Сергей Татур. Железные люди (повесть)

Сергей ТАТУР

ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛЮДИ

Фантастическая повесть

ГЛАВА I

Петр Иванович Талдыкин проснулся ранним утром. Дважды он просыпался среди ночи после снов очень интересных, волнительных, оставивших в памяти яркую, но быстро погасшую феерию. А теперь пора было вставать, пора было принимать на себя заботы и хлопоты нового дня и окунаться в них. «Наезженная колея!» – подумал он обыденно, без интереса. И то правда, ничего непредсказуемого жизнь не готовила ему и не сулила ни в дне сегодняшнем, ни в дне завтрашнем. Это, наверное, и было хорошо. Поежился от прохлады, – он спал с открытым окном, а ночью прохладный воздух двигался к долине от снежных гор и от цепи водохранилищ, на которые река Чирчик была поделена добрым десятком перегородивших ее плотин. Он оделся, не беспокоя жену Веру Андреевну, которая просыпалась на полтора часа позже. Петр Иванович тихо вышел из спальни. У супругов издавна было принято заботиться друг о друге и уважать привычки друг друга.
У двери в ванную Петра Ивановича поджидал робот Джонни. Ростом и внешностью, включая лицо и одежду, а также поведением он ничем не отличался от человека, а главное свое отличие никогда не выпячивал: его знания и умения превосходили человеческие, но задаваться и зазнаваться не входило в его обязанности. В сне и отдыхе он не нуждался. И дом Талдыкиных с десятью комнатами блестел чистотой и ухоженностью. То же самое можно было сказать о саде, хотя большая часть этих забот лежала на Петре Ивановиче. Джон был роботом в десятом поколении. Людям присуща наследственность, и поэтому из поколения в поколение могут повторяться некоторые черты характера или внешности их отцов, матерей, дедов, бабушек и т.д. Роботы же – это все-таки машины, поэтому каждое новое их поколение вбирает в себя сотни разнообразных задумок, выдержавших самые тщательные проверки. Ведь их совершенствование в технологическом отношении двигалось вперед десятимильными шагами.
– Петя, здравствуй! Надеюсь, ты славно почивал и встал с правой ноги? – Джон по-братски похлопал хозяина дома по плечу.
– Привет, Джонни! Подскажи, какой сегодня день?
– Среда у нас сегодня, Петя. Пятнадцатое мая, две тысячи сто десятый год от рождества Христова, время – шесть тридцать. На дворе плюс шестнадцать, а днем будет тридцать градусов. Облака наплывут, но без дождика. Так что грозы, которой тебе так хочется, не будет. Знаю, что ты приветствовал бы грозу: «Ба-ба-ба-ба-бах!» – Джон точно проимитировал раскаты грома и только всплеском молний их не сопроводил. – Что еще тебя интересует, дружище?
– Что в мире?
– Без катаклизмов. Тишина и покой на всех материках. Благоденствие, одним словом. Землю, слава Создателю, нигде не трясло, самолеты не падали и поезда с рельсов не сходили. Но тайфуны потрепали Индонезийский архипелаг и полуостров Индокитай. Пропали без вести пять рыбаков и три путешественника-яхтсмена. Они не прореагировали на предупреждение об опасности. За минувшие сутки своей смертью ушло из жизни 157 тысяч человек, от бытовых разборок, несчастных случаев и пожаров погибло 442 человека. Твои знакомые и близкие среди этих несчастных не числятся. Нужна еще какая-нибудь информация?
– Все ясно, Джонни. Спасибо! Паша встал?
– Как и ты, минута в минуту. На турнике подтянулся шестнадцать раз, сейчас гантелями размахивает. Петя, Паша – точная твоя копия, плоть и кровь твоя. – Джон деликатно умолчал о том, что кое-какие свои не самые худшие черты характера Павел перенял и от матери.
– За это я его и люблю!
– Что тебе приготовить на завтрак?
– Как обычно. – Петр Иванович гурманом не был, и Джон, как ни старался, не мог привить ему привычку к пище изысканной, приготовленной тщательно и по специальным рецептам, с массой экзотических специй. Зато Вере Андреевне доставляло удовольствие обсуждать с Джоном тонкости кулинарии. Она словно чувствовала вкус и аромат обсуждаемых блюд и любила сопоставлять один кулинарный изыск с другим, чтобы определить, какой из них «самый-самый».
Петр Иванович привел себя в порядок, затем спустился в подвал, где размещалась отопительная система дома, а также небольшая сауна и узкий бассейн длиной в двадцать пять и шириной в два с половиной метра. Он нырнул в воду приятной температуры, проплыл туда и обратно: достаточно, ведь впереди футбол. Быть в хорошей физической форме надлежало каждому, и в семье Талдыкиных за этим ненавязчиво следил робот Джон. Средняя продолжительность жизни землян приближалась к ста пятидесяти годам и постоянно увеличивалась.
Завтракали отец и сын вдвоем, завтрак был из разряда самых обычных – жареная картошка, политая сверху яйцом, присыпанная мелко нарезанным укропом и зеленым луком. Еще каждому предназначалась пара долек чеснока, пара мандаринов, горсть миндаля и горсть кишмиша. Чайник зеленого чая томился под красочным шерстяным колпаком, – чтобы не остывал. Джон был кладезем по части информации обо всем на свете, в том числе и по части событий произошедших совсем недавно, интересных широкой общественности. Он отвечал на любые вопросы подробнее и обстоятельнее, чем энциклопедический словарь. Джон был так запрограммирован, что прекрасно угадывал, когда и каким образом ему следует поддержать разговор, а когда – переключиться с щекотливой темы на другую, всех устраивающую или – просто промолчать.    
– Что нового, Паша? – спросил Петр Иванович.
– Все как всегда, ты ведь в курсе. На заводе тебя ждут после обеда. – Петр Иванович собирался посетить сборочный и другие цеха огромного предприятия, производящего роботов, а потом написать об увиденном для Интернета.
Оба ели без спешки, не задерживая внимания на вкусовых достоинствах зав­трака. Хотя Джон, как всегда, постарался: картошечка была подрумянена так, что хрустела, но мягкость свою сохраняла, а зеленый лучок, мелко нарезанный, оттенял ее своей горечью. Крепкий чай благоухал ароматами далеких тропиков.
– А ты, Джонни, какими известиями нас порадуешь? – спросил Петр Иванович робота.
– Смотрите и радуйтесь! – сказал Джон. Он засветил экран, занимавший простенок между двумя окнами и начал транслировать красочные картинки земного благополучия со всех уголков планеты: Земля благоденствовала, тучные нивы на всех пяти обитаемых материках обещали богатый урожай. На фермах паслись коровы. Ветви в южных садах начинали наклоняться к земле под тяжестью плодов, наливающихся соками. По полям сновала техника, которой управляли чаще роботы, нежели люди. И на фермах делами заправляли чаще роботы (особенно когда речь шла об удалении навоза и доставке его на поля). Далее были показаны: фабричные цеха со своими новинками – одеждой и обувью для летнего сезона; книги, напоминающие толстые общие тетради – их страницы, пока еще белые, мгновенно заполнялись любыми произведениями по желанию хозяина, стоило только подключить их к Интернету. Прочитанное стиралось с книг так же легко, как и появлялось. И получалось, что одна такая книжечка могла заменить собой целую библиотеку.
Продолжая следить за экраном, они видели, что в заводских цехах и за прилавками магазинов людей было мало. Добыча угля и руды, выплавка стали, цветных металлов, масштабные строительные работы, уборка дворов и улиц, вывоз и утилизация мусора велась роботами. Люди мало интересовались этими отраслями народного хозяйства. Роботы также управляли автомобилями, самолетами и вертолетами. Поэтому, согласно статистике, давно был исключен из разряда «дорожные происшествия» человеческий фактор, всегда пугавший своей непредсказуемостью. Вот в проектных бюро, в исследовательских институтах и лабораториях людей было побольше, хотя по части поставки продуктивных идей роботы тоже давно могли эффективно помогать людям. Они же быстрее находили пути к их реализации. В госпиталях и поликлиниках врачами работали люди, но каждого из них подстраховывал робот (пусть даже в звании медицинской сестры, это значения не имело). Ибо врачебная ошибка, хотя бы одна на десять тысяч диагнозов и рецептов, никому не была нужна.
Вывод был такой: главным завоеванием демократического общества был равный доступ всех землян к материальным благам. Давно уже и материальные блага землян не зависели от места их проживания и никто ни в чем не испытывал недостатка. А гипертрофированное потребление и чрезмерные аппетиты в любой области бытия вызывали неуважение и нарекания. Хотя каждый получал то, что хотел, хотеть очень многого считалось дурным тоном и осуждалось гласно и негласно. Это бытие и демонстрировал сейчас экран яркими цветами. Ничего не рекламировалось. Но стоило высказать заинтересованность каким-либо товаром, как на экране появлялись все сведения и о других товарах, способных заинтересовать данного телезрителя. Причем, его вкусы и запросы учитывались самым тщательным образом. При вторичном запросе автоматически подтверждался заказ и через час-другой выбранный товар доставлялся на дом. При необходимости для семьи Талдыкиных любую покупку мог сделать робот Джон. Но Вера Андреевна сама любила ходить по магазинам. Мужчин же эта процедура тяготила, и они редко заглядывали в огромные универсамы.
– Джонни, ты нам лучше последний бой Кассиуса Клока и Сережи Добрынина покажи! – попросил Павел.
На экране возник ринг с двумя боксерами-тяжеловесами, один из них как пантера выжидал удобного момента для удара. Другой казался импульсивным и, видимо, тоже был не промах. Начался захватывающий бой. Результат этого боя был уже известен, но хотелось еще раз увидеть кульминационный момент поединка, завершившегося удивительным по силе и точности ударом…
До отъезда на стадион оставалось минут десять. Петр Иванович и Павел поблагодарили Джона за завтрак и попросили им приготовить на обед то, что закажет Вера Андреевна. Время для чтения оставалось мало, но можно было пообщаться с Татьяной, дочерью, которая была двумя годами младше Павла, но уже лет пять была замужем, подарила им внука и внучку. А жили они в городе Красноярске (ее муж Игорь был родом из тех мест). Нажатие кнопки вывело на экран Танин дом и ее семью. Обмен приветствиями и сообщениями о житье-бытье был эмоциональный, но недолгий, зато на внуков Петр Иванович насмотрелся с радостью.
– Татьяна обогнала тебя, Паша! – сказал Петр Иванович сыну, укоряя его за долговременное пребывание в стане холостяков.
– Какие мои годы, папа! – ответил Павел, но к племянникам проявил интерес, показал, что делает им «забадуху», в ответ, старшенькая Лиза улыбнулась и воскликнула: «Это не так, это понарошку! Ты не сможешь до меня дотянуться!». Она уже понимала, что ее дядя находится на недосягаемом для нее расстоянии.
Попрощавшись с близкими людьми, Петр Иванович сам погасил экран и, поблагодарив Джона, пошел в гостиную, где были вывешены точные копии известных полотен: «Звездная ночь» Винсента Ван Гога, «Герцогиня Альба» Франциско Гойя и «Березовая роща» Архипа Куинджи. Это были творения роботов, которые умели делать идеальные копии любых картин, и люди давно уже могли позволить себе иметь в своих домах те произведения искусства, которыми особенно восхищались. А так как между оригиналами и копиями почти не было никакой разницы, то никто уже не стремился стать владельцем подлинников.
«Звездная ночь» запала в душу Петра Ивановича неистовством Мироздания, потому что Винсент Ван Гог вложил в эту картину еще и свое неистовство. Да, Вселенная никогда не была стационарной, какой представлялась человеку из окна его дома. Но Ван Гог выделил и запечатлел именно шабаш светил, рождение сверхновых звезд и черных дыр. Сверхновые и черные дыры, поглощающие все окрест, гений увидел раньше, чем их открыли астрономы и сумел передать это простым языком своего искусства для обыкновенных людей. А внизу, на покрытой мраком земле, под причудливо изогнутыми кипарисами (их изогнул не ночной ветер, а галактика передала им свои порывы) змеилась обычная проселочная дорога. Петр Иванович не мог уразуметь, почему художник не был понят и оценен при жизни. Да, он не двигался в общей колонне, но в искусстве это не недостаток. С другой стороны, не влачи он жалкого существования и не мечтай о признании, его самовыражение не достигло бы тех высот, на которые он взошел наперекор тем, кто его не понимал и не принимал. Художник хотел доказать, что видит мир не как все, но доказал это только следующим поколениям, которые увидели в нем выразителя своих дум и своих чаяний.
«Герцогиня Альба» была картиной совсем иного плана. Загадочность «Моны Лизы» она отвергала, как несовместимую с ее прямой и целеустремленной натурой. Это был портрет, и все. Но какой портрет! Как глубоко и точно Гойя выхватывал человеческую суть, одновременно порочную и высокую! Герцогиня была запечатлена в сокровенной обстановке. Подразумевалось, что рядом с ней стоял мужчина, и им, скорее всего, был сам Гойя. Вызывала изумление передача на полотне страстных чувств женщины, отождествляющихся с женским началом в природе.
А у полотна «Березовая роща» можно было отдохнуть и от шабаша светил, и от чар герцогини Альбы. Летнее яркое солнце переполняло рощу, белые стволы переставали вбирать в себя свет и начинали струить его сами, матовая листва трепетала. Свет и был главным достоинством картины, он впечатлял сильнее, чем прекрасные березы. Деревья как бы концентрировали его про запас, чтобы им поделиться осенью и зимой. Петр Иванович подумал, что хотел бы жить по соседству с такой рощей. Чтобы в любой момент можно было войти в нее, лечь на траву-мураву и устремить взгляд на небо, что открывалось в разводьях крон и, главное, никуда не торопиться. Что ж, летом он и Паша пойдут в путешествие по Чаткалу и Акбулаку, а в тамошних горных урочищах берез не сосчитать. Там есть целые соцветия берез – по пять-шесть стволов от одного корня…
Отец и сын вышли из дома на тенистую улицу, где их ждал автомобиль с роботом-водителем. «Едем на стадион?» – спросил он. Услышав подтверждающий ответ, он кивнул, и машина тронулась. Колеса зашуршали, набирая скорость; электрический двигатель работал бесшумно.

ГЛАВА II

В раздевалке стадиона человек десять уже переодевались в спортивную форму. Петр Иванович и Павел радушно приветствовали своих товарищей по команде и соперников. Две команды любителей футбола были соперниками уже шесть лет. Три раза в неделю сходились на матчах и имели примерное равенство побед и поражений. Но общего итога голам забитым и пропущенным никто не подводил, – какая разница? И получалось, что в итоге всегда побеждала дружба, а люди, приходившие на зеленое поле побегать и отвести душу, обретали хорошую физическую форму. Возраст участников не ограничивался: двоим игрокам команды в «синих» майках было за восемьдесят, а троим игрокам в «белых» – за семьдесят. Но на скорости и умении вести мяч это почти не сказывалось, люди теперь начинали стареть только после столетнего рубежа. Сама старость давно уже воспринималась человеком не как парад болезней, а как привыкание к жизни, как «незнание», чем же еще заняться, когда почти все интересное уже познано и увидено.
По умению владеть мячом игроки делились: на фанатов, у которых получалось буквально все и которые верховодили на поле; на хороших игроков, заметно уступающих фанатам в мастерстве; и на посредственных, которые не стремились атаковывать соперников и отсиживались в защите. Павла здесь причисляли к фанатам за его филигранные обводки, точность паса и удара и, главное, за поразительное чутье, кому он должен переадресовать мяч с максимальной пользой для команды. А Петра Ивановича вполне удовлетворяла его второстепенная роль на футбольном поле. Он числился в разряде «так себе» и никогда по этому поводу не переживал. Он приходил на стадион, чтобы поддерживать себя в хорошей физической форме, чтобы пообщаться с друзьями, и за общекомандными эмоциями, часто подогреваемыми до высокого накала.
Стадион, спортивный зал, плавательный бассейн, лесопарк с многокилометровыми прогулочными аллеями, тренажеры в доме и в спортивном зале прочно вошли в жизнь каждого землянина. Ибо человек был волен работать или не работать, но первой его обязанностью было вести правильный образ жизни и поддерживать ту физическую форму, которая соответствовала его возрасту. Ведь известно, что хорошее здоровье – залог долгой, полноценной жизни. Эта аксиома упорно внушалась всем и каждому со школьной скамьи.
За «синих» и за «белых» играли представители самых разных профессий – ученые и инженеры, врачи и учителя, артисты, адвокаты, менеджеры, бизнесмены.
В их время типично рабочих профессий люди сторонились за их монотонность, и потому профессии строителя, столяра, продавца, слесаря-сборщика были переданы роботам. Разумеется, если кто-то желал постоять у станка или положить свой кирпич в строящийся дом, это всегда поощрялось. Каждый человек занимался той деятельностью, в которой имелось творческое начало, созвучное его способностям. Только люди также знали, что у них есть право выбора, и старинная заповедь «Труд создал человека» как бы уходила в прошлое. На Земле не осталось профессии, недоступной роботу, и не осталось профессии, в которой робот не превзошел бы человека.
Роботы не отставали также и на поэтическом поприще, и как художники, и как режиссеры, певцы, актеры, композиторы. И поэтому в эти сферы творческой деятельности роботов не допускали. Эту линию творчества человек сохранил за собой. Зато научную, техническую и конструкторскую мысль вперед двигали роботы, деликатно подсказывавшие человеку, что и как, но свои подсказки не выпячивавшие. Людям это нравилось не всегда, но кого им было винить, когда они сами создали электронный мозг, чрезвычайно емкий и продуктивный? Руки роботов давно уже были проворнее, быстрее и производительнее человеческих (у робота рука могла быть сконструирована побольше или поменьше, не только с пятью, но и с семью, с десятью пальцами, как раз такая, какая лучше всего подходила бы для трудоемкой работы). И в этом тоже людям следовало винить только самих себя…
Игроки в синих и белых майках недружно высыпали на зеленое поле, под яркое утреннее солнышко. Пришло двадцать три человека. Что ж, в первом тайме за «синих» будет играть одиннадцать человек, а за «белых» – двенадцать, а во втором тайме – наоборот. Игроки занялись разминкой, после которой робот-судья свистком возвестил о начале матча.
«Синие» компактно устремились вперед, с Пашей «на острие» атаки. Но Павла опекали сразу два фаната «белых», а игрок, которому он был вынужден передать мяч, сплоховал, и мячом завладели «белые». Рывок вперед, – у «белых» словно крылья выросли, один удачный пас, второй, обводка, еще обводка, и вот человек в белых трусах и белой майке оказывается один на один с вратарем «синих» и «чисто» бьет мимо него. Мяч в сетке! «Белые» дружно кричат «Ура!», «синие» же недовольны. «Кому проигрываем!» – кричит Павел. «Кому проигрываем!» – вторит ему команда. Надо мобилизоваться и атаковать. Напор, еще напор, обводка, шикарный пас игроку, сумевшему обмануть бдительность защитника и освободиться от его опеки. Удар – не сильный, но расчетливый, точный. И теперь «белым» приходится извлекать мяч из сетки.
Азарт игры нарастает, но судья следит, чтобы он не перерастал в нарушение правил, а особенно в разного рода грубости. Офсайд, правда, не засчитывается, играют не команды мастеров на какое-то там первенство. А нет офсайда, нет и споров. Травм же старались избегать и «синие», и «белые». Ведь травма (будь то удар бутсой по ногам соперника или сшибка на высокой встречной скорости при бескомпромиссной борьбе за мяч), нанесенная игроку со стороны противника, через игру-другую обернется травмой, нанесенной тебе. Этого не хотелось никому. И судья свистел, остужая азарт, нейтрализуя его избыток штрафными, а то и предупреждениями. Ему внимали беспрекословно, его авторитет признавался и не оспаривался. На всех соревнованиях, где требовался судья, в том числе и на олимпийских играх, судьями были роботы, абсолютно беспристрастные.
Вот и первый тайм позади. Счет: три – четыре. Команды меняются местами и отдыхают прямо на поле. Перерыв десять минут, и снова мяч в игре. «Синие» мобилизуются и наседают. Теперь удача благоволит им и они забивают подряд два мяча. Успокаиваются, размагничиваются, а это настроение не для триумфа. «Белые» мобилизуются и вкатывают мячик в ворота «синих»: рано расхолаживаетесь, ребятки! И ребятки (некоторым из них за восемьдесят!) снова наддают, но до гола дело не доходит. Раздается долгий свисток – матч окончен. Пять – пять! Судье на часы смотреть не надо, они тикают внутри него. Боевая ничья! Петр Иванович переводит дух. Он – «выложился по полной программе». И все, кого он сейчас видел перед собой, выложились, для этого они сюда и пришли. «Синие» смешиваются с «белыми» и общей гурьбой спешат в раздевалку. Все довольны. Теперь самое время попариться в сауне. Она просторная, всем хватит места. Кому надо, чтобы было пожарче, сядет ступенькой повыше и выйдет минутой попозже. Но роботы на чеку, они видят, кому пора выходить на свежий воздух.
Кто-то крикнул:
– А пивка нельзя ли? Прямо сюда!
Робот, услышав просьбу, внес поднос, уставленный пивными кружками с высокими шапками искристой пены. Их разбирают, но через одного. Петр Иванович и Павел воздерживаются, у них на сегодня иные планы. Пожалуй, пора на прохладу. Петр Иванович покидает сауну, а вскоре к нему присоединяется и сын. Два с половиной часа промелькнули как одно мгновение. В теле ощущается приятная усталость – будто заново родился!
Одевшись, они тепло простились с товарищами.

Продолжение (PDF)

• Назад
• Вперёд