Мансурхан Таиров. Попутчик из Бувайды

Эта встреча произошла, примерно лет тридцать тому назад…

Услышав, что скончалась мать одного моего друга из Андижана, я собрался в путь, чтобы выразить ему соболезнование. Поезд, на который я приобрёл билет, оказывается, прибыв из Москвы, через Ташкент едет в Андижан. Заняв место внизу плацкартного вагона, я огляделся. Кроме меня в купе был ещё один старик, который сидя напротив, читал газету: лицо его выглядело, как у всех проживающих в Ферганской долине скромным и сердечным.

Борода его с проседью, согласно обычаю была аккуратной. Он одет был в соответствии с возрастом, грудь его была украшена многими орденами и медалями. Старик, видимо кончил читать начатую статью, отложив газету в сторону, обратился ко мне: «Куда путь держите? Решили пройтись по долине?».

 Я объяснил цель своей поездки. «Благородное дело. Вам это зачтётся», кивнул он в ответ. Обменявшись несколькими словами, мы разговорились. Он, оказывается, возвращался со встречи с однополчанином, с которым вместе воевал и который теперь жил в дальних краях. «Сколько нам вместе пришлось претерпеть, пройти, сколько огней», глубоко вздохнул он.

- Недовольствие, гордыня это начало всех горестей, войн, бедствий, - продолжил он говорить, через некоторое время. – В книге учёного Замахшари рассказывается «Пророк Давид вошёл в пещеру и увидел надпись над головой умершего здесь человека. В ней было написано «Я такой-то. Был царём тысячу лет, построил тысячу городов, в гареме у меня была тысяча наложниц. Я одержал победу над тысячью полками врагов. Пришло такое время, что я для покупки хлеба на базаре, отправил кошелёк, наполненный дирхемами. Хлеба не оказалось. Потом я отправил кошелёк, наполненный динарами. Хлеба опять не было. Потом я отправил кошелок наполненный жемчугами и бриллиантами. Хлеба опят не было. Тогда я взял эти жемчуг и бриллиантов, размельчил их, положил в рот и в судорогах умер на месте. Если кто-то утром проснётся и у него есть кусок хлеба, пусть считает себя самым богатым человеком в мире. Если он не будет так считать, то пусть Аллах ему даст смерть, подобную моей». Я часто вспоминаю эту притчу. Эта притча учит удерживаться от недовольствия и гордыни. А вы, что скажете на это?

 - Я тоже поклонник Замахшари. Но я оказывается, не знал притчи, рассказанной вами. Сейчас услышав её, очень восхитился ею. Каждое произведение Замахшари – это кладезь знаний и смыслов. В своё время, правитель Шама Музаффариддин Мусо объявил, что кто выучит наизусть произведение Замахшари под названием «Ал-Муфассал» тот будет награждён пятнадцатью тысячью серебряных монет и почётной одеждой. Несколько человек выучили наизусть произведение «Ал-Муфассал» и были удостоены награды. Другие произведения Замахшари также ценятся высоко.

И старик и я некоторое время молчали, предавшись своим мыслям. Мой взгляд то останавливался на наградах, украшавших грудь моего попутчика, то восхищался ночными видениями природы, мелькавшими в окне…

- Отец, что это за награды? В каких боях вы их получили. Расскажите, пожалуйста, если это вас не затруднит, - попросил я его.

 Старик внимательно поглядел на меня, потом видимо, удостоверившись, что я прошу искренне, начал свой рассказ: «Зовут меня Туйчи. Фамилия Йигиталиев». Вдруг я вспомнил Туйчи Эрйигитова и, прервав рассказ старика, воскликнул «Да вас же все знают! Ведь ваше имя широко известно в Узбекистане».

Однако старик неторопливо говоря, успокоил меня:

- Похожи только наши имена. Туйчи о котором вы говорите, родом из Таджикистана, чабан. Мы никогда с ним не встречались. В его память в родном кишлаке установлен памятник, его именем названа школа, где он учился, совхоз. О нём написаны стихи, баллады, поэмы. А я из Бувайдинского района Ферганы. На фронте был разведчиком. Вы спрашиваете о наградах. Каждая из них целая история. Очень интересен был случай с получением вот этого ордена.

Пятеро бойцов, во главе со мной, чтобы раздобыть «языка» перешли на сторону врага. Была тёмная ночь. Не видно ни луны, ни звёзд. Мы засели, ожидая соответствующего момента. Внезапно один вражеский солдат, гремя котелками, прошёл с едой.

Мы незаметно пошли вслед за ним. Вдруг он спустился в какой-то блиндаж под землёй и скрылся из глаз. «Видимо там собрались командиры» подумал я про себя.

Я тихонько подполз и начал спускаться вниз. И вдруг чья-то рука схватила меня за горло. Я собрался с силами и ударом приклада отправил его на тот свет. Это случилось за считанные секунды. За мной в блиндаж спустились и другие бойцы. За дверью слышался чей-то яростный голос и стук посуды, расставляемой поваром. Я немного отступил и толкнул дверь плечом. Она с шумом упала.

Не потребовалось кричать «Хенде хох!». Вражеские офицеры стояли, подняв руки вверх. Мы впятером вернулись с одиннадцатью пленными (среди них был и повар). Когда мы уже приближались к нашей части, я уже не мог ходить. Оказывается фашист, схватив меня за горло, тяжело ранил её. Горло распухло, а глаза выпучились. Я приказал своему заму доставить пленных в штаб, а сам отправился в санчасть. Пришлось некоторое время лечиться в госпитале.

После выздоровления я нашёл свою часть. Узнал, что после того, как пленные были сданы в штаб, командир нашей части, не спрашивая о подробностях, моего заместителя, доложившего об операции по добыче «языка», представил к званию «героя». Мне стало очень обидно. Я столько сделал, был тяжело ранен, лежал в госпитале и вот тебе: мой заместитель стал «героем». Я всем богатством узбекского и русского языка, которым я владел, про себя материл командира нашей части. Командир части сказал «Что случилось, то случилось. Ничего не исправить» и представил меня к этому ордену…

Прошло несколько дней, и было принято решение отправить нас во главе с новоиспечённым «героем» в тыл врага. Я сказал «Пусть «герой» идет сам, а я один пойду на «охоту» за языком». Командир согласился и прикрепил ко мне несколько бойцов. Мы вернулись, выполнив задание, а в полку траур. Оказывается, во время операции вражеские солдаты застрелили нашего «героя». Все думают о том, как бы доставить его тело в часть. Ведь «герой» не может быть оставлен на поле боя, он должен быть похоронен с почётом.

Но как, же доставить тело «героя» с поля боя. Уже шесть наших бойцов, взявшихся за это дело, погибли от пуль, выпущенных из вражеского дзота. «Ещё сколько нас погибнет при этом деле» думали задумчиво наши однополчане.

Я глубоко сожалел о погибших. «Беспрестанно стреляйте надо мной, сделайте надо мной крышу из пуль, таким образом, прикрывая от врага. А я вынесу тело нашего «героя», - сказал я, и пополз к немецкому дзоту. В конце концов, я вынес тело «героя»…

Рассказывая об истории орденов, аксакал сказал «Мы однажды в плен взяли и немецкого генерала». «Какую награду вы получили за этот подвиг», - спросил я. «За это я ничего не получил», сказал он, махнув рукой.

- Дело в том, что мы, возвращаясь с пленным генералом, потеряли одного солдата, - продолжил старик. – Согласно правилам войны, разведчик живой или мёртвый должен вернуться со своей группой. Если какой-то разведчик не вернётся с «операции», считается, что группа не справилась с задачей.

Поэтому никто нас не поблагодарил за доставку пленного генерала. Не выпив, глотка воды, не съев даже куска хлеба, мы сразу отправились назад, чтобы найти живого или мёртвого своего однополчанина.

В поисках однополчанина, мы дошли до штаба вражеской дивизии. Видим, что в одном помещении пять-шесть офицеров допрашивают его, поставив стоя. Наш боец отвечает на вопросы и смотрит в окно. Такой порядок в разведке. Если солдат попадает в плен, он не должен отрывать взгляд с окна, места своего заключения. Мы – двое, стоя с обеих сторон окна здания, где шёл допрос, выстрелили ракету и бросили в помещение несколько гранат. Наш разведчик, увидев ракету, бросился в сторону. А другие, находившиеся в помещении, погибли от осколков гранат. К этому времени наши бойцы успели уничтожить часовых, стоявших у двери.

Наконец мы живые и здоровые с нашим пропавшим однополчанином, вернулись к себе в часть. Естественно, что в этих условиях не может быть речи о награде.

 - Кстати, возвращаясь с нашим однополчанином, вырученным из плена, мы остановились в одной хате, немножко отдохнули, - продолжил аксакал, немножко передохнув, – в хате оказывается жила одна старушка. Мы искупались в её бане. Старушка нас берёзовым веником хорошенько попарила, получили настоящее наслаждение.

Кушая борщ, поданный на стол, я с благодарностью сказал «Спасибо, бабушка, и за борщ и за баню. Давно не было такого удовольствия». А она зарыдала. Затем плача говорит «Почему всё время говорите мне «бабушка». Мне исполнилось только восемнадцать лет». И действительно, когда мы пригляделись, то мы убедились, что перед нами действительно стояла молоденькая девушка. Это война превратила её преждевременно в такую старушку…

Видя, что я задумался, слушая его повествование, Туйчи ата сказал:

- А теперь послушайте это. Оно как бы продолжение вами только что услышанного. Помню, я в одном из городов Германии вошёл в один дом, показавшийся мне дворцом. Там было десять или пятнадцать комнат и ни единой души. Одна из дверей была на замке. Я несколько раз пнул её ногой, и она с треском отворилась. Смотрю, внутри комнаты, прижавшись в угол, пытается спрятаться красивая девушка, лет восемнадцати. Девушка видимо поняла, что из этого ничего не получится, и что-то прошептав по-немецки, начала на пол стелить постель из перины. Принесла мягкие подушки, отойдя в сторону, переоделась в белое платье и вышла мне навстречу. Я понял, что эта девушка накануне замужества и подумала, что я хочу её изнасиловать и покорилась судьбе.

В этот момент мне вспомнилась девушка, которая угостила нас борщом и дала нам попариться в своей бане. Вспомнив эту ангелоподобную девушку, я поклялся не обижать эту невинную немецкую девушку. Потом проклиная войну, отдал честь, отвернулся и выбежал на улицу...

Тем временем, поезд приближался к станции, на которой должен был сойти Туйчи ота. Поезд в полночь войдёт в Бувайду. «Меня встретят сыновья. Я их хорошо воспитал, кормил честно заработанным хлебом», - сказал аксакал, с удовлетворением глядя в окно вагона.

 В ходе беседы со мной, Туйчи ота мимоходом сказал, что служил и в штрафном батальоне. Хотя времени было мало, я настойчиво попросил его: «Расскажите, пожалуйста, и об этом штрафном батальоне». Аксакал не отказал в моей просьбе и продолжил свой рассказ:

- Иногда, идя в разведку, то там, то здесь я встречал узбекских парней. А с некоторыми из них я подружился. Когда я с ними встречался, душа радовалась. Человека человек успокаивает. Однажды, возвращаясь с разведки, я повстречался с одним из этих друзей по имени Ахмад.

Почему-то, он показался мне очень унылым. «Что случилось, друг. Что нет настроения?» спросил я его. «Пришёл новый командир. Очень жестокий человек. Недавно за какую-то чепуху, вытащил пистолет и застрелил Эшмата», - ответил он.

Я пришёл в ярость от такой несправедливости. Когда мы встретились в следующий раз, Ахмад вообще расклеился от горя. Оказывается, новый командир застрелил ещё одного нашего друга… Но, что мы можем поделать?! Командир есть командир. На войне его приказ это закон.

Прошло несколько дней и мне пришлось опять побывать в полку, где служил Ахмад. И тут я стал свидетелем страшной картины: Ахмад стоял на коленях, а командир прицелился на него из пистолета… «Что случилось, командир? Оставь его, он хороший парень. Ты можешь его убить. Он больше никогда не будет тебе перечить», - вскрикнул я опешив. А командир развернулся ко мне, и, приставив ко мне пистолет, начал кричать «А ну-ка проваливай! Иначе и тебя пристрелю вместе с этой собакой!» Слушая его, я пришёл в ярость, глаза мои наполнились кровью и я потерял контроль над собой.

Короче говоря, я нажал на курок автомата и все 72 пуль ушли в грудь командира. За это военный трибунал меня отправил в штрафной батальон. Нас ставят в первые ряды, а сзади держат нас под прицелом. Кто отступит - будет моментально расстрелян. Кто идёт вперёд – попадёт под пули фашистов. Словом «штрафной батальон» это место между двух смертей. Здесь кроме меня были молодые солдаты, были и бывшие командиры. Когда наступаем, на нас как дождь сыплются пули врага, и мы все прижимаемся к земле. В такие моменты и бывшие командиры, как мы, ложатся на землю и прижимаются к ней. Однако некоторым мешают их животы, от чего их зады становятся видными. Враг именно это место их берёт на прицел и стреляет. Когда им в задницу попадают пули, и они начинают подпрыгивать, мы смеёмся…

Вот такие дела, брат. Смех не считается с войной. Это страшный смех, смех смерти. Это смех человека над своей беспомощностью…. Сказав это, мой спутник немножко помолчал, вытер носовым платком увлажнившиеся глаза и как-то стесняясь, улыбнулся и продолжил: - Прошло три месяца, как я попал в штрафной батальон. Однажды, когда я сидел на бревне перед штабом, я увидел, что три офицера, служившие в полку, где раньше я служил, идут в направление штаба. Я вскочил и отдал честь, но они, не обратив на меня внимание, вошли в штаб. Через некоторое время меня вызвали в штаб. Мои новые командиры показали на меня и сказали «Вот тот самый Йигиталиев, о котором вы спрашивали». «Нет, это другой солдат», - сказали мои бывшие командиры и собрались уходить. Я последовал за ними и говорю: «Я служил в вашей части», а они всё равно не поверили. Тогда я их вовсю обматерил. Тогда один из них говорит « Нет, это тот самый наш Йигиталиев. Я его узнал по мату».

 Как стало известно, оказывается тот командир, которого я застрелил, был агентом, засланным к нам фашистами. Офицеры бывшего моего полка здесь меня не узнали, потому что за три месяца службы в штрафном батальоне я приобрёл очень жалкий вид…

Наконец война кончилась. Мне суждено было живым и здоровым вернуться домой. Ранней весной обошёл свой кишлак. У кого были тополя, помог сделать подрезку. За работу просил дать только хворост, собрал много черенков и посадил их вокруг своего двора. Занялся своей специальностью – бухгалтерией. Женился. Пошли дети. Со временем часть тополей продал, а часть использовал для строительства дома, покрыл его крышей. Занимаюсь земледелием. И сейчас на приусадебном участке выращиваю много кое-чего. Ежегодно первым на Алайский базар города Ташкента, болгарский перец, для продажи, доставляю я.

Доход от приусадебного участка большой. Поэтому не сижу, ожидая почтальона: когда доставит пенсию. Я считаю, что трудоспособный человек, если он предприимчив, не должен сидеть, сложа руки и зависеть от пенсии. Я всю жизнь честно трудился, честно жил. Если жить на доходы, заработанные нечестно, пакость от этого скажется на всех будущих поколениях.

Один из моих сыновей вырос упрямым. Иногда начинает мне перечить. В связи с этим я спросил как-то жену «Почему он такой получился? Ведь мы жили честным трудом». А она мне напоминает «Этот сын ваш был зачат, после вашего возвращения с одной из попоек»… Вот наш поезд прибыл в Бувайду. Идёмте ко мне домой, гостем будете!..

Я попросил у аксакала извинения. Он сошёл с поезда. Как он говорил, его встретили сыновья.

После этой встречи по возвращению в Ташкент я улетел в Ленинград, чтобы продолжит работу над докторской диссертацией. Когда вернулся в Ташкент, я завёл привычку, раной весной обходя Алайский базар, обязательно взглянуть на прилавок с болгарским перцем. Но к сожалению того аксакала больше я не повстречал.

Если встретил бы его, обязательно пригласил бы в гости, накрыл бы стол с яствами, подал бы замечательный плов, надел бы на него с почётом замечательный чапан, по нашему обычаю. Потому что написать о нём стихи, балладу или поэму или назвать его именем школу, где он учился, хозяйство, где он живёт, поставить памятник, было не в моих силах…

Журнал “Тафаккур”, № 4/2013

• Назад
• Вперёд