Маматкул Хазраткулов. Гроза (рассказ)

Маматкул Хазраткулов

ГРОЗА

Шел проливной дождь, и на улицах райцентра было совсем пустынно. Проезжавшие время от времени машины веером разбрызгивали в стороны дождевые потоки, текущие по мостовой.
Искандар вышел с заседания бюро как неживой. Никогда прежде он не испытывал подобного состояния: его знобило, во всем теле чувствовалась такая тяжесть, будто на него взвалили носилки с землей, будто не осталось сил передвигать ноги в хромовых сапогах.
Он кое-как спустился по мраморным ступенькам и пока дошел до машины, стоявшей у обочины, промок до нитки Но он не заметил это-го, в голове вертелись разные мысли: Отчего так получилось? За что секретарь устроил мне такой разнос? Да еще на бюро, при всем чест-ном народе? Почему?
Он машинально открыл дверцу и плюхнулся на заднее сидение «Волги». Впервые видевший раиса в таком состоянии. Борибай оторопел.
— Куда теперь?
— В могилу!
Борибай обернулся и взглянул на раиса
— Чего глаза таращишь? Поезжай!
— К Назакатхон?
— Заткнись! — прикрикнул раис. Догадливый какой! Домой по-езжай...
Лучи от фар пронзали темноту, словно кинжалы. Раис молчал, только время от времени тяжело вздыхал. Он никак не мог отогнать от себя навязчивые, точно мухи, мысли, все доканывался по-своему до причин столь резкой критики на его счет, но так и не мог найти сколь-ко-нибудь толкового обоснования.
«Нет, неспроста устроил разнос секретарь. Под этим что-то кроется. Определенно это чьи то козни, кто-то, видать, наговорил ему вся кого вранья. Ну, запоздали с севом хлопчатника, но разве это моя вина? И ведь не нарочно отложил сев! Мне тоже хотелось посеять вовремя. А гут небеса как будто прохудились, дождь лупит не пере ставая, что же мы могли поделать то?! В таких вопросах Кадыр Сабирович был молодцом. Понимал. Да, он был другим человеком.
А что эти понимают? Разве они сами занимаются земледелием? Да будь ты хоть академиком, но если не знаешь земледелия, трудно тогда. Ну, посеяли на несколько дней позже, но ведь от этого небо не упадет на землю! Все равно посеем, куда же мы денемся. Раньше, позже, какая разница. Лишь бы удачно. Недаром говорят: цыплят но осени считают. Видали мы много таких, которым лишь бы отрапортовать поскорее. А потом пересевают по несколько раз. Сколько на это требуется лишних семян, иным своих не хватало, так они у соседей в долг брали. Не говоря уже о дополнительном труде, лишних хлопотах... А когда приходит пора цыплят-то считать, сникнут, словно дынные плети, у которых черви корни погрызли, и пикнуть не смеют...» Раис закурил сигарету. Немного успокоился.
— Послушай, Борибай,— он навалился грудью на спинку перед-него сидения, мы уже много лет работаем вместе. У меня нет от тебя никаких тайн. Вот скажи, если бы я вдруг ни за что ни про что осрамил тебя перед всеми, что б ты тогда сделал?
Борибай теперь понял состояние раиса. «Да, значит, всыпали на бюро. Стало быть, нашлись и посильнее тебя. А ты ведь всем твердил, будто не родился еще такой человек, который бы смог одолеть тебя. По пустякам обижал людей. Значит, все-таки нашелся и такой, кто обломал тебе рога?! Если бы был вот у этой машины язык, пусть бы она рассказала, сколько раз ты бранил меня. Деликатность именуют трусостью...» Но Борибай и на этот раз не смог переступить границу деликатности. Он не высказал того, что накопилось у него в душе. «Ему и так досталось, а лежачего не бьют, как водится, не мужское это дело».
— Не знаю, раис-бува. только и ответил он.
Раис снова вскипел:
— Эй. что ты за человек? На все у тебя один ответ: «Не знаю». А что ты вообще-то знаешь?! Сказал бы хоть что-нибудь, в конце-то концов.
Борибая не разозлили эти слова раиса, напротив, захотелось рас-смеяться. Но он не засмеялся. «Видать, здорово ему досталось». Он задумался Взор его был прикован к освещаемой желтоватым светом фар ухабистой дороге. Дождь лил как из ведра, колеса машины то и дело попадали в рытвины.
— Сказать правду, а, ране бува?—после долгой паузы произнес Борибай.
— Ну? Говори...
— Если бы кто обругал меня ни за что ни про что, вогнал бы в краску, я больше никогда не взглянул бы в лицо этому человеку.
Раис выбросил окурок сигареты в окно и откинулся на спинку сидения. «Вот ловкач. Похоже, он смекнул, в чем дело».
— Однако в делах житейских нелегко мыслить по твоему. Бывают такие моменты, что хоть ты и знаешь что ни в чем не повинен, а не можешь и слова сказать человеку, который критикует тебя, не можешь доказать свою правоту. Нервничаешь, злишься в душе, а взглянуть ему в глаза, возразить не можешь. Понимаешь, ука?
— А почему так, раис-бува? — задал ему наводящий вопрос Борибай.
— Кто знает. Может, люди за себя боятся...
— Ну уж нет! Люди не за себя боятся, а за свои чины да кресла. Правда, не все такие. Вот, к примеру, я. Кого мне бояться или что мож-но отнять у меня? Ну, заберут у меня эту машину, дадут другую, а не дадут, остается еще кетмень. А уж кетмень отнять у меня никто не сможет.
Раис выслушал слова шофера серьезно:
— Только с кетменем сегодня далеко не уедешь.
Борибай рассмеялся:
— Эх, раис-бува, а куда нам ехать? Что бы мы ни делали, как бы ни жили, все одно, кетменем все и кончится... Без него никак не обойтись.
Раис почувствовал раздражение. Он давно знал Борибая, однако даже не подозревал о таком его красноречии. В сущности, он ведь ни-когда, ни разу за все эти годы и не поговорил с шофером искренно, что называется, по душам. Искандар сейчас впервые ощутил это и пожалел, что вообще затеял разговор.
— Ну, ты силен. проговорил он с едкой издевкой.— Такие вещи знал, оказывается, а от меня скрывал.
Борибай понял издевку раиса.
— Как говорят: правдивое слово и родному не понравится, шофер оглянулся на раиса.
— Что-то язык у тебя длинным становится, а, Борибай?! Не знал я...
Слова эти разозлили Борибая. Он еще крепче сжал руль суховатыми, мускулистыми руками, ерзнул на сидении.
— Вам легко: если слова мои вам по душе, то будь они хоть враньем, вы похвалите, а не понравятся, бранитесь, ругаете... А такие, как я...
— Хватит! Сыт я по горло такими, как ты, неблагодарный! Я дове-рил тебе руль такой отличной машины. Не достоин ты ее!
— Да что вы меня пугаете! Довольно уже. Когда бы у вас настроение не испортилось, гнев свой на мне срываете. Что я вам игрушка, что ли? Наверное, решили: подумаешь, арбакеш какой-то, хочу — браню, а что он может поделать!— он распалялся все больше. Хотел сдержаться, но какое-то внутреннее негодование, камнем давившее сердце, рвалось наружу.— Нет, это не так! Раз пришло время, то скажу: хватит вам надо мной измываться. Довольно! Не могу больше терпеть. У меня нет ни богатств, запрятанных в мешке, ни детей, которые остались бы сиротами. А посему я никого и ничего не боюсь.
Раис уставился в затылок Борибая так. словно хотел проглотить его. «Что, этот замухрышка хочет напугать меня, или все это просто словеса? Может, до него дошли райкомовские слухи?! Ну и ну! Вот этот пацан, который еще сопли как следует не научился вытирать, перечит мне! Да за кого он меня принимает? Мне даже в райкоме не перечили! Ну, высказался секретарь. Не беда, он человек новый, меня хорошенько не знает. Постепенно узнает. Если еще раз будет так важничать, я-то уж знаю, как ему ответить. Приручу, словно бедану, он и сам не заметит. Со скольких атаманов, пытавшихся схватиться со мной, я посбивал спесь».
— Ты эти свои высокопарные разговоры брось, мальчик. Ты, слу-чаем, не слыхал о том, как воробей, вознамерившийся стать ровней аисту, был разорван на куски?!
Борибай не смог сдержаться:
— А я к вам в ровни и не набиваюсь. Вы ведь раис, а я про стой шофер. Я это знаю. Только я вам не слуга. Вы это тоже знайте!
— Заткнись! — крикнул Искандар. Кто позволил тебе прорекаться со мной?! Язык твой...
Борибай не дослушал слова раиса до конца. Он резко тормознул, выключил мотор, выдернул ключ и швырнул его раису:
— Возьмите свой подарок! - Его черные круглые глаза расшири-лись, бледные щеки побледнели еще больше. Что... я для в вас по смеши-ще?.. Командовать... будете другими... А меня... увольте.
Борибай выскочил из машины и с силой захлопнул дверцу. Не обращая внимания на проливной дождь и непрерывные раскаты грома, он быстро Пошел прочь. В свете невыключенных фар раис отчетливо видел, как он пару раз чуть не упал, попадая ногой в колдобины, а затем исчез в темноте...
Раис растерялся. Ему и во сне не снилось, что Борибай может вы-кинуть такое. Ведь сколько раз прежде случались такие перебранки. Самое большее Борибай злился, обижался, но пожимал плечами и про-должал работать. «Почему же он сегодня гак сделал? Откуда появилась в нем эта смелость? Или кто подучил?.. Стало быть, все таил в душе, удобный момент поджидал. Да, сопляк, самое подходящее время выбрал».
Чтобы успокоиться, раис снова закурил сигарету. А дождь лил все сильнее. Он внимательно посмотрел по сторонам Темень! Вдруг ярко сверкнула молния. Раис невольно взглянул в сторону Соколиного утеса, возвышающегося над Дурным оврагом. И ему почудилось, будто громадный утес рухнул от мощного раската грома. «Проклятье! Вез-вез, чтобы здесь бросить?!» Раис заскрежетал зубами от злости. Если бы сейчас его шофер оказался перед ним он бы волком растер зал его. «О боже, ну кто тебя заставлял лезть на рожон? Не лучше ли было бы поддержать меня, дурак? И тогда все бы у тебя было в порядке. А с такой позицией всего можешь лишиться Да после такого фокуса, который ты выкинул, каждый дал бы тебе коленом под зад и велел бы сматывать удочки... И совести твоей, и чести грош цена... Ты ведь еще младенец с нераскрывшимися глазами! Как будто по небу ходишь. Ну, погоди, я сам спущу тебя на землю. Вот тогда-то раскроются твои слепые глаза...»
Дождь все усиливался, мутные потоки заливали дорогу, доверху наполнили арыки. Раис то и дело поглядывал в сторону Соколиного утеса. Из Дурного оврага слышалось какое-то завывание. Раиса стало знобить, по телу забегали мурашки. От страха ли, от холода ли он и сам не знал. Его взбесило то, что в этот темный дождливый вечер он оказался бессильным против какого-то сопляка. Страшно захотелось кинуться вслед за Борибаем, догнать его, избить как следует. «Пока не проучу его... Стой, Искандар! Что ты несешь? Кого это ты побьешь? Ты собираешься драться с пацаном, который тебе в сыновья годится? Нет. Этот наглец ни перед чем не остановится. Он ведь и сдачи может дать... Как же ты тогда выглядеть будешь? Прослышит кто, и поползут сплетни. Ему-то все равно. Даже напротив, еще хвастать станет. Дескать, он раиса побил».
Вот о чем думал раис. У него не хватало сил сдвинуться с места, открыть дверцу машины, а точнее, он не мог на это решиться. Он сидел, съежившись, с наброшенным на плечи плащом и уныло глядел на дорогу, освещенную все более тускнеющим светом фар. Над Соколиным утесом снова грохнул мощный раскат грома. Ему показалось, будто от неба откололся кусок и рухнул наземь.
Гром, молния, проливной дождь ширили тревогу в душе раиса, и он еще больше съежился...
Фары совсем погасли. Дождь глухо барабанил по крыше машины, в двух шагах не видно было ни зги...

Перевод А. Атакузиева

• Назад
• Вперёд