Захир Аглям. Удар (рассказ)

УДАР

В двенадцатом часу ночи кафе «Полет» заметно опустело. Му-зыканты сворачивали многочисленные шнуры, официантки считали выручку и с нетерпением посматривали на припозднившихся посе-тителей.
За столиком у самой эстрады сидели двое юнцов с одинаково торчащими кверху волосами и девушка в ярко-красных штанах и синей прозрачной блузке. Держались они с подчеркнутой независимостью, разговаривая и гогоча в полный голос.
Соседний столик занимали спортсмены. Одному на вид было не больше двадцати, другому перевалило уже за тридцать. В их крепко сбитых фигурах и несколько вальяжных позах угадывалась принад-лежность к большому спорту. Судя по всему, им не мешало шумное соседство.
Последний, шестой посетитель, сидел в глубине зала, в полумраке отработавшего вечер кафе. Посуду у него унесли, и на столе сиротливо стоял пузатый графинчик с остатками коньяка и бутылка минераль-ной воды.
Он курил сигарету за сигаретой и пристально наблюдал за столиком спортсменов, лишь изредка отвлекаясь на снующих в узких проходах официанток. Высокий лоб, густые брови, косым росчерком уходящие к вискам, едва различимые морщины у рта придавали его одутловатому лицу оттенок благородства.
Запив минеральной очередную рюмочку коньяка, он взглянул на часы, потом на юнцов, без устали развлекающих свою смазливенькую спутницу. «Долго они будут тут рассиживаться?» — с неприязнью по-думал он.
Вдруг послышался глуховатый голос старшего из спортсменов:
— Ты мое слово знаешь! Пока я тренер, левый фланг — за тобой. Сабир там играть не будет. Это я тебе гарантирую...
Одинокий посетитель, усмехнувшись, раздавил в пепельнице оку-рок. «Силен ты, брат, обещаниями».
— Выпьем же за это! — Тренер наполнил до краев рюмки и кивнул своему подопечному,—Давай!
— Может, мне хватит? — несмело спросил тот.
— Э-э. какой же ты джигит?
— Но ведь послезавтра игра.
—Ерунда. Скажи, Халилджан, часто я могу посидеть вот так со своим молодым товарищем? Ну, скажи, скажи! То-то же! И еще скажи, кто в пору моей юности мог тягаться со мной?.. Давай, поднимай, я в твои годы никогда не обижал друзей и, как видишь, ничего — живу, команду тренирую и не самую слабую в высшей лиге.
— Но вы — другое дело...
— Все! Ничего не хочу слышать! Пей! За твои успехи, малыш! Халил опустошил свою рюмку в мгновение ока, а тренер, процедив коньяк сквозь зубы, долго прижимал к губам кусочек лимона. Потом зажмурился, словно попал под свет юпитеров, и закрыл ладонью лицо.
В это время кто-то подсел к ним, с шумом отодвинув стул и поста-вив на стол графин или бутылку. «Наверно, болельщик,— решил тре-нер, продолжая сидеть с закрытыми глазами. Нет от них спасения...
- Как поживаешь, Акбар? — фамильярно спросил чей-то не очень знакомый голос.
Тряхнув головой, он открыл глаза и увидел протянутую к нему ру-ку, а следом лицо, заставившее его вздрогнуть.
— Привет, Кадыр, — бросил он с заметным беспокойством и пожал эту протянутую руку.
— А я вот сижу один, дай, думаю, поприветствую старого прияте-ля. — сказал Кадыр и дружелюбно посмотрел на юношу. — Прошу прощения, если помешал вашей беседе.
— Да нет, ничего,— буркнул Акбар.
Кадыр разлил из своего графинчика. Халил, почувствовав переме-ну в настроении тренера, не спускал с незнакомца настороженного взгляда.
Акбар взял себя в руки.
— Как дела, Кадырбек? Сколько лет, сколько зим... сказал он и непринужденно положил руку на плечо незваного гостя. Ну, рас-сказывай, как жизнь молодая?
— О чем рассказывать? Это у вас, мастеров.— жизнь, а у меня что? Прозябание.
— Ну ладно, ладно, не скромничай. Да, я, кстати, вас не представил.— Акбар повернулся к Халилу.— Ты наверняка слышал имя этого человека... Кадыр Кариев. Лег десять назад при одном лишь упоминании о нем трамваи останавливались.
В глазах у Халила появилось почтение, он улыбнулся.
— А это, продолжал тренер, — надежда нашего клуба Халил Равшанов.
— Очень рад, — Кадыр первым протянул молодому футболисту руку.
— Так где ж тебя столько лет носило? — участливо спросил Акбар.
— Работал в школе и сейчас там работаю. И еще на Гашкабеле тренирую. Я ведь и сам оттуда, так они проходу не давали...
Нервное напряжение первых приветственных фраз ослабло. Но стоило ему встретиться глазами с Акбаром, как вновь нарастала в душе былая ненависть. И он понимал, что Акбар догадывается об этом по выражению его лица.
И тому и другому стало ясно, что «разговора» не избежать.
— Да, не повезло тебе, бедолаге,— со вздохом заметил Акбар и, сообразив, что сморозил какую-то чушь, быстро добавил: Ты был прекрасным атакующим хавбеком. Кто не попадался на знаменитый кариевский финт?! Выпьем же за тебя, дружище!
Кадыр сидел с опущенной головой, и Акбар сделал над собой еще одно усилие:
— Давай не будем вспоминать прошлое. Я понимаю, лучшие годы позади...
— Нет,— хрипло возразил Кадыр.— Я не согласен. Почему бы нам не покопаться у себя в памяти, не предаться воспоминаниям? Что мо-жет быть прекрасней?— он повернулся к Халилу, и тот согласно закивал.
Всеми силами Кадыр пытался сохранить хладнокровие. Он боялся, что сорвется раньше, чем скажет нечто важное для себя да и для этого человека с первыми седыми волосками в висках. Он буквально выда-вил из себя улыбку, от которой у Акбара прошел холодок по спине.
— Удаче было со мной не по пути,— сказал Кадыр и взялся за рюмку.— Подняли!
Они выпили.
— А ты чего сидишь? — кивнул Акбар на нетронутую рюмку Ха-лила,— Ты меньше слушай — пей!
Халил отрицательно замотал головой.
— Ну, как знаешь,— хмуро сказал Акбар. Он уже понял, что это встреча с Кадыром не случайна, и внутренне готовился к продолжению разговора.
— Да, не повезло мне, бедняге,— продолжал Кадыр, нажимая на «беднягу». Он откусил шоколад, повертел в руке оставшийся кусочек и аккуратно положил его на серебристую фольгу.
По витринам кафе затарабанил дождь, быстро перешедший в ливень.
— Ты только не думай, что я пришел выяснить с тобой отношения. Честно говоря, я и сам себе сейчас противен. Я хотел лишь напомнить тебе о своем существовании, о том, что я есть и что ты немало значил в моей судьбе...
«Шел бы ты!» — с раздражением думал Акбар. Но что-то удер-живало его сказать это вслух. Вероятно, желание и тут быть на высоте положения. Надо проявить великодушие и до конца выслушать этого зануду.
И он слушал, уставясь на дешевый вазон с цветами и кивая, как бы соглашаясь со всем, что говорил Кадыр. Раз-другой он посмотрел на Халила: «Что поделаешь, всякие бывают эти старые приятели».
— ... Ты теперь известный человек. К тебе и не подступиться. Заслуженный мастер спорта, молодой перспективный наставник. А что я? Учитель физкультуры, тренер заштатной заводской команды. Скажи, почему так, а не иначе?
Дерзкий недвусмысленный вопрос задел за живое отнюдь не того, кому он был задан.
Щеки Халила запылали.
— Почему вы молчите? — воскликнул он и, вскочив, двинулся на Кадыра.— Разрешите, я выпровожу его восвояси!
Но вместо тренерской команды последовал хлесткий удар в солнечное сплетение разгорячившегося парня. Когда туман перед глазами Халила рассеялся, он увидел насмешливое лицо Кадыра.
— Если бы я хоть чуть-чуть походил на вашего уважаемого тре-нера, то вам вряд ли бы удалось поучаствовать в завтрашней трени-ровке. А может быть, и вовсе отпала бы необходимость тренироваться?
Я прошу больше не встревать в разговор старших. Послушайте, что я скажу, как знать: вдруг пригодится?
В отличие от служителей кафе, не заметивших этого мини-инцидента, за соседним столиком чутко уловили приближение скандала и поспешили разлить шампанское по бокалам.
— Может, пойдешь? предложил Акбар, с сожалением посмотрев на своего воспитанника.— А мы тут посидим еще немного...
— Нет, уйдем вместе,— упрямо покачал головой Халил, держась за живот.
— Итак, я не похож на вашего тренера,— повторил Кадыр спе-циально для Халила.— Я все же не забываю, что передо мной живой человек, чья судьба кому-то особенно дорога. Тут он вновь переклю-чился на Акбара.— Скажи, положа руку на сердце, неужели я не за-служивал лучшей участи? Ведь даже в сборной я играл «за основу», а ты сидел в запасе и ждал своего часа. Так почему же я, именно я, покатился по наклонной?! Я много думал об этом. А еще пил безбожно и ненавидел весь белый свет. Это, конечно, плохо... Но ты-то знаешь, как оборвалась моя футбольная карьера.— Акбар угрюмо глядел на графинчик. Все эти откровения навевали на него ужасающую скуку.
— Ты виноват! Твоя подлая душонка!— запальчиво произнес Кадыр.
Но вновь задет был ученик, а не учитель. Халил с надеждой смот-рел на тренера, ожидая, что теперь-то нахал будет одернут. Ничего подобного, однако, не произошло. Акбар лишь иронически сложил гу-бы и достал из пачки новую сигарету. Можно было и впрямь поверить в его олимпийское спокойствие, не распотроши он в считанные секун-ды спичечный коробок.
Халила поражало поведение тренера. Его молчание фактически подтверждало справедливость горьких упреков и обвинений. Кадыр тоже, но-видимому, ждал иной реакции. В задумчивости он взял со стола кусочек шоколадки и, не надкусив даже, положил обратно.
— Я знавал таких парней, для которых попасть в сборную было пределом всех желаний,— прервал Кадыр затянувшуюся паузу.— Ты знаешь, о ком я говорю. А закрепиться в составе сборной смыслом всего дальнейшего существования. Мне же представлялось, что это лишь плацдарм для покорения вершин. Я мечтал о больших победах и хотел доказать, что у нас есть свои Пеле и Гарринчи.
Ты смеешься... Ты и тогда смеялся над моими планами. Да. футбол был для меня всем. Я не мыслил себе жизни без футбола. Но как ви-дишь: живу. А заводская команда — это так, не в счет. Красивые мечты пошли прахом. И только забота о доме, о близких служит мне уте-шением. Ради иих-то и вкалываю. Я потратил двенадцать лет, целых двенадцать лет, пока окончательно свыкся с таким существованием. Я теперь человек, которого сам же презираю... И все но твоей милости!
Терпение тренера лопнуло.
— Послушай, Кадыр. К чему бередить старые раны? Все равно ничего уже не поправишь. горячо проговорил Акбар,— Да, я виноват перед тобой, но, может, хватит об этом! — Он повернулся к затаивше-му дыхание Халилу: — Шел бы ты домой, а?
— Чего ты его гонишь? Пусть сидит,— с усмешкой сказал Кадыр.— Я не стыжусь своих слез.
— Кадыр, дружище, я и вправду — подлец. Но помоги же мне исправить свою ошибку. Давай протянем друг другу руки... А хочешь, я завтра же оформлю тебя своим помощником, дам тебе дубль.
— К тебе помощником? Ты в своем уме?! Какая сейчас от меня польза!..
— Зря ты, дорогой, прибедняешься. О тебе до сих пор гуляют ле-генды. Верно, Халил? — суетливо спросил у своего ученика Акбар.
— Да, я много о вас слышал,— неохотно признался тот.
— Вот видишь!
— Э-э, то совсем другое дело,— вяло заметил Кадыр. Он вынул из пачки сигарету и прежде чем зажечь, долго мял ее над пепельницей. Я бы давно махнул на все это рукой, Но проклятый матч стоит перед глазами, будто он игрался только вчера,— сказал Кадыр, болезненно морщась. Я отчетливо помню, как обвел тебя на правом фланге и выскочил к вашей штрафной. Стадион загудел. Наперерез мне бросился Валентин, и ты все еще пытался достать меня сзади. Я мог обыграть Валентина или же сыграть в «стеночку» с Файзуллой — в обоих случаях я выходил с вратарем один на один. Шум на трибунах нарастал: тысячи людей ждали того счастливого мгновения, когда мяч после моего удара затрепещет в сетке. И я, вдохновленный этой поддержкой, смело пошел на обводку. Ложным замахом я увел Ва-лентина вправо. Путь к воротам был открыт. Но тут... я подпрыгнул от страшенной боли и рухнул на землю. В глазах потемнело. Мне ка-залось, что я стремительно падаю в бездонную пропасть... И действи-тельно, я летел в пропасть, на дне которой остался навсегда.
Дождь чуть поутих. Струйки воды расползались по стеклам витри-ны. радужно переливаясь в неоновом свете.
К столику подошел швейцар.
— Давайте, братцы, закругляйтесь, — сказал он, сложив на живо-тике пухлые руки.— Нам пора закрывать свою лавочку.
Никого не испугала напускная строгость добродушного толсто-губого швейцара. Не мудрено, что слова его пропустили мимо ушей.
— Ну кто мог подумать, что так все обернется,— пожал плечами Акбар.
— Да, знай ты обо всем заранее, возможно, не решился бы на та-кое. Но в тот момент самолюбие твое было задето. Ты проиграл еди-ноборство игроку более искусному, и уже ничто не в силах было оста-новить тебя. Помнится, ты неплохо обращался с мячом, но в сборную тебя приглашали без особой охоты...
— Но я же тогда был наказан.— устало проговорил Акбар.
— Да. тебя дисквалифицировали до конца сезона, и газеты вовсю трубили: дискуссию даже затеяли о моральном облике советского спортсмена. Но что мне было толку от этих разговоров? Нога заживала медленно: лишь полгода спустя я смог надеть на ногу бутсу, а через год выйти на поле.— Кадыр с трудом унимал дрожь в голосе. Нетвер-дой рукой он наполнил две рюмки и поставил одну перед Акбаром.
Газеты поздравляли меня с возвращением. Но...— Он разом опрокинул рюмку и, зажевав шоколадкой, продолжил: —... в третьей игре, выходя на прострел с фланга, я неловко прыгнул и вновь упал, как подкошенный. Как и годом раньше, меня унесли с поля на руках. Поврежденный мениск напомнил о себе таким вот образом. Врачи пре-дупреждали, что у меня ничего не выйдет, пора, мол, подыскать другое занятие. Но я не верил им, точней, не желал верить. Я жаждал играть и поэтому, пройдя еще один длительный курс лечения, вернулся на поле. К несчастью, врачи оказались нравы: в первой игре все повто-рилось.
Акбар нетерпеливо откинулся на спинку стула. Больше всего раз-дражало присутствие при разговоре Халила. Как отнесется он ко всей этой истории?
Халил тем временем думал о беспощадности судьбы, превратившей прекрасного мастера в занудливого выпивоху. «Зачем ему эти бесполезные разговоры о том, что давно уже прошло?» — спрашивал себя Халил и не находил ответа.
У самого Кадыра чесались руки. Хотелось смазать по самодоволь-ной физиономии сидящего напротив. Чтобы как-то заглушить это неодолимое желание, он заговорил быстро, безостановочно, словно в бреду:
— Я в ту пору не думал о тебе. Может, потому что по-прежнему не отрекался от своей мечты и отчаянно продолжал за нее бороться. Ведь мне было всего двадцать два. Я вспоминал Мересьева, достигшего своей цели без обеих ног. Я верил в исцеление и тренировался до седь-мого пота. А все остальное, в том числе и твою подлость, считал делом обыденным; в спорте ведь всякое случается. Но чем дальше, тем яснее я понимал, что время большого футбола для меня, увы, прошло. И я сломался. Я вспомнил сочувствующие взгляды нашего тогдашнего тренера Самойлыча, и ребят, уговоривших меня поступить в физкуль-турный. Три долгих года они держали меня в команде. Я жил с ними душа в душу, и ни один не сказал, что для футбола я мертв. Кто знает, а вдруг они, как и я, верили в чудо, в то, что я смогу вернуться?
Я потерял интерес к жизни. Волком хотелось выть порой от горя. И тогда я начал искать виновника. Не думай, я не сразу остановился на тебе. Но однажды я увидел тебя по телевизору. Ты стоял в центре поля, держа руки на бедрах, и выговаривал кому-то из партнеров за неточный пас. С того самого дня меня буквально преследовал этот кадр, где ты выглядел таким, словно весь мир тебе чем-то обязан...
Сколько страданий выпало на долю моей матери, прежде чем я за-жил по-людски. Потом я женился, у меня родился сын. Мне удалось взять себя в руки... Но иногда заболит, заноет душа и такими тисками сдавит сердце, что хочется плакать, как в тот день, когда я окончатель-но распрощался со своей мечтой. Безысходная тоска о прошлом бро-сает меня в омут воспоминаний. И не оно, а настоящее кажется мне чем-то эфемерным и несуществующим. Изо всех сил борюсь я с этим сложным чувством: и утром, когда, позавтракав, бреду пешком на работу, и на самой работе, и когда возвращаюсь с сыном из детского сада. «Все, что сейчас,— суета сует,— подсказывает мне это чувство.— Ты должен помнить лишь о потерянном». И я молю у него пощады. Ради матери, ради семьи. С другой стороны, я боюсь, как бы оно не исчезло. Мне кажется, что, лишаясь воспоминаний о прошлом, я потеряю самого себя: забуду о том, кем был и откуда пришел и, наконец, куда держу путь-дорогу.
Кадыр умолк. На какое-то время он даже забылся, где находится и кому раскрывает раненую душу. Акбар заерзал на стуле, и Кадыр словно бы очнулся.
Я встретился с тобой только затем, чтобы напомнить о себе. О том, что есть на белом свете Кадыр Кариев, про существование которого ты давно позабыл. Ты только не думай, что я упрекаю тебя в том, что ты ни разу не поинтересовался моими делами. Сама мысль об этом для меня унизительна. Просто я хочу напомнить тебе, что человек, судьбу которого ты поломал одним-единственным ударом со спины, еще жив и в любую минуту может предъявить тебе свой счет. Не зря же говорят: бык, чуящий свою гибель, топора не боится...
На Акбара будто ушат холодной воды вылили. Лицо его сделалось серым.
— Так вот где собака зарыта,— пробормотал он.
Нет, нет, ты меня не понял.— поспешно возразил ему Кадыр.— Я вовсе не хочу затевать драку. Велико, конечно, искушение, но я подавляю его в себе каждую минуту.
— Учти, Кадыр, я ничего не боюсь! Но я не намерен торчать здесь до тех пор, пока нас не выпроводят отсюда с милицией.
Кадыр посмотрел на часы.
— Не спеши, еще есть немного времени. И мне осталось сказать тебе каких-то два-три слова. Да и милиция, думаю, не очень-то будет тебя выпроваживать. Знаешь, а ведь я вовсе не горел желанием гово-рить с тобой.
— Неужели? Хотя вокруг много советчиков,— с иронией сказал Акбар.
— Угадал.
Так кто ж гебя надоумил?
— Ты!
Вот тебе на! — расхохотался Акбар.— В своем ли ты уме, дружище?
— Да, ты! — повторил Кадыр, покрываясь краской.
— Когда? Во сне, что ли? — Акбар поманил пальцем Халила.— Вставай и пошли. Поговорим, когда он проспится.
А может быть, дослушаем? Он же обещал по-быстрому,— сказал Халил и тут же, чтобы скрыть свое любопытство, добавил: — К чему еще потом тратить на это время!
— Спасибо,— поблагодарил юношу Кадыр,  — Но я бы так и так не позволил ему уйти, не дослушав. И он это прекрасно знает, да только прикидывается. Сиди, Акбар, спокойно.
Еще раз повторяю: ты сам вызвал меня на разговор. Видишь ли, ты не просто растоптал мою заветную мечту, ты посеял в моей душе семена своего подлого «я». Со временем они взошли и дали всходы.
Они до неузнаваемости изменили меня. Я перенял твой облик. Да, да... я понял это, когда увидел тебя на телеэкране. И заруби себе на носу, что перед тобой сейчас не Кадыр, а твой собственный слепок, только под чужой внешней оболочкой. Ведь и дерево: распили его пилой,— сохранит след пилы, сруби топором — топора... Во мне же отпечатался ты. Ни днем, ни ночью мне не было покоя от твоих жизненных установок. «Человек, сломавший твою судьбу, ходит цел и невредим, а тебе хоть бы что?» — вопрошал ты во мне. Поначалу я не обращал внимания, но давление на меня усилилось, и я вынужден был уже считаться с тобой. И как иначе, если ты зудел, не переставая... В конце концов я пошел у тебя на поводу. А ты между тем оплевывал все подряд. Все мои представления о жизни ты брал и переворачивал верх ногами. Ты отождествлял доброту со скрытой корыстью, любовь с наслаждением и даже материнские чувства с расчетом на опору в ста-рости. Я возненавидел всех — мать, жену, сына... И не знал, как вы-травить из себя эту бациллу. Какими клещами вырвать твой образ. Пусть даже с плотью, но лишь бы вырвать. А ты по-прежнему напирал со своими доводами. «Пойми,— говорил ты.— Я для твоего же блага стараюсь. Уж так человек создан, что не может не завидовать тому, кто лучше, богаче, благороднее. Он немедленно ставит такому ножку»; «Ложь!»—кричал я. Порой этот крик прорывался наружу и окру-жающие удивленно оглядывались. «Так жить нет больше мочи!» — рвал я на себе волосы. А ты лишь улыбался и ехидно спрашивал: «А как есть? Не морочь голову, живи, как тебя учат!» — и сыпал примерами. Я не соглашался, и тогда по мне наносился решающий удар: «А сам ты разве не жертва эгоизма? Хотел победить в честной борьбе? Дудки! Вот и остался на обочине. А коль скоро ты не сумел извлечь отсюда урока, для тебя и обочина — роскошь. Посмотри на Акбара: как сыр в масле катается. Убрав с дороги тебя, он расчистил для себя жизненное пространство. Ведь в сборной он занял именно твое место. И кому теперь интересно, что был он всего-навсего запасным. И нет разницы в том, как была достигнута цель: добром или злом. Важен сам результат. И вообще все эти нравственные категории — пустой звук, приманка для простофиль. Под таким прикрытием ничего не стоит водить их за нос, а то и лишать жизненного пространства».— «Ну, хорошо, ты прав. Но только оставь меня в покое!» — взмолился я. «А ты, оказывается, неисправимый дурак. Сколько ни говори: тебе что в лоб, что по лбу. Я жду от тебя дела! Хватит досужих разговоров!» — «Ну что ж, приказывай. Только потом оставь меня, иначе мне не жить»,— поставил я условие. «Вот это — другой разговор. Пришел твой черед оставить след в судьбе Акбара. Ты должен сделать его кале-кой, чтобы искусственный глаз или же зубной протез стали для него вечным напоминанием. Чтобы, подходя к зеркалу, он вспоминал о сво-ей подлости. Чтобы каждая улыбка обращалась для него пыткой».— «Я согласен. Но объясни мне такую вещь: почему ты идешь против самого себя?»—«Почему же против себя? Если бы тебя вывел из игры не Акбар, а кто-то другой, я принял бы иной облик. Ты, наверно, знаешь, что бая убивает богатство, обжору — еда, кровопийцу — кровь. Таков закон природы. А ты хочешь избавиться от меня...
Учти, ничего из этого не выйдет. На худой конец ты должен... ну, хотя бы кричать на всех перекрестках о подлости Акбара. Но это вряд ли придется тебе по душе. Так что соглашайся на первый вариант...»
— Ну, ты закончил? — раздраженно спросил Акбар.
— Закончил.
— Черт, весь хмель из меня вышиб! Халил, сходи, закажи сто пять-десят. Скажи, я просил.
Халил пошел к буфету.
— Послушай,— сказал Акбар,— а ты не боишься последствий?
— Нет,— ответил Кадыр, не задумываясь,— Хуже, чем есть, уже не станет. И потом, что я теряю, если все узнают, что ты получил сполна. Не забывай, Акбар, что это не моя собственная прихоть, а желание твоего «я» во мне.
Не успел Кадыр договорить, как Акбар толкнул на него стол и влепил пощечину.
— Пошел вон, пьянчужка! — истерически прокричал он.
Кадыр медленно поднялся.
— Пьяница! Тунеядец! Что ты хочешь от моей жизни?!
Послышался женский крик:
— Прекратите сейчас же! Соня, зови участкового!
Акбара всего трясло, он потерял над собой всякий контроль.
— Ты, ничтожество, должен приветствовать меня во-он оттуда, а я еще подумаю, отвечать тебе или нет.
— Так даже,— усмехнулся Кадыр.— Видит бог, Акбар, ты сам начал.
Размашистым ударом он сбил с ног Акбара, а другим уложил на пол подоспевшего Халила. Официантки всполошились и заголосили. Но вмешаться в драку не посмели. Взбешенный Акбар летел на Кадыра. Тот, однако, ловко увернулся и поставил ножку. Акбар с размаху врезался в стол, за которым только что сидел, и перевернулся вместе с ним.
Он быстро вскочил на ноги и, схватил с соседнего стола бутылку от шампанского, пошел на Кадыра.
— Убью гада! — скрипел он зубами.— Будешь за километр меня обходить!
Словно гранату метнул он бутылку. Кадыр вовремя пригнулся, и та, пролетев мимо, разбила витрину. Он поймал Акбара на встречном движении и головой ударил в живот. Падая, тот увлек за собой еще один стол. Тяжело застонав, он медленно поднялся. Кадыр подошел к нему и взял за ворог.
— Ты сам начал драку,— сказал он, встряхивая Акбара.— А я ее теперь закончу.— На лице его не было в этот момент и тени благо-родства. Дикая злоба наложила на него свою неприглядную печать.
Я выбью все твои зубы, ты вставишь тогда золотые и, улыбаясь, станешь вспоминать меня, а вместе со мной и свою подлость. Каждый час, каждую минуту!
При этом Кадыр методично наносил удар за ударом. Неизвестно, чем кончилось бы это линчевание, не подоспей милиция. Молоденький крепенький лейтенантик вырвал из рук Кадыра его жертву, а самого силой усадил на стул.
— В чем дело? — громко спросил он.
Вместо Кадыра затараторили официантки.
— Так хорошо сидели,— заметила одна.
Нет, этот сначала сидел за другим столом,— вмешалась другая.
— Тихо! Не все сразу! — прикрикнул на них лейтенант.
Он потребовал у Кадыра документы и долго вертел в руках его за-водской пропуск.
— Вы с ним знакомы? — показал представитель власти на Акбара, вокруг которого хлопотал Халил с официантками. Кадыр утверди-тельно кивнул.
— Неужели?! — воскликнул лейтенант, услышав имя популярного тренера.
— Да,— отрезал Кадыр.
— А вы тот самый Кариев?
— Тот самый...
— Что ж вы наделали! Какая муха вас укусила?
— Я не виноват,— хмуро посмотрел на лейтенанта Кадыр.— Он сам начал.
— Посидите,— сказал тот и занялся официантками.
Акбар постепенно приходил в себя. Осторожно трогая разбитое лицо, он подошел к лейтенанту в момент, когда тот протянул акт Кады- ру на подпись.
— Ты ведь знаешь, кто я? — обратился он к лейтенанту.— Верно, приятель?
— Как не знать? Еще мальчишкой мечтал играть так, как вы.
— Тогда вот что, голубчик. Забудь об этом акте и считай меня своим другом.
— Так ведь... Акбар-ака, я очень вас уважаю, но мой долг, закон...
— Э-э, оставь эти разговоры. Я уже сыт ими по горло. Вон и этот извел своей болтовней. Слушай, ну, допустим, составишь ты акт, а завтра я приду к твоему начальству и объясню, что так, мол, и так, повздорили слегка. В первый раз со мной такое и в последний. Как, думаешь, откажут?
— Ну... не знаю. Но, мне кажется, это в ваших интересах.
— Чепуха! — сказал Акбар, потирая подбородок.— Сидели два товарища, выпили, повздорили — только и всего. Завтра опять поми-римся, будто ничего не случилось. Верно? — кивнул он Кадыру.
Кадыр молча покачал головой. Он не ждал такого поворота событий.
Ну так как? Давайте мне акт и с этой минуты футболист Акбар ваш друг.
— А свидетели? — неуверенно привел лейтенант последний довод и посмотрел в сторону официанток.
— С ними мы договоримся,— сказал Акбар.— Софья-апа, можно вас?
Подошла, мягко ступая, рыжеволосая женщина лет пятидесяти.
— Софья-апа, наш приятель решил не сажать нас в тюрьму, а мы пообещали ему больше не драться.— Акбар нашел в себе силы придать разговору шутливый оттенок.— Вы не против?
— Нет, конечно, кто же хочет, чтобы вас сажали? — вымученно улыбнулась завзалом. Ее проворные пальчики быстро перебирали пуговки на кофте.— Все хорошо, что хорошо кончается. Но разбито столько посуды и еще витрина...
Акбар полез во внутренний карман.
— Вот,— сказал он, протягивая деньги.— Здесь сто пятьдесят. Хватит?
— Акбар Вафоевич, вы не обижайтесь, но...
— Все, Софья-апа, все правильно. У вас нет больше претензий?
— Нет, нет! Мы уважаем наших постоянных клиентов,— ответила она, пересчитывая деньги.
— Ну, ладно, мы пошли,— сказал Акбар и вопросительно посмот-рел на лейтенанта.
— Эх. была не была! — заулыбался вдруг молоденький милицио-нер.— Схлопочу в крайнем случае выговор. Буду считать себя жертвой футбола.
Акбар дружески пожал ему руку и, опираясь на плечо Халила, мед-ленно вышел из зала. В вестибюле он остановился у зеркала и потро-гал вспухшую губу. Потом так же медленно нахлобучил шляпу и про-шел в распахнутую швейцаром дверь.
Кадыр удивленно посмотрел ему вслед. Неловкими отяжелевшими руками он стал застегивать плащ. Виновато кивнув лейтенанту и швейцару, Кадыр вышел на улицу. Вслед послышался голос швейцара:
— Голову даю на отсечение, они не знают, из-за чего подрались. Напьются и начинают петушиться! — Он говорил с запальчивостью, искренне веруя в свою правоту.
Кадыр перешел через дорогу и оглянулся. Последняя буква в названии кафе не горела, и он прочитал: «Поле...»

Перевод М. Турсунова, И. Цесарского

• Назад
• Вперёд