Тагай Мурад. Муж и жена (рассказ)

Тагай Мурад (1948-2003)

МУЖ И ЖЕНА

Рассказ

Нет, они не встречались у Анхора. Он не читал, не переписывал ей чужих стихов, чтобы на свидании выдать их за свои. Им не надо было говорить друг  другу общеизвестное: «О, как я вас люблю, не могу жить без вас!» Девушка не приподнималась на цыпочки, целуясь с ним. Ему не приходилось защищать ее от уличных хулиганов…

Уралбай – хороший поэт, писал любовные стихи, лелея каждую строчку, взращивал их как свое дитя. И часто вспоминал свою первую любовь – одноклассницу Холбуви… Обнимая тьму, он будто наяву ощущал ее… Сердце  его отчаянно сжималось от тоски, мрачной, как ночь…
Встав с постели, зажег свет. Перелистал свою первую книжку. Стихи показались ему простоватыми. С искаженным от боли лицом бросил книгу под кровать…
О, да, поэт должен создать что-то свое, гениальное. Уралбаю уже тридцать лет, но он как-то не задумывался об этом… Он слишком погряз в мелочном и второстепенном…
Наконец, чувствуя, что пора, и сожалея об этом, он начал искать себе невесту. И нашел – обыкновенную швею Барчинай. Хоть и неискренне, но вполне вежливо они поговорили, погуляли в городском парке. Съели по полкило мороженого. Уралбай смотрел в глаза своей будущей невесте… и  не испытывал никаких чувств… «Ну, что ж, такова жизнь, придется попробовать», – подумал он, покачивая головой, как бы одобряя самого себя, или  свои мысли. А Барчинай даже не поверила, что он поэт: «Поэзия – это изящество, очарование. А он, смотрите, как сидит…»
Девушке казалось, что он не очень-то признает ее, не особо очарован ею.  И все-таки согласилась на свадьбу. В конце концов, она уже не молода…
Свадьба прошла в ресторане.
Наконец-то вот оно – гениальное произведение! Ребенка показали из окна роддома. Уралбай, улыбаясь, смотрел на сына: «Вот оно – великое творение! Его «Анна Каренина!», нет, «Хамса!»
Он почувствовал себя большим писателем. Как будто в своем великом произведении поставил последнюю точку.
В один из самых прекрасных дней, когда Уралбай испытывал творческий подъем, он долго работал, писал стихи, поздно лег. На другой день проснулся в полдень. Вышел на балкон. Погода была прекрасная, воздух чистый-чистый, хотелось погулять… Он  вспомнил, что еще не смотрел фильм Василия Шукшина «Калина красная».
– Одевайся, идем в кино, – сказал он жене. Барчинай вышла одетой в модный новый камзол и женские брюки.
Уралбай нахмурился, похлопал себя по колену:
– Барчинай, я хочу видеть свою жену в атласном наряде!
– Поэтам много чего хочется.
– Женщина должна одеваться как женщина…
– Идемте, мы опаздываем.
– Я иду, а ты нет.
– Ага, не хотите, ну и не пойду!
– Почему ты  возмущаешься? Я хочу, чтобы ты выглядела красиво!
– Ой, ой, какой вы интересный! Только я одна ношу такой костюм? Сейчас все культурные женщины так одеваются…
– А атлас, значит, чужая культура, некультурно, да? Поищи-ка, найдешь ли где-нибудь что-то подобное? Вы, неблагодарные, не понимаете своей культуры, не видите какое у вас богатство под носом, чем владеете…
– Вы всегда такой. Талдычите одно и то же – весь мир восхищается нашим атласом, нигде нет таких исторических богатств, как в Самарканде. Не надо мне говорить всякую всячину…
– Довольно!
– А если нет, если не замолчу, что тогда?
Уралбай нервно вскочил и сильно ударил растерянно стоящую Барчинай по лицу
Она упала на диван. Закрыв лицо руками, заплакала.
Уралбай  потеряно посмотрел на нее и ушел в свой рабочий кабинет. Сел на стул. Теребя  пальцами  волосы, закрыл глаза.
Он первый раз поднял руку на женщину…
Барчинай долго плакала, не могла успокоиться. Плакал и ее проснувшийся сынок. У нее лопнуло терпение, она встала. Осмотрев себя в зеркало, вздрогнула, с досадой кривя губы, и снова зарыдала.
Взяла на руки сына, обняла. Ребенок успокоился, открыл маленький ротик…  На сердце у нее потеплело. Она уже перестала чувствовать боль. Гладя волосы сына, кормила его, целовала в лобик: «Сынок, я знала, чувствовала, что нельзя жить без любви. Вот все так и вышло».
Глядя из окна на небо, Барчинай задумалась. Убаюкала сына и сама легла спать. Взбивая подушку мужа, размышляла: «Ему не спится одному, придет ко мне, приласкает, чтобы успокоить меня…» Она долго  ворочалась с боку на бок, пока заснула.
Утром с горечью посмотрела на дверь: «Даже не вышел из комнаты, ни слова не сказал, эх… как был так и остался, деревенщиной… Даже с сыном не попрощался перед сном. До сих пор не догадывалась, что я ему так надоела».
В дверь позвонили.
Барчинай неохотно открыла. На пороге стояли двое незнакомых мужчин и дядя Уралбая. Они приехали из кишлака.
Барчинай, натянуто улыбаясь,  пригласила гостей войти.
Вышел Уралбай. Гости сели. Поздоровались.
– Завтра съезд, поэтому мы  пришли. Хотели вас повидать… – сказал дядя.
– Хорошо, хорошо, – притворно улыбнулся Уралбай.
– Да-а, как дела идут, поэт? Выполняешь ли план по стихам? Мы выполнили план по хлопку на сто пятьдесят процентов. Ну, теперь напишите и о нас, похвалите…
Дядя Уралбая много говорил о полевых работах, и вдруг заметил на лице Барчинай синяк. Она уже начинала накрывать дастархан.
– Невестка, а что у тебя с лицом?
У Уралбая екнуло сердце. Сидел, не поднимая головы, едва дыша, шуршал конфетной оберткой, на которой была изображена собачка.
Барчинай нервно прикрыла рукой синяк и улыбнулась:
– Теперь в новых домах на пол стелят линолеум. Мокрый он становится  очень скользким. Вот я вчера мою да мою пол, вдруг поскользнулась и лицом ударилась…
– Ух, ух, будьте осторожней, работе никогда нет конца…
Уралбай вздрогнул, задохнулся, склонил голову, покраснел. Барчинай тоже покраснела. Встав, еще раз пригласила гостей к дастархану:
– Берите, кушайте. Уралбай ака, налейте им чаю.
Только тогда пришел в себя Уралбай. Наливая чай, пригласил:
– Кушайте, берите.
Гости говорили обо всем: о делах, о работе, о чем слышали, и не слышали.
Барчинай подала обед. Поставила на стол бутылку болгарского коньяка и шампанское.
– Налейте гостям, Уралбай ака.
Уралбай разлил коньяк по бокалам. Дядя, головой указывая на Уралбая, спросил у Барчинай:
– Ну, невестка, как поэт?
– Все хорошо, очень хорошо.
– Если что-то дурное заметите, скажите нам, мы с ним поговорим.
– Нет, что вы? Все хорошо. Моя мама всегда хвалит его…
Уралбай отвел глаза в сторону. Не дожидаясь гостей, поднял бокал, выпил коньяк и потянулся к огурцам.
Гости сидели долго, приглашали Уралбая с женой в кишлак погостить.
Уралбай проводил гостей и снова ушел в свою комнату. Лег навзничь на раскладушку. Закинув руки за голову, стал размышлять о том, что произошло. Лицо его озарилось улыбкой. Вскочив с кровати, он долго смотрел из окна во двор, потирая руки от удовольствия, усмехался, обнажая пожелтевшие от табака зубы. Потом резко повернулся и быстро пошел в гостиную. Барчинай стояла у двери в спальню, нахмуренная, слегка кривя губы, укрывала одеялом сына,  сидящего в коляске.
Уралбай взял ее за руку.
– Ну, ты брось,  человек сгоряча, иногда наговорит не подумавши…
Барчинай не смотрела на мужа,  руки ее нервно вздрагивали.
– Барчинай, сама знаешь, у поэтов всегда нервы на пределе…
Барчинай молча указала рукой на дверь.
Тогда Уралбай крепко взял ее за руки, повернул к себе и обнял… целуя в смуглые щеки…
Барчинай прильнула к мужу… Заплакала. Теплые слезы Барчинай текли по его шее…
Ночью они долго сидели лицом к лицу, вглядываясь друг в друга.
Уралбай допил бокал коньяка, оставшийся после застолья. Смотрел на жену. Долго смотрел… Она прятала глаза. Когда на миг их взгляды встретились, они уже не могли отвести глаз друг от друга. Уралбай чувствовал, как в его душе рождаются волны нежных, теплых чувств к жене… Они были так похожи на те чувства, которые испытывал он, глядя на свою первую любовь – ту одноклассницу…

Перевод с узбекского Ойгул Суюндиковой

«Звезда Востока», 1, 2012

• Назад
• Вперёд