Аман Мухтаров. Дочери Ахмада-ака (рассказ)

Такое у нас случается нередко. Поэтому кто-то может сказать: слыхал я уже про это. Не стоит, право, обращать на таких внимание.
Короче, был когда-то Ахмад-ака молодым парнем. И, конечно, тогда он был не Ахмадом-ака, а просто Ахмадом; вернее, Ахмадом-палваном.
И если кто-нибудь устраивал той, первым всегда приглашали Ахмада-палвана. Ибо для того, чтобы доставить, к примеру, тяжелен-ный чугунный казан, пусть даже из ближайшей чайханы, нужен был сильный человек. Да разве дело только в казане... Сами знаете, той — событие хлопотное. Да и что греха таить, и в наше благополучное время встречается немало таких, у которых нет ни сил, ни сноровки даже дров наколоть. Стало быть, кто нужен всем в таких случаях? Ахмад-палван! К тому же он никогда не отказывал, благодарностей за услуги не требовал, словом, он был человек открытой души, честным, отзывчивым. Вот один лишь пример: как-то на одном тое щупленький жених никак не мог снять с арбы свою толстуху-невесту. Поглядел- поглядел Ахмад-палван на мучения жениха, не выдержал, подошел к арбе, поднял невесту, словно пушинку, на вытянутые руки и внес в дом под веселый смех присутствующих. И ни один человек не посмел бы заподозрить в этом его поступке что-либо дурное...
Одним словом, был Ахмад-палван, что называется, славным малым. Делать добро было у него в крови. Он был из тех, кто никогда не прой-дет мимо булыжника, валяющегося на дороге, или машины, завязшей в грязи; непременно поднимет булыжник и отнесет его на обочину, чтобы не мешал людям, подтолкнет богатырским плечом машину и, пожалуйста, езжайте дальше.
Но самое главное, была у Ахмада-палвана одна страсть: редко какое состязание по борьбе кураш, устраиваемое по праздникам, проходило без его участия. Боролся он азартно, самозабвенно. И никому не удавалось положить его на лопатки. Но держался он при этом скромно, победами своими не бахвалился.
Только ради бога не поймите из всего этого, будто он слонялся все время по улицам, как какой-нибудь бездельник. Ахмад-палван еще подростком пошел работать на хлопкоочистительный завод. Он и сейчас там трудится...
Однако мы несколько отвлеклись...
Итак, в те времена, когда Ахмад-ака был молодым, он обратил внимание, что мимо его дома два раза в день, утром и вечером, стала ходить одна смуглая изящная девушка. Что он в ней нашел, одному ему известно, только стал он на нее посматривать тайком. Девушка оказалась скромной, застенчивой, не увидишь даже, чтобы останови-лась на улице поболтать и посмеяться с подружкой. Ахмад-палван узнал, что девушку звали Зухрой и что она работает на ткацкой фабрике...
И вот однажды вечером он неожиданно появился у нее на пути.
— Извините, я хотел бы сказать вам пару слов,— пробасил он.— Если начать издалека, я давно вас приметил. А если, как говорится, взять быка за рога, выходите за меня замуж...
— За в-вас...— густо покраснев, еле слышно прошептала Зухра. Потом дрожащим голосом добавила:— Так я... я ведь некрасивая...
— Раз вы мне приглянулись, стало быть, красивая!— веско произ-нес Ахмад-палван.— Да и потом, красоту ведь на хлеб не намажешь! Красота нужна на тое, а ум — каждый день. А ума-то вам не занимать, я вижу... по вашим глазам вижу...
А глаза у Зухры были и впрямь прекрасные: огромные и ясные.
— Ну, что делать будем?— спросил Ахмад-палван.
— Родители...— пролепетала одно лишь слово Зухра и бросилась бежать.
На следующий день Ахмад-палван послал сватов. Получив согла-сие, он, не откладывая дела в долгий ящик, как некоторые, тут же сыграл свадьбу.
И зажили они счастливо. И что бы им стоило быть счастливыми всю жизнь, но...
Язык не поворачивается сказать, что в жизни семьи случилось «несчастье», однако давайте обо всем по-порядку.
За пять лет после свадьбы Зухра родила Ахмаду-палвану трех дочерей.
С самого начала так жаждавший сына Ахмад-палван почувствовал, что терпеть такое он больше не в силах. Еще сразу после свадьбы перешедший с женой на «ты», он рассудил так:
— Послушай, жена, в каждом деле должна быть мера... Кончай рожать дочерей. На один дом и трех достаточно с лихвой. И если так и дальше будешь продолжать — мы с тобой рассоримся...
Но, несмотря на такое серьезное «предостережение» Ахмада- палвана, в последующие пять лет Зухра родила ему еще трех дочерей.
Можно себе представить, что испытывал при этом Ахмад-палван. Каждый раз, когда приближались роды, он становился перед женой на колени и молил ее:
— Женушка, родная, если на этот раз будет сын, я для тебя ничего на свете не пожалею! Ну, постарайся, пожалуйста!..
А Зухра, бу го чувствуя себя в чем-то виноватой перед мужем, только тихо вздыхала.
— Хорошо... я... я постараюсь...— смиренно шептала она. Но затем снова рожала дочь.
Во всей округе не осталось врачей, которым бы Ахмад-палван не показывал жену. Но те, видимо, не совсем понимая его состояние, только улыбались и говорили ему, дескать, жена ваша совершенно здорова, и все будет хорошо. А долгожданного сына все не было и не было.
После рождения шестой дочери, чаша терпения Ахмада-палвана переполнилась.
Были у него друзья-приятели, и уж кто-кто, а они-то отлично понимали, как необходим был ему хотя бы один славный сынок для продолжения его рода, чтобы в будущем он пошел по стопам своего отца, продолжил его дела. Но чем они могли помочь ему? Когда они собирались вместе, разговор частенько упирался в эту бальную для Ахмада- палвана тему...
— Да не изводись ты так,— как-то раз сказал шутливо его зака-дычный друг и сосед Фазыл.— Честно говоря, что может быть на свете лучше дочери? Помощница в доме. Как говорится, украшение жизни... Я, конечно, желаю тебе жить вечно, но, к примеру, если однажды случится тебе помереть, то дочери твои в грязь лицом не ударят; так заголосят «папочка родный», что вся Бухара услышит и содрогнется...
А другой приятель. Халил, сказал ему без обиняков:
— Слыхал я, что в старые времена муж нередко выгонял из дома жену, когда та рожала ему одних дочерей... Разумеется, ныне не те времена, значит, надо пошевелить мозгами, поискать какой-нибудь выход...
Сказать по правде, он и сам об этом подумывал. После того, как чаша терпения его переполнилась, он даже решил развестись с женой и поискать счастья на стороне. Но всякий раз гнал от себя он эту пре-дательскую мысль. Хотя он сильно переживал каждое рождение де-вочки, беспредельно огорчался, дочурок своих все-таки очень любил. Придет бывало с работы усталый, а они с веселым гомоном облепят его со всех сторон, станут карабкаться ему на плечи, словно мураши, и всю его усталось как рукой снимает. Дочурки были у него одна сим-патичнее другой, каждая ему казалась нежным цветком. И при одной лишь мысли, что их можно было бы растоптать, бросить, у него щемило сердце, на глаза наворачивались слезы.
Да и жену свою Ахмад-палван продолжал любить, несмотря на то, что она норой так огорчала его, и прекрасно знал, что и жена его любит.
Все бы хорошо, только Ахмаду-палвану ну просто позарез нужен был хотя бы один сын! И эта глубокая тоска но сыну отравляла ему жизнь.
Но ему оставалось лишь молить жену и продолжать надеяться. Иного выхода у него не было.
А Зухра, тем временем, продолжала рожать девочек.
Когда через четыре года родилась восьмая, последняя, всем своим существом понимая, что жена в этом нисколечко не виновата, Ахмад- палван все же сказал ей в сердцах:
— Эх, жена, видать, ты только для того и создана, чтобы плодить дочерей... Ты жизнь мне сгубила!
И потом целый день, потемневший от горечи, пролежал он ничком на постели.
А Зухра, так и не сумев сделать в жизни то, чего гак жаждал от нее любимый человек, как-то сникла...
Согласитесь, крушение надежд может сломить любого. И Ахмад- палван день ото дня стал все больше впадать в глубокое уныние...
Он все еще продолжал оказывать услуги на тоях и других тор-жествах, все еще боролся по праздникам. Но в нем уже не было преж-него азарта, прежней увлеченности. Им овладело безразличие: теперь пусть хоть вся дорога будет перегорожена булыжниками, пусть не только машина, но и сам шофер увязнет по уши в грязи, он равнодушно пройдет мимо. Он стал терпеть поражения и в борьбе, но лишь криво улыбался и молча отходил в сторонку... Вот тогда-то он и стал... Ахмадом-ака!
Но это еще не все. Когда в доме — один женский пол, как же тут уберечься от их влияния? И часто в разговоре Ахмад-ака, ловя себя на том, что с языка его то и дело срываются выражения, вроде «ой, да что вы говорите» или «ой, да бог вас сохрани», очень конфузился.
Жизнь-то шла своим чередом...
Дочери Ахмада-ака подросли. Вот уже старшую и замуж выдали...
Только все мало радовало Ахмада-ака. Он стал даже работать сверхурочно, чтобы как-то забыться в работе...
И вот однажды вечером — Ахмад-ака работал во вторую смену — в цех вбежал, запыхавшись, Фазыл.
Гони суюнчи, подарок давай,— заорал он, стараясь перекричать шум, царивший в цеху.
— Чего? Какой еще суюнчи?— вытаращив от изумления глаза, спросил Ахмад-ака.
— Дочь твоя старшая, Малахат...
— Чего, чего?...— приставил к уху ладонь Ахмад-ака, чтобы лучше слышать.
— Жена твоя только что звонила из роддома, говорю... Малахат родила. Двойню... Пацаны!..
Ахмад-ака сперва застыл на миг, словно изваяние, а затем быстро сдернул с руки часы и сунул Фазылу:
— Твои... но это не в счет...
И он стремглав выбежал из цеха...
Во дворе дома он чуть не сшиб Зухру с ног, поднял ее своими могу-чими руками, прижал к груди и, задыхаясь от бега и радости, преры-висто пробасил:
Ай да жена!.. Ай да молодец!.. Недаром я полюбил тебя... Подумать только, сколько у нас еще будет славных джигитов от наших-то восьмерых дочерей!... А я, болван, так мучил тебя... все время...
Из больших прекрасных глаз Зухры покатились слезы. Перед ней был прежний Ахмад... Ахмад-палван!..

Перевод А. Атакузиева

• Назад
• Вперёд