Ариадна Васильева. Дорога на Акбулак (рассказ)

Впервые мы приехали на Большую поляну у слияния рек Акбулак и Тереклисай в грузовой машине. Нас было несколько семей, мы были молоды, наши дети были малы. Кажется, это был 1976 год. Вот уже и «кажется», уже надо сидеть и считать по пальцам, когда это было. Впрочем, не важно. Одним словом, в середине семидесятых годов. Приехали на грузовой машине, жили в палатках, взятых напрокат, ели спартанскую пищу и навсегда влюбились в эти места.
Через пару лет, исключительно ради Акбулака, мы с мужем купили автомобиль на деньги, взятые в долг у одного хорошего человека. С выплатой в рассрочку. Это был старенький-старенький горбатый «Запорожец» из серии «Чебурашка» (так в нашем кругу назывались эти игрушечные машины), способный чихать, кашлять и останавливаться в самых неподходящих местах. Но надо отдать ему должное, в трудных походах он всегда вел себя молодцом.
Постепенно стали обрастать вещами. Еще через некоторое время появилась купленная по большому блату роскошная польская палатка. С тентом, предбанником и брезентовым полом. В ней мы свободно размещались вчетвером, и еще оставалось свободное закругленное место в изголовье, где можно было складывать одежду и запасы консервных банок. А какой уютный был наш полотняный домик по вечерам! Мы расстилали поверх тощих матрасов мягкие ватные одеяла, зажигали фонарь, при свете его можно было даже читать, и глаза наши в тесном мирке, отделенном от дикой природы лишь тонким ситцем внутренней части и плотной непромокаемой тканью полога, отдыхали от яркого солнца, от всего, непомерно прекрасного, пережитого днем. Так и видится она мне со стороны, среди молодых деревьев, озаренная изнутри тихим оранжевым сиянием.
Много позже обзавелись складными креслами (надоело сидеть на камнях), а всякие там чашки, ложки, казаны, сковородки не стоит перечислять.
Жили как все. Год в работе, летом отпуск. С весны, как правило, ждем, не дождемся, и вот, наконец, он настал!
Дети нервничают и пристают по пустякам. Через два дня едем, а ничего не готово! Сыну Никите в тот год, с которого я начинаю подробный рассказ, было двенадцать лет, дочке Наташе восемь, и они уже были закаленные путешественники. А к первой нашей поездке я еще непременно вернусь.

Начинаются сборы. Составляется длиннейший список нужных вещей. Едем не на один день, на месяц. Потом эти вещи тщательно пакуются. В назначенный час их выносят из квартиры во двор, возле вымытого до блеска «Чебурашки» образуется гора всякого необходимого, жизненно важного барахла. Соседи дивятся. Неужели такая кроха, этот вечно подвергаемый осмеянию, анекдотический «горбатый» сможет поднять такую тяжесть? Да оно все туда просто не поместится!
Поместится, если грузить с умом. Снять, например, заднее сиденье и оставить дома; вместо него положить на пол пакеты с мукой, рисом, банками тушенки и сгущенки, сверху палатку, два матраса и одеяла. Компактно, мягко, и детям удобно, и собаке Топси есть где разместиться. Кто-то скажет: «Они еще и с собакой!» А как же! Собаке в горах раздолье, не оставлять же ее одну в квартире. Еще кто-то скажет: «Ну, теперь они точно с места не сдвинутся!» Ребята… Кто знал до конца возможности горбатого «Запорожца»? Скажите нам, кто?
И вот мы уже на Кольцевой, вот свернули на Кибрай, а там, глядишь, через некоторое время Чирчик, Газалкент, Чарвакская плотина и… первый подъем на серпантин.
Не очень крутой и не очень долгий подъем к Чарвакскому водохранилищу мы одолели без остановки. Поднялись, встали остужать запыхавшуюся машину.
Сразу стало тихо. Только утренний ветер хозяйничает в кронах невысоких юных тополей. То листве отвернет изнанку, засеребрит, то заставит лопотать что-то неразборчивое, непонятное, но такое земное, милое.
Мы оставили папу ковыряться в моторе, искать, уже в который раз, причину надоевшего постукивания, а сами перебежали дорогу, вскарабкались на невысокий холм с красным глиняным откосом, поросшим голубовато-зелеными готическими розетками. На макушке его с давних пор возвышалась неуклюжая, ободранная статуя горного козла с отбитым рогом. Мы бросили на него беглый взгляд, потом посмотрели вниз и замерли от восторга.
Перед нами открылась… Как жена ирригатора, я должна сказать по научному: открылась чаша водохранилища. Но и без всякой науки это была именно чаша, наполненная для пира невиданных великанов. Вода в ней отливала где синью, где зеленью оттенка павлиньего пера, со всех сторон не давали ей расплескаться, давили и удерживали в берегах высоченные, могучие хребты, уходящие вдаль, в туманную дымку. И только внизу, маленькая и аккуратная по сравнению с остальным хаосом горного мира, преградой для нее служила насыпная плотина, замыкая выход из превращенной в огромное озеро долины. Мы вдохнули чистый, еще не прогретый воздух. Мне показалось, что им и надышаться нельзя. Такой воздух следует пить, словно старое, выстоявшееся вино, смакуя, маленькими глоточками. От всего этого упоения слегка кружилась голова и сладко щемило сердце. А рядом стояли дети, притихшие, счастливые.
Но нам не позволили расслабляться, предстоял еще долгий путь и тяжкие испытания. Мы сбежали с холма, расселись по местам и покатили дальше. Вокруг водохранилища в сторону Чаткальского моста, в сторону Бричмуллы (теперь она называется Бурчмулла, но мне привычнее старое название). Минут через сорок прогремели под колесами железные настилы моста, но в Бричмуллу мы не поехали. Не доезжая двух километров до нее, нам полагалось свернуть направо, в ущелье. Оттуда гремя на перекатах, кружа в водоворотах, мчался на встречу с водохранилищем грозный Чаткал.
Мы свернули вправо, и тут сразу кончился асфальт. Из ста двадцати нам осталось проехать восемнадцать километров по узкой, разбитой грузовиками то глинистой, то покрытой щебенкой и гравием колее.
Вначале ничего страшного не было. Дорога вилась по отлогим холмам, только окна пришлось закрыть – за нами стлалось густое облако рыжей лессовой пыли. И вот первое испытание. Недолгий, каменистый спуск к нешироким и мелким ручьям. В этом месте, выбежав из бокового ущелья, река Пальтау разливается множеством мелких рукавов. И все бы ничего – мокро. Того и гляди, машина пойдет юзом.
Обошлось. Резкий поворот, и мы оказываемся перед затяжным и крутым подъемом, сплошь усеянным острыми камнями. Праздные пассажиры высаживаются. Наташа ведет собаку, мы с Никитой идем следом за машиной, сохраняя дистанцию на всякий случай. Заглохнет мотор, нам придется толкать «Чебурашку». Но наш перегруженный малыш тянет и тянет вперед, кряхтит, воет, скрипит всеми суставами. Наконец, переваливает через последний, самый подлый уступ и с облегчением останавливается. Муж выходит из машины, мы подходим к нему, становимся рядом и смотрим вниз.
– М-да, – говорит наш мужественный водитель.
А больше и сказать нечего. Но расслабляться рано. Предстоит еще два часа пути со скоростью черепахи. Здесь не разгонишься.
После Пальтау правый берег раздвигается, дальние горы прячутся за ближними отлогими холмами. Дорога почти ровная, но к левому берегу уже подошла вплотную отвесная, сумрачно-серая стена, сложенная из синклиналей и горизонталей, а проще говоря, из каменных нешироких пластов. Высоко-высоко, на макушке ее, виднеются редко расставленные елки. Снизу они кажутся маленькими, не больше спички, а на самом деле это высоченные, мохнатые деревья. Отсюда начинается царство арчи.
Едем дальше. Пока есть возможность, пока есть простор, объезжаем вросшие в землю валуны. Но вот из-за холма начинают выползать скалистые вершины, они подступают все ближе, ближе, дорога становится хуже, хуже. Горы сближаются. Теперь и с нашей стороны стена, почти белая, чуть тронутая светлой охрой, ослепляющая отраженным светом, и близкая, кажется, ее можно тронуть, если хорошо вытянуть руку. Справа отвесный обрыв, а на дне пропасти клокочет, беснуется и притягивает опасливые взоры Чаткал.
Стараюсь не смотреть вниз. Сижу, напряженно сцепив руки, и молюсь: «Горы, миленькие, пропустите. Мы будем себя хорошо вести, ничего плохого не сделаем. Наши помыслы чисты. Мы вас очень любим. Пожалуйста».
Были еще испытания: крутые повороты, петли дороги и подлые камни, способные в один миг сорвать глушитель или протаранить дно машины. Был Черный спуск, где-то впереди ожидал Мокрый подъем… А еще на узкой дороге опасно было наткнуться на встречный автомобиль. Тогда кому-то пришлось бы долго пятиться назад, искать место, где можно разъехаться, не причиняя вреда друг другу.
Машина тихо ползла мимо белых меловых скал; тряслась на ухабах возле серых скал, зловещих и равнодушных к нашему присутствию, а вокруг медленно кружилась, разворачивалась, внезапно исчезала на какое-то время и всякий раз неожиданно появлялась вновь череда хребтов, поросших лиственными и арчовыми лесами.
Одолев еще один сложный отрезок пути, мы переезжаем по уютному деревянному мосту через Чаткал. На какое-то мгновение вспоминаем, что где-то в мире существуют ровные дороги, без тряски, без резвых скачков. Гремящий зеленый поток уходит на север, в Киргизию, человеку с богатым воображением можно и отдышаться. Отвесные пропасти, жуть буйной реки – все кончилось. Слева от нас мирно шумит на перекатах долгожданный, такой безопасный после пережитых волнений, почти ручной Акбулак. Но Кирилл по-прежнему не теряет бдительности.
Бедного «Чебурашку» подбрасывает на ухабах. Скорость местами меньше пяти километров в час. Вползаем на очередной бугор, и внезапно открывается следующий трудный отрезок пути – Полутуннель. В массивной скале взрывами выгрызен узкий проход. Тяжелая желтая скала козырьком нависает над резко сузившейся дорогой, оставляя открытым пространство, обращенное к реке. Но к этому месту еще надо спуститься по острой щебенке крутого откоса вниз.
Сбоку дороги – знак: «Водитель, будь осторожен, высади пассажиров». Пассажиры высаживаются, Никита хмуро бухтит:
– Папа, прижимайся к скале!
Начинается спуск. Затаив дыхание, смотрим вслед машине. «Чебурашка» пробирается чуть ли не ползком. Под колесами не хрустят, нет, как-то зловеще хряпают камни. Чудится, еще минута, и наш умница автомобиль пойдет бочком, начнет вытягивать переднее колесо, ощупывать дорогу, и только потом подтягивать к себе остальные. Точно человек, спускающийся с горы.
Наконец он въезжает в Полутуннель, минует его, и вскоре скрывается за крутым поворотом. Теперь, переведя дыхание, можно идти следом.
Спотыкаясь, подворачивая ноги, спускаемся к Полутуннелю и входим в него. Посреди дороги – никогда не просыхающая зеленая лужа с одинокой лягушкой. Справа, со стороны уходящей к реке осыпи, хилое ограждение из воткнутых в землю арматурин. Я оборачиваюсь назад. Преодоленный спуск кажется зловещей, молчаливой стеной. Как-то мы взберемся сюда на обратном пути!
Под нависшими над головой карнизами вечная тень, сквозит ледяным ветром, хотя солнце уже перевалило за полдень и на всем остальном пространстве тепло. Слишком тепло для нашего постоянно перегревающегося мотора.
Даем отдохнуть «Чебурашке» и едем дальше. То поднимаемся вверх, то спускаемся вниз почти к самому берегу, то удаляемся от него. Временами кажется, будто река бежит выше дороги. Но это кажется. Просто воде часто приходится перепрыгивать через обточенные за века валуны. Она с разгону взлетает поверх каменной преграды, рассыпает пронизанные веселым солнцем брызги, струйки и белую пену. Акбулак – белый ручей. Не зря его так зовут. А вода в нем холодная, вкусная. На первой же остановке возле берега мы наклоняемся над ней, набираем в пригоршни этот жидкий хрусталь и пьем, пьем и не можем напиться. От жары можно отдохнуть: над нами благодатная тень прибрежных тополей, магалебки и каркаса – железного дерева. И климат уже совершенно другой – незаметно мы поднялись довольно высоко.
Проходит два часа, если отсчитывать время от первого подъема на Пальтау, машина подъезжает к домикам лесников. Шлагбаум поднят, кругом тишина. Видно, все ушли либо в Бричмуллу, либо по своим делам в горы. Посигналив и не дождавшись ответа, уезжаем. Впереди мостик через приток Акбулака Саргардон и еще десять минут езды. Скорость можно прибавить: горы немного разошлись, река мирно шумит внизу под глинистым невысоким обрывом с молоденькой арчовой елочкой на самом краю.
Это уже родные места. Здесь знаком каждый камень, известно, что будет за поворотом. Наконец, приближаемся к Большой поляне, где ждет нас густая тень тополей и орешин, где ждут друзья и долгожданный приют.
Заслышав сигнал, нас бегут встречать загорелые полуголые люди. Наташу увлекают куда-то подружки, Никита степенно, за руку здоровается с Алешей Родиным, а нас с мужем обнимает, тискает и поздравляет с приездом взрослое население Большой поляны – великое акбулакское братство.
Кирилл в последний раз садится за руль. Включает зажигание, и «Чебурашка», совершив какой-то странный рывок, утыкается носом в кусты. На этом мотор умирает. Как-то не по-хорошему умирает, будто навсегда. Мужчины, сшибаясь головами, тут же лезут выяснять странную немоту двигателя внутреннего сгорания и через минуту выпрямляются с громовым хохотом:
– Кирилл, водила несчастный! Да у тебя ж маховик слетел!
Нет, каков «Чебурашка»! Ведь не на дороге, не в самых трудных местах сломался, довез до места, остановился, где надо, но не вынес еще одного включения и…
Целый месяц потом, в определенное время, бедный Кирилл Владимирович миллиметр за миллиметром высверливал вручную коловоротом в неподатливом, толстом железном диске новые отверстия вместо сорванных штифтов, загонял в них, какие нашлись, куски толстых гвоздей. Временно, только бы доехать обратно до Ташкента.
Но все временное часто становится постоянным. Так мы потом на этих гвоздях и ездили много лет, пока не пришла пора нашему автомобилю рассыпаться на запасные части.

«Звезда Востока», № 2, 2016

• Назад
• Вперёд