Шаходат Исаханова. Твоя тетушка Матти (рассказ)

Маленькой Гульчирай не терпится показать подружкам свое новое атласное платье. Она выбегает во двор и озабоченно смотрит по сторонам. Но двор пуст и тих. Гульчирай разочарованно вздыхает, смуглой ладошкой любовно проводит по платью и уже собирается уйти, как вдруг замечает возле дальнего подъезда, под старым топо-лем, нескольких женщин, а среди них — вот удача! — тетушку Матти.
— Тетя Матти!
Одна из женщин оборачивается на ее тонкий голосок и радостно всплескивает руками:
— Вай! Сношенька моя пришла! Вы только взгляните, как она выросла! Иди, иди сюда, детка! Покажись-ка! Ай да платье, так и переливается!
Тетушка Матти протягивает руки в золотых браслетах к бегущей к ней Гульчирай. Девочка счастлива, подол ее красивого платья развевается на бегу. Ей навстречу летят восторженные возгласы тетушки Матти. Ах, какая славная тетушка! Как ласково она называет Гульчиру сношенькой, угощает шоколадкой, когда забегает к ним домой, да ведь и этот атлас им принесла тетушка...
— Ну и платье! Настоящий натуральный шелк, без примеси. Сейчас такой не найдешь. Офтабхон, ее мать, еще в прошлом году этот отрез у меня взяла...— Тут тетушка Матти совсем неожиданно поджимает губы и продолжает постным, убитым голосом: — Только и досталось же ей за это от мужа!
— Небось отругал, что дорого? — Сидевшая рядом с тетушкой Матти полная женщина щупает корявыми натруженными пальцами атлас на Гульчирай.
— Им хоть за сколько отдай, все равно скажут — дорого,— бурчит тетушка Матти и, понизив голос, заговорщицки сообщает: — Муж у нее... того... заносчивый очень, важный... Дорого! Да я всего восемьдесят рублей и взяла за отрез. Продала в рассрочку, на два раза, а они мне, поверите, в три приема с трудом заплатили. До сих пор сердце ноет, как вспомню. Поторопилась я с этим отрезом!
— Вай, чтобы высох он, такой муж... скряга! А еще говорят — большой человек, в порядочном месте работает...— поддакивает тетушке ее полная товарка.
— Одно название — большой человек, а на самом деле — грош ему цена в базарный день. Еще и поучать других любит! Талдычит жене: мол, не покупай с рук, спекулянтов, мол, нельзя поддерживать...
Полная женщина весело смеется, блестя металлическими синеватыми зубами.
— Вай, умереть мне от смеха на месте! Где же он собирается дефицит доставать?
— В магазине!
— Вот-вот, пусть сходит в магазин, там ему вместо атласа штапеля преподнесут! Бедняжка Офтабхон! Где она раскопала такого скрягу?
Но тетушка Матти снова одаривает вниманием маленькую Гульчирай. Она поправляет ей воротничок и спрашивает:
— Кто шил?
— Мама! — Слуха девочки не коснулись пересуды женщин, она не обращает на них внимания. Сейчас она живет в своем мире, мире восторга, радости: платье нравится всем!
А тетушка Матти нагибается под скамью, к своим ногам, и вытаскивает большой узел. Ее подружки начинают жадно рассматривать содержимое узла — отрезы разных расцветок.
— Натуральный крнсталлон! Самый что ни на есть натуральный! — расхваливает материю, как на базаре, тетушка Матти, — Я еще не потеряла совесть, чтобы подсовывать сийлон под маркой кристаллона...
Пока женщины жадно ворошат отрезы, Гульчирай смотрит по сторонам — не появились ли подружки? — и, не увидев их, гордо повторяет:
— Мамочка сшила! Мама!
— А где твой папа? — вдруг быстро спрашивает ее тетушка Матти.— Что-то его давно не видно. Не в командировку ли он уехал?
На лицо Гульчирай словно набегает тень от легкого облачка, но она простодушно сообщает:
— Нет, он не в командировке, он у своей мамы, моей бабушки...
— Он что же, в гостях там?
— Нет, не в гостях, он совсем там поселился...
Глаза тетушки Матти делаются круглыми как пятаки:
— Ну-ка, ну-ка! Садись-ка сюда! — Она легко подхватывает с земли девчушку и сажает рядом с собой.— Ты говоришь, что он там навсегда поселился? Значит, он ушел от вас с мамой?
— Ушел...
При этих ее словах женщины перестали обсуждать достоинства отрезов и смолкли. Тетушка Матти была потрясена больше других.
— Как ушел? Почему ушел? — закидала она вопросами девочку. Слюна фонтанчиками вылетала из ее рта, украшенного редкими золотыми зубами. — Они поругались с мамой? Да? Из-за чего?
Гульчирай пожала плечами и на мгновение задумалась. И правда, из-за чего они поругались? Гульчирай тогда была на кухне. Услышав громкий голос мамы, она вбежала в комнату...
— Я... Я не знаю, из-за чего... Потом папа ударил маму...
— Избил?! — Тетушка многозначительно взглянула на женщин, еще ближе придвинулась к Гульчирай. — Чем избил?
— Рукой...
— Гм-м... Сколько раз ударил?
— Один раз стукнул.
Тетушка Матти снова выразительно взглянула на женщин.
— Наверное, не один раз? Ты просто забыла?
— Нет, правда, только один раз стукнул...— Гульчирай, видя, что тетушка не верит ей, стала припоминать, как все было. Да, она мыла чашку на кухне, когда мамочка крикнула. Гульчирай прибежала в комнату. Они сидели на диване. Мама опять что-то сердито крикнула, а папа ударил ее по щеке. И все. Потом он хлопнул дверью и ушел.— Нет, он только один раз маму стукнул,— уверенно теперь сказала Гульчирай.
— А мама что сделала?
— Мама? Заплакала.
— Отчего же твоя мама не вцепилась в отца? Вот так? — Тетушка Матти, как клещами, вцепилась в воротник сидевшей рядом женщины. Внимательно слушавшие соседки этот разговор разом расхохотались. Гульчирай снова пожала плечиками. Взбудораженная услышанным тетушка Матти жаждала подробностей, поэтому спросила вкрадчиво: — А что она сказала?
— Кто?
— Да мама твоя!
— Она крикнула, что больше не хочет видеть его.
— Так, так! А отец что ответил?
— Папа сказал, что ноги его больше не будет в нашем доме.
— А потом? Потом что было?
— Потом папа ушел.
Тетушка Матти скосила глаза в сторону соседки с металлическими зубами и злорадно прошипела:
— Так ей и надо, гордячке!
Женщины даже вздрогнули от таких неожиданных слов и переглянулись между собой: минуту назад Матти называла Офтабхон бедняжкой. Одна из них сказала:
— Потише, а то еще расскажет ей,— она указала глазами на Гульчирай.
— Ну и на здоровье! Пожалуйста!
— Да бросьте вы, Матлюбахон! Нехорошо, если мать узнает, обидится...
— Пусть, пусть! — Тетушка Матти стала запихивать отрезы в мешок. Потом, ткнув себя пальцем в грудь, зло посмотрела на окно с краю на втором этаже.— Вот здесь сидят у меня ее нотации! Змея от возмущения сбросила б свою кожу, если бы услышала ее слова! Знаете, что она мне однажды ляпнула? «Вы,— говорит,— тетушка Мат- люба, не обидитесь, если я вам что-то скажу?» Я скрепя сердце отвечаю: мол, говорите. А она вспомнила, наверное, что жена начальника, стала меня отчитывать. «Бросьте,— говорит,— вы эту перепродажу, неудобно перед соседями, тетушка Матлюба». Оказывается, неудобно! У меня так п чесался язык отбрить ее, но я сдержалась. Нарочно пустила слезу и говорю: «Сами знаете, мужа у меня нет, ведь не просто прокормить троих детей». А она по учает меня: «Кто голодает в наше время? Что вы так боитесь голодной остаться? Где-нибудь работайте, получайте зарплату. И перед людьми, и перед собой у вас будет совесть чиста». Что мне ответить на это? Я промолчала, все проглотила. Но после этого разговора хоть бы постеснялась покупать у меня атлас! Взяла ведь, проклятая, вот этот... взяла! А я, ее испугавшись, уступила всего за восемьдесят рублей. Ведь сейчас бы мне за него отвалили целых сто пятьдесят! Ладно уж, я женщина богобоязненная. Вот ее теперь бог и наказал. Посмотрим, как без мужа...
— Эй, эй, Матлюбахон! — предостерегающе сказала смуглая женщина и подмигнула худенькой старушке.
Та, встав, взяла за руку Гульчирай, изумленно уставившуюся в лицо тетушки Матти, и отвела ее в сторону.
— Иди, доченька, поиграй. Вай, какое красивое платье у этой девчушки!
Гульчирай, оглядываясь на чем-то обиженную тетушку, пошла к своему подъезду.
— Тетя Матти, а я пришла! — Гульчирай обрадовалась, увидев в подъезде Матти: она подметала лестницу. Тетушка Матти была соседкой по подъезду, но жила на первом этаже.— Можно я у вас побуду до прихода мамы?
— Вот еще... Нашлось лекарство для чирья,— пробурчала тетушка, продолжая орудовать веником.
Гульчирай не разобрала ее слов. Она, толкнув плечом дверь тетушкиной квартиры, начала вытирать туфельку о мокрую тряпку, постеленную у входа.
Тетушка Матти в два прыжка достигла своей квартиры и, вытолкав девочку, захлопнула дверь.
— Иди, иди! Ступай своей дорогой!
Испугавшись злого вида тетушки, Гульчирай бегом
кинулась прочь. Она никак не могла понять, почему тетушка так изменилась. Чем Гульчирай ее обидела? Ведь тетушка всегда так ласково называла ее сношенькой. И сын ее, Азад, почему-то перестал играть с Гульчирай. А соседка с четвертого этажа Эр«а-апа сказала тетушке Матти, указывая на Гульчирай: «Матлюбахон, взгляните, как растет ваша сношенька». А тетушка ответила: «Упаси боже породниться с такой родней! С какой стати она мне будет невесткой?»
Гульчирай так обиделась! Если бы пана не ушел от них, она бы все рассказала ему. Хотела рассказать маме, но забыла. Ах, мамочка... Зачем она тогда закричала на папу? Если б не закричала, может, он и не ушел бы от них... Папа такой добрый... Он раньше всех детей забирал Гульчирай из детского сада. А с тех пор как он ушел, Гульчирай забирают самой последней. Мама не успевает... Сегодня ее привела из сада соседка. Надо было пойти к ней, а Не к тетушке Матти... Там, наверное, садятся ужинать...
Девочку затошнило от голода, но, вспомнив, что в подъезде подметает лестницу тетушка Матти, она побоялась подняться на второй этаж к соседке.
— Гульчирай, Диларом! Ваш папа пришел! — кричит нянечка, протирая полы в раздевалке. — Соберите игрушки п выходите!
Гульчирай, бросив куклу на ковер, кидается к дверям, но нянечка с тряпкой в руке встает у нее на пути:
— Куда?
— Мой папочка пришел!
— Не твой, а Самадовой.— Нянечка кивает в сторону девочки в переднике. Самадова — тезка Гульчирай. Гульчирай сникает, неприязненно косится на свою тезку. Ну, конечно же, если б не было этой Самадовой, то она, Гульчирай, выбежала бы в раздевалку. За ней папа пришел, а она копается, никак игрушки собрать не может...
Гульчирай не отходит от дверей. Вверху они застеклены, но белые занавески мешают смотреть, что происходит в раздевалке. Гульчирай чуть-чуть раздвигает занавески и глядит в щель. Диларом, уже одетая, стоит наготове. Вот она попрощалась с воспитательницей и нянечкой. Гульчирай переводит взгляд на одежный шкафчик своей тезки. Возле него стоит высокий мужчина в очках. В одной руке он держит пальто, а в другой — сладкий коржик...
На глаза Гульчирай набегают слезы. Ее папа тоже приносил вкусные коржики. А по дороге домой он покупал еще н мороженое! Когда же он вернется! А вдруг совсем не вернется, ведь ему мама крикнула, чтобы...
Плохо, если не придет. Тогда у нее не будет папы. А кто ее в зоопарк поведет? Ах, вернулся бы, вернулся... Гульчирай рассказала бы ему обо всем. И как тетушка Матти сказала соседке, что Гульчирай не будет ее сношенькой, и как Азад, сын тетушки, запустил в нее камнем. Рассказала бы все, все!
— Отойди, я выйду!
Гульчирай посторонилась и дала выйти в раздевалку своей тезке, а сама села на стульчик и уставилась в окно. Она и раньше любила смотреть в окно, но тогда она ждала легкий стук папиных пальцев по стеклу...
— Гульчир!
Вздрогнув, Гульчирай оглянулась на дверь. Там, показывая в улыбке щербинку, точно дразнясь, стояла тезка Гульчирай. Гульчирай рассердилась:
— Вот тебе! — И показала подружке язык.
— Гульчир! Выходи скорее! Твой папа идет!
— Что? Мой?!
Гремя упавшим стульчиком, Гульчирай кинулась к двери.
— Куда? Куда, спрашиваю? — встала на ее пути нянечка.
— Папа! Папочка мой!
Прошмыгнув мимо оторопевшей няни, она выскочила в раздевалку и, не заметив стоявшего в сторонке отца, отчаянно крикнула:
— Где, где он?
— Вон, да вон стоит, дурочка! Позади тебя стоит! — рассмеялась тезка.
Гульчирай круто развернулась. Ее папочка! Сколько игрушек принес!..
— Ой...— ойкнула Гульчирай и замерла на месте. Вмиг исчезла бьющая ключом радость, она вспомнила слова тетушки Матти.— Папочка...— Она отдернула протянувшиеся было ручонки к плюшевому мишке и боком потерлась о брюки отца. — Тетушка Матти... Она теперь не хочет взять меня в сношеньки... Она... Она сказала, что ты больше никогда не вернешься к нам... Это неправда, папочка? Неправда? Теперь ты не уйдешь? Не уходи, я всегда тебя буду слушаться, всегда... Ладно, ладно, папочка?
Отец наклонился и прижался щекой к волосам Гуль- чирай. Потом сказал, глядя в сторону:
— Ладно, ладно, дочка...
— И сноьа будешь забирать раньше всех?
— Буду...
Вай, моя сношенька идет! Какой медвежонок-то у нее! — Сидевшая с женщинами на скамейке тетушка Матти, увидев Гульчирай с ее папочкой, заблестела в улыбке редкими золотыми зубами.
Услышав ее голос, Гульчирай вздрогнула и крепче ухватилась за руку отца. Почувствовав его пожатие, она легко вздохнула и, гордо выпятив грудь, покачала го ловой:
— Нет! Теперь я никогда не буду вашей сношенькой! Никогда!
Только что растянутые в ласковой улыбке губы тетуш ки Матти внезапно скривились в противной усмешке.

Перевод Н. Голосовской

• Назад
• Вперёд