Атои (XIV-XV век)

Атои (XIV - XV век)

ГАЗЕЛИ

Ханша прелести! Лица от нас не прячь!
Утоли того, кто голоден и зряч!

Где спасусь от власти взора твоего?
Погубил меня смеющийся палач.

Сбрось зеленый свой бутоновый покров,
В цветнике играй с бутонами в суймач!

Хвастать вздумала фиалка пред тобой, -
Ветерок встрепал, согнул ее - хоть плачь!

Если хочешь целый мир в себя влюбить, -
Распахни пред алой розой темный плащ!

Атаи газельим взором полонен,
Чьи бы взоры ни манили, - он незряч!

* * *

Улыбнулась ты из облачных пелен, -
Хор красавиц расступился, пристыжен.

Томной прелестью горят твои глаза, -
Их беседами цветник твой оживлен.

Сладкий рот - ларец рубинов - сторожить
Встали родинки - индусы - в двух сторон.

Стала роза похваляться пред тобой, -
Замолчать велел ей ветер, возмущен.

Как стрела, пробил мне сердце быстрый взор, -
Наконечником я в душу уязвлен.

Пусть душа с тобой в разлуке умерла, -
Той стрелой твоей я к жизни пригвожден.

Атаи ни хлеб не нужен, ни вино:
Жизнью он, с тобой в разлуке, пресыщен!

* * *

Эту светлую пери, что здесь над водой склонена,
Я бы выпил до дна, - так она благодати полна!

Скажешь: гурия рая сошла - Салсабиля черпнуть,
Скажешь: плечи ее обнимает Ковсара волна.

Рук не моет в воде - не запятнана их чистота:
В мир неся чистоту, моет воду руками она.

Убедились глаза в правоте стародавней молвы,
Будто дев водяных высылает порой глубина.

Увидал Атаи эти брови - михрабы твои, -
С той поры у него и молитва в михрабах - одна!

* * *

Виночерпий, дай чашу! Нам роза сверкнула, нежна,
Пьян нарцисс, и волна соловьиного гула нежна.

Под шатром кипариса мне горлинка сладко поет,
Иль бутыль по-арабски "куль-куль" затянула, нежна?

Если амбру волос ветерок по щекам распустил -
То на розу из роз тень от тени вспорхнула, нежна.

Упаси тебя бог наклониться над чашей с вином,
Чтобы роза вина к розе щек не прильнула, нежна!

От жестокой любви, верно, умерло б сто Атаи!
Жизнь твоя, о мой шах, жизнь мне в душу вдохнула, нежна!

* * *

Мы в обители роз розовее лицом не видали.
Губы - сахар; такого в Египте самом не видали.

В Чан-Мачине, в Хотане - таких убивающих взоров,
Злой турчанки такой мы нигде - присягнем - не видали.

Мы пришли любоваться прославленной стройностью стана, -
Горе видели ночью, а стана и днем не видали!

Есть красавиц немало, узбечка, и в нашем народе, -
Мы же равных тебе ни в своем, ни в чужом не видали.

Сребротелая, с сердцем стальным! Полюбив тебя, понял:
Мир - булатный клинок, состраданья мы в нем не видали.

Говорят: "И красавицам свойственна верность!" Не спорю.
Только что ж мы ее - хоть слыхали о том - не видали?

Скажут: "Речь Атаи - это жемчуг, единственный в мире!"
Но, увы, столько слез мы и в лоне морском не видали!

* * *

Госпожа! Похитив сердце, исчезаешь ты - зачем?
Рубежи немилосердья преступаешь ты - зачем?

Дарят смех твои рубины всем соперникам моим,
Мне ж рубиновые раны растравляешь ты - зачем?

Много лет в бутыли сердца я храню вино любви,
Ту бутыль кремнем насмешки разбиваешь ты - зачем?

Рот свой крошечный при людях рукавом не закрывай!
То, чего и так не видно, закрываешь ты - зачем?

Атаи! Отвеял ветер кудри милой от земли, -
К той земле, пустой и черной, припадаешь ты - зачем?

* * *

Будь прославлено небо! Лицо твое вижу опять.
Слушать речи твои - словно жемчуг аденский низать.

Нет ни черных бровей у луны, ни сияющих глаз, -
Можно ль пери мою со слепым небосводом равнять?

Сам извечный творец, оделяя весь мир красотой,
Наложил на тебя совершенных творений печать.

Жарок соболь для плеч. Горностаевой их белизне
Лишь бобровая нежность кудрей твоих черных под стать.

О, подруга луны! Разлучил нас крутящийся свод,
И звезде Атаи - против милой звезды не сиять!

* * *

Красотой от мук целиться,— тем живу!
Петь, когда любимой спится,— тем живу!

То коралл, то жемчуг тайный лью из глаз,
С розой роз губами слиться,— тем живу!

По ночам спадают слезы — чаще звезд;
Глаз двузвездьем озариться,— тем живу!

Отлетев, как мяч, от сети кос твоих,
К ним в тоске опять стремиться,— тем живу!

Этот нищий просит милости твоей,
Пред султаншей преклониться,— тем живу!

Этот раб сто раз в печали умирал.
Раз бы в радости родиться,— тем живу!

Атаи болел разлукой сотни раз.
Раз бы встречей излечиться,— тем живу!

* * *

Солнце, месяц — твой лик? О моя госпожа,— отвечай.
Сахар, мед — твой язык? О моя госпожа,— отвечай.

Ты ли краешком глаз посылаешь мне взоры тайком,
Иль то корень души подсекли два ножа,— отвечай.

В душу веет восток, от волос твоих амбру неся,
Иль то савский удод прилетел с рубежа,— отвечай.

Черный глянец волос твоих блещет всю ночь надо мной,
Иль то ворон кружит, с кипарисом дружа,— отвечай.

О, поведай мне правду о горестных стонах моих!
Не дрожат ли от них твои псы-сторожа,— отвечай.

Как бы мог я забыть о рубиново-сладких губах.
Что ж мне — душу сгубить? Сточит пусть ее ржа? — отвечай.

О султанша прекрасных! Спроси: «Чем живет Атаи?»
Грех ли нищим помочь, богу щедрых служа,— отвечай.

* * *

Век бы в горестном сердце твой образ я нес, госпожа.
Пусть вовек для меня неприступный утес — госпожа.

Как мне быть? Господин мой единственный — сердце мое,
А оно — неизменно — слуга твоих кос, госпожа.

Зло бранишь ты меня — за тебя умиленно молюсь:
Что влюбленному жала разгневанных ос, госпожа!

Мне — твоим стать рабом? Недостоин я чести такой:
Лишь до клички собаки твоей я дорос, госпожа!

Атаи не прогонит соперник от милых дверей:
Разве нищему страшен залаявший пес, госпожа!

перевод А. Кочеткова

* * *

Приди, о родная, весны и цветенья пора настала,
Гулять среди роз, под тенистой сенью пора настала.

К чему роптать, неотрывно глядя на лик твой нежный?
Стонать соловьям в слезах умиленья пора настала.

Да, розы смеются, и все веселей хмельные пирушки,
Цветы рассыпать в чаду опьяненья пора настала.

И все пьяны, и все соловьям пытаются вторить -
Всеобщего пенья, нестройного пенья пора настала.

Сейчас к соловью благосклонна роза, а это значит:
И мне, Атаи, вкусить наслажденья пора настала.

перевод С. Северцева

* * *

Я бы сгинул от разлуки! Мне спасенье – образ твой
И надежда на свиданье благодатное с тобой.

Солнце и луна хотели спорить с красотой твоей,
Но, твои увидев кудри, вмиг поникли головой.

Лишь тебя любили б люди, если б верили тебе,
Ты ведь верности не знаешь – это скажет нам любой.

Красота твоя – царица всех планет небес любви;
Чтоб заката ты не знала, к Богу я иду с мольбой.

Человеком даже ангел ввек тебя не назовет,
И тебе не страшен грозный Исрафил с его трубой.

Коль расстанешься ты с пери, выжить, - сердце ли тебе?
Человек снести не может этой скорби огневой.

Ты не видишь уст любимой, Атаи, очей ее,
А без них познанье правды будет только похвальбой.

* * *

Навек к любимой сердце прикипело,
Она дороже мне души и тела.

К свиданию оно с тобой стремится,
До прочего ему давно нет дела.

Пишу, мечтая об устах любимой –
Кровь каплет с букв, страданьям нет предела.

Султан любви едва махнул рукою –
И войско сердца сразу ослабело.

Пусть Ханаан богат людьми – к Юсуфу
Всегда Якуб стремится престарелый.

Пора стать мудрым, мударрис, ужели
Внимать рассудку время не приспело?

Из уст ее узнал ты тайну Бога,
Рви, Атаи, с фатой закрытым смело.

* * *

Скажешь ты: «Пожертвуй жизнью: я хочу, мой Атаи!»
Что ж, я здесь, стреляй вернее, только гнева не таи.

Если хочешь, сердце, душу ты навек себе оставь,
А не хочешь, продавай их – все равно они твои!

Бренна эта жизнь, и людям на пять дней она дана;
На лицо луны смотреть я буду в кратком забытьи.

Выше неба запущу я стрелы быстрые любви,
Если только скажешь: «Где же ты пропал, мой Атаи?»

перевод А. Старостина

* * *

Сердце кровью исходит, в разлуке убого,
А от страсти душа — будто в язвах ожога.

Рать кудрей красоту твою в плен захватила,
От очей твоих им подоспела подмога.

Жала стрел твоих если сравню я с шипами,
Купы роз от смущенья полягут полого.

На пирах от хмельного настоя пьянеют,
Мне ж от чаши красы твоей — хмель и тревога.

Всем желаньям свершение — чаша по кругу.
Для удачи — верней не бывало залога.

Чернокудрым я был — поседел я от страсти, —
На меня не взглянула, увы, недотрога.

А под сводом бровей чудо-очи сверкнули —
Сердце пленником быть приневолили строю.

Мучьте, мучьте влюбленных, да много ль намучишь,
Если к ним навсегда позабыта дорога!

Атаи от красавицы ждет милосердья, —
В горе подданных хану печали немного!

* * *
Я знаю двух красавиц — чисты, как лунный свет:
Одна из них — что сахар, другая — как шербет.

Чело одной — как солнце, взошедшее в зенит,
В очах другой — безверья неистребимый вред.

У этой кудри — сети, и мушки — как зерно,
Как кипарис — другая: стройнее стана нет.

У первой зубки — чудо, блестят, как жемчуга,
Уста другой сверкают, как яркий самоцвет.

У первой лоб и щеки — светлее серебра,
Темны и томны очи второй из непосед.

Одна — султан-властитель в державе красоты,
Другая меж красавиц — владычица побед.

У этой нрав лукавый разит, как острый нож,
У гой — мечи-ресницы язвят больнее бед.

У первой чудо-брови — как месяц молодой,
Чело другой сверкает, как праздничный рассвет.

Одной покорно служит смиренный Атаи,
Но он же робко ходит и за другой вослед!

* * *

Хочет сердце твое жизнь отнять у меня —
О, взгляни хоть на миг, грозным взором казня!

А не видит мой взор темень кос, светлый лик —
Не милы мне ни ночь, ни сияние дня.

Не склонюсь головой перед высью небес,
У михраба бровей стан в молитве клоня.

Что плоды райских кущ! По тебе я томлюсь, —
Мне милее стократ пыл румянца-огня.

Разум я потерял от повадок твоих, —
Что за прихоть — манить и скрываться, дразня!

Если рай без тебя посулит мне творец, —
«Что все восемь кругов, — я скажу, — для меня!»

Кто такой Атаи перед этой красой:
Что за польза — молить, если гонят, кляня!

* * *

Я тебя не понимаю: неверна всегда ты, право,
И для сердца ты — погибель, и душе — беда ты, право.

Сколько душ ты загубила, не насытившись добычей, —
Алчен взор твой ненасытный, и душой тверда ты, право.

Чем ты, сердце, прегрешило, что от гордых красотою
Повидало столько горя, гнета и вреда ты, право?

А поправ меня во прахе, говорит она коварно:
«Что-то мне стоять неловко, — лег зачем сюда ты, право?»

А когда гляжу я долю на нее, она смеется:
«Атаи, ты — жадный нищий и лишен стыда ты, право!»

* * *

Меня красавица гнетет, душой черства всечасно,
Хоть речь ее всегда сладка, горьки слова всечасно.

Встающее светило дня идет-бредет по свету,
В нем сила жара — от тебя, тобой жива всечасно.

Хоть луки выгнутых бровей не мечут стрел желанных,
Сердца, как птиц, сражает вмиг их тетива всечасно...

И от печали по красе изменчивых красавиц
Сердца трепещут, как листва или трава, всечасно.

И почему таков закон, что чаровницам любо
Влюбленных мучить и томить из озорства всечасно?

Стихами славит Атаи уста своей любимой,
А потому и сладость слов его нова всечасно!

* * *

Твоим смутительным очам я в жертву отдан ненароком,
Когда ты пряди темных кос распустишь на челе высоком.

Я твой порог Каабой чтил и жертвой перед ним склонился, —

Зачем же в данника святынь ты метишь нечестивым оком?

Тебя я вспомню — стан, уста и кудри, — силы нету боле, —
Зачем же в боли столько сил, когда я в горе одиноком?

Я все мучения стерплю, на миг тебя не покидая,
Но где ж, любимая, предел твоим укорам и упрекам?

И все те жертвы красоты, что ты заманивала в сети,
Отныне в сеть не завлекай, молю — сдержи себя зароком!

Я на скрижаль души нанес все точки родинок любимых,
Когда был создан образ твой рукой творца — предвечным роком.

Спроси хоть раз об Атаи, виденье уст твоих зовущем,
Когда страну небытия он ищет в странствии далеком.

* * *

Душа пылает, — как мне быть: я луноликою забыт,
Я, видно, ею за любовь мою великую забыт!

И если слышат небеса мой стон, вздымающийся ввысь,
О, почему же я моей небесноликою забыт?

Кто порадеет мне в беде, хотя бы вспомнит обо мне:
Навеки преданный бедняк своим владыкою забыт.

А прежде сей смиренный раб немало милостей видал!
Чем стал я хуже, что теперь я горе мыкаю, забыт?

Какое зло я совершил, какой ошибкой прегрешил,
Что я, отвергнутый навек, став горемыкою, забыт?

И в разлучении с тобой стенанья — словно четки мне:
Я их нижу — всё ох да ох, — вот так и хныкаю, забыт!

Я — словно небыль, Атаи, для той владычицы дворца, —
...пай в страну небытия — в пустыню дикую, забыт!

* * *

Под стать извивам кос твоих, вязь мук во мне жива-жива, —
Хоть раз пришла бы навестить, а то ведь всё—слова-слова!

Я звездочетов вопрошал, где точка-нолик уст твоих,
И я услышал их ответ: «Уста видны едва-едва!»

Когда ты, истомив меня, в дом сердца моего придешь, —
Скажу: «Напрасно ты пришла, любовь во мне мертва-мертва!»

И если хочешь в двух мирах в державе красоты царить,
Влюбленных с толком выбирай, и будешь ты права-права!

И вот что вышло: Атаи от века был твой старый раб, —
Он был ли юным, если ты душой была черства-черства?

Перевод с узбекского Сергея Иванова

• Назад
• Вперёд