Оксана Гибралтарская. Булгаковский код Зульфикара Мусакова

Специфика русской литературы Узбекистана обусловлена в первую очередь уникальным взаимодействием культур. В современных русскоязычных произведениях четко просматриваются и традиции русской классической литературы, и достижения литературы ХХ века, в частности, творчества М. А. Булгакова.

Структура булгаковского текста рассматривалась с различных точек зрения, при этом особое внимание всегда привлекала композиция романа «Мастер и Маргарита». Сегодня проблема композиции имеет теоретически разработанную концепцию благодаря работам Б. Успенского. В современном литературоведении признается, что булгаковский текст так же, как и пушкинский, гоголевский, является объектом рецепции в различных произведениях. При этом следует учитывать, что сам М. А. Булгаков использовал не только традиции русской и мировой классики, но и автореминисценции: «то, что уже встречалось в ранних рассказах, мы обнаружим в пьесах, а затем в последнем романе»^[1]. Это обусловливает дополнительные трудности при анализе художественных произведений, но в то же время создает смыслообразующие уровни различного порядка.

В культуре Узбекистана творчество М. А. Булгакова достаточно ярко представлено во всех аспектах: в 1966 г. в № 7 журнала «Звезда Востока» была впервые опубликована пьеса «Блаженство» («Сон инженера Рейна» в четырех актах); издательством «Узбекистан» в 1989 г. были опубликованы избранные произведения; издательством литературы и искусства им. Г. Гуляма в 1990 г. опубликованы под общим названием «Записки покойника» рассказы, повести, а также произведения, не входившие в прижизненные издания, романы «Мастер и Маргарита», «Театральный роман». Составителем последнего издания и автором послесловия был А. Вулис, известный узбекистанский литературовед, статьи которого часто публиковались в журнале «Звезда Востока». Как известно, А. Вулис предпринял первую попытку вызволения из небытия романа «Мастер и Маргарита». В послесловии «Сатира Михаила Булгакова» А. Вулис обосновывает выбор заглавия сборника: "Записками покойника" Булгаков назвал принципиальное для него произведение – мемуарный роман о творчестве».^[2]

В № 2, № 3 за 2015 г. в журнале «Звезда Востока» была опубликована повесть З. Мусакова «Свинец» с авторским «Вместо предисловия», где он поясняет, что «в полтора часа экранного времени, прежде снятого известного фильма «Свинец», не удалось вместить весь интереснейший материал, собранный в течение 4 лет, посему автор, не мудрствуя лукаво, изложил его в предлагаемом… произведении»^[3].

С точки зрения архитектоники произведение представляет собой 34 самостоятельных рассказа. Рассказчик-персонаж Сиротин так и пишет: «я эти рассказы слегка причесал на трезвую голову» (№ 2, 58), на наш взгляд, речь идет не только о стилистике, что связано с нежеланием передавать стенограмму монолога хмельного человека, но и о профессиональной писательской обработке, которую провел Сиротин, в частности, в области жанра рассказа. Рассказы, которые представляют собой законченные произведения и имеют названия, причем два названия с некоторыми вариациями повторяются. Так, название «Сиротин» используется для 8 рассказов, из которых лишь последний называется «Сиротин. Отец». Интересная игра слов. Шесть рассказов названы «Мой друг Умар», один «Мой друг Умар. 1952» и один просто «Умар», итого тоже 8 рассказов. Такое наименование также подтверждает, что это не главы произведения, поскольку они не могут иметь одинаковые названия, но именно рассказы.

При внешней равнозначности эти два массива рассказов организуют не равнозначные сюжеты. На наш взгляд, всего сюжетов три. Первый образует рамку повести. Это первый рассказ «Боинг 747» и «Эпилог». Последнее название указывает на вынесенность этого сюжета как бы за рамки основного сюжета, поскольку эпилог изображает дальнейшие судьбы героев. Но в формальном эпилоге повести никаких «дальнейших судеб» ни Сиротина, ни Абдуллы нет, хотя есть определенная перспектива в неизвестность: «Больше я Абдуллу не видел» (№ 3, 29). На дальнейшие судьбы указывает независимый от сюжета комментарий: «Я нашел дом Рисолат-опы. Но она год назад умерла. / Мой дядя – полковник МГБ Умар Худояров – трагически погиб 5 марта 1953 года. Похоронен на военном братском кладбище в Ташкенте. / Мой отец – Рашид Худояров – агроном. Его дело было закрыто полковником Рим Марленом 30 марта 1953 г. Как это ему удалось – для меня это тайна. Папа стал доктором наук. Умер он в 1990 году. Похоронен на кладбище Чигатай. / Полковник МГБ Рим Марлен в 1953 году был осужден на 10 лет. Реабилитирован в 1956 году. Женился на Ольге. До пенсии работал учителем труда в школе № 159 в Ташкенте. Умер в 1991 году» (№ 2, 29). Эти сведения, изложенные документально сухо, позволяют вернуться к предшествующим событиям и собрать осколки воедино, поэтому сюжет, связанный с рукописью Рим Марлена, является, на наш взгляд, основным.

Рим Марлен пишет главы «Мой друг Умар» и другие, в которых описываются события, предшествовавшие дате 5 марта 1953 года. Этому сюжету посвящены 22 главы. Кроме того, здесь представлены минимум три поколения семьи Худояровых. Первое – это Умар  (полковник МГБ) и Рашид (агроном, доктор наук). Второе – Абдулла Худояров, который летит вместе с писателем Сиротиным. Третье – сын Абдуллы, живущий в Америке и, видимо, довольно обеспеченно, поскольку Абдулла летит на Боинге 747, «на самом большом и умном самолете в мире» первым классом. Абдулла действует в режиме реального времени: летит, пьет, беседует, видимо, только ему могут принадлежать слова «мой дядя», «мой отец». Причем здесь тоже как бы есть композиционная рамка: объяснение Рим Марлена, почему он решил вести дневники («чтобы не сойти с ума»). Несколькими штрихами автор дневников характеризует время и себя: раскулачивание, потеря близких, детдом, рабфак, расстрелы 1938 года, Вторая мировая война – все это в трех небольших главках на полторы страницы. Далее, начиная с главы «Мой друг Умар», он более подробно описывает события, предшествующие смерти Умара. 5 марта 1953 года значимо, эта дата была переломной в истории народа и государства. Но благодаря третьему сюжету, связанному с судьбой Сиротина и его друга Алеши, время растягивается вплоть до настоящего дня.

События третьего сюжета представлены в 10 главах, 8 из которых, как отмечалось выше, называются «Сиротин», хотя акцент намерено смещен в сторону судьбы его друга Алешки. Первая глава начинается словами: «Так я про Алешку», вторая – «Для разогрева я стал рассказывать ему про Алешку», хотя рассказчик сам себе задает вопрос: «Почему о нем, а не о себе? Лучше об Алешке». В рассказах Сиротина привлекает внимание поэтика наименования персонажа, в частности, друга Сиротина. Жена Анна зовет его Алекс, затем рассказчик поясняет: «Сегодня сеть ресторанов «Алекс Николсон» раскидана от Аляски до границы с Мексикой. Алекс Николсон – отец трех баскетбольного роста сыновей, дед кучи внуков» (№ 2, 58), Сиротин постоянно подчеркивает «мой друг Алешка», затем называет его Алексей Николаев: «Получив аттестаты, мы с Алексеем Николаевым неожиданно поступили на журфак МГУ» (№ 2, 59), потом также неожиданно: «Стоял 1967 г. Алешка Николаев был не просто моим другом, а сыном третьего зам. Министра Обороны СССР» (№ 2, 77). Такая орфография представляется нам не ошибкой, поскольку, как известно, в названиях министерств и других учреждений пишется прописная буква только в первом слове и в именах собственных, и два слова, написанные с прописной буквы, в сочетании со всем известной аббревиатурой невольно привлекают читательское внимание. Также довольно непримечательная русская фамилия Николаев сначала не соотносится с англоязычной фамилией Николсон и уж совсем не вызывает ассоциаций с генералом авиации Петром Николаевым, «личным другом Леонида Ильича Брежнева и личным другом и русским братом Президента Объединенной Арабской Республики Гамаля Абдель Насера» (№ 2, 77). Опять прописные буквы, подчеркивающие статус представленных лиц, и дважды повторенное словосочетание «личный друг» указывают на катастрофичность ситуации, хотя рассказчик сообщает это с большой долей иронии: «Провал операции под кодовым названием БРАК случился через неделю. Разведчик попадается на мелочах». В контексте данного высказывания непонятно, на каких мелочах попался «разведчик» и кто, собственно, этот «разведчик». Ирония становится горькой, поскольку с легкостью сообщается о довольно трагических событиях: «И это в то самое время, когда доблестные египетские летчики и наши рязанские, оренбургские, владимирские парни на "мигах" и "сухих" вели воздушные бои с израильскими "фантомами" и "старфайтерами"»!!! Внимание акцентируется не только на вопросе национальном, но и на связанном с авиацией, поскольку далее эта линия получает развитие и в данном рассказе: «уж много стали загораться… совсем недешевые "Фантомы" и "Старфайтеры"» (№ 2, 78), и в рассказах, связанных со вторым, центральным сюжетом об Умаре Худоярове, который работал на авиационном заводе в Ташкенте, шел на демонстрации, где «группа трудящихся несла большую модель самолета "Ли-2"» (№ 2, 63). Именно на такой модели прилетел из Москвы после встречи в Кремле Умар Худояров. «Ли-2» упоминается также в связи с посещением героем родного завода № 84 им. Чкалова, где выпускали «знаменитые "Ли-2", названные в честь конструктора и директора завода Виктора Лисунова» (№ 3, 19).

Все это образует многослойность композиции и сюжета, что проецируется на сложность и неоднозначность человеческого бытия в разные периоды времени, в то же время один сюжет зеркально отражается в другом и приобретает дополнительные черты. Так, вопрос о «разведчике» поясняется в рассказе, казалось бы, полностью посвященном Сиротину, его творчеству, посредством приема ретроспекции.

Таким образом, при всем различии подходов к расположению компонентов композиции и в романе «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова, и в повести «Свинец» З. Мусакова сохранен главный принцип – свободное перемещение в пространстве и во времени, взаимодействие двух, трех сюжетов, образующих немеханическое целое произведения. В создании этого немеханического целого особую роль играет поэтика заглавия всего произведения. Смысл заглавия также имеет несколько планов: свинец – это позывной Рим Марлена, свинцовый монстр – это потолок Шереметьево-2, это свинцовые пули и на вой­не, и после нее, «свинцовый век» – век репрессий, расстрелов, постоянного свинцового страха, что заставил людей «закалять нервы» – вытравливать в себе все человеческое. Все намного трагичнее, чем у А. С. Пушкина («Жестокий век – жестокие сердца») и одновременно фарсово. Пушкинский код в «Свинце» связан с проблемой эмиграции и, следовательно, с темой родины: «Мне вообще никогда не хотелось крикнуть в сердцах, как Александр Сергеевич: – Угораздило же меня с моим талантом родиться именно в России!!!» (№ 2, 59). При этом показан бытовой план рецепции: «Так, капитан хм… Как ваша фамилия? / – Капитан Пушкин, товарищ полковник!!! / – Серьезно? А… – прыснул Умар. / Да, товарищ полковник, Александр Сергеевич мой троюродный прадед…» (№ 2, 79). Обращение к великому поэту по имени и отчеству свидетельствует как бы о личном знакомстве, даже о панибратских отношениях. Глагол «прыснул» обозначает «засмеяться не сдержавшись или в ответ на что-нибудь смешное», что в совокупности с трагической ситуацией убийства, совершенного подростком (17 лет), создает неоднозначную ситуацию: характеризует Умара как образованного человека, знающего не только, кто такой А. С. Пушкин, но и весь спектр бытового осмысления так называемого «пушкинского мифа».

Название повести Сиротина «Записки проходимца» отсылает нас к таким прецедентам в русской литературе, как «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя, «Записки охотника» И. С. Тургенева, «Записки из подполья» Ф. М. Достоевского и «Записки юного врача», «Записки на манжетах», «Записки покойника» М. А. Булгакова. По поводу названия последнего произведения существует два известных факта: произведение имело заголовки «Записки покойника» и «Театральный роман»; в самом художественном тексте фигурирует название пьесы «Черный снег». Поскольку произведение не было закончено и при жизни М. А. Булгакова не печаталось, в 1965 году в журнале «Новый мир» оно было опубликовано под заголовком «Театральный роман». На английский язык произведение было переведено M. Glenny под названием «BlackSnow» таким образом: «Театральный роман» – «Записки покойника» – «Черный снег». В современном литературоведении только два первых члена этой триады получили научное освещение, при этом существуют кардинально противоположные мнения. Так, Б. Соколов настаивает, что название «Записки покойника» в качестве основного «выступать никак не может»^[4], тогда как А. М. Смелянский, В. И. Лосев, Г. А. Лесскис считают заголовок «Записки покойника» главенствующим. Эта проблема в аспекте жанра рассмотрена в статье Е. А. Сакульской «Интерпретация жанра "Театрального романа" в критике». Автор работы приходит к выводу, что вопрос жанровой природы и заглавия этого произведения остается открытым. В аспекте выявления булгаковского кода в повести З. Мусакова «Свинец» мы будем использовать название «Записки покойника».

Так, сцена встречи Сиротина с Оболенским вызывает аллюзии с описанной М. А. Булгаковым встречей писателя Максудова с режиссером Ильчиным. Естественно, что есть некоторые различия. Так, в «Записках покойника» М. А. Булгакова между получением приглашения и встречей перерыв в 8 глав, в которых Максудов рассказывает о судьбе своего романа. В рассказе Сиротина все происходит более стремительно: первую повесть напечатали в «Юности», «никто из критиков не написал ни одной (ни положительной, ни отрицательной) статьи» о его двух книжках в мягкой обложке, третью повесть «Записки проходимца» напечатали в Якутском издательстве «Эрденет» так же случайно, как и роман Максудова. При этом оба писателя вынуждены работать в газете: Максудов – «маленьким сотрудником газеты "Вестник пароходства"», Сиротин – в многотиражке ЗИЛа и «по заданию редакции газеты "Московский железнодорожник"», тогда как его друг Алешка бросил работу «далеко не в последней газете страны "Труд"». И Максудову, и Сиротину предлагают из эпического произведения сделать пьесу. У Максудова это роман, и он уже начал переделывать его в пьесу: «из этого романа вам нужно сделать пьесу! / "Перст судьбы!" – подумал я и сказал: – Вы знаете, я уже начал ее писать». Сиротин давно забыл о своей повести и предложение Оболенского: «Через неделю жду от вас сценарий, а лучше пьесу» (№ 3, 15) воспринимает как возможность «стать хоть кем-то». Но описание творческого процесса («Через час я уже сидел у себя дома и переделывал повесть в пьесу. Действительно, занятие это оказалось достаточно легким. Я снова ожил. Неделю, выключив телевизор и радио, я безвылазно сидел на кухне») убеждает нас в наличии писательского таланта, поскольку творчество воспринимается как жизнь. Затем дан экскурс в прошлое, казалось бы, подчеркивающий утверждение, что рассказчик не любит театр. Но размышления о театре послужили лишь катализатором воспоминаний, потому что они вскрыли особенности характера Алексея, который вполне мог стать «разведчиком», жестоким и расчетливым. Так, в двенадцать лет он шантажом заставил пионервожатую дать деньги и ничего не сообщать директору лагеря, тогда как Сиротин остался безучастным: «Я, раскрыв рот от удивления, встал… как даун-пограничник». Он со знанием дела, «с видом опытного разведчика» рассказывает о приемах вербовки, Сиротин же, «прыская от смеха», делает вид, что верит ему. Факт, что Алексей прогнал друга, рыдал и его рвало, подтверждает, что все это была не шутка. В этом эпизоде дан ключ к пониманию позиции Сиротина. В конце повести он подытоживает: «Я всегда сторонился участия в любых сражениях: в литературных, политических» (№  3, 27). Невольно задаешься вопросом, что это: анормальный герой, как у Б. Пастернака, решивший соблюдать нейтралитет при любых обстоятельствах, или подпольный творец, как у В. Маканина, утверждающий чистоту творчества отказом от творчества. Следующее высказывание героя расставляет все по местам: «Для меня на всю жизнь самыми мудрыми словами были слова матери перед самой смертью: можно жить достойно и в непристойной стране, а можно быть скотом и в раю». Это подтверждение непоказного патриотизма человека, который не покинул свою страну, а в критической ситуации остался верен своим принципам. Важно, что мать героя произносит свои мудрые слова, находясь в постоянном страхе за сына – ее арестуют как жену врага народа, а его отдадут в детдом. Главной и единственной целью жизни этой женщины было желание вырастить сына и дать ему образование.

Образ матери ненавязчиво присутствует на протяжении всего произведения. Это мать Умара, мать Сиротина, мать Алексея Николаева, мать Анны Каганович, мать Евдокима Очилова Саодат, которая взяла его на воспитание и взяла бы еще, «но одной их не вытянуть» (№ 2, 79). Важно, что мать Алексея рассказчик называет по имени и отчеству: «Мама Алеши Ольга Викторовна была классической женой» (№ 3, 6). Первоначально может создаться впечатление, будто рассказчик подчеркивает разницу в судьбах матери Сиротина, Алексея, Евдокима (по паспорту Абдурахима), Умара, но на самом деле всех их объединяет страх за своих детей и желание вырастить и защитить их. Так, рассказчик подчеркивает, что мать Алексея всегда тревожилась за мужа и не хотела его судьбы для сына, поэтому, когда «Алешка успешно сдал экзамены на журфак, радости Ольги Викторовны не было предела» (№ 3, 6). Важно, что Анну рассказчик не называет матерью, хотя сообщает нам, что у них с Алексеем трое сыновей. С одной стороны, это свидетельствует о не совсем счастливой и правильной жизни Алекса Николсона, осуществившего «американскую мечту», с другой стороны – о разорванности семейных уз. Сам Сиротин с горечью сообщает об отсутствии семьи, хотя у него было две жены, но единственная дочь не желает, чтобы он был дедушкой ее ребенку. Так своеобразно изложена в повести тема счастья.

При этом в повести «Свинец» и в «Записках покойника» фигурирует слово «катастрофа». В «Записках покойника» так называется глава, предшествующая основному развитию событий, связанных с работой Максудова для театра. Это как бы определение всего того, что затем случилось с автором «Записок», тем более что нам уже известен трагический финал, что позволило М. А. Булгакову назвать свое произведение «Записки покойника». В рассказе Сиротина это слово употреблено в прямом значении: «в автомобильной катастрофе» погибает Оболенский, и с ним – все надежды и мечты Сиротина. Есть, конечно же, и переносное значение, если учесть события, предшествовавшие автомобильной катастрофе: попытку Оболенского вручить письмо, адресованное генеральному секретарю.

С точки зрения стиля для произведения З. Мусакова характерен искрометный юмор, например, при описании случая в лагере: «Мы с Алешкой как раз в эту ночь задумали стибрить из колхозной птицефермы двух гусей. Зачем? Что бы мы делали с этими птицами? Такие вопросы двенадцатилетним пацанам задают взрослые, если поймают воришек, но не сами мальчишки. Возвращаясь обратно в лагерь с двумя мешками, в которых орали обезумевшие гусаки, мы в лесу напоролись на актерско-лагерное скотство. Гуси, воспользовавшись нашим шоком, выскочили из мешков и побежали к себе на ферму…», дальнейшее развитие действия объясняет вставная конструкция: «(более нелепой картины я не видел никогда)» (№ 3, 15). Можно соотнести эту ситуацию с описанием шокового состояния профессора Персикова из повести «Роковые яйца» после открытия им «красного луча»: «…профессор стал одеваться в вестибюле. Он надел серое  летнее пальто и мягкую шляпу, затем, вспомнив про картину в микроскопе, уставился  на свои калоши, словно видел их впервые. Затем левую надел и на левую хотел надеть правую, но та не полезла»^[5].

В «Записках покойника» изумление Ильчина передано следующим образом: «правою рукою стал чесать левое ухо». Приведенные примеры подтверждают положение о том, что юмор предполагает двойственное отношение к своему предмету: в осмеиваемом вполне может заключаться положительное. Эти комические ситуации через почти фарсовое изображение гусей, калош, уха позволяют нам увидеть в персонажах человеческие черты.

Фарсовая ситуация представлена и в самом начале повести, в первом рамочном сюжете, когда показаны обстоятельства встречи Сиротина и Абдуллы. Оттолкнувшись от неверного предположения, безосновательно подозревая попутчика в страшном, Сиротин сам себя загнал в ситуацию животного страха, при этом виновницей он видит Анну: «Ну, спасибо тебе, Анна!!! Удружила». Дальнейшее описание рассказчика-персонажа указывает на то, что обстановка напряжена: нарастание страха, неверная оценка действий таинственного незнакомца. «Потом он нажал кнопку вызова стюардессы. Она подошла. Он ей что-то сказал по-английски. Во мне все обмерло от предчувствия беды – он, наверное, сказал ей, чтобы самолет сменил курс!!! Я вжался в кресло» (№ 2, 56). После этих слов ожидается трагическая развязка, но дальше: «Через две минуты стюардесса принесла ему целую бутылку смирновской водки и легкую закуску». Подчеркнуто сниженный бытовой план, указание на такие детали, как «салями», «красная рыба» и т. п. создают комическую ситуацию от необоснованности опасений пассажиров: «Все в порядке, он не грохнет самолет…».

Подробности условий возникновения молчаливой солидарности между Сиротиным и необычным попутчиком создают необходимую почву для знакомства и обмена мнениями. Упоминание о неслучайности и в то же время мистичности происходящего создает предпосылку для дальнейшего, казалось бы, не связанного действия в 3-х сюжетах, которые переплетаются благодаря многочисленным нитям, соединяющим всех: Умар Худояров перед кабинетом генерального секретаря, получая последние инструкции: «Просьба отвечать на вопросы четко, конкретно и коротко», почему-то вспоминает о матери, что немало удивило Поскребышева. Первое, что пришло на ум герою, когда он вошел в кабинет, это ассоциация со своим дедом: «Мама за год до смерти ее отца, многоуважаемого муллы Рахмона, увидев затылок старика, тихо прошептала: – Дедушка не дотянет до следующей зимы» (№ 2, 71). То же почувствовал герой, увидев затылок Сталина. При этом специально оговаривается, что об этом герой «не говорил никому». Но в разговоре с Рим Марленом он произносит: «Вождь очень стар и болен. До лета не дотянет». Хотя, проводя параллель между своим дедом и вождем, пытается сохранить надежду: «У моего деда тоже был инсульт» (№ 3, 27).

Соединяет судьбы героев всех трех сюжетов отсылка к делу о врачах-вредителях, к «ленинградскому делу», упоминание о жертвах статьи 58, по которой были осуждены родители Ольги и отец Сиротина. Значимо, что стихи, которые так неожиданно в напряженный момент читает Ольга, отказывая Рим Марлену, написаны ее подругой Инной Лиснянской, когда она узнала, что родители Ольги расстреляны в 1938 году. Строки из этого стихотворения стали эпиграфом ко всему произведению. Это еще раз подтверждает центральное место сюжета об Умаре и о событиях, произошедших в Ташкенте. Но при этом пространство всей повести расширено до Аляски, до Якутии, до Нью-Джерси, до Москвы, в развитие действия вовлечены и умирающий от рака «в январе 2013 года» Алекс Николсон, и «Императрица образца 1959 года», и «полная луна образца 1953 года», и воспоминания о моменте «падения на генсека металлических стоек с людьми на авиазаводе в Ташкенте». Все это создает целостную картину человеческой судьбы в разных обстоятельствах, в разное время. При этом вопросы, которые требуют ответа, остаются неизменными – это вопросы нравственного выбора. Именно они позволяют рассмотреть традиционные для литературы темы счастья, дружбы, семьи, свободы, чести, совести. Таковы возможности совмещения сюжетных пластов в прозе.

Еще один аспект, объединяющий проанализированные произведения, – это чувство страха, которое испытывают Григорий Отрепьев и герои М. А. Булгакова и З. Мусакова.

____________

^[1] Бабичева М. Е. Стилевые различия эпоса и драматургии в связи с проблемой инсценирования. – М., 1985.

^[2]  Вулис А. Сатира Михаила Булгакова // Булгаков М. А. Записки покойника. – Т: Издательство искусства и литературы им. Г. Гуляма, 1990. – С. 642–652.

^[3]  Мусаков Зульфикар. Свинец // Звезда Востока № 2, № 3, 2015 г. Все ссылки даются по этому изданию с указанием в скобках  номера журнала и страницы.

^[4] Соколов Б. В. Булгаков // Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003. – 608 с.

^[5] Булгаков М. А. Роковые яйца // Булгаков М. А. Собрание сочинений в 5 т. – М., 1992. – Т. 1. – С. 72–73.

«Звезда Востока», № 2, 2016

_______________

Оксана Гибралтарская. Родилась в 1978 г. Окончила факультет зарубежной филологии НУУз. В 2010 году защитила диссертацию на соискание степени кандидата филологических наук. С 2013 г. работает зав. кафедрой мировой литературы в НУУз.

• Назад
• Вперёд