Марина Богатырева (1961-2010)

Марина Богатырева – известный ташкентский художник, искусствовед и поэт. Ее работы отмечает нетрафаретный взгляд на природу эстетического, где все увиденное, любая деталь или подробность, выхваченные, казалось бы, неподготовленным и ничего не перерабатывающим взглядом, обрастают художественной значимостью, попадая в русло обобщающей мысли или определенного душевного состояния художника. Напряженные поиски Нового в искусстве подталкивали Марину к экспериментированию, к поиску нестандартных форм, иного характера художественного видения. И как в изобразительном искусстве, где она сопрягала возможности живописи и фотографии, так и в поэзии Марины совмещаются фактографическая наблюдательность, живописная пластичность и уникальные свойства слова в передаче внутренних состояний и мысли человека.
Марина Богатырева была участницей Ташкентских фестивалей поэзии, ее стихотворения печатались в альманахе «Малый шелковый путь», журнале «Звезда Востока», а ее своеобразные живописные композиции не раз украшали обложку данного издания.


СОБАКА ПАВЛОВА

Дорога утекала плавно
За горизонт, где дикий плес.
А рядом шла собака Павлова,
Хороший пес, приличный пес.

Мы подружились с той собакой,
Ее особенный рефлекс
Был мил – она давала лапу,
Когда я кушала бифштекс.

Когда в угрюмой непогоде
Мы с ней брели по мостовой,
Собака, вопреки природе,
Своей кивала головой.

Кивала в такт шагам неспешным,
Как будто чуяла вину
За этот дождь, за ветер встречный,
За все, что я не назову,

Не полюблю и не осмыслю,
Не дожалею, не допью...
И все ее собачьи мысли
В ее же голове убью –

Я крикну: «Фас!» и брошу палку,
И вот она уже бежит…
Хорошая собака Павлова,
И пар из пасти чуть дрожит.

* * *
Хочу писать большие картины,
Хочу писать маленькие картины,
Хочу писать средние картины.
Не знаю, какие картины хочу писать,
Смутно их вижу – ведь живопись умерла!

Сказали, что живопись умерла,
Но после смерти опять воскресает.
Сказали, что воскресает опять,
Только теперь уже не такая.
А какая? Теперь, после смерти, какая?
Такая, как триста лет спустя?
Или такая же, как вчера,
Что я видела на подоконнике
Моего знакомого (сумасшедшего) –
Такая же навязчивая.

Или она должна быть незаметной, пустынной, холодной?
Я беру холст и не знаю,
Что с ним делать.
Незримые критики смотрят взглядом орла,
Приготовились прыгнуть.
И сразу: «Не то, не вписались в «мэйнстрим»,
И на стену мы вас не повесим».
Но здесь нет мэйнстрима (о чем мы грустим),
И потом, у меня свои стены.

Что если открыть новое направление – «Да пошли вы!»?
Но здесь нет критиков и бояться нечего,
И не нужно открывать нового направления.
Потом все бросаю, иду в магазин,
И не знаю, зачем иду в магазин…


* * *

Какой-то средней руки поэт
открыл буфет, достал пакет,
взял из него шесть конфет
и положил в вазу.
Хотел их съесть, но не сразу,
а прежде написать стихоТВОРЕНИЕ,
и не какое-нибудь там умопостроение,
а чтобы шедевр «невинный» родился
(то есть чтобы Чудо совершилось само).

Но без конфет у поэта не получается,
и он заварил чаю.
Потом пошел снег, и он уже отчаялся
написать нечто самосовершающееся,
а конфеты
все таяли и таяли в животе поэта.

P.S. Поэт решил: «Чудес не бывает,
нужна долгая кропотливая работа».
И уснул.
Конфеты назывались «Чудо»…


* * *

Как веки наши странно тяжелы.
По запотевшему стеклу руки скольжение.
И зеркала, в которых не отражены
Ни шепот наш, ни наше наваждение.

Как безвозвратно канул мир на час
В немую тень густых переплетений.
И только ветви за окном на нас
Еще глядят в неведомом волнении.


* * *

Коврик и кухня
Варево жизни
Слепое время

Трется о ноги
Старая кошка
Мягкими лапами
Забирает бремя

Тапочки бантики
Теплая кухня
Мягкие лапки
Варево жизни
И после, после
Мягкими лапками
Время


* * *

Я люблю ночи твоей
черный клей.
В волосах твоих рука не заблудится,
не заблудится в руках твоих блудница.
Тьма проламывает тело,
загибает его страницу.
Отпусти.

Душно дышать под землей Азерота.
Рвота, плети из-под земли.
Мы приходим и сами себя отражаем,
в отраженьях себя рождаем,
в отраженьях, во мгле,
в погребальном сукне
время опережаем
не по скрижалям.


* * *

Глаза слипаются, сейчас увижу сон,
Где белый слон, где красный слон,
Где синий слон.
Про изумрудного слона увижу сон.
В глазах его купаются чинары
И пальмы всюду с острою листвой.
Красивый сон разбух, как мармелады,
Как пряник с медом липовым. Густой
Оркестр музыку съедает-поедает,
Поет певица (певчая звезда).
Во сне все это не надоедает,
Но мне пора, пора, пора, пора!

• Назад
• Вперёд