Ариадна Васильева. Экстрасенс (рассказ)

Ариадна Васильева

ЭКСТРАСЕНС

1

У Петра Ильича Еременко был друг. Дружили с юных лет, со школьной скамьи. Неожиданно родители Петра Ильича оставили Москву, переехали и навсегда обосновались в другом городе. Это был очень хороший, небольшой, приморский город!
Располагался он на двух уровнях, на просторной прибрежной низине и, на так называемой, Горе. На самом деле никакой горы не было, был высокий глиняный уступ, обрывавшийся к морю, но в том месте, где образовался город, он отходил далеко от залива, давая простор для строительства на ровном пространстве.
При взгляде на город сверху, любого, даже самого несентиментального человека, привела бы в восхищение открывшаяся панорама. Прямые улицы, нарезанные строго вдоль и поперек, делили утонувший в зелени уютный город, на правильные квадраты; вдали, чуть приподнятое над горизонтом, виднелось море.
Здесь хотелось бродить по тихим улицам, поселиться на окраине в домике с небольшим садом и мирно жить до скончания века.
Впоследствии город разросся и полез наверх. С заводами, однообразными хрущевками. Места на Горе было вдоволь - дальше простиралась ровная, нескончаемая степь.
Петр Ильич жил в нижней, старой части города, на набережной, в красивом кремовом доме с колоннами, балконами и башенками, неподалеку от старинного, густо затененного парка.
Друзья всю жизнь переписывались, время от времени видались в Москве, куда Петр Ильич наезжал по служебным делам, а в последнее время, овдовев, он чуть ли не в каждом письме звал Станислава Сергеевича Кислинского, для него просто Славку, приехать в отпуск, погреть старые косточки на золотом пляже теплого Азовского моря.

Долго собирался Станислав Сергеевич в гости к школьному другу, в восьмидесятом году собрался. Купил билет на поезд в купейном вагоне, что было необычайно сложно сделать в период летних отпусков, и покатил на юг, вниз по земному шару.
При встрече друзья долго обнимались, первые дни засиживались далеко за полночь, вспоминая школьные годы, проказы, маленькие радости и печали, и чудесную девочку Таню, полюбившуюся им обоим в десятом классе, и вышедшую впоследствии замуж за другого парня. Так бывает, и ничего с этим не сделаешь.
Петра Ильича поначалу несколько удивляла и как-то стесняла перемена, произошедшая с его другом. У Станислава Сергеевича появилось в характере какое-то неуловимое высокомерие по отношению, не к нему, нет, по отношению ко всему остальному миру. Было впечатление, будто Славка, в прошлом свойский, веселый, поднялся вдруг на небывалую высоту, и теперь оттуда снисходительно поглядывает на оставшееся внизу человечество. Прежде такого с ним никогда не было.
Наконец, Петр Ильич не выдержал, спросил напрямик, что, мол, с тобой, друг ты мой, приключилось, и услышал странный и совершенно неожиданный ответ. Его старый товарищ, добрый, интеллигентный, скромный учитель истории в средней школе, на шестидесятом году жизни внезапно, совершенно неожиданно даже для самого себя, стал экстрасенсом.
Первая реакция Петра Ильича была однозначна - Славка спятил. Время наложило отпечаток и на него. В те годы только и разговоров было, что об экстрасенсах. Их имена не сходили с уст, народ любыми средствами искал возможности попасть на сеанс к целителю, прислушивался к пророчествам ясновидящих. И все это, несмотря на то, что официальная наука и карающие органы экстрасенсов не жаловали, разоблачали, грозили карами, хотя, надо признать, с каждым разом все реже, реже. Состарилась, ослабела советская власть.
Стал Петр Ильич поглядывать на друга с опаской, хотя согласился выслушать от Станислава Сергеевича историю его прозрения. Все, как тот говорил, получилось просто.
Однажды он заболел, прихватило почки, камень там образовался или что-то еще в этом роде, только посоветовали ему добрые люди не начинать таскаться по врачам и сдавать анализы, а обратиться к знаменитому экстрасенсу. Станислав Сергеевич не любил докторов. Он послушался и отправился на тайный, проходивший где-то на окраине Москвы, сеанс. Целитель избавил пациента от камешка, а заодно сообщил ошеломляющую новость. Незачем тебе, дорогой товарищ, обращаться к нашему брату за помощью, поскольку ты и сам обладаешь Силой, и, при этом не маленькой.
Добрую половину ночи рассказывал Станислав Сергеевич другу, как ввели его в общество экстрасенсов, взяв слово хранить секреты, как обучали его Основам, как он решился провести первый опыт, и к собственному несказанному удивлению исцелил тяжко больного мальчика.
Вначале Петр Ильич слушал откровения Станислава Сергеевича с большим недоверием, стараясь явно не выказывать скепсиса и насмешки. Затем, неожиданно для самого себя, стал проникаться. А когда Станислав Сергеевич одним только взглядом сдвинул с места специально положенную на стол спичку, уверовал, все простил и возгордился, - вот какой необыкновенный у него оказался друг! Он даже успел шепнуть об этом кое-кому из соседей, когда те стали спрашивать о приезжем. В южном городе всегда так - увидят незнакомца, обязательно заинтересуются, кто такой и откуда.
Об излишней болтливости Петра Ильича Станислав Сергеевич, к сожалению, ничего не знал. Не надо думать, будто он чего-то особенно боялся, но в его положении всегда не мешало опасаться лишних разговоров и постоянно быть начеку. Это в Москве в последнее время как-то привыкли к экстрасенсам, а в маленьком провинциальном городе…

Прошло несколько дней в интереснейших разговорах между друзьями, посещениях городского пляжа, как внезапно свалилась им на голову неприятность - гостеприимного хозяина и друга вызвали на работу. Мало того, велели ехать в срочную командировку на три-четыре дня, где-то устранять последствия небольшой аварии. Получалось неловко - Станислав Сергеевич вынужден был оставаться один в чужом доме, в чужом городе.
Но все наладилось. На одной лестничной площадке с Петром Ильичом проживала молодая бездетная семья, очень милые люди - Николай Борисович и жена его, Екатерина Андреевна или просто Катя, Катенька, как ее называли родные и близкие. Николай вот уже год был редактором местной газеты, Катя только что закончила пединститут по специальности русский язык и литература, первый год работала в школе, находилась в отпуске. Оба посочувствовали соседу, и согласилась взять на себя заботу о московском госте. А когда узнали о его выдающихся способностях и достижениях, у Катеньки широко раскрылись глаза, вздрогнули зрачки. Еще бы - экстрасенс!
Супруги жили в уютной двухкомнатной квартире с лепными по моде пятидесятых годов потолками, сплошь заставленной цветами. Под ногами хозяев с утра до вечера болтался котенок, безгрешная беленькая киска. Екатерина Андреевна, еще не утратившая студенческой восторженности и благодушного расположения к миру, готова была принять в дом всех встречаемых на улице бездомных котят и щенят. Николаю Борисовичу, вполне рассудительному человеку, всякий раз приходилось укрощать ее непосредственные порывы.
В школе ее любили. В первую очередь - дети. Каждый день провожали до дому, спорили, кому нести тяжелый портфель с кипами тетрадей. За открытость и непосредственность даже умудренные опытом коллеги прощали ей многочисленные, с их точки зрения, педагогические промахи.

2

Николай и Катя приняли Станислава Сергеевича на попечение. Практически он переехал к ним, только ночевать шел к себе, в пустую квартиру.
В первый же вечер между хозяевами и гостем разгорелся спор. Понятно, на какую тему, об экстрасенсах. Вернее, в споре участвовал Николай, а Катя переводила взгляды с одного на другого, и чаша весов ее симпатий все больше и больше склонялась на сторону московского пришельца, седого, благообразного и покровительственно снисходительного к провинциалам.
Николай во время разговора разгуливал по комнате. Как выяснялось, он был гораздо больше осведомлен о модной теме, чем предполагала Катя.
- Поймите, - останавливался он перед уютно устроившимся в кресле Станиславом Сергеевичем, я ничего не имею против неограниченных возможностей человека, я допускаю, что они далеко не познаны и не изучены. Но меня бесит…
- Даже бесит? - поднял бровь Станислав Сергеевич.
- Да, бесит! Именно бесит ваше стремление к изолированности, этакий флер таинственности… все эти ауры, кармы, йоги и прочие Шамбалы.
На что Станислав Сергеевич снисходительно процитировал Гамлета:
Гораций, в мире много кой-чего,
Что вашей философии не снилось.
- Возможно, - Николай сделал примиряющий жест ладонью, - но вы должны заняться изучением этого самого "кой-чего", а не строить из себя неприступного представителя герметической науки, напускать мистику и употреблять непонятные термины. Простите, я не говорю лично о вас, - тут он сделал паузу, затем продолжил, - а если все же говорить лично о вас, то, как вы объясните, только, пожалуйста, нормальным, человеческим языком, все, что вы только что рассказывали нам о присущей вам Силе. Я так понимаю, что вы произносите это слово с большой буквы. Так расскажите нам, все, что вы о ней знаете, откройте тайну!
Станислав Сергеевич рассмеялся, качнул головой и провел ладонью по затылку. Столичный снобизм неожиданно соскочил с него, и Катя с Николаем вдруг увидели перед собой обыкновенного пожилого человека, простого, даже в чем-то слегка виноватого.
- Если бы я мог, Николай Борисович, если бы я мог. Да, мне присуща окаянная Сила, пусть, как вы говорите, я произношу это слово с большой буквы. Но я ничего не знаю ни о ее происхождении, ни о ее возможностях. А изучать эти возможности с научной, с материалистической, так сказать, точки зрения, никто не собирается. Вы журналист, вы должны прекрасно понимать - мы находимся под запретом.
Николай Борисович запротестовал.
- Ничего подобного! О вас уже говорят. В газетах, по телевизору.
- Это крупицы, дорогой мой друг. Чуть-чуть приоткрыли, пары спустили, а дальше - стоп! Именно вам, журналистам, мы должны быть благодарны за эти крохи. Что касается лично меня, могу сказать со всей откровенностью - я начинающий экстрасенс. Я все время пытаюсь понять, откуда это, отчего мне дана Сила, а другим не дана. Мои друзья экстрасенсы советовали мне не пытаться проникнуть в тайну. Я получаю информацию, - при этих словах Николай поморщился, - но откуда она поступает ко мне, мне самому не известно.
И чтобы сменить тему, предложил произвести несколько экспериментов.
Катенька даже захлопала в ладоши от восторга.
- Конечно! Ах, Коля, все, что ты тут наговорил - слова. Нужен опыт.
Она безоговорочно согласилась стать медиумом.
Станислав Сергеевич уверенно поднялся с места, попросил Катеньку встать спиной к стене, отступив от нее на шаг.
- Представьте себе, Катенька, что вы - доска.
Катя кивнула, и стала пытаться представить себя доской. Затем произошло невероятное: все члены ее одеревенели, и когда экстрасенс коснулся пальцем ее плеча, против воли качнулась. Если бы не стена, упала бы навзничь.
- Ну-у, это гипноз, - отмахнулся Николай.
- Простите, а что такое, что вы презрительно называете гипнозом?
Николай пожал плечами, мол, откуда мне знать.
- Во-от, - поучительно протянул Станислав Сергеевич, - никто не знает, а любое непонятное явление пытается свалить на гипноз.
- Да, да, - подхватила Катя, - я точно почувствовала, будто я вся деревянная. Но я не спала, все-все соображала, все видела! Станислав Сергеевич, попробуйте на нем, а то он все спорит, спорит.
Снисходительно улыбаясь, Николай стал к стене на Катино место. Но сколько не старался Станислав Сергеевич превратить его в доску - ничего не вышло.
- Видите, - победно вскричал Николай, - Катька внушаема, она поддалась, а на меня ваши чары не подействовали.
Тогда Станислав Сергеевич, огляделся по сторонам и сказал, что он сейчас попробует остановить маятник настенных часов с кукушкой. Правда, предупредил он, часы потом придется чинить, но Николай согласился рискнуть.
Станислав Сергеевич долго водил рукой перед маятником, Катя сидела тихо, закусив нижнюю губку, Николай терпеливо ждал, но часы останавливаться не пожелали. Маятник продолжал качаться с прежней амплитудой. Хуже, окошко распахнулось, из него выглянула металлическая птица и прокукукала в лицо осрамившегося экстрасенса девять раз. И только повторив эксперимент со спичкой, одним лишь взглядом сдвинув ее на полсантиметра с места, Станислав Сергеевич смог реабилитироваться.
Нужно ли говорить, что с этой минуты Катенька стала верной его сторонницей.
Гуляя с ним на другой день в парке под сводами лип и акаций, любопытствуя несказанно, она стала выспрашивать у Станислава Сергеевича все о его Силе. Симпатичная Катенька, в соседстве с ним, начинающим толстеть мужиком, тоненькая-тоненькая, с широко открытыми серыми глазами и детской непосредственностью нравилась ему чрезвычайно. Он не собирался за нею ухаживать, Боже упаси, но ему хотелось одновременно и блеснуть перед нею талантом, и продолжить изучение своих возможностей. Провал с часами обеспокоил его.
- Давайте, Катенька, - он немного подумал, - я попытаюсь рассказать кое-что о вашей семье.
Екатерина Андреевна, позабыв об учительском статусе, чуть не запищала от восторга и немедленно согласилась. Станислав Сергеевич начал издалека, с далеких предков, проживавших не здесь, в другом городе, кажется в Орле, в Мещанской слободе. От изумления, Катенька застыла посреди прямой аллеи с кроваво-красными каннами, затем очнулась, потащила экстрасенса вперед и усадила на ближайшей скамейке.
- Невероятно! - восторженно прошептала она, - все правильно. Продолжайте, продолжайте.
Станислав Сергеевич несколько подался корпусом вперед, скрестил на колене пальцы.
- Ваш прадед переехал сюда, стал рыбаком. Поселились они где-то в той стороне, - он неопределенно махнул рукой на запад, - в хате из трех комнат. Все комнаты были смежные, но позже дом перестроили, и теперь там четыре комнаты - он прищурил глаза, как бы вглядываясь. - Двор небольшой, в центре стоит беседка, рядом, слева, когда-то рос высокий тополь, а справа - кусты сирени.
- Сирень и сейчас растет, а тополь высох, и его спилили, - Катя перебила себя, - дальше, дальше.
- У них было пятеро детей, три мальчика и две девочки. Один из трех мальчиков - ваш дед. Он погиб на войне, под Сталинградом. Не был рядовым, был офицером, но в небольшом чине.
- Он был старший лейтенант, - прошептала Катенька.
- Ваша бабушка и ваши родители и сейчас живут в том доме.
- Правильно! А теперь новое задание, - Катюша вошла в раж, раскраснелась,- теперь опишите мою маму.
Станислав Сергеевич внимательно посмотрел на нее.
- Ваша мама очень красивая женщина. У нее длинные темные волосы с сильной проседью, она их расчесывает на прямой пробор, собирает в косу на затылке и закалывает гребешком. И еще она носит янтарные сережки, такие висюльки. Глаза темные. Лоб выпуклый, чуть вздернутый нос и довольно полные губы. Лицо круглое. Вы на нее не похожи, вы похожи на отца, - внезапно Станислав Сергеевич откинулся на спинку скамейки, - все, больше не могу, устал.
Он сидел неподвижно, с закрытыми глазами, а Катенька изумленно разглядывала его, словно какое-то чудо. Да, собственно говоря, это и было чудо.
- Как вы делаете? - осторожно спросила она.
Но Станислав Сергеевич и сам не знал, как это у него получилось. Он был слегка испуган и растерян от неожиданности, такое с ним произошло впервые.
Что это? Откуда? Телепатия? Неужели все, что он тут наговорил, подсказано ему подсознанием Катеньки? Если так, то… сердце экстрасенса сладко сжалось. Перед ним открывались невероятные горизонты. Он так увлекся своими мыслями, что даже не сразу заметил робкое движение Кати. Она тронула его руку.
- Но это прошлое, - робко вымолвила она, - а что будет?
Он отечески посмотрел на нее.
- У вас, Катенька, все будет хорошо. Через год и два месяца у вас родится сын.
Екатерина Андреевна вдруг покраснела, смутилась, помолчала, и неожиданно предложила пойти в музей.
- Там есть Куинджи. Чудесная картина. Правда, пойдемте.
Они посетили музей, постояли перед "Радугой" Куинджи, походили по залам. Катенька прекрасно понимала, что их маленькая провинциальная выставка не идет ни в какое сравнение с Третьяковской галереей, но она гордилась ею, и не только картиной Куинджи, но и небольшим этюдом Левитана и полотнами Бродского.
После они прошлись в сторону моря по бульвару с памятником Ленину на месте памятника Сталину, с красивыми зданиями по сторонам, с ювелирным магазином, парикмахерской, рестораном. На набережной, в летнем кафе ели мороженое и смотрели, как бьет по сваям и парапету невысокая зеленая волна, и все это время Катя заставляла Станислава Сергеевича закреплять и оттачивать его внезапно открывшийся талант ясновидения. Она загадывала незнакомых ему людей, а он, изредка и незначительно ошибаясь, называл их особые приметы, семейное положение и профессию. Оба так увлеклись чудесной игрой, что даже не заметили, как наступил вечер, спохватились и побежали домой.
Дома Катя восторженно рассказывала мужу о новой грани таланта Станислава Сергеевича. Николай недоверчиво поднимал брови и вопросительно поглядывал на сидевшего за столом экстрасенса. Он был слегка озадачен.
Был уже девятый час, когда Станислав Сергеевич отправился к себе на ночлег. Перед уходом они обсудили программу на завтра, и Катенька пообещала свозить гостя на дальний пляж, на Золотые пески.
Станислав Сергеевич оставил супругов наедине, и о чем они говорили в тот вечер, доподлинно неизвестно, а сам он, утомленный не столько прогулками по городу, сколько бесконечными разговорами и усилиями, затраченными на путешествия в прошлое, настоящее и будущее Катеньки и ее знакомых, решил погрузиться в целительную медитацию. Разделся, оставшись в одних плавках, сдвинул к окошку стол, поправил на полу коврик, уселся на коврике, принял позу лотоса и стал постепенно углубляться в себя. Но ему помешали. Раздался несмелый стук в дверь, звонок у Петра Ильича был почему-то испорчен.
Станислав Сергеевич вздрогнул, торопясь, он никак не мог сразу попасть ногой в штанину, не успел, как следует заправить рубашку. Не спрашивая, кто там, подошел и открыл дверь. На площадке стояли две женщины, и вид их был робок, просителен и даже несколько испуган.
- Извините нас, - почему-то шепотом проговорила одна, - это вы экстрасенс из Москвы?
Станиславу Сергеевичу, смущенному неполадками в одежде, пришлось ответить положительно, да, он экстрасенс, но что нужно от него в этот вечерний час таинственным незнакомкам?
А тетеньки жаждали исцеления. Одна от радикулита, другая от постоянных мигреней. Экстрасенс запротестовал. Он приехал отдыхать, у него отпуск. И вообще, как они могли про него разузнать, кто им сказал, откуда такая осведомленность?
Дамы доверчиво пояснили, что живут они в этом же доме, а рассказал про чудесного целителя Антонине Платоновне Петр Ильич. Они так слезно умоляли Станислава Сергеевича, так униженно и просительно заглядывали ему в глаза, что ему не оставалось ничего другого, как махнуть рукой на все и всяческие предосторожности, пригласить их войти, самому с извинениями скрыться в другой комнате, чтобы заправиться и застегнуться на все пуговицы. Он вышел к ним строгий, сосредоточенный, важный. Женщины окончательно оробели, смотрели мышками. Он усадил их, расспросил о недугах, затем приступил к сеансу.
У одной из пациенток он провел рукой над болевым местом на пояснице и сказал, что никакого радикулита у нее теперь нет. С мигренью пришлось повозиться. Дамочка неподвижно сидела на стуле, а он делал пассы над ее головой, как бы что-то снимал, что-то стряхивал с пальцев
Когда сеанс закончился, они почувствовали явное облегчение и хором спросили Станислава Сергеевича о деньгах, но от платы экстрасенс отказался. Он помнил наставление учителя: "Учти, начнешь брать, - потеряешь Силу!"
Подруги засеменили к выходу со словами благодарности, но одна из них успела положить на подзеркальник в прихожей двадцать пять рублей.
Дверь за ними закрылась, щелкнул английский замок, Станислав Сергеевич вздохнул с облегчением. Случайный взгляд его упал на три бумажки на полочке по десять, десять и пять рублей. Он точно знал, что прежде их не было, понял, откуда они взялись, и неизвестно отчего навалившаяся тоска и предчувствие неминуемой беды сжали его сердце. Бежать следом, разыскивать посетительниц было бесполезно. Он вздохнул, решил не поддаваться настроению, снова разделся и сел в позу лотоса.

3

Наутро тревожное состояние Станислава Сергеевича продолжилось. Перед тем, как отправиться на завтрак к соседям, он достал из чемодана несколько тонких брошюрок, зачитанных, с выпадающими страницами, завернул в бумагу и взял с собой.
Они позавтракали на пару с Катенькой, Николай успел уйти на работу в редакцию, собрали в сумки, что там бывает необходимо на пляже - полотенца, купальник, плавки, крем от загара, постелить что-нибудь на песок, немного еды. Перед уходом Станислав Сергеевич, смущаясь и запинаясь в словах, попросил куда-нибудь, в укромное место, спрятать принесенные с собой книжечки. Катенька, не задавая лишних вопросов, подумала-подумала, и сунула пакет в комод под стопку с бельем. Покончив со всеми делами, они заперли квартиру и отправились на автобусную остановку. Идти пешком до Золотых песков было далековато
Как в игре "горячо-холодно", чем дальше Станислав Сергеевич уходил от дома, тем ровнее билось его сердце. Еще через некоторое время он совершенно успокоился.
День выдался чудесный. В синем небе не было ни одного облачка. С моря тянуло легким бризом, он не позволял солнцу распалиться в полную силу. Но все равно, на всякий случай, Катенька повела своего гостя по бесконечному пляжу туда, где в редкой тени невысоких акаций можно было спрятаться от жарких лучей.
Неяркое, зеленоватое море тихо вздыхало, едва заметная боковая волна легко набегала на песок, оставляя твердую кромку, и по ней можно было идти, как по асфальту, не рискуя набить в босоножки песок и мелкую ракушку.
Наконец, хорошее уединенное место было найдено, широкое покрывало постелено, пакет с бутербродами подвешен на горизонтально вытянутую ветку во избежание нападения муравьев, Катя переоделась за стволами деревьев, побежала в воду изображать русалку, Станислав Сергеевич остался в тени впитывать в организм вселенскую информацию и энергию.
Можно сказать, они оба за этот день хорошо набрались энергии, наплавались, подзагорели. Но, как все хорошее, день закончился, солнце перешло на другую половину небосвода, они сложили вещи, выбрались из песков и через час прибыли домой. Катенька быстро сообразила полдник, подала на стол конфеты, печенье, и хотя выяснилось, что Станислав Сергеевич не ест сладкого, от свежего чая он не стал отказываться. Катя только успела засыпать заварку в разукрашенный алыми розами чайник, как раздался резкий, требовательный звонок.
Станислав Сергеевич вздрогнул, изменился в лице и сказал странную фразу.
- Это за мной!
Катенька открыла дверь - на пороге стояли двое. Один в милицейской форме, другой в штатском.
- У вас находится гражданин Кислинский?

Предчувствия не обманули Станислава Сергеевича. Проведенный накануне благотворительный сеанс исцеления незнакомой женщины от радикулита обернулся для него страшными неприятностями.
Мадам явилась домой затемно. Ревнивый муж набросился с криками - где была, с кем была. Понятно, какие в таких случаях задают вопросы. Во избежание скандала, пришлось сознаваться. Так, мол, и так, приехал к соседу из второго подъезда экстрасенс из Москвы, а ее, как известно, замучил радикулит. Вот они и пошли с Надеждой Ивановной полечиться. Радикулит прошел, а денег целителю они дали всего ничего - двадцать пять рублей.
Муж взревел. Какой радикулит! Какая Надежда Ивановна! Какой такой экстрасенс-целитель! Какие двадцать пять рублей! У тебя деньги, что, на полу валяются?!
И настучал по телефону в милицию. Так и так, приехал шарлатан, содрал с дуры бабы неизвестно за что двадцать пять рублей… Супруга, было, встряла - как ни за что, радикулита ж нет, - но муж махнул на нее телефонной трубкой и велел заткнуться. Милиция пообещала разобраться, но отложила разбирательство до утра. Утром, как известно, Станислав Сергеевич с Катенькой отправились на море, и первый визит участкового не принес результатов.
Теперь, тихим прохладным вечером, шарлатана накрыли. Участковый затребовал паспорт, для чего пришлось идти в соседнюю квартиру. Катенька, естественно побежала следом, испуганная, трепещущая. Паспорт был предъявлен, оба милиционера долго по очереди изучали его. Тот, что в форме убрал паспорт к себе в планшет и сказал, что гражданин Кислинский должен будет пройти с ним в отделение. Станислав Сергеевич посмотрел на Катеньку жалкими испуганными глазами и повиновался. Они ушли, а штатский, видимо, следователь, остался и стал задавать Катеньке неприятные вопросы.
Кто такой, откуда, почему оказался у нее в квартире, и все в таком духе. Не чувствуя ни за собой, ни за Станиславом Сергеевичем никакой вины, Катерина Андреевна, по молодости и неопытности, отвечала довольно дерзко. Она коротко рассказала, что Станислав Сергеевич приехал к другу, к Петру Ильичу Еременко, живущему по соседству, а Петра Ильича неожиданно отправили на три дня в командировку. Она сама и ее муж согласились приютить гостя, чтобы он не скучал, у себя. И вообще, на каком основании, за что арестовали невинного человека!
Следователь, или кто он был, поправил Катеньку, сказав, что московский гость вовсе не такой уж невинный. Он шарлатан, знахарь, а знахарство, как известно, преследуется у нас по закону. И попросил показать вещи арестованного. Тогда Катя схватила телефон и позвонила мужу.
- Коля! - закричала она в трубку, - Станислава Сергеевича арестовали!.. Говорят, он - шарлатан!.. Глупость какая-то! Приезжай скорей, пожалуйста… Нет, ты прямо сейчас приезжай! Тут у нас собираются обыск устроить.
Она положила трубку и победно глянула на милицейского в гражданской одежде, а тот стал объяснять, что никакого обыска он устраивать не собирается, просто просит показать вещи. Вот и все.
Тогда, несказанно радуясь о спрятанных накануне брошюрках, Катя вынесла из соседней комнаты небольшой чемоданчик Станислава Сергеевича, открыла, щелкнув двумя замками. Кроме смены белья, двух рубашек, бритвенных мелочей и махрового полотенца там ничего не было. Следователь мельком глянул, Николая Борисовича дожидаться не стал и убрался, насмешливо глянув в лицо гневной хозяйки.
Вскоре приехал муж. Угомонил, насколько это было возможно, Катю. Она все порывалась куда-то бежать, искать правду. Николай Борисович велел ей не дергаться, а спокойно сидеть, ждать, как будут разворачиваться события. Не может такого быть, чтобы человек канул в неизвестность, так не бывает. Узнав о брошюрках, попросил показать. Катя достала из комода сверток, развернула бумагу. Разрозненные страницы чуть не разлетелись.
Первая книжонка посвящена была, как выяснилось при беглом просмотре, Карме. Вторая оказалась учебником первичной йоги, третью Николай Борисович смотреть не стал. Велел жене завернуть и положить на место.
- Тоже мне, - пожал он плечами, - запрещенная литература. Не этого надо бояться.
- А чего? - спросила Катерина Андреевна.
- Всего, - буркнул муж, - главным образом, дурости вселенской.
Час прошел в напряженном ожидании. Катя пыталась заняться домашними делами, но все валилось из рук, она даже умудрилась разбить любимую Колину чашку. Стала, чуть не плача (нервы были на пределе), собирать осколки, как зазвонил телефон.
- Я! Я возьму! - кинулась она и схватила трубку.
- Алло! Алло! Катенька, это я, я, Станислав Сергеевич, - раздался взволнованный, на грани срыва, голос экстрасенса. - Катенька, спасите меня, они отправили меня в психушку! Ради Бога, приезжайте, сделайте что-нибудь! Если они начнут меня колоть психотропными средствами, я потеряю Силу! Катенька, у меня здесь, кроме вас и Николая Борисовича, никого нет! Вся надежда на вас! Я не могу больше говорить, у меня отнимают телефон…
Пошли гудки, трубка была брошена на рычаг.



4

Психиатрическая больница находилась далеко за городом. Хорошо у Николая был автомобиль, маленькая игрушка - синего цвета горбатый Запорожец. Супруги сели в машину и покатили в сторону дома скорби. Не колеблясь, ни минуты, не сомневаясь в необходимости срочных действий, они мчались спасать Станислава Сергеевича. Катенька нервничала, торопила мужа.
- Быстрей, быстрей! Ты можешь ехать быстрей?
Много ли выжмешь из горбатого Запорожца! По дороге им пришлось два раза останавливаться, остужать мотор. Остановки просто выводили Катеньку из себя. Она ходила взад-вперед возле машины, хрустела пальцами и задавала один и тот же вопрос:
- Как ты думаешь, его отпустят?
На что Николай пожимал плечами и крепко сжимал губы. Он был опытнее жены и знал - из психушки, просто так, людей не отпускают.

В приемном покое нашу пару негостеприимно встретила тетка в белом халате, с лицом, расположенным не как у всех добрых людей - вдоль, а поперек. Щеки цербера при короткой и толстой шее, располагались где-то на плечах.
- Какой экстрасенс! Да он псих! - пропела басом тетка, когда узнала, для какой надобности заявились незваные посетители.
Долго они препирались, требуя немедленного свидания со Станиславом Сергеевичем, так бы ничего и не добились, не покажи Николай Борисович журналистского удостоверения. Тетка внимательно изучила документ, смягчила тон, разрешила свидание и назвала номер корпуса, куда поместили больного.
Николай и Катя отправились искать шестое отделение по запутанным дорожкам больничного парка.
Небольшие, одноэтажные флигели, называемые корпусами, были разбросаны по всей территории и хорошо изолированы один от другого плотно сбитыми деревянными заборами, покрашенными в зеленый цвет. Наконец, они отыскали запертые воротца с намалеванной на них белой краской цифрой шесть, с кнопочкой звонка.
На звонок долго никто не отзывался, хотя чувствовалось, что за забором кто-то ходит и прислушивается к разговору вольных людей. Но это были не начальственные шаги, напротив, шаги робкие и неуверенные. Через какое-то время за забором отдали команду, неуверенные шаги удалились, в замке повернулся ключ, воротца отворились.
- Вам кого? - осведомилась медсестра шестого корпуса, выслушала ответ и покачала головой, - к нам такой больной сегодня не поступал.
Катенька стала настаивать, ссылаясь на грозную тетку из приемного покоя, но сестра настойчиво повторила.
- К нам сегодня больные не поступали. Идите, выясняйте.
Николай и Катя переглянулись. Станислав Сергеевич исчез! Но из такого заведения просто так люди не исчезают! По уже проторенной дорожке, выложенной кирпичом, они помчались обратно в приемный покой.
- Как это нет?! Я сама отправила его с практикантом в шестой корпус, - возмутилась тетка, - куда он мог деться!
Мощной и цепкой дланью она схватилась за телефон. Но из шестого корпуса, теперь уже ей, коротко повторили - не поступал. Тетка слегка изменилась в лице, вскочила, велела посетителям ждать, понесла необъятных размеров туловище куда-то вдаль.
- Слушай, - недоверчиво, и в то же время восторженно, прошептала Екатерина Андреевна, - он, что, сквозь стену прошел?
- Кто его знает, - в тон ей проговорил Николай Борисович, - кто их, экстрасенсов знает, на что они способны.
Из окна приемного покоя было видно, что в больничном парке поднялась небольшая суета. С озабоченным видом промчались и скрылись в аллеях три санитара, две медсестры чуть не столкнулись, а потом стали о чем-то совещаться и показывать руками, первая в одну сторону, вторая в другую. Потом они тоже разбежались. Наступила зловещая тишина, природа сумасшедшего дома замерла в ожидании. У Катеньки сердце билось где-то возле горла, так она была неспокойна. И в то же время готова была нервно расхохотаться. Ай, да Станислав Сергеевич! Да здравствуют экстрасенсы! Уж если они способны проходить сквозь стены…
Но как же без паспорта? В больничной одежде? И что с ним будет, когда его поймают? Ах, не усугубил ли он своего положения хоть и потрясающим по сути, но совершенно бессмысленным побегом?
Все закончилось самым прозаическим образом. Больной нашелся. Не в шестом, а в девятом отделении, куда отвел его неопытный практикант. Пыхтя от быстрой ходьбы, утирая пот с поперечного лица, в приемный покой ввалилась командно-административная тетка, плюхнулась на стул.
- Идите в девятое, там ваш, - и презрительно вытолкнула изо рта крамольное слово, - экстрасенс. Там подождете, придет санитар, отведет его, куда надо.
Екатерина Андреевна и Николай Борисович немедленно отправились в указанном направлении. У глухой калитки девятого отделения повторилась история с ключами. Прозвенело, провернулось в замочной скважине, показалась сестра, видно получившая предупреждение, их впустили в небольшой дворик.
Боже, что открылось их взорам!
На приступке вытянутого в длину выбеленного флигеля, застыв неподвижно, сидел несчастный Станислав Сергеевич в обесцвеченной стирками больничной пижаме. Мировая скорбь, тоска и ужас застыли в его широко расставленных глазах. Над головой экстрасенса, чуть-чуть сбоку, находилось зарешеченное окно, а на решетке, с внутренней стороны, конечно, по-обезьяньи схватившись за металлические переплетения и с невероятной силой потрясая их, висел буйный сумасшедший и вопил, как грешник в аду.
При виде спасательной команды, Станислав Сергеевич подхватился с приступки.
- Сидеть! - немедленно последовал окрик.
Словно из небытия, возник санитар и мощной дланью пригвоздил пациента к прежнему месту.
Тогда Станислав Сергеевич стал выглядывать то с одного, словно высеченного из белого мрамора, бока санитара, то с другого и кричать, стараясь перебить вопли буйно помешенного.
- Катенька! Николай Борисович! Они поместили меня в буйное отделение! Сделайте что-нибудь! Я погибаю!
Николай тронул за плечо санитара.
- Все в порядке, товарищ. Этот человек попал сюда случайно. Дайте нам поговорить.
Санитар нехотя отступил.
Станислава Сергеевича стали успокаивать. Ему объяснили, что произошла ошибка, что сейчас придет другой санитар, и отведет их в другой корпус, что все уладится, все будет хорошо.
Действительно, вскоре пришел санитар, переговорил с кем-то, забрал историю болезни, и Станислав Сергеевич, сопровождаемый эскортом, отправился на новое место, в спокойное, тихое отделение. Там экстрасенса сразу увели, а Екатерину Андреевну и Николая Борисовича пригласили в кабинет к доктору, где редактор местной газеты немедленно предъявил удостоверение, и оно, как и в приемном покое, произвело должное впечатление.

В кабинете было тихо, докторша казалась симпатичной и достойной доверия. Начались расспросы, главным образом, врача интересовало, кем поступивший больной доводится Екатерине Андреевне и ее мужу.
- Понимаете, - торопилась все порядком объяснить Катя, - он нам никем не доводится, он приехал из Москвы в гости к нашему соседу, они друзья. А соседа срочно вызвали в командировку. И он попросил, чтобы мы как-то заняли Станислава Сергеевича, чтобы он не скучал. Он хороший, он ничего плохого не сделал. Пожалуйста, отпустите его!
Но докторша сказала, что отпустить больного без консилиума и окончательного решения главврача она не имеет права. Он поступил из милиции, его привезли и сдали на обследование. Екатерину Андреевну возмутило слово "сдали". Дали - брали, человек не вещь! Но помня напутствие мужа и просьбу не скандалить и не зарываться, она ничего не сказала, только сжала под столом, чтобы докторша не увидела, кулачки.
Вот тут-то они и узнали, что кое-какие деяния, находящиеся в прямом противоречии с законодательством, Станислав Сергеевич все-таки совершил. Он провел незаконный, шарлатанский сеанс мнимого исцеления больной женщины, да еще при этом взял с нее деньги.
Супруги переглянулись, когда он успел? Дело принимало скверный оборот. Как оказалось, у милиции были основания для ареста, и Николай Борисович, напрягши желваки на скулах, помянул про себя экстрасенса нехорошим мужским словом.
А врачиха, тем временем, дала дельный совет.
- Вы поезжайте в милицию, - она заглянула в историю болезни, уточнила, - в первое отделение. Это за кинотеатром Свердлова, вы легко найдете. Поговорите. Пусть они нам позвонят, а если выяснится, что ваш знакомый не шизофреник, не шарлатан, а, действительно, экстрасенс, нам его держать у себя будет незачем.
Тогда Катя задала естественный вопрос, а как они так сразу определят шизофреник Станислав Сергеевич или не шизофреник, на что докторша снисходительно улыбнулась.
Потом она сообщила, что консилиум состоится около двенадцати часов следующего дня, что раньше этого времени им не стоит приезжать, но Катя немедленно возразила и пообещала приехать с утра. Докторша пожала плечами.
- Как хотите.
- И еще, - никак не хотела угомониться Катя, - Станислав Сергеевич просит, чтобы ему не делали никаких уколов. Иначе он потеряет Силу, понимаете!
Докторша заверила с полной определенностью, никаких уколов никто никому делать не собирается и вдруг задала совершенно неожиданный вопрос.
- Скажите, а вы сами уверены в том, что он - экстрасенс?
- Что вы! - для пущей убедительности Екатерина Андреевна прижала руки к груди, - он замечательный экстрасенс! Понимаете, он никогда не видел мою маму, а описал ее портрет так, будто они тысячу лет знакомы. Он даже сказал, что она носит янтарные сережки. А про дедушку сказал, что он погиб под Сталинградом и был офицером. И еще, что раньше они жили в Орле. Представляете? А еще спичку сдвинул с места. Мы положили на стол спичку, а он стал на нее смотреть. Смотрел-смотрел, вдруг спичка поехала по клеенке.
Докторша недоверчиво покачала головой, несколько смягчилась, но на прощание повидать Станислава Сергеевича не позволила.

5

Стемнело, когда Николай Борисович и Катя покидали дом скорби. А до города еще надо было доехать, пересечь его из конца в конец. По дороге Николай ругал, на чем свет, Станислава Сергеевича. Не столько за сеанс с двумя неизвестными тетками, сколько за то, что он умолчал о нем. Катя, как могла, оправдывала его, говоря, что тех вылечили, они же, неблагодарные, в милицию позвонили. Свинство и больше ничего - вот, как это называется!
- Но он взял с них деньги! - возмущался Николай Борисович.
Крыть было нечем. Катя отворачивалась, смотрела в боковое стекло и про себя бормотала:
- Все равно он хороший.
Ни ей, ни сердитому мужу даже в голову не пришло отступиться и бросить Станислава Сергеевича в беде.
К первому отделению милиции они приехали в десятом часу, когда в небе стали зажигаться большие и яркие звезды.
Отделение размещалось в небольшой белой хате. Она стояла в глубине садика с молодыми вишнями, окруженного штакетником. В отличие от психушки, калитка была гостеприимно распахнута.
На великое счастье супругов, во дворе прогуливался милиционер в белом кителе, как чуть позже выяснилось, в чине капитана. Видно, надоело ему возиться с преступниками, и он вышел подышать свежим воздухом.
Супруги к нему. Так, мол, и так, невинно задержанного Станислава Сергеевича Кислинского смогут отпустить из клиники только после вашего распоряжения. Будьте так добры и гуманны, позвоните им ради всего святого, не мучьте зря хорошего человека, он приезжий, он из Москвы, здесь у него никого нет, он ничего плохого не сделал…
- Да он псих! - рявкнул капитан с точной копией интонации тетки из приемного покоя.
А дальше не пожелал разговаривать и попросил освободить от своего присутствия территорию первого отделения милиции. Долго-долго уламывал капитана Николай Борисович. Он и так подъезжал к нему, и с другой стороны, снова вынул из нагрудного кармана удостоверение, но капитан почему-то не полюбопытствовал открыть его, только скосил глаза и, опять-таки, немного смягчился.
- Послушай, - обратился он к одному Николаю, и совершенно игнорируя его супругу, - вот как бы ты повел себя на моем месте? Человека посадили в КПЗ. Так? К нему идет следователь. Сержант открывает дверь, и что они видят? Арестованный сидит на полу, я подчеркиваю: не где-нибудь, в КПЗ! Скрестил ноги, вывернул ступни, никого не замечает, глаза стеклянные, на вопросы не отвечает. Псих? Однозначно, псих!
Затем капитан припомнил звонок разгневанного мужа, полученные шарлатаном неизвестно за что двадцать пять рублей…
- Как неизвестно за что! - не выдержала нейтралитета Екатерина Андреевна, - эту тетку вылечили от радикулита, а вы говорите!
Но капитан даже не посмотрел в сторону заступницы, только иронически скосил рот. Катя не пожелала успокоиться. Торопливо, стараясь подобрать нужные слова, она стала рассказывать, какой Станислав Сергеевич добрый, как он открыл в себе новый талант - проникать в прошлое.
- Вот как он узнал, что мой прадед переехал сюда из орловской губернии, что дедушка пошел на войну и погиб в чине офицера? Вот скажите, как? А как он описал мою маму! Он даже сказал, что она носит янтарные сережки! А вы говорите.
Выслушав, капитан удосужился недоверчиво посмотреть на Катю. Черт его знает, может быть, там и вправду что-то такое есть.
- Так что будем делать? - внес деловую струю в разговор Николай Борисович.
Капитан помолчал, провел по песку носком ботинка.
- Да забирайте вы его! Мне он не нужен.
С тем повернулся и ушел в хатку.
- Вы им позвоните? - крикнула ему вслед Катя.
Но капитан не ответил.

6

Рано утром Николай Борисович и Катя отправились выручать экстрасенса. Они договорились так: он оставит ее в сумасшедшем доме (как это страшно звучит!), сам уедет на работу. В случае неблагоприятного поворота событий пусть Катя позвонит, он постарается что-нибудь придумать.
В девять часов утра супруге журналиста, редактора местной газеты, удалось проникнуть на территорию дома скорби. Быстрыми шагами, почти бегом, направилась она в сторону шестого отделения, и уже издалека увидела, что за ночь что-то произошло, разумеется, хорошее. Станислав Сергеевич ждал ее не по ту, а по эту сторону забора, почти на воле. Если бы не больничная пижама, его можно было бы взять под руку и увести.
- Катенька, Катенька, - бросился он к ней, - как хорошо, что вы пришли! Понимаете, я не мог больше там находиться, я упросил докторшу, чтобы мне разрешили дождаться вас здесь. И мне разрешили, представляете себе! А накануне…
- Вы хоть спали?
- Какое там! Да это не важно. Я накануне…
- Вы хоть завтракали?
- Ах, оставьте, мне не до еды. Накануне я имел долгую беседу с дежурным врачом. Очень милая женщина, к вашему сведению. Расспрашивала обо мне, я ей все рассказал.
- Вы бы лучше, - перебила Катенька, - показали ей эксперимент со спичкой.
Станислав Сергеевич помолчал.
- Знаете, я как-то об этом не подумал.
Два часа они ходили потом взад-вперед по короткой аллее. Станиславу Сергеевичу не велено было исчезать из поля зрения бдительных санитаров. Время от времени то один, то другой отпирал калитку, выходил наружу, делал вид, будто больной его нисколько не интересует, а сам зорко поглядывал в его сторону. В одиннадцать часов их позвали.
Медсестра провела Станислава Сергеевича и будто прилипшую к нему Катю в широкий, не особенно длинный коридор, велела сесть возле наглухо запертой двери. Они сели. Началось томительное ожидание.
В половине двенадцатого в коридоре появился доктор, весь в белом, в белой шапочке, в очках с темной оправой. Не обратив ни малейшего внимания на сидящих в напряженных позах Катю и Станислава Сергеевича, он отпер ключом ближнюю дверь. Вошел внутрь и полотно закрыл за собой створку. Минут через десять проследовал еще один врач, также ни на кого не реагируя ни взглядом, ни голосом. На сей раз на этом носу не сидели очки, но халат и шапочка были те же. Он скрылся за дверью, и снова в коридоре воцарилась полная тишина. У Катеньки вспотели ладошки, сердце заколотилось. Врачи собирались на консилиум. Она мельком глянула на Станислава Сергеевича, он криво усмехнулся ей, глаза его были тоскливые.
И тут появилась Главная!
В том, что по коридору, постукивая высокими каблуками, шествует вершительница всех судеб в психиатрической клинике, сомневаться не приходилось. Статная, с пышной золотой прической, прикрытой высоким крахмальным колпаком с завязками бантиком на затылке, в ослепительнейшем белом халате на пуговках с отложным воротником, с виднеющимся в декольте дорогим платьем и ниткой гранатовых бус. В луче солнца, заглянувшего в окно, сверкнула и пропала бриллиантовая капелька золотой сережки.
По сравнению с этой роскошной и властной женщиной Екатерина Андреевна почувствовала себя не дипломированным молодым специалистом, преподающим в школе русский язык и литературу, а маленькой робкой первокурсницей, ожидающей вызова в деканат.
Не глянув на сидящих в коридоре великомучеников, будто их и на свете нет, Главная скрылась за роковой дверью. Снова наступила гнетущая тишина, потянулись минуты почти невыносимого ожидания.
Через какое-то время в конце коридора, но с другой стороны, показалась процессия. Впереди двигался скрюченный в дугу больной в полосатой пижаме, за ним, не отставая ни на шаг, следовала сестра, а за ней, на всякий пожарный случай, поспевал санитар с суровым и непроницаемым ликом.
Ни сестра, ни санитар, будто сговорились заранее, точно так же "не заметили" сидящих возле двери. Один лишь скорбный головушкой, к тому же явно измученный радикулитом, с неуверенной улыбкой искоса глянул на Катю и Станислава Сергеевича, кивнул и вежливо сказал - здравствуйте.
Но это был сумасшедший, что с него возьмешь!
Шествие скрылось в комнате консилиума, и снова тишина.
Внезапно Станислав Сергеевич схватился за виски.
- Я знаю, что они хотят сделать! Они заставят меня лечить его от радикулита!
- Ну, и что? - пожала плечами Катенька, - вы же умеете. Покажите им класс, и они вас отпустят.
- Как вы не понимаете, - жарко зашептал несчастный экстрасенс, - он же ненормальный, у него поврежденная психика, вдруг от моего воздействия ему станет хуже!
Перепуганная этими словами, Катенька ничего не успела ответить. Дверь открылась, сестра кивком головы пригласила Станислава Сергеевича. Он поднялся, бледный, словно приговоренный к смерти. Катя рванулась следом, но ее остановили.
- Не надо. Ждите.
Катенька села на место, и сердце ее сжалось от дурного предчувствия.

7

Ожидание растянулось еще на полчаса. Чего только не передумала за это время несчастная одинокая Екатерина Андреевна, сидя в пустом коридоре сумасшедшего дома. Откуда-то издалека время от времени доносились неясные разговоры, звяканье посуды. За окнами, завешенными белыми льняными гардинами, с резкими криками стремительно проносились ласточки. Но все эти звуки как бы и не нарушали странной настороженной тишины, от которой хотелось лезть на решетку окна, трясти ее и выть от тоски и страха.
Что, если Станислава Сергеевича признают шизофреником и не отпустят? Или, наоборот, сочтут нормальным и отправят обратно в милицию? Кто его знает, позвонил сюда вчерашний капитан, не позвонил?
Внезапно дверь распахнулась, показался сумасшедший в пижаме. О, радость! О, неожиданность! Прямой! С изумленным лицом. С такими лицами ходят люди, когда не верят свалившемуся на них счастью.
Больной повернулся в сторону Кати, поклонился ей и вежливо сказал.
- Спасибо вам. Вы привели очень хорошего доктора.
И прямой, как доска, победно зашагал прямо по коридору. Сестра и санитар - за ним. На ходу сестра обернулась, совершенно неожиданно подарила Кате лучезарную улыбку, но сказать - ничего не сказала. На сердце у Катеньки несколько отлегло.
Минут десять спустя, из комнаты выплыла Главная в сопровождении доктора, того, который был без очков, и зашагала прочь, стуча каблуками по паркету. Наконец на пороге комнаты, где заседал консилиум, появился Станислав Сергеевич. Свободный! Это мгновенно поняла Катенька, едва успев посмотреть на его расслабившееся, но страшно усталое лицо.
- Что? Как? - усадила она его, потянув за рукав.
Но он не мог говорить. Качал головой и похлопывал ее по руке, мол, все хорошо, все в порядке. А из дальнего конца коридора уже бежала почему-то очень радостная сестра. Не добежала, стала манить к себе. Они поднялись и пошли ей навстречу.
- Сейчас, скоро, придет кастелянша, - торопливо заговорила она, - а пока - вот ваш паспорт. Вы посидите в садике на скамеечке, я вас потом позову.
Все это она выговорила нормальным голосом, и вдруг понизила его до шепота.
- Доктор, миленький, у меня хронический холецистит, пожалуйста, помогите мне. Я вас отблагодарю! Сколько хотите!
Вот это была неожиданность! Вот так поворот событий! Она назвала его доктором! Станислав Сергеевич оторопело посмотрел на нее.
А она вела их по коридору на скамеечку в садике и просила, умоляла новоявленного, признанного специалиста помочь, излечить, избавить, но Станислав Сергеевич только качал головой.
- Нет, дорогая моя, я ничем не смогу вам помочь, я такое пережил, силы кончились, извините.
Она отстала, ушла, оглядывалась несколько раз с сожалением.
В садике было тенисто, за столом, вкопанным в землю, двое сумасшедших играли в шахматы, еще один ходил взад-вперед с озабоченным видом, обхватив подбородок ладонью. Четвертый, откуда взялся, они не заметили, но он время от времени стал подкрадываться и робко протягивать руку к Катиной сумочке. Грозный окрик санитара заставлял его немедленно одернуть ее. Он отходил с виноватым видом, потом снова начинал подкрадываться.
- Да, здесь немного лучше, чем в буйном отделении, - огляделась по сторонам Катенька.
Станислав Сергеевич нервно хохотнул, и сразу оборвал смех.
- Это вы верно заметили.
Он все никак не мог отойти от всего, произошедшего с ним и по большей части молчал. Подробностей о консилиуме и обо всем, что за ним последовало, он так никому и не поведал.
А было все просто. Водили перед носом молоточком, чертили на груди непонятные знаки, заставляли вытягивать руки, стучали по колену, расспрашивали о родственниках, о перенесенных в детстве болезнях. Во время осмотра совершенно здоровый Станислав Сергеевич чувствовал себя страшно униженным, смущался и скупо отвечал на задаваемые вопросы. Затем предъявили больного радикулитом. Главная отверзла уста:
- Пожалуйста. Продемонстрируйте нам свое искусство.
Станислав Сергеевич не стал пререкаться. Собрался, заставил себя забыть, где он находится и что с ним произойдет в случае провала, попросил сгорбленного сумасшедшего повернуться к нему спиной. Тот с торопливой готовностью выполнил просьбу, а через несколько минут изумленно ахнул и выпрямился. Губы его растянулись в глупую, недоверчивую улыбку.
Исцеленного от радикулита немедленно увели, Главная переглянулась с коллегами, пошепталась с тем, что носил очки, затем прочла Станиславу Сергеевичу суровую нотацию. За что? А все за те окаянные деньги, что он слупил с двух пациенток.
- Уж если вы обладаете такими способностями, так не роняйте себя. Или я не права?
Станислав Сергеевич покаянно кивал. Не мог же он начать оправдываться, дескать, денег он ни с кого не брал, деньги были добровольно оставлены пациентками. Ему бы не поверили, сочли бы трусом и непорядочным человеком.
После она распорядилась выписать больного Кислинского из клиники.
- Я здоров, - осмелился возразить Станислав Сергеевич.
Она не соблаговолила ответить. В сопровождении одного из докторов Главная покинула кабинет.
Если честно, просто так отпускать Станислава Сергеевича ей не хотелось. Пусть бы еще помучился! Но должность одного из заступников, не Катина, нет, отсутствующего журналиста, остановила ее. Кто его знает, поднимется вой в прессе, в Москве непременно отыщется какой-нибудь захудалый правозащитник, вон, сколько их развелось в последнее время! Она приняла решение не связываться с приезжим и даже пообещала Станиславу Сергеевичу не звонить по месту его работы. С тем и ушла, а освобожденному экстрасенсу пришлось ждать, пока оставшийся с ним наедине очкарик по всем правилам оформит историю болезни, начертав в ней специальным медицинским почерком непонятные знаки. Покончив с официальной частью, доктор внезапно превратился в нормального человека и задал Станиславу Сергеевичу неожиданный вопрос.
- Скажите, а все-таки, как вы это сделали?
И тому пришлось еще на несколько минут задержаться в ненавистной комнате, поговорить с любопытным врачом о Силе, о возможностях исцеления без лекарственных средств. Когда Станислав Сергеевич уходил, доктор, раздираемый сомнениями по поводу ортодоксальной медицины, задумчиво смотрел ему вслед.
Как известно, на выходе в коридор экстрасенс подвергся нападению со стороны медсестры, умолявшей избавить ее от холецистита, и он с трудом отделался от неожиданно свалившейся на его задуренную голову пациентки, но это было еще не все.
Через час, будто раньше отыскать ее было невозможно, пришла кастелянша, хранилище личных вещей открыли, и там Станислав Сергеевич попал в настоящую осаду. Старшая медсестра, две санитарки и сама кастелянша, рыхлая, болезненного вида женщина, стали умолять, чтобы экстрасенс полечил и их. Чокнутого избавил от радикулита, а они, нормальные, что ли хуже? Они наперебой предлагали деньги, клялись сохранять молчание до конца своих дней, но экстрасенс остался непреклонен. Он сказал, что за эти страшные сутки потерял Силу. Женщины виновато, хотя, какая в том была их вина, переглянулись и оставили его в покое.
Еще раз, уже на пути к выходу из клиники, их догнал незнакомый мужчина, явный посетитель. Как, когда, каким образом он прослышал об экстрасенсе, осталось тайной. С просьбами, клятвами и совершенно невероятными посулами, он бежал за ними до ворот, и, разочарованный, остался на месте, лишь, когда Станислав Сергеевич и Катя, вольные, как птицы, решительно зашагали по нагретому за день асфальту в сторону города.
Впрочем, долго идти не пришлось. Катенька издалека увидела мчавшийся им навстречу синий Запорожец.

8

На другой день вернулся из командировки Петр Ильич. Отпуск, отдых от потрясений мог продолжаться еще десять дней, но Станислав Сергеевич не пожелал остаться. Он стал упрашивать друга достать ему любой ценой билет до Москвы. Он хотел одного - как можно скорее уехать. Его гнал обыкновенный, вполне объяснимый страх. И даже Катенька не смогла соблазнить его ни Золотыми песками, ни прогулками в старом парке.
Через день Петр Ильич принес вожделенный билет. К сожалению, только в плацкартном вагоне.
- Хоть в общем! - вскричал благодарный Станислав Сергеевич и бросился собираться.
Что там было особенно собираться!
Поезд уходил днем, провожали экстрасенса расстроенный Петр Ильич и Катя. На перроне смущенно молчали, как это часто бывает при расставании. Но перед отправлением Станислав Сергеевич спохватился, вытащил из кармана небольшой сверток.
- Катенька, это вам от меня на память. Вспоминайте иногда своего спасенного гостя.
Екатерина Андреевна прижала руку к сердцу.
- Что вы, Станислав Сергеевич, я вас никогда не забуду. Разве можно забыть такое! Ах, если бы вы знали, как мне жалко, что я не экстрасенс!
Он возразил.
- Милая Катенька, вам ни о чем не надо жалеть! Вы прекрасная, вы добрая, вы чудная женщина! Оставайтесь такой, какая вы есть.
Затем пришло время целоваться на прощание, и Станислав Сергеевич полез в вагон. Через минуту поезд тронулся.
Когда он скрылся из виду, и перрон опустел, Катенька развернула сверток. Оттуда выскользнула и чуть не упала на землю нитка изумительных по красоте агатовых бус.

Прошло время, способное залечить и не такие раны. Сила не ушла от Станислава Сергеевича, но он несколько утратил былую самонадеянность и совершенно перестал заниматься исцелением больных. Теперь его больше занимало прошлое. Со временем ему удалось разгадать несколько надписей на древних артефактах и помочь археологам найти долго скрывавшуюся в земле замечательную скульптуру.
А у Екатерины Андреевны и Николая Борисовича ровно через год и два месяца родился сын. Назвали мальчика Станиславом.

• Назад
• Вперёд