Трудовые песни (50)

1

Отчий край вошел в тебя с дыханьем:
прожил в нем — хоть вволю подышал.
Лучше уж на родине дехканин,
чем в любой чужбине падишах!

Полил поле — урожаем платит.
Бросил — ты бесправнее скота...
Потерявши семьи — семь лет плачут,
родину утратив—до конца!

2. КАРАДАРЬЯ

И ячмень говорит на безлюдье:
— Я соломою стал без воды.
Без меня же — и корма не будет,
только будет в достатке беды.

А поля до поры порыжели,
небо выцвело, жаром даря.
Неужели еще, неужели
не наполнилась Карадарья?

И твердит на безлюдье пшеница:
— Я в безводье — лишь колос пустой.
Значит, людям — не жить, не жениться,
не испечь и лепешки простой?

Или мало бывало лишений
в черных пропастях календаря?
Неужели еще, неужели
не наполнилась Карадарья?

И доносится голос кунжута:
— Без воды я полег на полях.
И светилен теперь не зажгут-то
в темноте и лачуг и палат.

Мало ль темень садилась на шею,
на врагов нас упорно деля?
Неужели еще, неужели
не наполнилась Карадарья?

И земли возвышается голос:
— Я иссохла от бед и обид.
И грядущий цветок или колос
наперед в моем чреве убит.

Мало ль голода, горя, сражений,
крови, смерти и власти старья?
Неужели еще, неужели
не наполнилась Карадарья?

3. МОЯ ДОБРАЯ ЖИВОТИНА

Моя добрая животина,
ты и мощь моя, и подмога.
Комья-камни размолотила
и от пота сама промокла.

И стоишь себе в клубах пара,
так и ходит живот опавший.
Землю черную раздолбала —
неудобица стала пашней.

Как прокладывала ты грядки,
рог опутав пучком соломы!..
Будут дыни, как сахар, сладки,
где ты пот пролила соленый.

Всё-то вытянет, не балуя,
безотказность твоя святая.
Я рогов твоих полулунье
поутру обовью цветами.

Красны, красны у гор отроги,
там гнездятся ястребы часто.
Чтобы крепче стояли ноги,
корм засыплю я полной чашей.

Ах, рога — как лестница в небо!
Вид заморенный — но и важный.
До того расписано нёбо,
словно кто покрыл его вязью.

И пускай на базаре даже
оросит тебя дождь монетный:
выводить тебя на продажу
дураков в моем доме нету.

Не кровянь твои ноги наледь,
не сойди на тебя хвороба.
Только тот, кто тебя не знает,
станет тыкать тебя под ребра.

Моя добрая животина,
не расстанемся мы
друг с другом!
Ведь хотим или не хотим мы,
а придется идти за плугом...

4. ПЕСНЯ ПОГОНЩИКА

Эй, вперед, мой верный друг и брат,
торопись и не гляди назад.
Стебли, на которые ступаешь,
пусть твои копыта измельчат.

Но, вперед, мой работяга, но!
Под ногами у тебя зерно.
Если мы работы не окончим,
не уйдем отсюда всё равно.

Хоть сижу я на твоей спине,
ты не очень-то завидуй мне.
И на мне верхом всё время ездят,
мне, быть может, тяжелей вдвойне!

Но, иди, мой милый, не чуди.
Не клони ты голову к груди.
У меня отяжелели веки,
я чуть-чуть вздремну, а ты иди!

Эй, иди, и я бываю крут.
Эй, гляди, напросишься на кнут!
Что поделать, ни травы, ни хлеба
нам с тобою даром не дают.

Ну-ка, иноходец мой, спеши.
Измельчи зерно и раскроши.
Жизнь трудна, и лишь твоя работа —
радость в жизни для моей души.

Скоро, милый, дам тебе еду.
Сладко сено, словно на меду.
А беда на нас с тобой нагрянет —
мы за горы выбросим беду.

Эй, вперед, мой работяга, но!
Под ногами у тебя зерно.
Если мы работу не окончим,
не уйдем отсюда всё равно.

5-8. ЖАЛОБЫ ВОЛА

1

Иду я пахать, а глазами молю,
чтоб завтрак мне выдали мой невеликий.
И вволю хозяин дает повилики...
Как я эту землю взрыхлю?

Хозяин от бедности в горьком хмелю,
ночами
над нами
рыдают шакалы.
Он кормит меня, чтобы только шагал я —
как я эту землю взрыхлю?..

А то и, за рыжую шкуру мою,
он желтой соломы насыплет мне просто...
Но нынче посеять нам надобно просо —
как я эту землю взрыхлю?

Учуял я жмых у села на краю,
но запах куда-то проносится мимо.
Тащусь себе, тощей тоскою томимый —
как я эту землю взрыхлю?..

2

Ночь — на кочках отдыхать.
Всё в ухабах,
за ночь тело
деревяшкой отвердело.
Как же буду я пахать?

Он запряг меня в омач —
и давай хлестать по бедрам!
Поневоле будешь бодрым,
чтобы плети не поймать.

Если шкура дорога,
как тут двигаться не споро?
Хоть, как колья от забора,
велики мои рога...

Ведь тружусь я за еду —
как соломой мне питаться?
А работаю — двенадцать
долгих месяцев в году!

Так идут за днями дни —
ругань, грязь да соль от пота!
Входишь вечером в ворота —
ниже голову пригни.

Хоть живи, хоть погибай!
Как же я перезимую?..
Понимаю по всему я —
не поможет жадный бай.

З

Стоит только затянуться язве —
ты ее расковырял опять.
Боль, жара и оводы...
Да разве
ноги так под силу мне таскать?

А едва заладит непогода —
коченею, словно глыба льда.
От тебя ж — ни крова, ни ухода...
Как же ноги мне таскать тогда?

Новый день судьбины не меняет —
только тяжелее мне труды.
И вода, что ты даешь,— воняет,
и поносит от твоей еды.

И не пожалеешь бедолагу —
позади шагаешь, торопя...
Лучше я в сырую землю лягу,
чем весь век работать на тебя!

4
АХ, МОЙ ВОЛ

Жать серпом — это взять, положить,
гнать волов — это взад и вперед.
А труднее всего — это жить
на те деньги с семьею весь год.

Вяло топчут солому волы,
спины тощи, нахлестывать жаль.
И ярмо не поднимут с земли,
не поднимут — оставят лежать.

Погоняй да иди себе вслед,
зря семян — не просыпь нипочем.
Вишь, мой младшенький — силы-то нет,
а все борется с омачом.

Ах, мой вол, не роняй ты слезинок, не плачь:
как ни жаль твоей шеи истертой и плеч,
только если в ярме не потянешь омач —
нам в могилу с тобою останется лечь!

9. ПЕСНЯ ЖНЕЦА

Серп мой острый, мой алмаз,
полосни-ка еще раз!
Серп мой острый, очень много
дела впереди у нас.
Не ленись, дружок,
потрудись, дружок.
Колосок высок,
стебелек не лег.
Горький пот мой оплати,
ты меня обогати.
Жаль, что беднякам к богатству
все заказаны пути.
У меня богатства, друг,—
пара огрубелых рук.
Да чужое это поле
бесконечное вокруг.
Не ленись, дружок,
потрудись, дружок.
Колосок высок,
стебелек не лег.

10. МОЛОТЬБА

Хворостиной тычу длинной
от рассвета дотемна.
Погоняю я скотину:
намолачивай зерна!
Твой живот — что мой котел,
обмолачивай давай!
Коли кушать захотел —
обмолачивай давай!
Всех ты держишь на горбу —
обмолачивай давай!
Коли начал молотьбу —
обмолачивай давай!
Ишь, рога — что два сука,
обмолачивай давай!
Коли шкура дорога —
обмолачивай давай!
Вишь, глаза — как зеркала,
обмолачивай давай!
Знай, иди вокруг кола
(обмолачивай давай!).
Заведешь себе ребят
(обмолачивай давай!),
тоже кушать захотят
(обмолачивай давай).
Ведь не птички, чтобы им
(обмолачивай давай)
добывать зерно самим,
обмолачивай давай!
Если только брюхо есть
(обмолачивай давай),
каждый требует поесть,
обмолачивай давай!
Только разнятся судьбой,
обмолачивай давай!
Трудимся-то мы с тобой,
обмолачивай давай!
Кто клянет свою судьбу,
обмолачивай давай!
Кто сидит себе в саду,
обмолачивай давай...
Погоняю я скотину
от рассвета дотемна.
Тычу длинной хворостиной:
намолачивай зерна!

11. ОБМОЛАЧИВАЯ ПОМАЛУ

Обмолачивай помалу —
будет нам зерно пока,
а там доброго помолу
белоснежная мука!

12. ПОСЛЕ ЗАСУХИ

Как же нам быть, правоверный народ?
Был и в прошедшем году недород.
Хуже прошедшего нынешний год.
Очень тяжелое время настало.
Бедною наша была сторона.
Нынче совсем обнищала она.
Нету соломы, не то что зерна.
В поисках пищи бредем мы устало.
Как же нам быть, правоверный народ?
Снег всё идет, всё идет и идет.
Падают люди и падает скот.
Было нам трудно, а так не бывало.
Пастбище наше покрыли снега.
Каждый купчишка хитрее врага,
ломят с голодного втридорога,
сколько ни платишь —а все ему мало.
Плачет бедняк от обилия бед,
старшие с младшими держат совет.
Держат совет, а спасения нет.
Горе и сильных сломало.
Повелось у нас искони:
белый хлопок — черные дни!
Рай — за гробом, а тут пока что
нам — труды, а другим — богатства!..
Долго белый хлопок растет,
но недолог с нами расчет.
Бог — на небе, а тут пока что
нам — работа, другим — богатство!
Коль посеял — куда же вспять?
Мягко стелешь, да жестко спать.
Там — награда, а тут пока что
пот — от нас, а другим — богатство!
Повелось уж так искони:
белый хлопок — черные дни...

14. КТО ПОЖАЛЕЕТ БЕДНЯКА

Коль в путь бедняку, на пути бедняка
река широка и гора высока.
Когда одолеет беда иль тоска,
бедняк пожалеет тебя, бедняка.
А как же мне быть: и беда велика,
и нету вблизи бедняка-земляка.

15. ПЕСНЯ РУЧНОЙ МЕЛЬНИЦЫ

Я кручу и кручу, я кручу и кручу,
от усталости даже и есть не хочу.
А хотя и захочешь — никак не моги
и попробовать этой вот белой муки!
И она уже сыплется через края,
точно впрямь не мука это —
мука моя.
Я стою и кручу, я кручу и стою,
устаю,
устаю,
устаю,
устаю.
А как кончу крутить, я к подружке пойду,
тех, кто доброе молвит мне слово, найду.
А коль доброго слова никто б не нашел —
распорю себе грудь
двусторонним ножом!..
Я кручу и кручу, всё одна и одна,
наполняю проклятую прорву без дна,
я кручу — без того не бывает и дня,
я кручу, потому что всегда голодна.
А не то — я бы разве терпела
досель,
разве б пела
горчайшую эту газель?..

16. ТО БЫЛИ МЫ

Что звали мелюзгой — то были мы,
осталось шесть девчонок от отца.
Кой-как дотягивали до зимы,
а дальше — ждали скорого конца.
Вот люди говорят: судьба слепа.
Нет, очень метко целит свой удар!
У нас вот всё отобрала судьба:
что дал нам бог да и чего не дал.
Молола я б на мельнице ручной?..
Голодная, поэтому мелю.
Горит душа, хоть ветер ледяной —
вот и высказываю боль мою...

17. СКРИПИТ, СКРИПИТ

Скрипит, скрипит моя ручная мельница —
прислушавшись, проходит караван.
Вот так и год пройдет и новым сменится,
вернется невредимым акаджан.
Я соберу пшеницу полной мерою—
пускай и бай дивится на меня!..
Ах, нет, недаром так живу и верую —
я доживу до радостного дня.
Тогда муки моя намелет мельница,
на все четыре света стороны
четыре брата младших не поленятся —
на очаги поставят казаны.
Мой братец самый младший — как ребеночек,
зато когда взберется на коня —
за гриву схватится, как ястребеночек,
и гикает, буланого гоня!
Ах, очи мои, очи, что вы плачете?
Ах, грусть-тоска, томить меня кончай!..
Тебе луною белой буду, младшенький,
в твоей руке бесценною камчой.
Все радости и беды перемелются
и станут одинаковы на вид.
Ну, а покуда жизнь моя, как мельница,
как та ручная мельница, скрипит...

18

Стонет мельница ручная, словно птица,
ручка так и вырывается из рук.
Может сердце рядом с сердцем приютиться,
и утешится подруга меж подруг.
Ах, ушла моя подруженька за ситом,
а на крышу нашу сели голубки.
То ли сердце мое нежностью не сыто,
голубиные ли стоны глубоки?
Золотые от нас заперты ворота,
за воротами дочурки, сыновья.
Как живется там и делается что там —
в той стране, что называется семья?
Ах ты, мельница ручная, тарахтелка,
ты звереныш с беспощадною душой.
Разве мы с тобой родня иль ровня — тем-то,
что работают на мельнице большой?
Не из этого нас дерева рубили,
не из этой нас лепили черноты.
Гнет с нуждою нас родили — мы рабыни...
Шея толстая у матушки Нужды!
Нету силы с этой мельницею сжиться,
заслонила, зачернила белый свет.
Ах, подружка, голова моя кружится,
тьма ложится под миндалинами век...
Отойду я от проклятой зернорушки —
и пойду к своей единственной подружке!..

19

У дверей лежит плетенка,
в старом сите — отруби.
Вы такой вот нити тонкой
не скрутили отроду.
Как хотите, так тяните,
пускай прялочки поют.
А тончайшей этой нити
не скрутил бы и паук!
Ты не падай, моя прядка,
черным пламенем гори.
Ты не молкни, моя прялка,
говори и говори.
Я кручу тебя, кручу,
нить моя крученая.
Станешь белой ты к концу,
а я стану черная.
То ли пот ресницы склеил,
то ли кровь бежит из жил?..
Перед домом моим — клевер,
в доме — прялочка жужжит.
В саду персики поспеют,
а на кухне — мастава.
Все я к вечеру успею,
только ты не уставай.
Пускай нить не тянется,
мне нельзя лениться.
Будет ткать племянница —
не порвется нитка.

20. НЕ ПУСКАЕТ МАЧЕХА

Кеклики в садах уже поют,
шишечки арча позавязала.
Вспомню я любимую свою —
тает сердце, как от жара сало.
Яркою становится луна,
время нам с тобою повстречаться.
Твой урок не выполнен сполна —
и прядешь ты до ночного часа.
Пусть цветенья ветер наметет
и луна старается всё пуще.
Но, не домотается моток —
мачеха на улицу не пустит.
А живот твой бедный — с кулачок,
что же тебя мачеха до ночи
мучит, не жалеет нипочем,
отпустить на улицу не хочет?

21. БУДУ ПРЯСТЬ

Буду прясть — и деньги заведу.
Не косая я и не рябая:
будут деньги — буду на виду,
станут парни смирными рабами.
Только кто ж ту сделку мне скрепит?
Прялочка скрипит моя, скрипит,
ее голос и в Коканде слышен!..
У кокандца ж пара дочек есть:
их дела — не прясть, а сласти есть
да плеваться косточками вишен!..

22. ПРЯЛКА СМОЛКЛА

Закапризничала прялка,
я тряхнула для порядка...
А, пускай ломается!
Надоело маяться!
Что-то вечером за дыней
засиделись старики,
хоть болтать им с молодыми
вроде вовсе не с руки.
То ли дело мой джигит,
славный да пригожий;
если ждет меня сидит —
бог ему поможет!..
Позову
уста-бову,
разберется в этом.
Ибо прялочке моей
он приходится, ей-ей,
прадедом иль дедом.
Смолкла прялка, не скрипит...
Подожди меня, джигит!

23. ЗЕРКАЛЬЦЕ

Прясть устали мои руки да и бросили.
Я забыла свое зеркальце на озере.
Кто-то зеркальце упрятал да себе в рукав,
вот и мучится душа моя в чужих руках.
Я пряла, моток смотала, да, увы, не жила!
Показалось, что дождалась — я и выбежала...
Поглядела моя тетка: «Плачешь? То-то же!»
Ах, стенать в тоске по милым — горько, тетушка...

24. Я ПРЯДУ

Я пряду, пряду, я пряду, пряду,
не смотался еще моток.
Месяц кончится — на базар приду,
а продам — подведу итог.
Я пряду, пряду, наяву, в бреду,
не плоды ль надо мной висят?
Ох, невмоготу, мне бы сесть в саду,
мне купить бы маленький сад!
Буду прясть и прясть, буду прясть и прясть.
Эту пряжу пойду продам
да куплю себе шелковых платьев всласть
и отправлюсь в Шахимардан.
Я пряду, пряду, наяву, в бреду,
виснут руки хуже плетей.
Если пряжи вдосталь не напряду —
чем я буду кормить детей?
Ах, шуми, моя прялка, шуми, шуми,
пой, кормилица, пой, змея!
И когда уйдешь из моей семьи?
Сердце вынула из меня...

25. КАК ВЫБРАТЬ ЖЕНУ

Даже жаворонок ночку
не проводит в одиночку,
Так ищи себе жену!
Выбирай не отдыхая —
не длину и ширину;
ты учти — жена плохая
разевает пасть,
не умеет прясть.

26

Пару ровниц допрядем —
и к тутовнику пойдем.
Но и бедный старый тут
не знавал покоя —
и никто не знает тут,
что это такое.
Вышла замуж за родню —
так и будет день ко дню:
прялку вечную вертеть,
палку вечную терпеть...
Не тверди, идя домой:
черен, мол, котел — да мой...

27. САНОМА

Я вышивала, считала стежки,
сердце мое изнывало с тоски,
тело мое сгорело.
Только попробуй не то сосчитать —
так отругает сердитая мать:
лучше бы плетью огрела!..
Я вышиваю, считает рука.
В старости — радость, ну а пока —
жизни моей проклятье.
Прежде чем я досчитаю — мои
смолкнут последние соловьи,
прахом рассыплется платье!
Нитка запуталась, словно со зла,
и развязать эти оба узла —
кажется, жизни мало!
Вся изрыдалась, наплакалась всласть...
Матушка на небо вознеслась,
покуда я вышивала!
Я вышивала, считала стежки,
тело мое изнывало с тоски,
чем я себя утешу?..
Продали вышивку. Где же он, тот,
что обещал купить мне платок?
Бедная радость — где же?

28. ТЮБЕТЕЙКА

Тюбетейку золотом я шила,
драгоценный выбрала узор.
Как наденет тюбетейку милый —
у любого загорится взор!
А вода бежала по каналу —
да и замерла, занемогла.
Как меня тоска не доконала:
поглотить куска я не могла!
Старый наш дувал — с глазами вровень:
выгляну, как выйдешь погулять.
Тюбетейку сдвинешь ты на брови,
непокорную пригладишь прядь...
Улицей твоей иду частенько,
когда тени вечера легли.
Вышила тебе я тюбетейку
чистым золотом своей любви...

29. ШЬЮ ЧАПАН

Старшему брату чапан я скрою,
пусть он красуется в нашем краю:
в праздник навруз,
как и в праздник руза,
в нем он покажется всем на глаза.
Дернулось правое веко мое,
чуть я не выронила шитье.
Эта примета не может соврать:
что-то случилось!
И вспомнился брат...

30. ВЫШИТ РОЗАМИ ЧАПАН

Чтобы и холод бока не щипал,
чтобы всю зиму ходить без помехи —
с ткаными розами темный чапан
младшему братцу сошью без примерки.
Братец мой, как твои кудри густы,
быть бы мне жертвою угольных прядей!
Я лишь трудом воздаю за труды —
нежной заботой о младшеньком брате.
Доску ли тешешь — крошится щепа...
Вот и на праздник в обновке пошел ты!
Как же к лицу тебе пестрый чапан —
новый чапан мой с каемкою желтой!
Всем чапаны своим братьям сошью,
каждый по-новому я простегаю.
Это уменье, отраду мою —
просто и радостно я постигаю!
Будет любимый — исполню наряд
дивный, с узором, из шелка «бенарес».
Словно арабскою вязью, подряд
вышить халат
для него постараюсь!..

31. ЯБЛОКИ

Стали красными бочки —
доспевайте, яблочки!
Яблочкам нашим
время падать наземь.
Вымахала яблоня —
червь ее не точит.
А сажал — она была
маленьким росточком.
Пестроглазые плоды,
блестящие щеки.
Вас сбивал я с высоты —
да и сбился в счете.
Уследить ли тут глазам?
Пробовал — куда там!..
Понесу на базар —
набегут ребята.
Обыщу вокруг траву:
всё собрал — нигде нет!..
А продам вас тому,
кто даст больше денег.

32. НЕТ ДЕРЕВА В МИРЕ, ПОДОБНОГО ТУТУ

Вот с яблони поздней плоды упадут,
и стук разнесется — и в ту же минуту
ватага мальчишек окажется тут...
Но яблоне всё же далёко до тута!
На лозах осенних поспел виноград.
Две кисти янтарных срезаешь оттуда,
кладешь на лепешку — воистину рад!
А всё ж винограду далёко до тута...
Доступен для всех невысокий инжир,
и сырость он любит — такая причуда!
А всё ж не единым инжиром ты жив...
Ему, и не спорьте, далёко до тута...
Вот райское яблоко — сладкий урюк!
Едва лишь зимы обвалилась запруда,
он цвет благовонный рассыплет вокруг...
А всё ж и урюку далёко до тута!
Хоть слива у косточки слишком кисла
и зреет позднее — и с нею не худо-,
она вам насыплет плодов без числа!
А всё же и сливе далёко до тута...
Смотрю я на ствол твой с корявой корой,
тутовник, кормилец рабочего люда!..
Кто сверху трясет, кто бежит за посудой,
кто держит паласы —
и ягоды груды
ложатся на красное черной горой!
Нет дерева в мире, подобного туту!
Шатром широченным с любой стороны
раскинулись крепкие ветви,
и тут-то
все девушки днем собираться вольны,
когда им в жару выпадает минута.
Лепешек возьмут, что замешены круто,
и ягодой доброй закусят они...
Нет дерева в мире, подобного туту!

33. ТЫ ДАВАЙ МНЕ МОЛОКА

Ты давай мне молока полными тыквянками,
лишь бы ручки не рвались да пиалы звякали,
полотняных два мешка
было катыка.
Пусть чабан тебя пасет, где только захочет он,
да на шею припасет звонких колокольчиков,
лишь текла бы молока
белая река.
Я тыквянку понесу твоему ребеночку,
привяжу ее внизу желтому теленочку,
не жалей мне молока —
напою телка!
Мне в ответ мычит: «Бери! — пестрая коровушка.—
Только хлев почисть внутри, чтоб играла кровушка,
а уж пестрые бока
дадут молока!»
Нет, не зря вокруг меня вся родня заахала:
от пеструшки молоко — слаще даже сахара!
Сахар слаще или мед —
кто его поймет?

34. ПЕСТРАЯ КОРОВА

Говорит мне пестрая корова:
«Доброго не пожалей мне крова,
поскорей возьми меня в тепло —
и увидишь, разом я удвою
белые молочные удои,
отплачу за все твое добро!»
Так и вышло, добрая коровка!
Стало вымя полным молока.
И подходишь ты ко мне неробко,
смотришь на меня не свысока...
Постоишь покорно, подою.
И потом и корма подаю!
Окупила все мои затраты!
Ежели и дальше так пойдет —
сделаешь хозяина богатым:
не за месяц — значит, через год!

35. ДОЕНИЕ

Моя шумная скотинка, хош-хош,
моя умная скотинка, хош-хош,
ты постой сегодня тихо, хош-хош.
Погляжу, тебя поглажу, хош-хош,
славно я с тобой полажу, хош-хош,
дам травы тебе послаже, хош-хош.
Лишь проказы бы забыла, хош-хош,
молоко струей забило, хош-хош,
молоко — белей, чем было, хош-хош!
Так постой сегодня тихо, хош-хош,
хитрая моя скотинка, хош-хош,
хилая моя скотинка, хош-хош...

36. МОЯ КОБЫЛА

Тебе на спину посмотрю:
ну — тахта для молодоженов!
Ты дохнешь сквозь одну ноздрю —
два снопа горят подожженных!..
Уши мощные — хоть ушей.
Ляжет жернов промеж ушей!
Ах, медовая ты моя,
вся в тумарах моя кобыла,
ляг под ноги хоть вся земля —
обежать тебе хватит силы.
Был бы только живот твой здрав,
да была бы всегда ты в духе.
Впрочем, ведь при таких ноздрях
не задержится воздух в брюхе!
И хоть сорок суток беги —
будет хвост твой высоко поднят,
не умерят длины шаги,
не промокнет от пота потник...

37. КОЗА

Ушки прямые
(рожки — не в счет).
Доброе вымя —
как родничок.
А во рту, однако,
крепкие резцы,
прямо для улака
в брюхе близнецы!
Славную я, славную
купил себе козу!
Веревку с шеи снимет,
залезет в тесный куст...
Но даст тыквянку сливок,
отменнейших на вкус!
При этом, без подначек,
с веревкою и без,
и прыгает и скачет,
как резвый жеребец!
Славную я, славную
купил себе козу!
Дожди хлестали кстати,
и в рост пошла трава...
Коза ж — какие стати!
Что хвост, что голова!
Горит от нетерпенья,
торопится в луга...
Ах, понял лишь теперь я,
как ты мне дорога!
Славную я, славную
купил себе козу!
Хотя и озорница,
а всё же у меня
воды она боится
и мчится от огня.
Пускай бодает с ходу,
пускай в саду шалит —
не брошу ее в воду,
не сделаю шашлык.
Славную я, славную
купил себе козу!

38. ИШАЧОК МОЙ

Ишачок мой был красавец,
голосок — ну, чистый мед:
пока глотку не надсадит,
вопля так и не уймет.
В путь, бывало, соберу я —
ох, доволен, ох, и рад:
уши кверху, набок сбруя —
и пошел пастись в овраг.
Ишачок мой, голос — сахар!..
Охромел от чьих-то чар,
да лекарства не дал знахарь,
не помог тебе тумар.
Так и помер ты, не хныча,
от невесть какой беды.
У кожевенника нынче
я видал твои следы.
А смотрел — печальней лани,
тайный пыл тебя томил,
но земных своих желаний,
так и сдох — не утолил...

39. АРБАКЕШ

Еду я и летом, и весной,
пыль клубится за моей спиной.
Утром на меня роса ложится,
в полдень жжет меня горячий зной.
Целый день арба скрипит, скрипит,
целый день мой конь храпит, храпит.
От вожжей всё время ноют руки,
от кулей спина болит, болит.
Еду я — дороге нет конца.
Еду я — стираю пот с лица.
Я везу то для муллы барашков,
то мешки с пшеницей для купца.
Я везу — спаси меня аллах —
то добро в добротных сундуках,
то невесту со своей подружкой,
то вдову с ребенком на руках.
У меня полно своей беды,
я весь век страдаю от нужды.
Накормить конягу — нету сена,
напоить конягу — нет воды.
Арбакеш я, и моя судьба —
груз возить в чужие погреба.
Я везу чужую боль и радость,
а мои — лишь лошадь да арба.
Мой — лишь пот, стекающий с лица.
И дорога эта без конца.
И в селенье маленькие дети,
ждущие пропавшего отца.
Там, в селенье, ждет меня жена,
жизнь идет, она одна-одна,
горе быть женою арбакеша,
это горе — не его вина.
Ночью слишком поздно я ложусь,
утром рано за хомут берусь,
целый день о чем-то всё пекусь я,
всё я мчусь, всё не поспеть боюсь.
От арбы проклятой не уйдешь,
от судьбы проклятой не уйдешь.
А судьба проста у арбакеша:
день проездишь — только раз пожрешь.
Но! мой конь худой, иди, иди!
Ты, арба, меня не подведи!
Еду я, и нет конца дороге,
нет конца тревоге впереди!
Так всю жизнь я еду и пою,
арбакешу отдых — лишь в раю.
Люди, не идите в арбакеши,
не губите молодость свою!

40. МОРКОВЬ

Целый год
работал я, как вол,
огород
копал я и полол,
поработал,
всё я сделал гладко,
полил потом
вспаханные грядки.
Словно глаз,
берег свои посадки,
каждый час
бежал, глядел на грядки.
Кустики от ветра
и от зноя
защищал порою
сам собою.
И моя душа
приободрилась —
хороша
морковка уродилась.
Я продам ее,
чтоб обернуться,
чтобы мне одеться
и обуться.
Мне не быть в долгу,
людей стыдиться,
дом поправлю я, смогу
жениться.
Но сначала
долю урожая —
и немало —
отложу для бая.
Отложу для казия
немало,
для мираба
и для аксакала.
И тому, кто мне желал
здоровья,
кто сказал,
чтобы сажал
морковь я.
Роздал всё,
не размышляя долго,
нет моркови,
нет зато и долга.
Вновь весною
я начну пахать,
о богатстве
буду я мечтать.
Мол, продам морковь,
чтоб обернуться,
чтобы приодеться
и обуться.
Для чего копал
я эти грядки,
всё сажал
в положенном порядке,
по ночам не спал,
посев берег,
охранял
и делал всё, что мог?
Для чего всё лето
я работал,
для чего все грядки
полил потом,
пыли не давал
на листья лечь,
солнцу не давал
морковку жечь?..

41. РАБОТАЛ У ХОЗЯИНА

Я с весны работал у хозяина,
гнал волов от света и до света.
А он и не думает — нельзя ему! —
как нас жизнь изматывает эта.
За год версты отшагал несметные,
проработал зиму, осень, лето.
Лишь обиды, хворь да деньги медные
заработал я за всё за это.


42. АЙ, БАЙ

Ай, бай, ты в шелку,
гладишь пузо кошельку,
выспался, налопался.
А я поле век толку,
у тебя всегда в долгу,
надрываюсь попусту!
Ай, бай, убегу,
надоело жить в долгу,
так ведь и состаримся!
Долю новую найду —
запиши долги на льду,
летом рассчитаемся!

43. ЭЙ, ЭЙ, МАМАДЖАН

Я посеял шалу, эй, эй, Мамаджан,
поливаю в жару, эй, эй, Мамаджан!
Будет год наш не плох, эй, эй, Мамаджан —
будет рис нам на плов, эй, эй, Мамаджан!

44. СТРАДАЕМ МЫ ОТ ТЯГОСТНОГО ГНЕТА

Стал править нами сам тиран Исфандиер.
И стало хуже нам, чем было до сих пор.
Для матерей — печаль, для дочерей — позор.
Страдаем мы от тягостного гнета.
Попробуй в воду брось, жемчужина всплывет.
Мы люди, мы на дне, мы терпим ханский гнет.
Обиду прячем мы — боимся: хан убьет.
Страдаем мы от тягостного гнета.
Я на подстилке сплю — она из камыша.
Я доченьку люблю — она моя душа.
На горе мне она уж больно хороша...
Страдаем мы от тягостного гнета.
Как брызжут искры звезд с небес в полночный час
так искры горьких слез из наших брызжут глаз.
Кто пожалеет нас и кто пригреет нас?
Страдаем мы от тягостного гнета.
Я доченьку ищу три ночи и три дня.
Туда иду пешком, туда гоню коня.
Я плачу, но никто не слушает меня.
Страдаем мы от тягостного гнета.
В случившейся беде есть и моя вина.
Я, дочь свою любя, порой не зная сна,
молилась, чтоб была красавицей она...
Страдаем мы от тягостного гнета.
Я, доченька, хочу стоять на ветерке,
стоять с тобой, дышать цветами в цветнике...
И рученьку твою держать в своей руке!
Страдаем мы от тягостного гнета.
Мой розовый кувшин — на розовом песке.
Нам не стоять с тобой на легком ветерке.
Твоей мне не держать руки в своей руке.
Страдаем мы от тягостного гнета.

45. ИСФАНДИЕР ЛЬЕТ НАШУ КРОВЬ

Источник наших бед и всех тревог,
правитель наш Исфандиер — жесток.
Не то что с нас — когда б он только мог,
он с рыб и с птиц бы тоже брал налог.
Кровь бедняков наполнила арык,
хаким, кази — над нами всяк велик,
прилип от жалоб к нёбу мой язык,
от горя тяжело я занемог.
Спят на пуховиках хаким и бай,
а нам клочок соломы да сарай
желанней, чем обетованный рай,
когда устало валимся мы с ног.
Рожден ли мститель, защититель наш?
Пусть он придет, чтоб пал мучитель наш,
чтоб сдох властитель наш, правитель наш,
чтоб рухнул мир, похожий на острог!
Я оседлал коня и в трудный час
иду продать последний свой запас.
Что делать, люди? Кровь течет из глаз!
Пошли нам счастье, всемогущий бог...

46. ЭЛЛИКБАШИ

Салам алейкум, элликбаши,
видно, дела твои хороши,
видно, дела твои хороши,
позволь поздравить тебя от души,
проклятый элликбаши.
Салам алейкум, алейкум салам.
Сказал ты начальству: «Рабочих я дам!»
И едем мы глину месить по полям.
А ты почему не поехал сам,
проклятый элликбаши?
У нас на губах кровава слюна,
у нас на щеках слеза солона.
А в чем, перед кем она, наша вина?
Мы всё от тебя получили сполна,
проклятый элликбаши.
В рот пересохший не лезет еда.
Не утоляет нам жажды вода.
Нас поезд везет неизвестно куда —
и в Пензу, и в Харьков, ну, прямо беда,
проклятый элликбаши.
Тревожен наш путь, не можем уснуть,
и в миски нам плещут какую-то муть.
Может, вернемся когда-нибудь,
и будет нам чем тебя помянуть,
проклятый элликбаши.

47

Саид Ахмад, ты важный бай,
ты знаменит и знатен.
Включил нас в список: «Погибай...»
Отцам твоим проклятье!
Ты б лучше сдох,
чем сласти есть
да щупать снох
под платьем...
Ты б лучше сдох, чем власти несть
тот перечень проклятый!

48. ПЕСНЯ МАРДИКЕРОВ

Дымил и гремел паровоз.
В болота за Двинском и Вильно
на трудную службу он вез
джигитов красивых и сильных.
Джигитам податься б назад
и жить бы, заботы не зная,
но очень уж много солдат
и пуль у царя Николая!
Будь проклят, неласковый край,
и камни его, и болота.
Будь проклят, палач Николай,
и тяжкая наша работа.
Сперва нас, поставив в ряды,
штыками в бараки загнали,
а там без еды и воды
три дня мы чего-то прождали!
Потом под угрозой штыков
солдаты голодных и босых
джигитов по тридцать голов
загнали в дома на колесах.
Раздался прощальный гудок,
вагоны заерзали глухо.
Кричала: «Прощай, мой сынокЬ —
упавшая наземь старуха.
И в холод, и в дождь проливной
мы жили не лучше скотины.
Иголки в три пальца длиной
вгоняли нам лекари в спины.
Мясник, посильнее ударь,
сегодня скотина без счета.
Окопы заставил нас царь
копать до кровавого пота!
В далекий от родины край
отходят вагоны со звоном...
Тебя, наш палач Николай,
мы свалим не с трона, так с троном!

49

Навек меня наняли,
платить позабыли:
я — солнышко на небе,
слуга изобилья!
Друг друга сменяйте,
зубами не клацая,
наш дом — в Майманаке,
внизу у нас ткацкая.
Холодная осень —
всё скосим ли сами?
Сосед с нами косит
из Кызылсая.
Тяжка переноска —
и плечи не жидки!
Мешков девяносто
получится жита.
Вол грязен — доколе
вы шкуру не выскоблите!
Рога его — колья
внушительной изгороди.
Могучее нёбо,
глаза — как светила.
Как будто их с неба
мечта низводила.
А сзади — аулы,
а там — караулы.
Но караул свой —
и глух и недолог.
И девушки — соль
таскают в подолах.
Покуда их видят —
тихи, не нахальны.
А матери выйдут —
они с женихами!
Эх, вол, крепко сбитый,
махина из мяса.
Двойные копыта
потверже алмаза.
Мельчит себе злак
до темноты,
а в доме и так
полно мелкоты!
А впрочем, а впрочем,
давай, обмолачивай!
Ведь я озабочен
судьбой моей младшенькой.
Везде она кстати —
как червь для поклевки,
перо для тетради
и лук для похлебки.
И ручкой, и шейкой,
и прочим взяла,
и нашему шейху
она — назира.
Давай, молоти
помельче, получше,
ведь сызмала ты
к работе приучен.
Саман как река —
зерна уже столько! —
и пот твой с пупка,
как дождь с водостока.
Мельчи всё равно.
А пот твой — соленый!..
Работа — зерно,
награда — солома...

50. УЙДУ НЕУТОЛЕННЫЙ

Послушайте, товарищи, друзья!
Хоть в мир пришел я в день неотдаленный,
сегодня с вами распрощаюсь я...
И как мне быть?
Уйду неутоленный!
Высматривали женщины меня,
а я пахал земли глухое лоно.
И на любовь не смел потратить дня!
И что теперь?
Уйду неутоленный!..
Плоды с дерев мигали мне, смеясь,
но вдоль садов я проходил, голодный.
В чужих домах я видел столько яств!
А толку что?
Уйду неутоленный!
Во сне и наяву я спину гнул,
земля впивалась в ребра костоломно.
И умереть-то, ноги протянув —
и то не мог!
Уйду неутоленный...
Почтительных вовек не слышал слов —
лишь ругани набор головоломный!
За что сей мир ко мне был так суров —
не понял я!
Уйду неутоленный...
Разбит мой дом, порушен мой айван,
там тьма вертеп открыла потаенный.
Своих сирот я оставляю вам.
Что делать мне?
Уйду неутоленный...
Я обличил неправедную власть —
и лег под палки
своре распаленной.
Хан надо мной поиздевался всласть.
Как отомщу?
Уйду неутоленный...
Душа из тела рвется в сон и синь,
а кровь из жил бежит в земное лоно.
Держаться в жизни больше нету сил...
Что делать мне?
Уйду неутоленный...

Переводы А.Наумова и Н.Гребнева

• Назад
• Вперёд