Валерий Нечипоренко. Возвращение (рассказ)

Валерий НЕЧИПОРЕНКО

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Без малого двадцать лет не был Фаллей на родной планете.
И вот он — на Эфедане.
Огромное здание космопорта сияло стеклом и дюралем. Яркие лучи серебрили ребристые диски галактических кораблей. Нескончаемый человеческий водоворот заряжал бодростью. Как он соскучился — там, в неприветливых окрестностях сумрачной Кошинды,— по нарядной толпе, многоголосому говору и беспечному смеху! Проникновенно, будто перед ним были шедевры мировой живописи, Фаллей разглядывал внушительные плакаты и панно, украшавшие фасад космопорта: «Добро пожаловать на Эфедан!», «Процветающий Эфедан приветствует вас!», «Эфедан — это Благоденствие, До-верие, Взаимопомощь!» Ах, до чего же здорово! Похоже, на планете и вправду воцарилась счастливая жизнь, Фаллей не на шутку расчувствовался. Дома, наконец-то дома!
Такси, скоростная магистраль, улицы, которые так часто снились в тесной каюте грузовой ракеты...
Состояние эйфории не покидало его вплоть до порога собственной квартиры.
И вот...
В дверь был врезан другой замок. Дверь тоже была другой, обтянутой унылым серым пластиком. Странно... Фаллей хорошо представлял, какое запустение должно царить в квартире, сколько там скопилось пыли и как сильно проржавели трубы, но... чужой замок, новая дверь. Откуда они взялись? Квартира была забронирована за ним на весь срок работы на Кошипде. На то и документ имеется. Правда, уезжая, он не предполагал, что проведет в космических далях двадцать лет, иначе попросил бы кого-нибудь присмотреть за жилищем. Впрочем, какой смысл гадать. Сейчас все прояснится.
Он подергал за ручку. Дверь была заперта, но изнутри слышались неясные звуки. Фаллей настойчиво постучал.
Дверь приоткрылась. В образовавшейся узкой щели показался большеголовый эфеданец с заспанными глазами. Выглядел он крайне неряшливо: волосы всклокочены, на щеках — щетина, мешковатая пижама засалена и помята.
— Чего тарабанишь, двуногий? — простуженно спросил он.
Фаллей и сам не отличался изысканностью манер, но такое обращение его покоробило. Эх, испортили праздник...
— Дело в том, почтеннейший, что это моя квартира,— напористо, хотя и терпеливо принялся разъяснять он, в.се еще надеясь, что вот сейчас этот неприветливый тип начнет оправдываться и извиняться.
— Ха! — ухмыльнулся незнакомец и вознамерился захлопнуть дверь.
Фаллей умел многое прощать, но только не откровенное хамство. Твердо поставив ногу за порог, он уперся коленом в жесткую обивку, наступая на нежданного подселенца.
— Сам уберешься или предпочитаешь, чтобы тебя спустили с лестницы? — эту фразу Фаллей произнес тем спокойным тоном, который подчеркивает решительность намерений.
Заспанный незнакомец лениво продрал глаза.
— Вот привязался! — плаксивым тоном протянул он.— А мне через два часа на смену. Я ведь и пожаловаться могу куда надо. Если ты, приятель, приперся с ордером, то поспешай обратно и скажи им, что они напутали— у меня все документы в порядке. А если ты прежний владелец и притопал за шмотками, то они уплыли, как обычно, по спискам.
— Какие документы, какие списки? — Фаллей ничего не понял в этом бреде.
— Послушай, брось свои штучки! — его собеседник раздражался все сильнее.— И не воображай, будто осчастливил меня этой занюханой берлогой. Решай свои проблемы сам, двуногий, а меня оставь в покое. Говорю же — мне через два часа на смену. Поспать не дают, сволочи!—безадресно ругнулся он, затем добавил загадочную фразу: — Если недоволен — обращайся к ВРАЛКу...
— К какому еще вралку?!
— Идиот! — воскликнул этот тип и, воспользовавшись секундным замешательством Фаллея, с грохотом захлопнул дверь. Провернулся ключ, лязгнул засов.
— Открой! Слышишь, открой!
Однако ни малейшей реакции на отчаянный стук не последовало.
«Ладно! — с холодной яростью подумал Фаллей.— Хоть и не привык я шататься по кабинетам, но, кажется, придется. Нахалов надо воспитывать. Как он меня назвал? Двуногим? Вот мерзавец!»
Выйдя на улицу, он с четверть часа расхаживал у подъезда, прежде чем удалось совладать с нервами. Затем решил ехать в центр города, где, как он припоминал, размещался Отдел Бытовых Проблем.
Все будет в порядке, вот оно, огромное панно, гласившее: «Живешь на Эфедане — будь заботлив и внимателен». С панно улыбалась эфеданка, такая очаровательная и цветущая, что Фаллей мигом успокоился.
Он двинулся к автобусной остановке, однако проход к ней почему-то был запружен толпой, казавшейся бескрайней. «Не случилось ли чего? — мелькнула тревожная мысль.— Авария или, не дай бог, задавили кого- нибудь...»
Он предпринял попытку протиснуться сквозь плотную живую массу, но тут же был пригвожден к месту возмущенным женским визгом:
— Куда прешь, двуногая скотина?!
Неужели эти грубые слова адресованы именно ему? Неужели их произнесла вот эта привлекательная, интеллигентного облика эфеданка? Фаллей растерянно уставился на женщину, увидел обозленные глаза и нервно перекошенные губы,— нет, не ослышался.
Однако выдержка ему не изменила. Он вполне допускал, что женщина подавлена каким-то несчастьем, отчего временно потеряла контроль над собой.
— Простите, если я вас задел,— вежливо отозвался он.— Я всего лишь хотел пройти к остановке.
Послышались смешки окружающих.
— Он думает, мы стоим за газетами! — издевательски произнес тощий гнилозубый мужчина и замысловато выругался.
— Долго дрыхнешь, двуногий,— сказал кто-то сзади.— А еще галстук надрючил.
Фаллей ничего не понимал.
— Простите,— он попытался загладить свою вероятную промашку,— не хотите же вы сказать, что все эти люди ждут автобус?
Лица окружающих совсем помрачнели, он ощутил острую неприязнь к себе.
— Ладно, пошутили и хватит,— тихо посоветовал миролюбивый на вид мужчина.— Не зли народ, становись в очередь, а еще лучше уматывай, пока тебе не затянули твой дурацкий галстук потуже.
— Ишь, вылупил бесстыжие зенки! — дернулась зачинщица инцидента и высокомерно отвернулась.
Покраснев, Фаллей отступил назад. Какая-то дикая нелепость, игра больного воображения! Как мило улыбается эфеданка на панно, какие правильные слова начертаны: «...будь заботлив и внимателен!» Неужели никто не видит этих букв, ведь они такие огромные!
Пользуясь своим высоким ростом, Фаллей попытался оглядеть толпу. Она и впрямь была необъятной — бок о бок, в затылок друг к другу стояли сотни людей. О, космос! Да, трудности с общественным транспортом существовали на Эфедане всегда, в былые времена Фал- лею тоже приходилось ездить, что называется, на одной ноге, но такого столпотворения он не мог представить даже в дурном сне.
Чем внимательнее вглядывался он в колыхавшееся море голов, в эту «отрицательно заряженную» массу, тем острее ощущал некую странность. Наконец, он понял. Люди были одеты крайне убого и однообразно, преобладали темные, серые тона. На этом фоне яркая красавица, изображенная на панно, казалась существом из другого мира (только не с Кошинды). Ясно и то, почему его галстук вызвал раздражение: в толпе Фаллей не разглядел ни одного, кто носил бы этот предмет туалета. Неужели настолько изменилась мода? И почему именно в таком направлении?
Но вот толпа пришла в движение. К остановке подкатил длинный, словно поезд, сочлененный автобус и распахнул свои восемь дверей. Автобус, безусловно, был гигантским, но и он как бы утонул в вязкой массе ринувшихся на штурм пассажиров. Фаллёю почудилось,, что он слышит, как трещат кости. Раздавались крики, ругань, отчаянные вопли, кто-то лез по головам, кто-то взывал о помощи. В сравнении с этой картиной недавняя сценка казалась безобидной шуткой. А люди все набивались в равнодушно урчащий автобус, словно в некое бездонное чрево. А над его свинцово-серым корпусом ослепительно рекламная эфеданка как бы в насмешку показывала ровные жемчужные зубы. «Живешь на Эфедане — будь заботлив и внимателен!»
Фаллей решил пройти до центра пешком, благо на это требовалось от силы полчаса, а заодно хоть как-то осмыслить увиденное. Возможно, по какой-то причине сегодня, именно сегодня, нарушился график движения? Поэтому люди недовольны и даже агрессивны?..
Да, очевидно, что-то произошло. С каждым шагом его тревога росла. В этом деловом, торговом, зрелищном районе люди всегда были особенно оживленны, праздничны. Теперь же он не увидел ни одной улыбки, если не считать рекламных, славящих всеобщее про-цветание и благоденствие на Эфедане. Из дверей магазинов змеились огромные спиралевидные очереди, в витринах красовались лишь бесчисленные плакаты, от которых Фаллея уже начало поташнивать.
Он прислушивался к голосам, обрывкам разговоров, возгласам, и все чаще его обостренный слух ловил яростную брань, обидные реплики, оскорбления, отпускаемые, впрочем, довольно буднично. Неужели подобный «обмен любезностями» стал на Эфедане нормой?
Неулыбчивым, озабоченным лицам вполне соответствовала мешковатая пыльная одежда, грязная, грубая обувь. Женщины явно забыли о косметике, мужчины — о бритве.
Нет, не такой он представлял себе встречу с любимым городом. Ладно... Вот выяснится это недоразумение с квартирой, надо будет сразу же разыскать старых товарищей, пригласить их в гости да выяснить в застольной откровенной беседе, что же такое стряслось со старым добрым Эфеданом.
Перед центральной площадью его охватила растерянность. Если такие громадные очереди выстраиваются на транспорт и в магазины, то что же должно твориться в Отделе Бытовых Проблем? Сумеет ли он попасть на прием сегодня?
Но вот и знакомое здание. Рядом — ни души. Странно. Не переехала ли контора?
Однако подойдя ближе, он увидел строгую черно-золотистую табличку: «Управление Доверия и Помощи». Ага, вот, значит, как именуется теперь Отдел. Но все же — почему нет людей? Не выходной ли?
Он с силой дернул за ручку, ожидая сопротивления, но та подалась неожиданно легко. Фаллей оказался в просторном коридоре.
Ровный свет ламп, множество обитых строгим пластиком дверей и... ни одного посетителя. Что-то здесь не так. Фаллея охватило предчувствие неудачи.
Однако же пора действовать. Он решительно пошел по коридору и через несколько шагов остановился, уловив за стеной низкий гул.
Толкнув дверь, вошел в комнату, тесно уставленную компьютерами и прочей вычислительной техникой. Напряженно мигали глазки индикаторов, в окошечках счет-чиков бешено мелькали цифры, стрекотала лента.
За пультом симпатичная золотоволосая девушка, наверняка не обделенная вниманием поклонников. Фаллей даже подумал, что она неплохо бы смотрелась на фоне рекламных красавиц. А это уже противоречило ожидаемому. Скорее всего из-за жужжания многочисленных аппаратов она не услышала дверного скрипа и продолжала сосредоточенно вписывать в таблицу какие-то показатели.
— Простите...— начал Фаллей.
Девушка стремительно обернулась. О, космос! Куда же девалась ее миловидность?! Презрительное выражение исказило черты хорошенького личика. До чего же дурнеют люди, когда поддаются высокомерию, машинально отметил про себя Фаллей. Но за что? Право же, он не успел заслужить такого отношения.
— Сюда нельзя! — проскрипела эта пташка, годящаяся ему в дочери.— Немедленно убирайтесь!
— Хорошо,— хладнокровно ответил Фаллей.— Я выйду, но не раньше чем узнаю, куда мне обратиться с жалобой.
Она вся передернулась, будто ей причинили неслыханную обиду.
— Кабинет номер пять,— процедила она сквозь зубы и отвернулась, всем видом демонстрируя, что оказала нежданному визитеру царскую милость.
— Спасибо,— решив более ничему не удивляться, он вышел в коридор.
Кабинет номер пять располагался наискосок. Приготовившись к самому худшему, возможно, к новым оскорблениям, Фаллей направился туда. Он едва сдерживался, чувствуя, как нарастает раздраженное желание, в свою очередь, нагрубить кому-нибудь, сорвать зло на ком угодно...
В кабинете номер пять не было ни широкого начальственного стола, ни мебели, ни людей. Лишь вдоль стен выстроились какие-то высокие штуковины, напоминавшие автоматы по продаже соков и прохладительных напитков. Каждый украшала надпись:

Высокоэрудированный
Робот —
Анализатор
Любых
Конфликтов.

Вспомнив совет нахала, захватившего его квартиру, Фаллей шагнул к одному из ВРАЛКов и остановился, не зная, что делать дальше.
На слегка вогнутом корпусе робота он заметил кнопку и нажал ее. Тут же вспыхнул индикатор, в установке что-то зашелестело, раздался мелодичный голос, подобного которому Фаллей уже не чаял услышать:
— Говорите, пожалуйста.
Фаллей перевел дыхание. Вот сейчас все прояснится к общему удовольствию. Много ли надо человеку, попавшему в переплет? Лишь бы выслушали и ободрили.
— Говорите, пожалуйста,— повторил голос. Сама нежность звучала в вибрациях мембраны. Напрасно эту симпатичную установку нарекли столь неблагозвучно.
— Здесь такая штука. Приезжаю я к себе домой...— и он повел подробный рассказ.
— Зафиксировано,— был ответ.— Ваши конструктивные предложения?
— Какие еще предложения? — удивился Фаллей.— Пусть мне вернут квартиру.
— Без конструктивных предложений претензии не принимаются.
— Что-то я не возьму в толк...
— Без конструктивных предложений претензии не принимаются.
— Есть тут живой человек, который выслушает меня?! — взмолился Фаллей, быстро теряя уважение к машине и вновь мучительно ощущая собственную беспомощность.
— Без конструктивных предложений претензии не принимаются,— в третий раз повторил ВРАЛК и после паузы добавил: — Претензия снимается. Следующий.— Раздался щелчок, индикатор погас, все стихло.
Фаллей потерянно огляделся по сторонам, не в силах избавиться от впечатления, что ВРАЛКи издевательски посмеиваются. Злость закипала в нем. Отыщись в зале какая-нибудь тяжелая штуковина, он с удовольствием долбанул бы ею по этим коварным автоматам, голос которых оказался обманчив не менее плакатных призывов.
Пытаясь унять нервную дрожь, он покинул проклятый кабинет номер пять и, оказавшись на улице, побрел в чахлый скверик, где уселся на скамейку и задумался.
Надо было что-то решать. Видимо, он безнадежно отстал от жизни, воцарившейся ныне на Эфедане. Глупо, если он и дальше будет действовать, исходя из былых представлений, видимо, способных вызвать у окружающих в лучшем случае удивление. Надо срочно обзавестись хоть какой-то информацией.
Он полез было в карман за записной книжкой, но тут заметил, что на соседней скамейке сидит пожилая женщина. По обе стороны от нее стояли две сумки, набитые пакетами и свертками. Она возложила на них свои узловатые натруженные руки, будто сторожила поклажу. Женщина выглядела добродушной, даже счастливой. Это обстоятельство придало Фаллею уверенности.
— Простите, пожалуйста...
Она повернулась вполоборота. От Фаллея не укрылось, как поджался ее подбородок, а широкое невыразительное лицо напряглось, будто окаменев.
— Моя просьба может показаться странной... но мне попросту не к кому больше обратиться. Я двадцать лет отсутствовал на Эфедане и сейчас...
Женщина по-звериному зыкнула на него, ее руки судорожно вцепились в сумки.
— У-у, пьянь несчастная!— пронзительно закричала она.— А еще культурный! У меня вон ноги больные и то работаю, не жалуюсь, а ты, бугай здоровый, дармоед двуногий, на бутылочку собираешь?! Ни стыда ни совести...
Долго еще Фаллей слышал ее проклятия, пока не свернул за угол.
Черт с ней, с квартирой, но надо же понять, что приключилось на родной планете, которая все эти двадцать лет представлялась ему землей обетованной, истинным раем!
Заметив ряд телефонных автоматов, он принялся листать записную книжку. Ниафей, Хыц—хорошие ребята, но они все еще на Кошинде. Эфтон... Погиб три года назад при аварии корабля. Шротрф... Мечтал уехать в деревню, обзавестись хозяйством. Клец... Ага! Вот кто ему поможет.
Бросив монету, он набрал номер. Щелчок.
— Алло! Клец, ты?
— Кто говорит?
— Это Фаллей, пилот, я когда-то летал с Клецем. Можно пригласить его к аппарату?
— Нету здесь никакого Клеца, идиот! И не звони больше по этому номеру, понял?!
Фаллей повесил трубку. Скорее всего за двадцать летномера изменились. Хорошо бы заглянуть в телефонную книжку, но опять же — где ее искать, кого спросить?!
А по тротуару тек бесконечный человеческий поток. Фаллей отрешенно вступил в него, целиком отдавшись этому неукротимому движению, надеясь, что куда-нибудь да будет выплеснут.
Вдруг поток стал разделяться надвое, огибая какое- то препятствие. Шаг, еще шаг... И хотя Фаллея чувствительно подталкивали сзади, он остановился.
На тротуаре лежал человек. Всякого навидался Фаллей в джунглях Кошинды, умел сохранять присутствие духа в любых передрягах, терпеть боль и не страшиться вида крови. Но и в самом кошмарном сне не могло ему привидеться, что в родном городе, в его центре, собратья, сограждане — люди! — будут обходить беспомощно лежащего человека равнодушно или даже брезгливо, точно это кучка мусора.
— Постойте...— он схватил за рукав одного, второго...
Прохожие по-прежнему шли молча — напряженные фигуры, непроницаемые профили, оловянные глаза.
Он с силой притянул кого-то, заорал в каменное лицо:
— Сволочи! Сволочи!
Ни звука в ответ.
Страшная догадка пронзила Фаллея: да не роботы ли вокруг? Не модернизированные ли варианты ВРАЛКов? Быть может, некая могущественная и агрессивная цивилизация втайне подготовила захват планеты, превратив в один безумный день ее жизнерадостных обитателей в послушные и эгоистичные автоматы?
Но этот лежащий... уж он-то явно не робот. Никакой робот не сумеет вот так неестественно подвернуть под себя ногу. И эти стоптанные башмаки...
Не обращая внимания на окружающих, грубо орудуя локтями, Фаллей «расчистил» пространство вокруг и, подхватив непослушное тело, повлек его к запримеченной неподалеку скамейке.
Однако скамейка была занята. Посредине развалился юнец лет пятнадцати. Закинув ногу на ногу, он насвистывал что-то модное.
Как ни взвинчен был Фаллей, но он ничуть не сомневался, что тот немедленно вскочит и освободит место для пострадавшего.
Юнец, однако, даже не переменил позы.
— Ну? — тяжело дыша, мотнул головой Фаллей.
Парнишка смерил его не лишенным любопытства взглядом, плюнул и продолжал насвистывать.
Ах так! Фаллей сгреб его за шиворот, сорвал со скамейки. Тот отлетел в сторону, как мячик. Фаллею было плевать, сильно ли ударился этот оболтус. И никто вокруг, как говорится, ухом не повел...
Фаллей устроил пострадавшего поудобнее, запрокинув тому голову.
Это был глубокий старик — длинный, тощий, с большой лысиной, обрамленной венчиком совершенно седого пуха. Его морщинистое, жеваное лицо производило впе-чатление полной безжизненности. На пергаментном лбу вздулась приличная шишка — видимо, результат падения. Фаллей расстегнул верхние пуговицы его заскорузлой рубахи, помассировал область сердца.
Старик глубоко вдохнул и открыл глаза. Его взгляд, поначалу болезненно-мутный, сделался осмысленнее.
— Господи, неужели вы помогли мне? — произнес оп сочным голосом, так не вязавшимся со всем его обликом и состоянием.— Неужели это еще возможно? — удивле-ние было радостным, и Фаллею вдруг стало теплее от того, что наконец-то он услышал что-то человеческое на этой планете.
— У вас есть лекарство? — спросил Фаллей.
— Лекарство? — усмехнулся тот.— О чем вы, милейший?
«Хорошо, что не двуногий»,— поздравил себя Фаллей, вслух же сказал:
— Вам нужно домой — отлежаться.
Как ни странно, короткое общение со стариком вернуло ему уверенность. Сейчас он хотя бы знал, что нужно делать. И он доведет дело до конца, поступит по совести, а там видно будет.
— Отлежаться бы неплохо,— продолжал старик с невеселой иронией.— Да вот беда, живу я далековато — в Южном пригороде. Так что придется дожидаться ночи, пока в автобусах станет посвободнее.
А глаза у него смышленые, живые, заметил Фаллей.
— Никаких автобусов! — решительно возразил он.— Сейчас я поймаю такси и отправлю вас.
Старик вздохнул.
— Благодарю за совет, но, увы, такси мне не по карману.
— Пусть это вас не волнует,— Фаллей быстро двинулся к проезжей части.
— Сынок...— послышалось за спиной.
Фаллей обернулся. На фоне текущих в разных направлениях людских потоков старик выглядел таким затерянно-одиноким...
— Сынок, я понимаю, ты торопишься, и вообще — хорошего понемножку... Но прошу, побудь со мной еще немного, два-три слова...
О, космос! Несчастный решил, что Фаллей бросает его.
— Не беспокойтесь, я сейчас вернусь.
Однако поймать такси оказалось делом нелегким. Чуть ли не вдоль всего проспекта выстроились эфедан- цы, стремящиеся перехватить под носом друг у друга свободную машину.
Фаллей не собирался более миндальничать. В конце концов, он много лет провел на трассах, в экспедициях, среди подобных себе пилотов и исследователей. Там сила, энергия, напор были нужны для дела, и он выработал в себе эти качества. Стыдно, конечно, применять их при подобных обстоятельствах, но не его в том вина. К тому же не для себя старается.
Раскидав нескольких настырных земляков, Фаллей расчетливо бросился наперерез свободной машине. Взвизгнули тормоза. Водитель принялся изощренно ругаться, в потоке его брани едва ли не самым мягким выражением было «двуногая скотина».
Фаллей одной рукой сгреб его за ворот, другой сунул крупную купюру. Тот в секунду угомонился.
— Южный пригород,— -приказал Фаллей, усаживаясь на заднее сидение.— Но сначала сверни в скверик, заберем старичка.
Водитель покладисто кивнул.
Фаллей помог старику устроиться поудобнее.
— Ну как, отец, нормально?
Глаза старика затуманились.
— «Отец»...— тихо проговорил он, блаженно улыбаясь.— Давненько меня никто так не называл...
— У вас принято называть друг друга двуногими? — усмехнулся Фаллей. Он и сам не заметил этого «у вас», будто речь шла вовсе не о его родной планете.
Старик промолчал, возможно, ему опять стало худо. Лишь на въезде в Южный пригород он несколько оживился, назвал адрес.
Это был серый мрачный дом в нескончаемом ряду точно таких же невзрачных строений. Собственно, подъезда как такового не существовало. Вдоль этажей тянулись длинные галереи — по всему фасаду здания, на них и выходили двери квартир. Наверх же вела винтовая довольно узкая лестница.
— Какой этаж, отец?
— Невысоко, четвертый...
Поддерживая старика за острые локти, Фаллей помог тому подняться. Они прошли почти в конец галереи, где старик открыл одну из дверей.
Фаллей, давно уже привыкший к тесноте на космических кораблях, тем не менее поежился. Никакой прихожей, ни подсобок, ни ванной — сразу же за дверью была комната, размером чуть поболее чемодана. Здесь с трудом разместились узкая кровать, журнальный столик и два табурета. Обои давно выцвели. Два плаката с изображением очаровательных красоток, видимо, скрывали пятна на стенах. Дверь распахивалась внутрь комнаты и закрыть ее удалось лишь после того, как старик лег на кровать, освободив клочок свободного пространства для гостя.
Заметив на столике пустой стакан, Фаллей взял его и поинтересовался:
— Где у вас вода?
— Ты хочешь пить? — старик пристально посмотрел на Фаллея.
— Нет, принесу для вас,— простодушно ответил тот.
— Спасибо, не хочется. К тому же... воду включат только через два часа, а запасов у меня никаких, я ведь не предполагал, что вернусь так рано.
Фаллея еще больше потянуло немедленно приступить к расспросам, но надо ли это делать, пока старик настолько слаб? Не лучше ли навестить его попозже? О том, куда он сам денется, не подумал.
Хозяин сел на кровати и произнес, будто читая мысли Фаллея:
— Сынок, не уходи, останься. Я чувствую себя лучше. А все ты... Сейчас не встретишь живого человеческого участия! Оно порой помогает лучше почти исчезнувших лекарств.— Старик сделал предостерегающий жест: — Поверь, сынок, мне ничего от тебя не надо. Абсолютно. Просто мне было бы приятно пообщаться... И это ведь стало непозволительной роскошью! — огорченно закончил он тираду дрогнувшим голосом.— Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Ты и сам прекрасно знаешь.
— Я не уйду,— ответил Фаллей с такой неподдельной экспрессией, что печаль на лице старика вмиг сменилась улыбкой.— Не уйду именно потому, что и сам хотел бы пообщаться с нормальным человеком.
— Вот и отлично! Вот и порядок! — хозяин удовлетворенно хлопнул себя по колену. Он будто преобразился: сквозь многолетнюю тоскливую усталось светло проступили природное мягкое лукавство, живая бойкость. Казалось, даже морщинки на щеках разгладились.— Тогда давай знакомиться. Меня зовут Аллерих. Или, как сейчас модно выражаться, двуногий Аллерих. Хотя я, конечно, не настаиваю, чтобы ты обращался ко мне именно таким образом.
— Я буду называть вас — дядюшка Аллерих, если вы не против,— предложил Фаллей и представился сам. Состоялась церемония рукопожатия, после чего Фаллей признался: — Я брожу по улицам, как младенец. Ничего пе понимаю... Только сегодня утром прибыл на Эфедан после двадцатилетнего отсутствия и...
— Двадцать лет? — дядюшка Аллерих покрутил шеей.— Двадцать лет назад, по-моему, у нас еще не было тронутых... Или были? — он задумался.— Не хочешь же ты сказать, что тебя отпустили?..
Фаллей всплеснул руками:
— Я не знаю, кто такие тронутые, и вообще, здесь для меня сплошные загадки! А на Кошинде я пробыл двадцать лет по собственному желанию или собственной глупости, как вам больше нравится. Вышло так, что от меня ушла жена. Я страшно переживал и переоформил контракт еще на пять лет. А там... там были добрые друзья, интересное дело. Короче, так втянулся в работу, что откладывал возвращение снова и снова. Правда, в последний год сильно скучал по дому, по Эфедану...— Он и сам удивился, что его двадцатилетняя эпопея, казавшаяся бесконечной, до отказа наполненной событиями, уместилась в нескольких фразах.
— Понятно,— кивнул дядюшка Аллерих.— Словом, сейчас ты оказался в роли топора, которому предстоит научиться плавать.
— Может и так,— неохотно согласился Фаллей.
— Да-а...— протянул собеседник.— Кто бы мог предположить, что все так обернется? А начиналось вроде хорошо. Нам обещали через двадцать лет райскую жизнь, а что вышло? — он вяло махнул рукой и вздохнул.— Собственно, ты и сам знаешь, что жизнь на Эфе- дане всегда была не очень-то богатой, проблем хватало. Но людям ведь свойственно надеяться не лучшее.
— Еще бы! — кивнул Фаллей.
— Ну так вот,— продолжал дядюшка Аллерих,— нашлись умные головы, которые объявили, что есть способ решить многие проблемы, притом весьма быстро. Вот что они придумали. Повсюду предлагалось установить тысячи роботов и ЭВМ, которые принимали бы от каждого желающего жалобы и заявления, обобщали и систематизировали их, после чего передавали бы властям для принятия мер.— Дядюшка Аллерих грустно улыбнулся.— Во-первых, говорили эти умные головы, сразу же исчезнут очереди во всевозможных отделах и подотделах. Во-вторых, станут невозможны взятки и прочие злоупотребления, ведь робота не подкупишь. В-третьих, анализ большого объема информации позволит обоснованнее вычленить первоочередные социальные проблемы, решать их последовательно — одну за другой. В-четвертых, слышнее станет голос народа, а значит, прибавится демократии. В-пятых, удастся, наконец, сладить с бюрократией. Ну и так далее. Всего насчитали десятка два преимуществ. И вывели, что, благодаря этому нововведению, за каких-нибудь пятнадцать-двадцать лет общество избавится от всех своих недостатков и на нашем благословенном Эфедане наступит пора всеобщего расцвета и благоденствия.
Фаллей нахмурился:
— По-моему, все правильно. Хорошая идея.
Дядюшка Аллерих кивнул:
— Да, такая же, как и любая другая. Чем, например, плоха идея вечного двигателя? Она просто восхитительна! Если бы удалось ее осуществить, человечество не знало бы ни забот, ни хлопот. К сожалению, мешает досадный пустячок: идея вечного двигателя вступает в небольшое противоречие с законами механики. Ах, если бы не этот пустячок! Каких вершин прогресса мы достигли бы! — его ирония была убийственной, что не укрылось от Фаллея.
— Какой же пустячок не учли наши умные головы? — спросил он.
— Какой? — переспросил в прежнем тоне дядюшка Аллерих,— Они забыли, что от электронных роботов информация попадет к живым, к тем самым чиновникам, которым совсем неплохо жилось и при старой системе, которым была выгодна мутная водица нерешенных проблем и очередей, ибо в ней они с завидным постоянством отлавливали к своему столу и рыбку, и к рыбке... Среди этой чиновной братии нашлись свои умные головы. Они забили в барабаны славословия громче всех, восхваляя эту прекрасную во всех отношениях идею, поклялись работать для народного блага не покладая рук. И при этом попросили внести в конструкцию роботов одну малюсенькую поправочку. Всего-навсего.
— Что же они такого придумали? — Фаллей слушал с возрастающим вниманием и волнением.
— А вот что,— саркастически усмехнулся дядюшка Аллерих.— Очень осторожно намекнули, что среди достойных обитателей Эфедана встречаются еще отдельные демагоги и критиканы. Что, если эти отщепенцы воспользуются новыми автоматами в своих корыстных интересах? В результате суммарная информация, введенная в роботов, может оказаться искаженной, а значит, необъективной, что нанесет большой ущерб обществу. Поэтому они предложили, чтобы каждый подающий жалобу одновременно отмечал бы и то положительное, что существует в окружающей жизни. Дескать, такой подход позволит избежать односторонности, а значит, и принимать более конструктивные, взвешенные решения. Гениальный ход, не правда ли?
— По-моему, это тоже правильно...— неуверенно произнес Фаллей.
Дядюшка Аллерих засопел.
— Воистину простодушие наших людей безгранично! Практически все согласились с этим дополнением, не видя в нем ни малейшего подвоха. А по сути это был первый бой, который армия чиновников выиграла в войне за сохранение своих привилегий. Да, они выиграли первую битву, все последующие, а затем и всю эту бескровную войну. Хотя как сказать — бескровную ли...
Фаллей выглядел растерянным.
— Должно быть, я слишком отупел на Кошинде, потому что по-прежнему ничего не понимаю. Какая битва, какая война?
Дядюшка Аллерих совсем помрачнел, но продолжал терпеливо разъяснять:
— Ну, слушай... Осталось уже немного, сейчас тебе все станет ясно. Итак, вскоре по всей планете распахнулись двери кабинетов, где были установлены ВРАЛКи. Знаешь, что это такое?
— Познакомились...
— Народ повалил туда валом. Тем более, что первые результаты были обнадеживающе. Многие получили помощь, встретили участие и заботу. Даже если вопрос не решался сразу, они получали уведомление, что их делом занимаются и к такому-то сроку завершат его. Пусть даже срок был назван длительный — человек все равно успокаивался, ибо обретал надежду. Многим казалось, что вот наконец-то начались долгожданный прогресс, подлинная демократия на научной основе. Однако вот что вскоре стали подмечать. Чем вдохновеннее похвалишь ВРАЛКу существующие порядки, мудрость вождей и прочее подобное, тем быстрее и полнее удовлетворят твое заявление! Вскоре каждый твердо знал: хочешь быстро решить свою личную проблему, свою бытовую неустроенность — лей бочками без зазрения совести елей местному и высшему руководству, превознося его за бессонное радение о народе, честность и прозорливость. В считанные месяцы сложился своеобразный ритуал: сначала дифирамбы и гимны, затем конкретная жалоба или просьба, которая должна выглядеть этаким досадным исключением на фоне всеобщих успехов. Мелкие просьбы поначалу удовлетворялись. Словом, в результате на короткое время воцарилось состояние всеобщей эйфории, радовались низы, получавшие кое-какие подачки, потирали руки чиновники, предвкушая грядущие карьеристские блага, ликовали верхи, которым казалось, что теперь-то они войдут в историю. А между тем информация об истинном положении дел в обществе все более искажалась, на этой искаженной основе принимались соответствующие — только интересам бюрократов — решения, в итоге же...
— Кажется, я начинаю понимать...— Несмотря на драматичность предмета разговора, Фаллей впервые за сегодняшний день почувствовал некоторое облегчение, ибо туман чуть рассеялся.
— Да, сынок, трудно поверить, но за каких-то два- три года жизнь на Эфедане круто изменилась,— вздохнул дядюшка Аллерих.— Состояние всеобщей эйфории продолжалось недолго. Проблемы копились, множились. Падала производительность труда, все меньше производилось товаров, продуктов, строилось жилья. Маховик раскручивался все сильнее. И, понимаешь, какой притом дикий парадокс: чем труднее становилось жить, тем большую хвалу пели существующим порядкам — в надежде хоть что-то урвать для себя. Так мы постепенно дичали, становясь эгоистами, несчастными в сущности эгоистами...
— Неужели никто не бил тревогу?! — воскликнул Фаллей.
— Били, да еще как! — голос дядюшки Аллериха зазвенел.— Самые прозорливые и совестливые наши сограждане— ученые, публицисты, писатели, квалифицированные рабочие и земледельцы быстро разобрались, к каким последствиям может привести попытка обойти объективные законы развития. Указывали и на источник опасностей. Увы! Поначалу их выступления многим казались преувеличением, ложной паникой, а затем... затем тех, кто был против ВРАЛКов, попросту начали обвинять в очернительстве и клевете на прекрасную действительность, либо же в умопомешательстве. Да и как иначе? Ведь они шли протиз воли народа! — дядюшка Аллерих опять попытался иронизировать, но его одолел кашель.
Справившись с приступом, он продолжал мрачным тоном:
— А там уж и рукой подать до гонений. «Клеветников», «тронутых» изолировали. Естественно, слухи об этом распространились тоже молниеносно. Каждый усвоил, что за критику недостатков он может угодить в разряд неугодных лиц. Постепенно страх овладел умами. Теперь многие попросту боялись обращаться к ВРАЛКам даже с ничтожными просьбами. В свою очередь уменьшение потока жалоб еще больше искажало информацию, ибо позволяло утверждать, что проблемы на Эфедане решаются все успешнее. Вот тут-то чиновники, отпраздновав свою полную победу, принялись вовсю пожинать плоды. Да-а, в прежние времена у нас было даже принято изображать чиновников в виде этаких ревностных, но лишенных особой смекалки исполнителей, посмеиваться над их якобы тупостью. А там есть свои гении, свои таланты... Недооценили их, ох, как недооценили! — Он надолго задумался.
— Постойте! Я опять не пойму...— Фаллей с силой потер лоб.— Кое-кому они все-таки помогают?
— Эта помощь...— криво усмехнулся дядюшка Аллерих.— Что это за помощь такая, когда запросы одной группы сограждан удовлетворяются за счет интересов другой группы?! Например, жилье. Положение с ним было поистине катастрофическим. Казалось бы, надо больше строить. Ан нет! Появился закон, звучащий примерно так: «Гражданин, не проживающий в своей квартире свыше года, лишается права занимать данную жил-площадь как подтвердивший фактом своего непроживания отсутствие нужды в таковой». Ловко? И вроде бы логично, а? Но тут запрятана масса хитростей. Ведь под действие этого закона моментально подпадали те же «клеветники» и «тронутые». Но поскольку даже это не решало проблемы, то вскоре появился Закон о командировках.
— Закон о командировках? — Фаллей понял, что сейчас услышит нечто, объясняющее ситуацию с его собственной квартирой.
— Всем ведомствам и организациям вменялось в обязанность посылать своих сотрудников — в основном неугодных начальству — в длительные командировки на срок свыше одного года. Надеюсь, тебе ясно, что жилье этих несчастных подлежало изъятию?
— Разве нельзя отказаться?
— Ни в коем случае. Ибо одновременно вступил в действие Закон об общественном долге. Каждый, кто уклонялся от выполнения этого или иного предписания вышестоящей инстанции, в том числе и от командировок, считался антиобщественным элементом и в принудительном порядке подлежал выселению в пустынную местность. Кстати, те, кто когда-то добровольно заключал контракты на работу в особо отдаленных местностях, в особо трудных условиях, подпадают под закон. И это предусмотрели...
— Значит, мне не видать своей квартиры, как собственных ушей? — Фаллей не спрашивал, он попросту констатировал факт.
— Безусловно,— подтвердил дядюшка Аллерих.— Вещей ты тоже не получишь. Ибо считается, что если человек не пользовался ими в течение года, то в дальнейшем он может легко обойтись без таковых, пусть даже речь идет о приборе для бритья или полотенце. Эти вещи изымаются в общественные фонды, а затем распределяются среди нуждающихся по спискам. И те благословляют власти!..
— Понятно...
— Ты думаешь, это все? А что скажешь насчет Закона о бдительности? На его основании любой гражданин имеет право сообщить о злонамеренных действиях или ходе мыслей другого гражданина, и если факты подтвердятся, а те обычно «подтверждаются», то заявитель получает преимущество при распределении жилья и вещей виновного.
— На вас тоже заявили? — неожиданно догадался Фаллей.
— Нет, я попал в первую волну штрафников,— невесело отозвался старик.— Тогда еще не сажали — попросту увольняли без права занимать ответственные должности. Кроме того, меня переселили из центра в пригород, вот в этот «образцовый дом нового быта» — строительство все же продолжалось...— Он обвел руками тесное помещение, коснувшись при этом со своего места всех четырех стен.
— Бедный Эфедан...— прошептал Фаллей.
— Да, бедный,— согласился дядюшка Аллерих.— Настолько бедный, что скоро и мыши все передохнут.— Он задумался и добавил: — Самое же страшное в том, что все эти безумные законы получили якобы всеобщее одобрение — через систему ВРАЛКов. Ты и сам понимаешь, что в этой ситуации пышным цветом расцвели взяточничество, коррупция и преступность. Администрация получила неограниченную власть. По сути, никто уже не обращается напрямую к ВРАЛКам, ищут обходные пути к тем же чиновникам.
— Почему же не уберут эти ВРАЛКи? — Фаллей вспомнил безлюдный кабинет номер пять.
— О! ВРАЛКи — это своеобразный символ полного торжества «справедливости» — то есть бюрократии. Памятник ее победы. И они же — барьер, вновь разделивший наше общество на касты.
Фаллей молчал, покусывая губы.
— Надо ли удивляться, что люди стали хмурыми и раздражительными? — продолжал дядюшка Аллерих.— Ведь никто не верит в завтрашний день. Любой, даже толковый, совестливый администратор может оказаться «клеветником», «тронутым» или «командированным». Повсюду очереди, карточки, лимиты, ограничения. Все живут одним днем, разве тут до сострадания и милосердия?..— Старик пытливо посмотрел на Фаллея.— Послушай, сынок, а как там — на Кошинде? Нас тут уверяют, что вот-вот оттуда рекой хлынут богатства, и мы заживем еще лучше, еще веселее. Большинство, конечно, в это не верят. Но все же хотелось, так сказать, услышать из первых уст...
Фаллей устало махнул рукой. Дядюшка Аллерих грустно кивнул. Все было ясно без слов. Долгое время стояла тишина.
Фаллей всегда с почтением относился к Закону, никогда не вдаваясь в его смысл. Но сейчас... как же ему почитать эти нелепые законы?
— Ладно. Спасибо, что все так понятно растолкова* ли. Пойду устраиваться в гостиницу. Расчет я получил, так что на первое время хватит. А там посмотрим...
И вообще — пора было уходить. Он хотел узнать — и он узнал все, что хотел... Поднялся..
— Пожалуй, мне лучше вернуться к полетам.
Дядюшка Аллерих скептически сощурился:
— Сколько тебе лет?
— Сорок восемь.
— Ну, тогда не получится. Желающих работать в космосе — пруд пруди. Несмотря на потерю жилья, многие охотно идут на это. Людям кажется, что там легче. Людям свойственно надеяться...
— Там тоже становилось все хуже, только мы не знали, отчего,— отозвался Фаллей и тут, пожалуй, впервые почувствовал себя по-настоящему ничтожным, беспомощным.
Дядюшка Аллерих вдруг заполошился:
— Фаллей, сынок, забыл предупредить... Где твой багаж?
— В космопорту, в камере хранения.
— Нужно немедленно получить его. По новым законам багаж, невостребованный в течение суток, подлежит перераспределению.
— А куда его девать? — равнодушно пожал плечами Фаллей.— У меня ни кола ни двора.
Дядюшка Аллерих внимательно осмотрел свою комнату, похлопал собеседника по плечу:
— Что если тебе первое время пожить здесь? Как- нибудь разместимся. Спать можно по очереди. Ты устроишься на ночные разгрузочные работы и будешь спать днем. А то — смастерим двухэтажные нары. Обузой для тебя я не буду. Пенсию, правда, мне не платят, нбо я нарушил Закон о социальной справедливости, но пока что выкручиваюсь.
— Работаете?
Раньше, пока были силы, работал грузчиком. А сейчас зарабатываю тем, что с ночи занимаю место в очередях, а утром продаю его — есть у нас и такой вид заработка, хотя и запрещенный законом...Старик говорил еще что-то, но Фаллей не слышал. В висках стучало. Странная ассоциация промелькнула у него: будто он, первоклассный пилот, посадил корабль на заброшенную планету, где невозможно жить, но и взлететь с нее нельзя — не хватает тяги. Такие планеты- ловушки встречались иногда в космосе. Что же дальше?
— Что дальше? — он посмотрел на дядюшку Аллериха.
— Надо жить,— просто ответил тот.— Помогать друг другу. И надеяться.
— На что надеяться? — выкрикнул Фаллей.— На что?!
И тут словно бы в ответ сумрачная комната озарилась разноцветными сполохами. Это на крыше соседнего мрачного здания вспыхнула светящаяся надпись «Цвети, счастливый Эфедан!»
Сполохи ложились на морщинистое лицо старика, на узкую кровать и колченогий столик, бежали по серым стенам полутемной обители и пропадали, как вездесущие неуловимые соглядатаи.
— И все же надо надеяться,— повторил дядюшка Аллерих.— До тех пор, пока на этой планете есть мы с тобой, есть другие люди, не приемлющие обращения «двуногий», а такие люди есть — надежда не потеряна...

Послы Млечного пути / Сост.: В. Новопрудский/ — Т.: Ёш гвардия, 1990.— (Фантастика Узбекистана).

• Назад
• Вперёд