Матен Сеитниязов (1934)

Литературную деятельность М. Сеитниязов начал как детский писатель — издал четыре сборника стихов для детей.
В 1961 году был издан сборник его лирических стихотворений — "Волнующие думы". В стихах последних лет поэт добивается слияния лирики и публицистики.
Писатель много путешествует. Опубликованы его путевые очерки и циклы стихов о Венгрии, Германской Демократической Республике, Индии, Пакистане, о строителях газопровода Бухара-Урал.
Стихи Матена Сеитниязова печатались на русском, узбекском, казахском языках. В его переводе изданы на каракалпакском языке "Цыганы" Пушкина, "Девушка и смерть" М. Горького, отрывки из поэмы Шота Руставели, а также повесть известной писательницы Л. Бать "Сад жизни", посвященная судьбе и творчеству Алишера Навои.


Я ВИДЕТЬ МИР ХОЧУ, КАК НА СВОЕЙ ЛАДОНИ

Люблю я мир любовью чуткой, страстной,
С восторгом воздухом земным дышу,
Всю щедрость жизни—формы, звуки, краски
Увидеть, ощутить, познать спешу,—
Я видеть мир хочу, как на своей ладони.

Пусть оглушен и ослеплен им буду,
Хочу весь мир к себе приблизить я,
Чтоб правду жизни различать повсюду,—
Проникнуть глубже в тайны бытия,—
Я видеть мир хочу, как на своей ладони.

Весь образ мира охватить бы разом —
Да, вот о чем дерзаю я мечтать!
Не потому, что слишком горд мой разум,
И не затем, чтоб равным богу стать,
Я видеть мир хочу, как на своей ладони.

Не существует бог — тиран надменный,
Что свыше правит небом и землей.
Я — человек, наследник всей вселенной,
И чтоб смелей идти к мечте большой,
Я видеть мир хочу, как на своей ладони.

Есть мудрецы, чей разум зоркий, чистый
Способен всю вселенную вместить,
Есть подлецы, что в бешеной корысти
Весь шар земной готовы проглотить,—
Я видеть мир хочу, как на своей ладони.

Да, оттого, что я со всеми вместе
Всю тяжесть века на плечах держу,
Судьбой людей, их совестью и честью,
Как собственной судьбою, дорожу,—
Я видеть мир хочу, как на своей ладони!


МОЯ ТЕМПЕРАТУРА

Пока спокоен стук в твоей груди,
В здоровом теле равновесье есть:
Не веришь — на термометр погляди,
Температура — тридцать шесть и шесть.

Я родился и рос в краю степном,
Под небом Средней Азии моей,
Но и в саваннах, пышущих огнем,
У африканца тело не теплей.

У ненца в снежной тундре все равно
Температура тоже такова,—
Уж так природой определено,
Нет в этом никакого колдовства.

Температура — тридцать шесть и шесть,
На первый взгляд, не слишком высока:
Не запаяешь и простую жесть,
Не вскипятишь и литра кипятка.

И все же делать вывод не спеши —
Хоть в чайнике и не кипит вода,
От жара человеческой души
Кипят моря, и плавится руда.

Моя температура горячей
Кузнечных горнов, доменных печей:
Душевный холод может растопить,
Сердца людей спаять и раскалить.

Пока на градуснике — тридцать шесть,
Я переполнен силой огневой,
Моих дерзаний и трудов не счесть,
Я — всемогущ, я мыслю, я — живой!


ИЗ ЦИКЛА "ПУСТЫНЯ"

1

Как будто с привязи сорвавшийся челнок,
В пустыне я брожу, от зноя изнемог,
Куда ни кину взор — песок, сплошной песок.
Лучи, как стрелы, жгут... Пылает синева...
Тоска пронзает грудь... И лишь едва-едва
Сочится сквозь песок иссохшая трава.
От жажды горло жжет, струится липкий пот,
Порою ящерица шустрая мелькнет,
Невольно думаешь: как здесь она живет?
Величествен Устюрт! Над ним струится мгла,
Он ветром огненным облизан догола,
И чудится: вот-вот сожжет меня дотла!..

2

Но веть поэзия своя и у пустыни:
Безлюдье дикое невольно вдаль влечет,
А огненный песок под небом бледно-синим,
Как море желтое, в глазах моих течет.
Весной то там то сям в песках цветы пестреют,
Томятся жаждою, дождя тоскливо ждут,
Но хищные лучи день ото дня острее,
Порывы знойные все беспощадней жгут...
Здесь цепкий саксаул я на бугре увидел:
За жизнь он борется уже не первый год.
Раскинул руки он, как верный покровитель,
И нежные цветы от зноя бережет.


БУРИЛЬЩИКИ

Вышли в степь бурильщики трудиться —
Что-то ищут в древней глубине.
Я гляжу на вышек вереницы.
И невольно мысль приходит мне:
Будто в дни былые наши предки
Здесь свои надежды погребли,
А теперь герои семилетки
Добывают их из-под земли.

САПОГИ НАПОЛЕОНА

В музее я ботфорты увидал —
Носил их император знаменитый.
Изящный вид, добротный материал —
Да, сапоги на совесть были сшиты!
Чтоб ноги императора в пути
Беречь от стужи, сырости и пыли,
Длинней обычных — до бедра почти —
Сверкающие голенища были.
Заметил я, что каблуки ботфорт
Высокими по-женски сделал мастер,
Вполне понятно: был властитель горд,
Да низок ростом на свое несчастье.
Казалось, что совсем новы, крепки
Надменные, блестящие ботфорты,
И лишь высокие их каблуки,
Как старые песты, порядком стерты.
При виде этих стертых каблуков
Я ощутил насмешливую гордость:
Средь русских перелесков и лугов
И каблуки, и спесь пришельцев стерлась.
Самоуверен был Наполеон —
Не знал о трудностях дорог российских:
Пришел на каблуках высоких он,
А убежать пришлось — на низких!


СЛЕДЫ ВОЙНЫ

Я следы войны увидел —
Зорко глянул ей в лицо.
Сердце дрогнуло тревожно,
Гневом жарким налилось,
Словно вкруг меня смыкалось
Вражье, злобное кольцо,
Словно смолкшее сраженье
С новой силой началось.
Сердца тяжкие удары
Распирают грудь мою...
Нарастает гул зловещий,
Шквал огня меня настиг...
Потрясенный, оглушенный,
Неподвижно я стою —
Кулаки до боли стиснул
И закрыл глаза на миг.
В этот миг слепящий, жгучий
Вихрь войны я увидал...
Толпы беженцев... Разрывы...
Кровли мирные в огне...
Молодую мать с ребенком
На бегу сразил металл...
Крик отчаянья донесся,
Плач младенца слышен мне.
К ним на помощь я рванулся
Сквозь слепящий вихрь огня,
Чтоб прижать к груди ребенка,
Мать от гибели спасти...
Но не смог... Удар внезапный
Грянул, с ног свалил меня,
И на землю, задыхаясь,
Я упал на полпути.
Нет! Так просто, так покорно
Я из жизни не уйду —
Оглушить меня не сможет
Смертоносная гроза.
Нет! С войной — убийцей подлой —
Счеты я еще сведу,
И пока бороться в силах,
Не хочу смежать глаза!
Пусть громады туч зловещих
Не затмят наш небосвод,
Пусть с беспомощным ребенком
Мать не мечется в огне...
Я следы войны увидел:
Время скоро их сотрет,
Но вовеки не остынет.
Наша ненависть к войне.


* * *

Не боялся я жестоких холодов,
Но боюсь, когда со мной ты холодна,
Не горел среди пылающих песков,
Но горю, когда ты нежности полна.
В дни успехов никогда не ликовал,
А когда смеешься ты — ликую я,
В дни печалей никогда не тосковал,
А когда тоскуешь ты — тоскую я.
Не пленялся я лукавой красотой,
Но пленен я простотой твоею был,
Не напился родниковою водой —
Лишь из губ твоих я жажду утолил.


* * *

Два вестника с утра пришли в наш дом —
Через порог переступили вместе,
Одновременно принесли в наш дом
Две разных вести, две нежданных вести.
Одна — о том, что стал мой брат отцом,
Другая — что скончался дед почтенный,
На праздник к брату весело пойдем,
На похороны — скорбно и смиренно.


* * *

Ты растешь недосягаемым цветком
Над ущельем, на вершине голубой,
Ты цветешь неувядаемым цветком,—
Кто счастливцем будет, избранным тобой?
Знаю, многие к тебе стремятся ввысь,
С гладких выступов срываясь и скользя,
Были дерзкими, а все ж не добрались —
Недостойному достичь тебя нельзя.
Возмечтал к тебе приблизиться и я,
Но когда твоей вершины я достиг,
На ветру ты покачнулась, — лишь края
Лепестков твоих погладил я на миг.
Опьянел я от любви, лишился сил,
С высоты сорвался в гибельный провал,
Дно ущелья кровью сердца оросил,
Но не сдался — лишь отчаяннее стал.
И, быть может, снова в пропасть я сорвусь,
Сердце пылкое о камни раздробя...
Радость глаз моих, к тебе одной стремлюсь,
Но сумею ли подняться до тебя?


* * *

Мимо бурной, пенистой реки
Шли по горным кручам мы с тобой,
Шли через кусты и тростники,
Шли в лесу дремучем мы с тобой.
Скалы мрачные пугали нас,
Но беспечны были мы с тобой,
Вдалеке от посторонних глаз
Целый день бродили мы с тобой.
В небо туча грозно поднялась,
Но не испугались мы с тобой,
Будто дети, за руки держась,
Пели и смеялись мы с тобой.
Молния сверкнула, грянул гром,
И бежать пустились мы с тобой,
Вымокли под проливным дождем —
Лишь развеселились мы с тобой...
Ночь прошла, и золотой рассвет
У реки встречали мы с тобой,
Где мы были до утра — секрет,
Только не скучали мы с тобой.
Всем, о чем мечталось нам давно,
Горячо делились мы с тобой,
Не осталось тайн,— а все равно
Не наговорились мы с тобой.


ИЗ ЦИКЛА "ДУМЫ ОБ АМУ-ДАРЬЕ"

1

МОЯ АМУ-ДАРЬЯ

Когда я в мир явился — ты текла,
Я вырос — ты по-прежнему светла,
Уйду из жизни — будешь течь упорно,
Аму-Дарья моя, Аму-Дарья!
Но не хочу бесследно умереть —
Хочу для будущего жить и петь,
Не ведает мой взор другого мира,
Аму-Дарья моя. Аму-Дарья!
Ты — символ жизни, вечная река,
С тобою вера в жизнь моя крепка,
Твой верный сын, тебя пою и славлю,
Аму-Дарья моя, Аму-Дарья!

2

КОГДА ПРИХОЖУ Я К ТВОИМ БЕРЕГАМ

Когда ни приду я к твоим берегам,
Дивлюсь на твое полноводье и ширь,—
За тысячи рек я тебя не отдам,
Любимая наша река-богатырь!
Готов что ни день я к тебе приходить,
Всегда на прибрежье с волненьем стою,
Готов без конца за волнами следить,
Любуясь на силу живую твою.
Красива ты утром — в лучах золотых,
Красива под вечер — в закатном огне,
Стою на прибрежье, и в глубях твоих
Истоки бессмертные чудятся мне.
В тебе — и могущество, и красота,
Нет слов, чтоб величье твое передать!
Зимою и летом — свежда и чиста,
И неистощима твоя благодать.
Прости, если слов подыскать я не смог,
Достойных могучей твоей красоты,—
Внимаешь ты звону восторженных строк,
Но смысл этих строк понимаешь ли ты?
Рождаешь ты новые думы во мне,
Мудрее ты многих прочитанных книг...
Зачем вдохновенье искать в вышине,
Когда на земле — его щедрый родник!

Переводы С. Северцева

• Назад
• Вперёд