья, коль роз в саду не видно?
Что стоит твой кинжал, коль он не в тех руках?...
Печальнее любви той женщины невинной
горит одна звезда в полночных облаках.

Отелло, нет тебя. Зато остались Яго.
Я слышу, как стучат их подлые сердца.
Дай ненависть твою, прямую смелость взгляда,
Отважные глаза страшны для подлеца.

Но что со мной? К чему? Зачем прошу я снова
о том, что запретил мой справедливый век?
Отточенный клинок нам заменило слово.
И современный мавр - спокойный человек.

Иные времена. От горя и печали
хранит меня судьба в моем родном краю.
Но отчего, скажи, бессонными ночами
в угрюмых облаках я вижу тень твою?

И слышу я слова что с ветром пролетают,
слова, что навсегда останутся во мне:
"Великая любовь и ненависть святая,
не покидайте мир. Останьтесь на земле."


СЛУШАЯ "МУНОДЖОТ"

Скажи, за что ты мучаешь меня,
Струна безмерной вековой печали?
На что надеясь и кого моля,
рубаб рыдает лунными ночами?

Я слушаю его, зажав виски.
От этой песни никуда не деться.
Зачем, зачем так много в ней тоски?
За что она терзает мое сердце?

Мне чьи-то слезы слышатся вдали.
И не пойму я, что же это значит —
то ль горестно рыдает Навои,
то ль весельчак Хайям сегодня плачет.

То ль снова оглашает поднебесье
птиц перелетных вечная тоска ...
Звучит веками сложенная песня.
О как она печальна и горька!

Я не могу. Мне хочется свободы.
Невыносимо слышать этот плач.
И если это песнь твоя, природа,
тогда не колыбель ты, а палач.

... Я знаю, мы обиды позабудем.
Все в жизни перемелется, пройдет.
Но отчего, когда пишу о людях,
мне слышится из ночи "Муноджот"?

И я опять не властен над собою.
Рубаб, рубаб, что делать мне с тобой?
Но если песня - только отзвук боли,
то как же люди выдержали боль?


ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

Ты жалостью своей не унижай поэта.
Он голоден порой. Но дело ведь не в этом.
А дело в том, пойми, что в мире есть любовь.
И лишь она одна ведёт его по свету.

* * *

По свету разошлись мои стихотворенья.
Мне честно их писать моё велело время.
Но как в сердцах людей живётся нынче им,
где рыночный закон стал времени веленьем?

* * *

В единообразии мир был бы пресен.
Различьями, друг мой, сей мир интересен.
На умного создано сто дураков,
чтоб не нарушался закон равновесья.

* * *

Когда-то ты мудрых не слушал советов,
приветы людей оставлял без ответов.
Теперь всей душою приветов ты ждёшь,
но нет ниоткуда ни слова привета.

* * *

Слова их — ложь. Коварство - их прикрытье.
И трус, и клеветник в их подлой свите.
Но если всех их тоже создал Ты,
кого винить мне, о Аллах? Кого винить мне?

* * *

Правдивому будь другом неизменным.
Взлетающему - небом стань нетленным.
Пусть силы зла твоей бояться силы.
Будь для добра защитником бессменным.

* * *

Ты ведал, что немного одарён я.
То там, то здесь встречал в меня влюблённых
Но только увидав Аму-Дарью:
— Да ты ж велик!— воскликнул изумлённо.

* * *

Твои старанья, юноша, пусты,
К чему тебе трагичности черты?
Пускай умеешь, ты, как я, смеяться.
Рыдать, как я, ещё не можешь ты.


УЛЕТАЮЩИЕ ПТИЦЫ

Птиц, перелётных скрылась в небе стая,
Перо в руке. Пустая синева.
Вдаль улетела молодость шальная.
Осталась в жизни горечь—трын-трава,

Но всё же ты не говори жестоко,
что от любви осталась лебеда.
Ведь поцелуи юности далёкой
с губ наших не исчезнут никогда.


ШАМБАЛА

Посвящается исследователю Шамбалы,
выдающемуся ученому Эрнсту Мулдашеву

Под небом Гималаев и Тибета
Живет легенда — Шамбала-страна.
Она полна божественного света,
Горами от людей защищена.

Минувшего лемуры и атланты.
Во льдах пещер хранятся их тела.
А в небесах бессмертны и крылаты
Парят их души, не приемля зла.

Но если грянут беды и пороки,
И станет богом нам златой телец,
То Шамбала опять пошлёт Пророка,
Чтоб нашим душам не пришёл конец.

Кто будет он, посланник небосвода?
Узбек иль нет — того не знаю я.
Но знаю точно — будут все народы
Виновны, коль расколется Земля.

И если гибнуть нам, от бед седея,
Ты, Шамбала, пошли нам свет любви.
Пошли, молю, спасителя на Землю
Иль забери нас в небеса свои.


ПРИТЧА

Была заря Земли. Был Он с прекрасной Девой.
И Он дарил цветы, склоняясь перед ней.
И чистота двух душ ясна была, как небо.
От света их любви стал дикий мир светлей.

Явившись в этот мир, они вспахали землю,
на борозды её роняя пот вдвоём.
И зацвела садов спасительная зелень
во всех краях земных, где мы теперь живём.

Любовь — она не грех. И образ её светел.
Любовь, она всегда — грядущего пролог.
А не было б её, то не было б на свете
ни нас, ни певчих струн, ни даже этих строк.

Когда ж он уходил с рассветом на охоту,
А Дева целый день, грустя, его ждала,
вдруг стал к жилищу их подкрадываться кто-то,
и на лице его лежала злая мгла.

Однажды он пришёл — Шайтан — небес изгнанник,
сказал, в глазах своих играя боль и грусть:
— Возьми дитя моё, прошу о состраданье.
Побереги его, пока я не вернусь.

Не ведал он родства, но отпрыска имел.
Он Деву умолял, чтоб оказала милость.
Хваля Её красу, он так польстить сумел
и так Её воспел, что Дева согласилась.

А к вечеру, когда, охотой утомлённый,
с добычей Он пришёл, желая есть и пить,
то. замерев на миг, увидел шайтанёнка.
—Шайтан здесь был!— вскричал. И Деву стал корить:

—Он за дела свои с небес всевышних свергнут.
Власть над людьми теперь себе решил он взять.
Кому ты помогла? Ты приютила скверну.
Чтоб он остался здесь—такому не бывать.

Умолк Он и связал шайтана молодого
и в бездне волн морских, чтоб сгинула беда,
Он утопил его и долго мыл ладони
и думал, что от зла избавлен навсегда.

Когда ж опять рассвет на землю очи поднял,
отправился он вновь охотиться в лесах.
Но отпылал рассвет. И вот уж солнце полдня
сияет, жизнь даря плодам в земных садах.

И Дева замерла, любуясь этим чудом.
Но в этот миг опять—весь ангел из себя —
Пред Девою Шайтан возник из ниоткуда,
и ореол цветов Шайтана осенял.

Он Ей читал стихи светло и поднебесно,
хваля Её добро, хваля Её красу.
Он так стихи читал, что умолкали песни
всех птиц, что в небесах застыли на весу.

Но вот Шайтан утих. Потом взглянул с мольбою:
- Вот жемчуг. В море он лежал на самом дне.
Прими его, как дар моей любви и боли.
Лишь ты одна в беде помочь сумеешь мне.

Я знаю мглу глубин. Я знаю звёзд движенье.
И я ещё не раз вам в жизни пригожусь.
За сыном пригляди. Поверь, что к завершенью
дела мои близки. Я скоро возвращусь.

И вмиг исчез Шайтан, улыбку не скрывая.
И Дева замерла, как впала в забытьё,
не понимая, что её околдовало
и что смириться с ним заставило её.

А Он, таща телка, с охоты возвратился.
Шайтанчика узрев, Он в ярость впал и гнев.
Охотник в этот раз не к морю обратился,
а заживо спалил исчадье зла в огне.

Спокойно, наконец, спалось Ему и Деве.
Шайтанова дитя на свете больше нет.
И ночь была светла. И звезды плыли в небе.
Но снова, как всегда, их пробудил рассвет.

Вновь из лачуги Он выходит дню навстречу.
Всё в жизни хорошо. И солнце шлёт лучи.
И чистая душа пребудет чистой вечно.
Но кто по крыше там копытцами стучит?

Глядь - шайтанёнок жив. Да что ж это такое?!
И вновь огонь сверкнул в Его мужских очах.
-Ну что ж, - решает Он,- Пойдешь ты на жаркое
И стал сооружать спасительный очаг.

... Всю ночь у очага светились две лучины.
А утром сам Шайтан явился в гости к ним.
— Охотничек, скажи, жаркое не горчило?
Под очагом своим ты чуял серный дым?

Ты полагал, что мне не будет продолженья?
Что буду я всегда меж небом и землёй?
Я завершил свой труд. Прекрасно завершенье.
Теперь, как ни живи, ты - продолжатель мой.

Теперь уже и мне не грех повеселиться.
Смешав добро со злом, не скрою, что я рад.
Отныне навсегда душе твоей, двоиться.
И адовы огни в крови твоей горят.

.... Века идут, века. Смеёмся, плачем, дышим.
Я жить хочу, в себе лишь ангела храня.
Но глянув в зеркало, я вдруг шайтана вижу.
Так кто же я, Аллах? Аллах мой, кто же я?

Переводы с узбекского Наума Гребнева и Александра Файнберга

ЛЮДИ

И сходятся, и расстаются люди,
А встретятся ли вновь, кто даст зарок?
Пусть запоздавший путник гостем будет,
Смеркается уже, а путь далек.

Гость остается: подождет дорога.
Дает хозяин пить ему и есть.
Не всякий раз еды бывает много,
Но каждый раз все то, что в доме есть.

Хозяин гостю изливает душу,
И гостю тоже есть что рассказать.
Не надоест им говорить и слушать,
И замолкать, и начинать опять.

Речь сладкая течет и чай не жидкий,
Но снова ночь, и надо отдохнуть.
А утром сложит гость свои пожитки
И вновь отправится в свой дальний путь.

И друг у друга, чтя обычай свято,
Имен они не спросят, встав чуть свет.
Вновь суждено ль им встретиться когда-то?
Кто знает: может, да, а может, нет.


ОСЕННИЙ ПЕЙЗАЖ

Меня влечет в сады, влечет к природе,
Туда, где от осеннего огня
Уже пылают листья, что походят
На жар, горящий в сердце у меня.

В сады, где паутина, словно тина,
Где меж ветвей блестят ее слои.
А может, это и не паутина,
А мысли бесконечные мои.

Давно уж солнце не сжигает кожу,
А холодно мерцает меж ветвей,
Как будто на любовь оно похоже,
Оставшуюся в юности моей.


* * *

В огне грозы иль под горящим кровом
Я ни сегодня не сгорю, ни впредь,
Я возвращусь к тебе живым-здоровым,
Чтобы от взгляда твоего сгореть.

И в бурю, что ломает пароходы,
Не утону, останусь я в живых.
Я возвращусь, пройду огонь и воды,
Чтоб утонуть в пучине глаз твоих.


* * *

Ты плакала, ты мой ловила взгляд.
Ты так искала этого свиданья,
А я глядел, как небеса горят,
И думал о величье мирозданья.

Сегодня я один в своем дому,
Ты далека, я сам все смял и спутал.
Что мирозданье мне, что я ему?
Пришла бы ты ко мне хоть на минуту.


ОБЛАКО

Чем было это облако сначала?
Прозрачным озерцом в краю у нас.
Вода о дальних странствиях мечтала,
И белым облаком на небе стала,
И в дальний путь отправилось тотчас.

Что надо делать, облако не знало,
Но за пустыни и за перевалы
Оно легко уплыло наугад.
Поплыло вдаль и вскоре заскучало
И думать стало о пути назад.

А ветры облако куда-то гнали,
И облако заплакало в печали,
И с неба наземь пролилось дождем,
И капли влаги землю напитали
И стали ручейком в краю чужом.

Бежит ручей по незнакомым скатам
И в камни тычется подслеповато
В своем далеком горестном пути.
Он бьется в берега, течет куда-то
И все не может родину найти.

Перевод с узбекского Н. Гребнева


МАТЬ

Сорвется в небе ночном звезда –
К кому-то день не придет уже.
И отзовется чужая беда
Легкой печалью у нас в душе.

Порой мне случается в поздний час
О матери моей вспоминать,
И кажется: небо должно упасть,
Когда умирает мать.

Перевод с узбекского В. Муратханова


* * *

Позовет меня дорога –
И уйду, пыля, по ней
Вдаль от нашего порога,
От счастливых наших дней.

Ты, в окно пустого дома
Заглянув, увидишь там:
Кто-то прежде не знакомый
Тихо бродит по коврам.

То присядет, то привстанет,
То на звезды поглядит.
То мечтать о чем-то станет –
Сам с собой заговорит.

Может, ты его окликнешь
Старым именем моим,
А со временем привыкнешь
Разговаривать с чужим.

Утомительно и странно
Наша будет жить любовь,
Как невидимая рана
Нарывая вновь и вновь.

И, на улице встречаясь,
Будем мы обречены
Расставаться не прощаясь
И казниться без вины.


* * *

Не вызывай в душе печаль ушедших дней,
Она меня гнетет, как время листопада.
Я стал чужим тебе. И милости твоей,
И даже новых встреч, молю тебя, не надо.

Я радостью теперь и грустью окрылен, –
Все оттого, что одинок на деле.
И лишь судьба моя идет за мной вдогон,
Держа мою любовь, как птицу, на прицеле.

Зависимость моя от времени светла,
Предчувствие трудов – завидная отрада.
Не разжигай того, что сожжено дотла,
И сердца к прежним дням не возвращай, не надо.

Я от иных стерплю хулу и похвалу.
Но ты, что душу мне наполнила страданьем,
Ты больше не ревнуй меня к добру и злу
И запоздалым обойди вниманьем.

И не смотри, молю, с улыбкой на меня,
Не обещай любви. Что было, не вернется.
Так время, нас порой привычкою дразня,
Над слабостью людской презрительно смеется.


* * *

Ветра осенние завыли в тишине,
Воспоминанья им отозвались.
Приди, моя любимая, ко мне,
Как паутинка осени, спустись.

Пойдем с тобой в прохладу и туман
За призрачным лучом ночной звезды,
Пусть ближний дождь и ветер дальних стран
Сотрут с тропинок наших ног следы.

За нами листья желтые летят,
Пытаются глушить шаги твои,
И нам сады так нежно шелестят,
Как тени, что вздыхают о любви,

Безбрежный мир нам нынче добрый друг,
Печаль и радость с нами заодно,
И осень ровно так горит вокруг,
Как сердце, что навеки влюблено.


ПРОЩАЙ

Прощай – печальный отзвук страсти.
Прощай, газель. Нельзя догнать,
Нельзя вернуть. Не в нашей власти
Жизнь повернуть к согласью, вспять.

Где ты теперь? Какая крыша
Тебе дарит свое тепло?
Твой голос ныне я не слышу.
Мне горько, больно, тяжело,

Что жил всегда легко и просто,
Что многим душу поверял.
Нашел тебя я слишком поздно,
Но слишком рано потерял.

За то, что причинил страданье
Своей любимой и себе,
Дается песня в наказанье
И горя долгий след в судьбе.

Прощай, напевный отзвук страсти,
И ты, газель. Моя вина.
Я над твоей судьбой не властен,
Моя же горечи полна.

Где ты теперь? И с кем? Не знаю.
Кому ты счастье принесла?
Все чаще ныне вспоминаю,
Какой ты ласковой была.

ОСЕНЬ В УЗБЕКИСТАНЕ

Пойдем в поля осенние Отчизны!
Пойдем туда, где чистая заря,
Где тишина, и от избытка жизни
Устало дышит милая земля.

Пойдем со мной туда, где ждет роса
Босые ноги смуглого подростка,
А в полдень свищет белая лоза
И мед стекает в чашечку из воска.

Пойдем туда, где сад и листопад,
И легкий звон, и слабое мерцанье,
И труженицы просветленный взгляд,
И труженика доброе молчанье.

Вот горы те и тот счастливый край,
Который снился Навои седому,
Когда печальный крик вороньих стай
Перелетал от дома к дому.

Их было двое – осень и поэт.
Здесь говорил с ним карагач скрипучий,
А по лицу его клубились тучи
И пробегал прозрений вечный свет.

Смотри, как быстро вертится земля!
Как медленно добро на ней творится…
Пойдем туда, где тихая заря
И солнце в горы хлебные садится.

Перевод с узбекского А. Преловского


ЛАНЬ

Меж синих гор твои владенья,
Ты – красота, ты – загляденье,
Но что лежит на сердце тенью?
Иль ты, как я, влюбилась, лань?

Ты средь утесов диких скачешь,
Зачем всегда украдкой плачешь,
Где ты свои печали прячешь, –
Иль ты, как я влюбилась, лань?

В горах себе не ищешь крова,
Похвального не жаждешь слова,
Скитаешься бесцельно снова, –
Иль ты, как я влюбилась, лань?

Довольно плакать, брось тревогу,
Поставь на камень гордо ногу
И солнце проводи в дорогу!
Иль ты, как я влюбилась, лань?


* * *

В весенний день – осеннее ненастье.
И зябко мне, как будто ночь пришла.
Сирень вот-вот накликает несчастье.
Душа печальна. Дума тяжела.

Настанет ночь. Среди листочков ранних
Лучи далеких звезд бредут ко мне,
И зыбко утомленное сознанье,
Как трепет звезд в холодной вышине.

И гнутся кроны тополей, Как будто
Копье батыра, павшего в бою.
В мельканье теней различаю смутно
Сны девушки одной, А сам не сплю.

Вокруг меня молчание чужое.
И ни одна строка на ум нейдет,
Но изменить не в силах ничего я,
Когда весною осень настает…


ТЫ ПО ВЕСНЕ НЕ ЗАСКУЧАЛА?

В цветущий сад забрел сначала,
Потом в степи искал следы…
Не от твоих ли щечек ало
Повсюду вспыхнули цветы?
Нигде не встретилась мне ты.
Ты по весне не заскучала?

От горьких мыслей отвлекала
Гор отдаленных вышина.
Потом ты снова возникала,
И вновь я видел – Не она…
Мы одиноки – я, весна.
Ты по весне не заскучала?

Победно песнь одна звучала
В шиповнике, а между скал
Летела лань. Вода журчала,
Поток стремительный сверкал,
Но взгляд мой лишь тебя искал.
Ты по весне не заскучала?

Я звал, но ты не отвечала.
Грущу наедине с весной,
Дарю цветы кому попало –
А я их нес тебе одной.
Ну почему ты не со мной!
Ты по весне не заскучала?


РАСКРОЙ ОБЪЯТЬЯ!

Я, запыхавшись, трогаю тюльпаны,
Сияющие первенцы весны.
Три месяца я шел к вам неустанно –
И снова гор подножья зелены.

Моей душе осенний лист дороже,
Чем юные, веселые цветы,
Но бабочка мелькнет – И это все же
Куда прекрасней зимней красоты!

И вздрагивают скалы подо льдами,
И небо в сетке дождика светло.
Гуляет ветер древними садами,
Седая почва пухнет тяжело.

Я всюду пролетал как дуновенье,
Огонь тюльпанов на снегу зажег,
Как нищий, ставший шахом на мгновенье,
Считал, что слишком краток жизни срок.

Открой объятья, милая, тюльпанам.
И не грусти, коль станут увядать,
Коль миг весны не будет нам желанным –
И осень нас не станет уважать.


ЛЕС

Осенний лес, безлюдный, пожелтевший,
Тебя пронзают ветры, холодны.
Но редкие листочки безмятежно
Насвистывают песенку весны.
За ельником поет негромко птица,
А впереди, печально-далека,
Так, что не видно, как вода струится –
Лежит огромной лентою река.

В объятьях леса – волшебство и тайна,
Здесь все воспоминания со мной.
Куда бы я ни бросил взгляд случайно,
Прекрасен ты, осенний лес сплошной.
В твоих объятьях каждый миг – желанный,
Я наслаждаюсь красотой твоей.
Я приколю на локон твой шафранный
Фиалку из родных моих степей.


ОРЕЛ

Орел среди высот не гость –
Хозяин, царственная птица,
Откинет облачных волос
Седую прядь и вдаль стремится.

Летит он к острым граням скал,
Но почему с такою страстью,
Что даже ветер перестал
Дуть над ущельем черной пастью?

Достиг скалы. Сложил крыла
И огляделся, не мигая.
И вновь летит. Манит орла
Вершина горная, другая.

Природа, не пойму досель,
Зачем дала такие крылья
Орлу, забыв назначить цель,
Чтоб увенчать его усилья?


ОТЦЫ, КАЧАЕТСЯ СЕЙ МИР

Отцы нам повторяют – век таков,
Что слишком быстро подрастают дети:
«Цените, молодые, стариков!
Не вечны старики на белом свете!»

Отцы, сей мир качается! Хоть вам
Все видится в ином, спокойном свете.
Внимательнее будьте к сыновьям:
Быть может, на земле не вечны дети.

Перевод с узбекского О. Дмитриева


* * *

Прощай, прощай –
Во мне твое прощание.
Прощай, ведь ты ушла, невинная газель.
Где ты теперь, в каком ты мирозданье,
Чья пред тобою распахнулась дверь?

Тебя я поздно встретил – рано потерял,
Кляни, достоин я твоих проклятий.
В сердцах чужих людей любовь к себе снискал,
Но сам не оценил твоих объятий.

О, как запутан мир души людской,
Как бесконечны драмы и страдания.
На сей раз сам я стал всему виной,
Ужель дана мне песня в наказание?

Прощай, прощай – во мне твое прощание,
Прощай, ведь ты ушла, невинная газель.
Где и в каком ты скрылась мирозданье,
Чьей верной спутницей ты нареклась теперь?

Смогло ли счастье отыскать тебя,
Кто нынче сердцу твоему стал дорог,
По ком тоскуешь в этот день, грустя,
Души моей истерзанной осколок?!


* * *

Осенние ветры повеяли снова,
Тревожа уснувшие грезы мои.
Как нить паутины, скользящей безмолвно,
Приди, дорогая, мой ангел, приди.

Мы будем бродить в предвечернем тумане,
Нам звезды озябшие будут мерцать.
Пусть ветер-бродяга и дождь неустанный
За нами следы наши будут смывать.

Увядшие листья в садах опадают,
Их шелест пускай не студит твою кровь.
Они только тени, а тени не знают,
Сколь велика и бессмертна любовь.

Не сетуя, молча, без слов сожаленья,
На мир беспредельный мы будем смотреть.
А осень, как чье-то сгоревшее сердце,
Вокруг продолжает задумчиво тлеть...


* * *

Прошу, те дни не вороши с тоской,
Угасшим взором не терзай мне душу.
Я для тебя теперь совсем чужой,
Свиданий мне твоих теперь не нужно.

Порой печалясь, радуясь порой,
Я жил своей любовью окрыленный.
Не знаю я, когда, и в миг какой
Ловец исполнил замысел свой черный.

В его руках теперь судьба моя,
А в сердце боль прекрасного страдания.
Те дни не вороши, прошу тебя,
Прошу, не мучь меня воспоминанием.

Пусть трогает печаль моя других,
Лишь ты не огорчайся вместе с ними.
Лишь ты не возноси мой скромный стих,
Лишь ты не защищай поэта имя.

Волнуясь, мне навстречу не спеши,
Лишь ты не будь приветлива со мною.
Увы, все чувства нежные твои
Мне кажутся теперь насмешкой злою...


* * *

В разгар весны осеннее дыханье,
Ночная свежесть сердце холодит.
Зачем напев свирели так печален,
Зачем душа так ноет и болит?

Скользящий луч звезды заледеневшей
Меж листьев сада тянется блестя.
Я не пойму душой оцепеневшей,
Какая память мучает меня?

Как воины в минуту пораженья,
Уныло смотрят кроны тополей.
И девушки усталой сновиденья,
Бессильные, витают средь теней.

Вокруг меня гнетущее молчание,
Не в силах я унять свою тоску.
В разгар весны осеннее дыхание,
Я ничего поделать не могу.


ПОСЛАНИЕ

Я посвящал тебе свои газели
И пел ночами для тебя одной.
Увы, теперь те годы пролетели,
Теперь тобой любуется другой.

Слыхал я, иногда в саду осеннем,
Уединяясь, любишь ты гулять.
И повторяешь грустные газели,
Листая пожелтевшую тетрадь.

И я гляжу порою на дорогу,
Встречая грудью солнечный рассвет,
И память о тебе дает подмогу,
И память о тебе хранит от бед.

Но от разлуки некуда деваться,
Лишь вечное терпенье наш удел.
И продолжает ветхий мир смеяться
Над всеми, кто в огне любви сгорел.

Зачем жалеть, раскаиваться в чем-то,
Коль в жизни сей потерь не миновать.
Нам остается только притерпеться,
Нам остается только забывать.

Пройдут года, и молодость растает,
Угаснут силы, и остынет пыл,
И нам тогда достаточно, вздыхая
Промолвить тихо: «Внучек, я любил...».

Переводы Х. Маматовой

ПРОЩАЙ

Теперь — прощай...
Душа моя душна,
как комната, набитая прощаньем,
как душный дом, откуда ты ушла
с дымком тоски над сникшими плечами.
Где нынче ты? Куда исчез твой след?.
Кто от меня так скрыл его усердно?
Мой час истек, когда с коня я слез,
а ты ушла,
испуганная серна...
Пронзай меня раскаянья ножом,
надеждою, которой не потрафил.
Тебя, увы, так поздно я нашел,
тебя, увы, так рано я утратил.
Кляни мои напрасные слова,
что музыку в чужие звали души,
а ты была, как музыка, сама —
как музыка, а я ее не Слушал.
Как мстит судьба за нашу слепоту,
как явственно зовет ее к ответу:
теперь тебя так ясно вижу — ту, уже на свете нету.
Прости!
Прощай...
Душа моя душна,
как стихший дом, что пуст немилосердно»
как путь пустой, которым ты ушла,
безвинная испуганная серна.
И кто твой след потерянный нашел,
твой дом воздвиг,
судьбою данный зодчий,
где нынче ты — отчаянным ножом
моей души отрезанный кусочек?..


НОЧЬ

Бьет листву осторожная дрожь.
Так заплаканы черные стекла,
точно впрямь этот горестный дождь
чья-то прихоть из ночи исторгла.
Так напуганы толпы теней,
точно вправду
над сбившимся стадом
кто-то высится, ночи темней,
кто-то бродит
за спугнутым садом.
Нет в округе ни света, ни сна.
Все в плену этой тягостной ночи.
И стоят за окном, у окна,
чьи-то черные, зрячие очи.
Так и ловят движенье и жест,
так и ждут —
словно где-нибудь в детстве!
Что за чушь, надо лампу зажечь,
надо встать,
надо в окна вглядеться...
Блещет дождь в неподвижных лучах,
в раме ветка, как палец, застряла.
Не по крыше — по коже стучат
барабанные палочки страха.
Кто ты, черный бродяга ночей,
привидение с черною раной?
За душой — за моей или чьей? —
ты пришел,
что таишься за рамой?
Что за чушь,
что за ночь,
что за дрожь!
Из бессонниц, бессчетных на свете,
лишь в мою почему-то и вхож
этот бредящий призраком ветер!..
Гнется тополя толстый скелет,
и не чудится мне — ни вот столько:
я отчетливый слышу ответ,
пронзающий мокрые стекла:
—    О позволь, о впусти меня в дом,
я ворваться насильно не смею.
Я пронизан холодным дождем,
я безжалостным ветром осмеян.
Я сгораю на белых кострах,
я пирую над брошенным брашном...
О, впусти меня, слышишь!?
Я — страх,
убежавший из сердца бесстрашных...


СЛУШАЯ «МУНОДЖАТ»

Ах, скажи мне, о чем зарыдала
эта музыка в жадной тиши?
Этот плачущий голос рубаба —
что он хочет от бедной души?

Столько стонов столетья скопили,
столько горя под кровом земли —
так па что ему слезы скупые,
безымянные слезы мои?

Так он ждет их, так просит упрямо,
словно где-то меж стонущих струн
неоплаканный призрак Хайяма
коченеет на вечном ветру.

Или все, что душа отстрадала,
все былые невзгоды свои,
всю немую тоску Астрабада
возвещает векам Навои...

Сколько муки!
До крови, до боли
истерзал меня поздний закат.
Ах, оставь свои струны, довольно,
не терзай мою грудь, музыкант!

Если правда, что было так плохо,
как твердит этой музыки плач,
значит, мир нам не люлька, а плаха!
И природа — не мать, а палач...

Как рыдает напев! Как стремится
прозвучать
чей-то горестный век!..
...Если музыка так им томится —
как же прожил его человек?


РОДНОМУ ЯЗЫКУ

Неизменен язык соловьиной любви,
по-над рощей звучащий ночною.
В сотни,
в тысячи слов низведенный людьми —
оп самим остается собою.

И, вот так же своим постоянством горда,
век за веком, в тупом увлеченья,
попугая услужливая гортань
повторяет чужие реченья.

О язык мой родной!
В нераденьи своем
как мы мало тебя постигаем...
Но пока ты со мной —
я пою соловьем.
А уйдешь — закричу попугаем!


ЗОЛОТАЯ РЫБКА

Едва от рожденья — попала она
в тот грязный, заиленный хауз,
и крошки ловила, и илом со дна
играла,
и в нем задыхалась.

И все, что па свете ей видеть пришлось —
лишь хауз, да палые листья
разросшихся талов,
да небо, насквозь
прошитое веткою лысой.

Лишь хауз заброшенный с грязной водой
с листвой полусгнившей
да илом...
И горько, что рыбке моей золотой
вот это —
и кажется миром.


КРЫЛЬЯ

Нам не даны, как птицам, два крыла —
божественная, трепетная двойня.
Лишь воля, чтобы все превозмогла.
Лишь мужество. И этого довольно.

А гордый дух не вложен в птичью плоть.
Им этой главной тайны не раскрыли.
Они, чуть что, летяг в испуге прочь,
раскрыв свои божественные крылья.


ЛЮДИ

«Помедли, путник! Не спеши во тьму.
Войди — кошму
пошире мы расстелим
и все, что есть на сердце и в дому,
как водится, по-братски мы разделим».
Ночь на дворе, дорога далека,
и гость войдет, останется в ауле.
Сидят вдвоем, молчат у очага
и ворошат полууснувший улей.
Гость задремал. Хозяин тихо лег.
Еще заря виска не разбивала —
«Спасибо, брат!»
«Останься!»
«Путь далек
пора идти!»
И все. Как не бывало.
Ни имени, ни долгого следа.
Лишь временем расставленные вехи.
Глядишь, еще и встретятся когда.
А может, и не встретятся вовеки.

Перевод с узбекского Александра Наумова

УЗБЕКИСТАН

1

Мой край родной, я о тебе пою,
Ты для меня — вовеки несравненный!
Поэты славят родину свою,
И голос их звучит во всей вселенной.
Летят их песни в дальние края
На серебристых крыльях неустанно,
А мой прекрасный край — земля моя,
Вся она — быль неспетого дастана!
Но немощно перо мое, друзья, —
Узбекистан мой, Родина моя!

2

По райским не скучаю я садам
И не томлюсь по неземному чуду,
Я выдумкам увлечь себя не дам
И россказни пером плести не буду.
Твоей весны алеющим полям
Была хвала пропета Алимджаном,
О славе твоей цел Гафур Гулям,
И в целом мире ей звучать дастаном!
Славна в веках история твоя,
Узбекистан мой, Родина моя!

3

Бывала правда попрана в былом,
И любо мне не всё твое былое.
Задумаюсь о давнем веке злом —
О нем не отзовусь я с похвалою.
И в прошлом было время тяжких бед:
Гремел тиран, и кровь лилась багрово,
Полмира сотрясала двести лет
Лихая злоба деспота хромого.
Тот век своим — нет, не признаю я,
Узбекистан мой, Родина моя!

4

Рассказ о предках — он совсем не прост,
Но в нем начало отдаю я слову
О том, кто высям неба, тайнам звезд
В таблицах дал научную основу.
Но поднял меч убийца-супостат,
И пал мудрец, но стал светилом вечным.
Друзья, не звезды на небе горят, —
То — слезы Улугбека в свете млечном!
Твоей земли велики сыновья,
Узбекистан мой, Родина моя!

5

Передо мной веков мелькает ряд,
И вижу их я в высях и провалах,
И вихрем поколения летят,
Как будто бег времен и не рождал их,
В Америке еще темны огни,
Колумба еще нежат в колыбели,
Но светоч ясной мысли Беруни
Его ведет по океану к цели.
И в них моя есть доля бытия,
Узбекистан мой, Родина моя!

6

Немало видел мир владык земных,
Им всем в могилу пролегла дорога,
Но меж поэтов, певших звучный стих,
Всесветных повелителей немного!
Могучий лев уже пять сотен лет
Пленяет мир поэзией прекрасной,
И страны, где Тимур не знал побед,
Каламу Алишера все подвластны.
Весь мир пленен напевом соловья,
Узбекистан мой, Родина моя!

7

Но есть над всеми предками глава,
Он всех других и выше и любимей,
В великих предках мощь его жива, —
Родной народ, твое я славлю имя!
Ты, голодая, свой последний хлеб
С любовью отдаешь родному сыну,
Ты славу сыновей, груз их судеб
Несешь в веках, не разгибая спину.
Я — твой, народ мой, ты — моя семья,
Узбекистан мой, Родина моя!

8

Чреда веков шумела над тобой,
Прошли зороастрийство, мусульманство,
И сколько темных сил наперебой
Тебя гнело жестокостью тиранства!
Гнев Чингисхана кровью и огнем
Тебя сметал с земли бесчеловечно,
Но ты помчался сказочным конем
И все преграды одолел навечно.
Тебя, мой конь летящий, славлю я,
Узбекистан мой, Родина моя!

9

Ты всякое видал в своей судьбе —
Мед счастья пил и жгучий яд печали,
Кто только гневом не грозил тебе,
Какие вражьи силы не терзали!
Подмоги просишь — стоны к небу взвей,
А бой жесток, и нет ответа зовам,
От крови твоих павших сыновей
Горели ночи заревом багровым.
Я с ними пал бы, кровь из ран струя,
Узбекистан мой, Родина моя!

10

Но светоч солнца мраку не задуть,
И лунный свет не пересилят тени!
Всех угнетенных вывел в дальний путь
Заступник бедняков — великий Ленин.
И меч ты поднял в свой рассветный срок,
И сам себя узнал в луче багряном.
Набиев кровью алою истек,
Чтобы назвался ты Узбекистаном.
Да славятся цветущие края,
Узбекистан мой, Родина моя!

11

Но в мире не бывает тишины:
И мир и труд врагам земли не милы.
Ворвалась в твой покой под гром войны
Орда фашистов — дикие громилы.
Под Данцигом я, раненый, вставал
На тот рубеж, где пал Сабир Рахимов.
Мой край родной! Отпрянул вражий вал,
В далеких землях от тебя гонимый.
Ты — честь и слава вольного житья,
Узбекистан мой, Родина моя!

12

Однажды перед зимнею порой
Ко мне в окно украдкой кто-то глянул.
Ты это был, о край дехканский мой,
Пустынен, наг и сер во мгле сурьмяной.
«Смотри, — сказал ты, — хмурятся дожди,
А хлопок еще виден на равнине,
Иди сюда, на помощь мне приди,
Убрать бы нам ею до зимней стыни!
Я жду тебя, грусть по тебе тая». —
Узбекистан мой, Родина моя!

13

И ты выходишь в дальний свой простор,
Сияешь солнцем ты над Ферганою,
И на белеющих вершинах гор
Палишь костер пастуший под скалою.
Когда лучи рассветные светлы,
Ты, как Айбек, стихи слагаешь щедро,
И волею Хабиба Абдуллы
В пустынях ты разведываешь недра.
Рудник сокровищ, золото жнивья,
Узбекистан мой, Родина моя!

14

Ты славою, мой край, весь мир пройдешь,
Но где ни ступишь ты землей иною,
Будь сам собою, будь с собою схож —
С любимою навеки стороною!
И, верный сын твой, я всегда с тобой —
Со всей твоею прошлою судьбою,
И счастлив твоей будущей судьбой:
Высоты коммунизма пред тобою!
Свободы, счастья бьющая струя,
Узбекистан мой, Родина моя!

15

Цвети, не зная осени, мой край,
Цвети, будь вечно молодой летами,
Трудись, расти, борись и побеждай
И дружен будь с собратьями-друзьями.
В чреде веков неколебимо стой.
Как браг в семье народов многоликой,
Вовек да будет светел образ твой —
Ты — сын Советской Родины великой.
И песней светлый край мой славлю я,
Узбекистан мой, Родина моя!

* * *

Что ж, прощай...
В сердце горечь утраты,
Ты ушла, моя робкая серна.
Где теперь ты? Пропала куда ты?
Кто хранит, бережет тебя верно?

Поздно найдено — рано потеряно...
Что ж, брани — поделом мне урок.
Всех тому обучавший уверенно,
Сам тебя оценить я не смог.

Нераздельны с людского судьбиною
Потерявшие счет испытания.
Ну а я — с головою повинною, —
Мне и песня дана в наказание!

Что ж, прощай...
В сердце горечь утраты,
Ты ушла, моя робкая серна.
Где теперь ты? Пропала куда ты?
Твое сердце кому нынче верно?

Чье ты счастье? Тебе хорошо ли?
К светлым дням приоткрылась ли дверца?
Или любишь кого-то до боли
Ты,
Моя боль,
Боль верного сердца?

ПЕРВАЯ МОЯ ЛЮБОВЬ

Когда, пройдя весь небосвод, луна за облако зайдет,
И луч Венеры проблеснет, светя с тускнеющих высот,
И душу мне печаль сожмет, и в сердце тишина войдет,
Припоминаешься мне ты, о моя первая любовь,
И о тебе мои мечты, о моя первая любовь.

Минула юность — дни отрад и озорства веселый чад,
Бывал печален я и рад, и прав бывал и виноват,
И ведал с сердцем я разлад, и поступал я невпопад,
По я утратил юный пыл, о моя первая любовь,
И сердцем словно бы застыл, о моя первая любовь.

Кто этот мир понять бы смог? Как тайна, он суров и строг.
Он то просторен и широк, то — словно без дверей чертог!
И всех людей он подстерег, и всех к себе он в плен завлек.
Зачем я этого не знал, о моя первая любовь?
Был беззаботен я и мал, о моя первая любовь!

Кет, радостной мечты порыв во мне еще покуда жив,
Но я не искристо смешлив, не лунной уж красой красив!
Хоть вялой осени разлив во мне еще не так бурлив,
Но все ж, горюя по тебе, о моя первая любовь,
Печаль таю я по тебе, о моя первая любовь.

Путь потерявший человек в любви опору обретет,
В беду попавший человек в любви опору обретет,
Печаль познавший человек в любви опору обретет,
А в ком опору я найду, о моя первая любовь?
Ты вспомнишься — я как в чаду, о моя первая любовь!

О, весь я превратился в слух, — скажи, где отзвук твой затих?
Я ко всему на свете глух, — лишь ты в видениях моих!
Рассветный луч еще не тух, как написал я этот стих, —
Ты — сердца стон и свет в очах, о моя первая любовь,
Ты — мой единственный аллах, о моя первая любовь!

КАНАТОХОДЕЦ

Под небом, прямо возле облаков,
Идет, едва дыша, канатоходец,
Идет как бы по лезвию (каков!) —
Прищурясь, не спеша, канатоходец.

О, не жалейте, зрители, хлопков, —
Смотрите: ловок шаг его упорный.
А мы!.. Иной и зорок и толков,
А не пройдет и по дороге торной!

НАЙ

Он наливался соками земли,
Тугим ветрам раскрыв объятья смело,
Но как-то раз чужие подошли,
Вонзили нож в трепещущее тело.

В живое око врезав щель глазка,
Ему долбили мякоть-сердцевину,
И в срезанное горло тростника
Губами дули — дай, мол, песню выну!

Такой беды не знал он и в мороз,
Когда его полосовала стужа,
И боли он не вытерпел, не снес,
И застонал, горюя и недужа.

А люди шли на стоны тростника
И радовались горестному ладу:
От их же зла рыдавшая тоска
Была им в утешенье и в усладу.

Перевод с узбекского Сергея Иванова

ГОРА АРОФАТ

У подножья священной горы Арофат,
Где сходились земные и звездные дали,
В одеяниях белых свершая обряд,
Книгу жизни несметные толпы листали.

Судный День - что такое? Меня ты спросил.
Я увидел его на пути к Арофату,
И слезою горячей песок оросил,
Сердцем чувствуя истины свет незакатный.

Отрешившись от всякой мирской суеты,
Перед Богом паломники все представали,
И шептали молитвы здесь до темноты,
Очищались и души свои исцеляли.

Шли калеки, и старцы ступали едва,
Вездесущего славя, моля о спасенье.
Дней и прожитых лет осыпалась листва,
Жизнь моя - ты в одно уместилась мгновенье.

И тогда же грядущего Судного Дня
Мне по воле Аллаха картина явилась:
Словно море кипело живого огня ...
Я прошел испытанье - и в том - Его Милость!


* * *

В разгар весны осеннее дыханье,
Ночная свежесть сердце холодит.
Зачем напев свирели так печален,
Зачем душа так ноет и болит?

Скользящий луч звезды заледеневшей
Меж листьев сада тянется, блестя.
Я не пойму душой оцепеневшей,
Какая память мучает меня.

Как воины в минуту пораженья,
Понуро смотрят кроны тополей.
И девушки усталой сновиденья
Бессильные витают средь теней.

Вокруг меня гнетущее молчанье,
Не в силах я унять свою тоску.
В разгар весны осеннее дыханье,
И ничего поделать не могу.


* * *

Осенние ветры повеяли снова,
Тревожа уснувшие грезы мои.
Как нить паутинки, скользящей безмолвно,
Приди, дорогая, мой ангел, приди.

Мы будем бродить в предвечернем тумане,
Нам звезды озябшие будут мерцать.
Пусть ветер-бродяга и дождь неустанный
За нами следы наши будет смывать.

Не сетуя, молча, без слов сожаленья
На мир беспредельный мы станем смотреть ...
А осень, как будто любви отраженье,
Вокруг продолжает печально гореть.


ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ

Откуда ты знаешь -
Путь звездный, Путь Млечный,
Быть может, мне скажет
О тайне извечной.

Откуда ты знаешь,
Быть может, глаза мне
Без голоса песню
Поют, как сказанья.

Откуда ты знаешь,
Весь мир без границы
Лишь с сердца комочком,
Быть может, сравнится.

Откуда ты знаешь,
Быть может, - кто знает, -
Вдруг кто-то и где-то
Меня вспоминает.


ЛАСТОЧКА

Носит ласточка воду в горящий дом,
Воробей же с соломой спешит к нему.
Может быть, он с пожарами незнаком.
Может, строго судить его ни к чему.

Но на мир обрати внимательный взгляд:
Сколько боли и слез он в себя вместил!
В этом мире все чаще дома горят –
Только ласточки в силах его спасти.


* * *

Полмира сын дорогами прошел
И пред отцом стоит он, как проситель:
- Скажите, почему я друга не нашел?
Смолчал родитель…
Вновь сын в края далекие ушел,
И вновь вернулся в отчую обитель:
- Скажите, почему я верной не нашел?
И снова нем родитель…
- Но почему молчите вы в ответ?! -
Изрек души скитальческой носитель…
- К чему искать, чего в помине нет? -
Вздохнул родитель.

• Назад
• Вперёд