Микола Бажан. Садовник

Микола Бажан
(Украина)

САДОВНИК

Крик бирюзовых птиц, шакалов тонкий плач,
Арыков плещущих недолгая прохлада.
Тяжелой башнею чернеет карагач,
Дарит благая тень прохожему отраду.

С деревьев тутовых слетают вниз плоды,
Струится сладкий дождь зернистых черных ягод.
Как освежил бы пас глоток сырой воды,
Как мирно на ковер здесь путники прилягут!

II гостя пришлого встречает добрый люд,
Узбек произнесет «салам» и усмехнется.
Растают ягоды на теплой меди блюд,
Из ковшика вода студеная пропьется.

Степенно кланяясь, привстанет аксакал
И к сердцу верному прижмет оп руку, стоя,
И горьковатого зеленого настоя
Предложит он испить из маленьких пиал.

Как живы и ловки, как стройны хлопкоробы,
Как ладно скроены, — они такие все,
Таков н этот дед, мудрец высоколобый,
Садовник наш в земной, изысканной красе.

Почтителен и строг во вдумчивых расспросах,—
О тружениках нив, идущих впереди,
О волжских яблоках, о киевских колхозах,—
Он завершает речь строфою Саади:

«Будь волос шелковинкой или еще слабей,—
Когда сплетен с другими, он крепче всех цепей».
И он волнуется. И речь, исполнясь лада,
В двустишья вкована, им отдана во власть.

Она колышется, звенит, как лоно сада,
Когда плодам его пришла пора упасть.
Мы вслушиваемся, как в слове дышит страсть,
И в слове том — плода созревшего услада.

Он говорит, и мы стремимся все сберечь,
Весь медью кованный раскат речитатива,—
В колхозный сад вошла надменно и учтиво
Титана Фирдоуси воинственная речь.

Стих тусского певца чеканами украшен,
Раздумий Саади ЖИВОЙ Н мудрый лад.
Хафизова газель, как отзвук пышных башен,—
Все гости добрые вошли в колхозный сад.

Как вздох, как теплота, как трепетанье тела,
Как мысль, они росли в могучем старике.
И почва древняя цветами шелестела
И плодородием вздымалась вдалеке.

Сквозь речь колхозника соединяясь с краем,
На сотнях языков рождалась песня вновь.
Где строфам Пушкина, Хафизовым рубайям,
Шевченковым словам достойно мы слагаем
Навеки данные нам братство и любовь.


ТАНЦОВЩИЦА

Тамаре Ханум

Сверкнула золотом шелков тугая пена,
И руки вскинулись, как языки огня,
И вновь, затрепетав, сникают постепенно,
И бубен дробно бьет, во мне самой звеня.

Я слышу ритм времен, — и женщина Египта
Проходит в лунной мгле моих ресниц густых,
И мой цветной наряд подобен манускрипту,
Где арабесками Хафиза вьется стих.

Вой бубна, словно клич далекий хорезмийца,
Смолкает медленно. Им до краев полна,
Я жду. И длинных труб звучание томится,
Как ветер пред грозой, как сонная волна.

В лесу звучаний тех, укрыта труб стволами,
Я вею и кружу цветочною каймой.
Упасть, и прянуть вверх, и взвихриться,
как пламя...
О повесть женщины! Садр несказанный мой!

Я весь заветный мир и все уловки знаю
Немых, нерадостных праматерей моих.
Когда-то и для них ревела пасть карная,
И бубен плясовой метался и для них.

Они живут во мне тревожно и послушно,
Они хитры еще, и все ж побеждены.
Они идут ко мне из Согдианы душной,
Из глиняной Хивы, из влажной Ферганы.

Все мастерство свое, всю творческую зрелость
Я в танец воплощу и плотью воспою
Счастливую любовь, работу, честь и смелость —
Рост человеческий в моем родном краю.

Звук триумфального высокого карная
Венчает танец мой — живи, расти, спеши!
Так я, танцовщица, о счастье возглашаю...
О повесть женщины! Песнь молодой души!

Переводы с украинского П. Антокольского

• Назад
• Вперёд