Нурали Кабул. О, люди, люди! (рассказ)

Он еще не так стар, но все почему-то зовут его Исмаил-бобо. Я как-то спросил у отца: «Он же моложе вас, почему вы его называете бобо?»
— На селе все очень уважают Исмаила, мы чтим его, как предков своих чтят.
Исмаил-бобо был пастухом, почти всю свою жизнь провел в горах. Только два-три дня в месяц бывал дома.
Я всегда с нетерпением ждал его возвращения. Он очень любил нас — детей. И он умел так интересно рассказывать о случаях, проис-шедших с ним в горах. Там ему встречались и волки и медведи, и он прекрасно знал об их повадках, о том, как они ведут себя при встрече с человеком. А еще он приносил с гор дикой алычи и угощал нас всех.
Дома он тоже всегда был в работе: то мазал крышу, то косил траву, то заготавливал дрова на зиму. Все это он делал с умением и с большой охотой. Я любил следить за его ловкими движениями. Это, наверно, потому, что я вообще любил этого человека. А когда он уходил в горы, я старался чем-то помочь по хозяйству его жене — Турсуной-холе, играл с их детьми, рассказывал им всякие небылицы, мастерил им де-ревянные пистолеты, и они неотступно ходили за мной. Мы, дети, всегда с нетерпеньем ждали возвращения Исмаила-бобо. Его приезд был для нас большим праздником.
Однажды ночью соседи Исмаила-бобо проснулись от отчаянного, душераздирающего крика. «О, лучше бы мне умереть! — рыдала Турсуной-хола.— За что на нас обрушилось такое горе! О, несчастная я-а-а!»
Слух о том, что Исмаил-бобо сорвался со скалы и погиб — быстро разнесся по нашему кишлаку. Я с ревом кинулся к его дому. Во дворе голосили женщины, мужчины толпились у ворот, печально покачивали головами и тихо поговаривали:
— Золотой был человек, бедняга...
— В жизни никогда никого не обидел...
— А как он любил детей. Трудно теперь им будет без него...
— Такова жизнь, ох, как часто она бывает безжалостна...
— Да, недаром говорят, что у хороших людей жизнь бывает ко-роткой...
Вот вдали показалась арба, на которой везли Исмаила-бобо. Жен щины, завидев ее, заголосили еще громче.
Но тут случилось что-то непонятное; вдруг люди перестали плакать. Среди собравшихся прошел шепоток: «Исмаил-бобо жив, только сильно поранил голову и сломал ногу, но он жив...».
Люди облегченно вздохнули. Я снова заплакал, только теперь от радости. Прибыл доктор и разогнал собравшихся, приказав внести Исмаила-бобо в дом.
Люди стали медленно расходиться и но дороге обменивались мне-нием о случившемся.
— Я так и знал, что с этим человеком ничего не случится. Он оче-ень удачливый.
— Да-а-а! Он ведь только на вид простак. А так — себе на уме.
— Поговаривают, что у него одних овец штук пятьдесят!
— У кого же им быть, как не у него, сорок лет за отарой ходит...
— О, такие даже из-под мельничного жернова целыми выходят.
— Ха, о жерновах говоришь. Вон с какой высоты ухнул и то жив остался!
Я слушал это и думал; «О, люди, люди!»

Перевод Ф. Шайхутдиновой

• Назад
• Вперёд