Татьяна Чернышова. Блюз для двоих (рассказ)

«Вечно молодой, вечно пьяный».
(Группа «Смысловые Галлюцинации»)

Я пишу о тебе эти строки, а тебя нет уже пять лет! Целых пять лет я пила, ела, работала, любила, ходила в кино, в театр, ездила отдыхать, встречалась с друзьями, а тебя уже не было.
Мой сын звонил тебе домой, твоя мама брала трубку и говорила, что ты уехал в другую страну. Я удивлялась, что не простился, что никогда никуда не собирался, и вот тебя не стало.
Мои стихи, посвященные тебе несколько лет назад, оказались пророческими:
Ты исчез из жизни моей, испарился и тебя не стало,
Ах, как же было хорошо, как это мало,
Две слезинки, как дождинки, выпали из глаз
И не будет, нет, не будет больше двое нас…
Мой сын устраивал выставки своих работ в галереях, участвовал в показах видеоарта, глазами я искала тебя в толпе и не находила. Я знала, что ты любил моего сына, что ты хотел иметь своего сына и просил меня об этом, но я считала тебя недостаточно надежным, недостаточно серьезным, слишком молодым, ведь ты был моложе меня на одиннадцать лет. Ты настолько сильно хотел иметь своего сына, что при встрече с друзьями представлял моего сына, как своего, но ваша разница в возрасте составляла тринадцать лет, и тебя с улыбкой спрашивали: «Ты что, родил его еще в школе?»
Впервые я увидела тебя в офисе полиграфической компании, куда пришла устраиваться на работу. Меня поразила твоя улыбка. Она шла из души, от сердца, отражалась в твоих светящихся глазах. Это было как наркотик, за который я цеплялась. Ты вселял в меня здоровую часть оптимизма, заставляя забывать о моих проблемах хотя бы на то время, когда появлялся, а появлялся ты всегда неожиданно, как и исчезал.
Я пишу о тебе, и на глаза у меня наворачиваются слезы о безвозвратно ушедшей любви, чувства, которое я тогда отгоняла, считая несерьезными и недолговечными наши отношения, но они продлились целых девять лет. Девять лет ты был в моей жизни то появляясь, то исчезая, целых девять лет я думала о тебе, ты был моей музой, для тебя я писала эти строки:
Не принимаю я тебя всерьез,
Ты из другого поколенья,
Доводишь ты меня до слез,
При этом, не прося прощенья.
Залив бутылкою вина все горести и неудачи,
Стучишься темной ночью в дверь ,
Где я тебя от всех упрячу.
И извергая хмель во тьму,
Расскажешь все, что наболело,
В надежде, что тебя пойму,
А я внимаю и сижу несмело,
Протянешь руку и моей коснешься,
А поутру я все прощу, когда проснешься.

Тебе льстило, что я посвящаю тебе стихи, и когда ты появлялся среди ночи, а я, глядя в дверной глазок, спрашивала: «Кто?», ты неизменно отвечал строчкой из моего стихотворения: «И извергая хмель во тьму».
Я знаю, что ты хранил все мои стихи, посвященные тебе, наверняка, они и сейчас лежат среди твоих бумаг. Не могла же твоя мама выбросить то, что было посвящено ее единственному, такому непутевому и бесшабашному сыну.
Тебя всегда тянуло на экстрим, ты не мог усидеть на одном месте, работу ты менял так же часто, как и женщин. Я не знаю, сколько их было за те девять лет нашего общения, но не сомневаюсь, что много. Были ли они мне  соперницами, ведь ты неизменно возвращался ко мне.
Ты вернулся опять и я снова простила,
Так не раз и не два между нами уж было.
Кто уводит тебя, что влечет ко мне снова ?
Ты не любишь меня, я поспорить готова.
В чем заложен секрет наших встреч и разлук?
Подскажи мне ответ – это замкнутый круг!
Я не знаю, что тебя привлекало во мне, мой ум или житейская мудрость, или тепло, которого тебе не хватало дома? Ты восхищался моими доверительными отношениями с сыном, тебя удивляло то, что я не наказывала его за двойки по математике, т.к. знала, что точные науки – не его призвание, зачем мучиться и страдать, как это делала когда-то я, учась в школе, из-за того, что тебе никогда не понадобится в жизни.
Ты говорил, что твоя мама заставляла тебя переписывать домашнее задание по несколько раз из-за малейших помарок. Я-то знаю, как одинокая женщина по причине своих неудач в личной жизни может выплескивать свое раздражение на собственного ребенка, а на кого же еще, кто будет это терпеть, и я старалась избегать подобных отношений со своим сыном.
Ты учился в спортивной спецшколе, занимался плаванием во Дворце водного спорта, а после окончания школы уговорил маму купить тебе мотоцикл, лучше бы она тебе отказала, и ты не попадал в бесчисленные аварии, нанося непоправимый вред своему здоровью.
Тебя без труда можно было найти в кафе «Теремок», куда ты заглядывал при первой возможности, когда в твоих карманах шелестели немногочисленные купюры.
Но я никогда тебя не разыскивала. Не в моем характере, да и было бы это бесполезно. Ты рассказывал, как твоя мама разыскивала отца, возвращая его домой, но это было ненадолго и только в конце своей жизни он вернулся в родное гнездо.
Боже, как ты на него похож!
Но не спорт был твоим призванием, твои изнеженные, ухоженные, холеные руки, не знавшие физического труда, выдавали в тебе художника, и я попалась на эту удочку.
Я не умела рисовать, не хватало таланта и фантазии. В детстве на уроках рисования, а впоследствии, когда у меня появился сын и просил нарисовать что-нибудь, у меня выходил один и тот же рисунок – это был домик с трубой, обнесенный частоколом, из трубы валил дым, вокруг дома росла трава и распускались многочисленные цветы под лучами яркого солнца. Интересно, что означает сей рисунок с психологической точки зрения.
Так устроен человек, ему хочется иметь то, чего нет, заниматься тем, чего не умеет, или найти того, кто умеет это делать.
Мой бывший муж был художником, но отношения не сложились, и я мечтала, чтобы мой ребенок стал художником.
Меня привлекали творческие люди, я жаждала окунуться в их среду, но не представляла, как им сложно жить. Постоянные поиски своего «Я», нереализованные проекты, нервные срывы, уход в себя, затянувшиеся депрессии – это подводные камни красивого и могущественного белого айсберга.
В новое время у эзотериков, уфологов, психологов, сексопатологов, людей, занимающихся нетрадиционной медициной, впервые появилась возможность публиковать свои труды. Как правило, это были тонкие книжки в мягком переплете, напечатанные на желтой бумаге. Выпускались они небольшими тиражами, но поскольку подобная литература оказалась интересной, она хорошо раскупалась. В твои обязанности входила разработка логотипов, оформление визиток и иллюстраций к этим книгам.
Офис располагался в центре города в небольшом полуподвальном помещении. Обшарпанные, закупленные по бросовым ценам столы и стулья стояли плотно друг к другу, шкафы ломились от книг. Между столами оставались узкие проходы, за одним из столов, не имея своего кабинета, сидел директор компании, немолодой сухопарый седовласый еврей по фамилии Штерн, который долго и нудно рассказывал мне о моих обязанностях, я должна была заниматься распространением выпускаемой литературы. Размер моей зарплаты зависел от количества реализованной продукции. Но поскольку я привыкла к стабильной зарплате, и мой мозг не успел перестроиться на новые реалии, а слово распространять у меня ассоциируется со словом навязывать, то поняла, что предлагаемые условия не для меня.
На дворе стоял февраль. В подвале была ужасная духота, и я не чаяла вырваться наружу, где ты и поджидал меня с сигаретой в руке. Ты предложил мне закурить, и я взяла сигарету. Так состоялось наше знакомство.
Я почувствовала, что небезразлична тебе, женщина всегда это чувствует. Ты не хотел меня отпускать, задавая новые и новые вопросы, а я не торопилась уходить, отвечая на них.
Мои волосы напоминают львиную гриву. Ты сказал: «Сколько кисточек можно сделать из твоих волос!» Произнести такое мог только художник. Разговорились.
Твоим кумиром был Сальвадор Дали, ты изучил его биографию, знал все его работы, подражал манере его письма.
Я не разбиралась в сюрреализме, мне как дилетанту был понятен академический стиль. А мой сын, в свою очередь, стал подражать твоей манере письма, что мне не особенно нравилось. Поскольку сыну не хватало отцовского внимания, и разница в возрасте у вас была не большая, а также вас объединяла страсть к рисованию, вы тянулись друг к другу.
В моей однокомнатной квартире было мало места, и когда сын засыпал, мы, плотно закрыв дверь в комнату, располагались на кухне. Мы любили друг друга под пение Патрисии Каас, она была третьей в нашей компании. Блюзы в ее исполнении как нельзя лучше подходили под наше настроение. Это была единственная кассета, которую мы слушали не уставая.
Я не помню, о чем мы болтали ночи напролет, да и какая разница, главное, что нас тянуло друг к другу, и было безумно хорошо.
Однажды ты принес свою работу, на которой на фоне окна изображена задумчивая женщина, в ней я узнала себя.
А помнишь, как в канун моего дня рождения ты пришел необычайно возбужденный, держа в руках обернутую в бумагу картину. Твои глаза светились, улыбка не сходила с лица. Когда бумага была снята, перед моим взором, на красном фоне предстали фигуры мужчины и женщины, исполненные маслом в стиле «ню». Они напоминали Адама и Еву в раю. 
Первой мыслью было спрятать ее куда подальше, чтобы мой сын не увидел, он бы не понял, а я не нашлась бы что ответить на его вопросы. Поэтому сначала убрала ее, а позднее уничтожила.
Сейчас мне стыдно в этом признаться. Но если картина исчезла на физическом уровне, то в моей памяти она жива. Я помню все ее детали – это было твоим признанием в любви.
Сейчас мой сын рисует куда похлеще, снискал славу «арт-хулигана», но это сейчас, а тогда…
Недавно видела тебя во сне, ты разглядывал работы моего сына, и они тебе не понравились, тебя возмутила тематика его картин.
Первая фаза любви называется «эрос» (греч.) – страсть, вторая «филос» (греч.) – дружба, а в третьей фазе люди расстаются. Мы плавно переходили из одной фазы в другую.
Когда мы с сыном уезжали в отпуск, и я попросила тебя проводить нас, ты не явился. Когда мы переезжали в другую квартиру, я просила тебя помочь с переездом, ты не пришел.
Ты исчезал всякий раз, как только возникали проблемы. Ты их не преодолевал, ты обходил их стороной. Ты становился старше, хладнокровней, циничней.
После очередного хамского поступка ты уговаривал меня не говорить об этом моему сыну, боясь потерять свой авторитет в его глазах.
Я прощала тебе все до тех пор, пока мои чувства к тебе не остыли.
Невысокого роста, ты не производил впечатления маленького мужчины. Зачесанные назад каштановые волосы плавно извиваясь, касались плеч. Карие глаза с длинными как у ребенка, ресницами никогда не унывающего человека. Несколько курносый нос придавал мягкость твоему выражению лица, и в целом оно выглядело добродушным.
Черная рубашка, длинное черное пальто, белый шарф. Ты придавал большое значение своей внешности и тратил на это немало времени.
Каким-то непонятным образом тебе досталось подвальное помещение в жилом доме и тебе даже удалось договориться с жилищной конторой о его использовании в качестве мастерской
Я ни разу там не была, но догадывалась, что мастерская используется и по другому назначению. Однажды ты решил устроить там выставку своих работ и попросил стихи моего сочинения. Ты хотел, чтобы твои картины сопровождались моими стихами, но наши с тобой отношения в тот период были не самыми лучшими, и я отказала тебе в достаточно грубой форме. Я думаю, ты знал, что заслуживаешь такого отношения к себе. Своим отказом я дала тебе понять, что наши отношения исчерпаны.
Ты выждал какое-то время и после очередной попойки явился. Но на этот раз я не впустила тебя – надоело. Ты не успокоился, долго звонил в дверь, затем спустился вниз и начал кричать на весь дом, звать меня по имени. В темноте оно звучало непривычно громко, отражаясь эхом на всех этажах. В конце концов, соседи не выдержали и пригрозили вызвать милицию, после чего ты ушел.
Мы не встречались около года. Зимой я сильно простудилась и лежала с высокой температурой. Раздался звонок в дверь – это был ты. Я не вставала с кровати. Ты присел на колени перед кроватью, взял мою руку своими теплыми и такими родными руками, долго сжимал, как бы говоря, как мы долго не виделись и как мы дороги друг другу, затем поцеловал ее. Это было так символично! Мне почему-то вспомнилось, как однажды ты сказал, что помнишь каждую родинку на моем теле.
В тот день ты сообщил мне, что неделю назад умер твой папа. Ты пригласил нас на девять дней, но я не пошла, я была не в состоянии пойти.
Прошло полтора года. Стоял май месяц. Май это, конечно, не июль, но было достаточно жарко. Я решила навестить могилу своей тети, а в попутчики взяла своего нового знакомого. Ты шел мне навстречу, разморенный палящим солнцем и очередной дозой спиртного. Это было видно издалека по твоей неспешной походке. Немного поодаль шла твоя мама. Мое сердце учащенно забилось.
Ты похудел и выглядел уставшим. На осунувшемся лице потухший взгляд карих глаз. Ты страдал близорукостью, но категорически отказывался носить очки. Если бы я тебя не окликнула, ты бы меня не заметил. Не скрою, мне хотелось показать тебе моего нового спутника и на эти пять минут, которые длилась наша последняя встреча, возродить в тебе воспоминания, заставить ревновать. Мною двигали стервозность и желание отомстить тебе.
Не знаю, удалось ли мне это, но увидев меня, ты моментально встрепенулся, глаза загорелись, и я узнала тебя того, прежнего.
Возвращаясь с кладбища, ты показал мне на три молодые высокие тополя, растущих плотно друг к другу – место, где покоился твой папа. Ты так возбужденно и старательно рассказывал как лучше, по какой дорожке подойти к тому месту, как будто заранее знал, что через пять лет мне придется разыскивать это место, твою могилу. Наша встреча была роковой!
Прошло пять лет. Наступил День твоего рождения. Это был юбилейный год, тебе должно было исполниться 45 лет! Мой сын снова позвонил твоей маме и сказал, что хочет поздравить тебя с Днем рождения, спросил, не вернулся ли ты из поездки и просил передать, что любит тебя и желает всяческих благ. 
Наконец, твоя мама призналась, что тебя уже пять лет нет! Я не берусь винить ее, поскольку это трудно произнести вслух, все равно, что пережить твой уход заново.
Теперь я знаю, что это случилось спустя месяц после нашей последней встречи. Твоя мама сказала, что ты сидел в кресле у телевизора и оторвавшийся тромб перекрыл артерию.
Три тополя, на которые ты мне показывал в последнюю встречу, я увидела издалека, они шумели зеленой кроной, как бы подсказывая, где найти тебя.
Нет, ты не умер, ты просто уехал в другую страну, как сказала твоя мама.

«Звезда Востока», № 1, 2014

------------------------------

Татьяна Чернышова. Родилась в 1955 г. в Ташкенте. Работала в банковской системе. Сотрудничала с московским издательством «Мир открыток». Живет в Ташкенте. В журнале «Звезда Востока» публикуется впервые.

• Назад
• Вперёд