Ибрагим Рахим. Усы, нервы и шагомер (рассказ)

Когда закончилась уборка хлопка, то, как обычно, многие наши колхозники начали готовиться к поездке в Ташкент за покупками.
Дело в том, что в нашем кишлачном магазине есть товары из многих стран мира. Смекалистые люди из Ташкента и других городов специально приезжают к нам, чтобы купить сверхмодные плащи, пальто, платья, костюмы, обувь и так далее. Уж чем-чем, а модным ширпотребом наш кишлак обеспечен полностью. А вот некоторые очень популярные у нас товары — ну, там, красивый платок, яркий материал на халат, удобную, как говорится, на каждый день, обувь — попробуй, купи! И приходится ташкентским модникам ехать к нам, а нам — к ним. Ну, да мы не особенно сердимся на нерасторопных торго-вых работников — все-таки из-за них мы лишний раз в Ташкенте побываем,— а так, пожалуй, и не собрались бы.
Среди собирающихся ехать в Ташкент был и Таджибай; по прозвищу, «таджанг». Таджанг — значит нервный. Характер у Таджибая был очень вспыльчивый. У шоферов есть такое словечко — заводной. Таджибай заводился с пол-оборота, вспыхивая от одного слова, как сухая солома от спички. Хватался за свои усы (а они были красивые, он ими очень гордился), потом за сердце, начинал призывать аллаха, и далее в ход уже шли различные горячие слова и выражения. Теперь понятно, почему его прозвали «нервным»?
Так вот, Таджибай-таджанг собрал у себя дома общее семейное собрание по вопросу: кому что покупать в Ташкенте?
Семья у него была большая: шестеро детей, очень старая бабушка, племянница, оканчивающая институт в Москве.
Жена Таджибая, Хадича, в колхозе не работала: у нее и дома дела хватает.
— Если бы у меня, как у индусской богини, было восемь рук,— говорила Хадича,— то я, пожалуй, могла бы и в клуб ходить по вечерам, в кино и даже на танцы. 'Но раз у меня две руки, то придется ждать, когда младших ребят можно будет сдать в детсад, а старшие начнут помогать по хозяйству.
Это в городах, знаете, заведут себе двоих-троих детишек и уже вздыхают: ах, как быть, ах, что делать, ах, как трудно! А у нас и десять детей не редкость, а никто не ахает и не охает.
Так вот, на общесемейном собрании Таджибай-таджанг принялся за составление списка покупок. Все шло хорошо до тех пор, пока речь не зашла о туфлях. Именно с туфель и начались необычные события, о которых мне хочется вам рассказать.
Хадича сказала так:
— Почему, дорогой мой Таджибай, вы хотите себе одну пару туфель и мне тоже одну? Тому, кто больше ходит, нужно купить не одну, а две пары.
— Молодец, женушка! — Таджибай от удовольствия даже свои замечательные усы распушил.— Я был уверен, что именно эти слова и скажешь. Конечно, теперь я со спокойной совестью куплю себе две пары туфель: одну — черную, другую... в общем, там видно будет.
— Э-э, Таджибай,— возразила Хадича.— Вы меня не поняли. Разве вы ходите больше меня?
— Как? Что ж, по-твоему, я...— Таджибай так удивился, что даже забыл возмутиться,— Да ты не заболела ли, Хадича?
— Спасибо, я здорова. Только любой скажет, что мне приходится за день ходить больше, чем вам.
— О аллах! — воскликнул Таджибай, начиная нервничать.— Эта женщина целый день дома, а я хожу по полям! И не на такси из конца в конец езжу! Я, может, в день прохожу больше, чем солдат-пехотинец!
— Тогда ничего,— ответила Хадича,— ведь пехота вся теперь у нас механизирована.
— И как у тебя язык поворачивается сравнивать мою работу со своей!—вскричал Таджибай.— Я целый день на ногах!
— А я лежу, чай пью,— усмехнулась Хадича.
Но когда Таджибай-таджанг входит в раж, он уже никого не слушает, кроме самого себя.
«Я хожу меньше жены! О аллах! — он захохотал так, как хохочут в детских мультфильмах злые волшебники.— Это самое смешное, что я слышал за всю свою жизнь! Нет, я должен пойти в чайхану и рассказать этот анекдот всем друзьям. Уж и повеселю я их! Они меня будут целый месяц кормить пловом за такую шутку! Охо-хо-хо! Я мало хожу!.. Может, ты еще скажешь, что я вообще целые дни стою на месте? Что я совсем не двигаюсь?! Что я уже не человек, а столб? Ты это хотела сказать? Я столб! Спасибо, женушка! Подожди же!..»
Ну, действительно, что тут говорить — «таджангом» зря у нас в кишлаке не назовут!
После того, как вся семья целый час успокаивала Таджибая (ставила на проигрыватель его любимые пластинки, дочки танцевали; бабушка даже сказку начала сказывать), он немного остыл и, нервно поддергивая усы, молвил:
— Я все-таки должен рассказать об этом друзьям. Пусть и они повеселятся.
— А завтра с утра вместе со мной можете заниматься хозяйством н увидите, сколько я хожу,— сказала Хадича.
Таджибай ничего не ответил, только посмотрел на жену как-то странно: дескать, опять за свое, не заболела ли?
В чайхане друзья не спеша пили кок-чай, кричала перепелка в клетке («питпилдык, питпилдык»), местные острословы обсуждали взаимоотношения гангстеров и полиции в США.
Когда было выпито по одной-другой пиале чая и разговор перешел на воспоминания о тех днях, когда женщины кишлака снимали с себя паранджу, Таджибай, снисходительно улыбаясь, сказал:
— Э-э, почтенные, сейчас я вас повеселю. Как вы думаете, что мне сегодня сказала моя Хадича?
Догадки не заставили себя ждать:
— Что у тебя будет еще один сын!
— Что тебе давно пора сбрить усы!
— Что давно пора купить автомобиль!
Таджибай только посмеивался в ответ. А когда все предположения были исчерпаны, произнес:
— Она сказала, чтоб в Ташкенте я купил себе одну пару туфель, а ей две.
— Почему?
— Потому, почтенные, что она, видите ли, за день проходит значительно больше, чем я! — проговорил Таджибай.
— Недаром твою Хадичу считают большой умницей! — подзадоривая уже «заведенного» Таджибая-таджанга, сказал бригадир Гафур и подмигнул товарищам: — А вдруг она права?
Таджибай опешил, даже про чай забыл, стал перечислять все, что он делает за день (получилось, что он чуть не обегает дважды всю землю по экватору), и под конец заявил:
— Клянусь памятью моего отца: если выяснится,, что я прохожу за день меньше, чем моя жена, то сбрею свои усы!
Приятели зашумели:
— Бросьте пустые клятвы, почтенный!
— Кто же может в этом споре указать правого и неправого?
— Никто не может проверить, кто из вас прав.
— Почему? — спокойно произнес бригадир Гафур.— Проверить, кто сколько прошел за день, очень просто. Нужно купить шагомер. Это такие, вроде часов, приборчики, которые считают шаги. Шагомеры даже в нашем магазине продают — они лежат на верхней левой полке, рядом с консервами. Стоят дешево. Таджибай купит шагомер — и все станет ясно.
Таджибай поклялся, что завтра же приобретет шагомер, и Хадича убедится, что ей за глаза хватит и одной пары туфель.
Ничего не говоря жене, он купил шагомер и весь день ходил с ним. Шла зимняя пахота (сельских работ в колхозе всегда хватает), так что к вечеру на шкале шагомера Таджибай с удовольствием увидел пятизначную цифру, которую тут же и продемонстрировал в чайхане.
В воскресенье Таджибай остался дома.
— Что с вами, мой дорогой муженек? Уж не заболели? — спросила Хадича, которую удивило, что Таджибай никуда не пошел.
Но еще больше ее удивило то, что Таджибай начал ходить за ней с самого раннего утра, не отставая ни на шаг. Хадича идет в сад — и он в сад. Она останавливает у тандыра — и Таджибай остановится рядом. Хадича в магазин, и муж с ней шагает.
— Что с вами? Почему вдруг вас начали интересовать хозяйственные дела? — не переставала удивляться Хадича.— Или у вас других забот нет?
В конце дня она уже начала сердиться:
— Вы боитесь, что я сбегу от вас? Помнится мне, даже в молодости вы меня так не ревновали!
Таджибай бормотал в ответ что-то нечленораздельное, многозначительно вздыхал, хватался за усы, но не мог же он сказать жене, что проводит проверку. Попробуй скажи ей, она в два раза больше шагов делать будет.
Но Хадича ничего не подозревала — она ведь и о существовании такой штуки, как шагомер, не догадывалась.
Где-то во второй половине дня ноги у Таджибая начали гудеть, как провода на ветру. Часам к шести вечера походка его начала существенно меняться: ноги волочились, и попасть шаг в шаг с женой ему было очень трудно. Поскольку к восьми часам Таджибай уже не мог угнаться за Хадичой, то ему приходилось просто делать шаги на месте, благо шагомеру в принципе все равно: шаг вперед, шаг назад и шаг на месте — зачет одинаков. Дети удивленно смотрели на отца, который, следя взглядом за порхающей по дому матерью, топтался на месте, как дрессированный верблюд.
— Что с тобой, сынок? — спрашивала с тахты бабушка.— Что ты все время перебираешь ногами? Садись, отдохни.
— Производственная гимнастика... ох... считается лучшим средством... э-э... для сохранения бодрости... ох! — хватаясь за поясницу, отвечал Таджибай.
Когда после ужина встали из-за стола, то Таджибай еле-еле смог добраться до своей кровати.
Хадича же все еще хлопотала по дому, ее шаги слышались во дворе, в саду. Она успевала и телевизор посмотреть, и ребят уложить спать, и на завтра приготовить еду.
Таджибай уже не то что ногой, рукой не мог пошевелить. Едва-едва достал из кармана шагомер. Ого-го-го! Цифра шагов вдвое превышала ту, которую он с гордостью показывал друзьям!
Таджибай тотчас же перевел шаги в метры и ойкнул: получалось что-то вроде семидесяти километров! Расстояние от их кишлака до Ташкента? Хадича еще продолжала сновать туда-сюда!
...Когда уже на заходе солнца Таджибай вернулся из Ташкента с покупками, то автобус, как всегда, остановился прямо против чайханы.
Пиалы замерли в руках приятелей, и недоуменные слова, как вздохи, вылетали из губ:
— Кто это? Вроде бы Таджибай!
— О аллах! Если это Таджибай, то где же его усы?
Зачем ему усы, когда у него шагомер есть? — усмехнулся бригадир Гафур.— Интересно, сколько же пар туфель он купил своей Хадиче?

Перевод Б. Привалова

• Назад
• Вперёд