Мухаммад Исмоил. Поэт (рассказ)

Прошло два года как я закончил университет. В сырой и тесной каморке, где я квартировал, меня ночами мучили кошмары, днем лежал ничком, смотрел в потолок, что-то придумывал и сочинял. Я жил в огне безумных, никому непонятных стихов. Куда бы не предлагал, никто их не печатал, старушка хозяйка из сострадания приносила, когда хлеб, когда еду. В студенческие годы мы твердо верили, что, закончив учебу, мы взойдем на литературный Олимп. Теперь не давала покоя мысль, что все это было иллюзорной мечтой – шаткой и несбыточной. Наступил день, когда спесь с меня была окончательно сбита, я вспомнил расхожую фразу: «Для того, чтобы цыпленок был счастливчиком, хорошо бы, чтобы у курицы было вымя « и отправился в газету «Адабиет», устраиваться на работу.
- Нам нужен не поэт, а журналист, пишущий интересные статьи для газеты, - сказал главный редактор. «Мазила охотник мечтает о хромом зайце»,- выставил я ему счет за пренебрежительное отношение к поэтам. Однако необходимо было примириться с судьбой.
В то время ходили слухи о молодом гениальном поэте. Рассудив, что газета литературная, написав сенсационную статью, я докажу главному редактору, что поэты это особая когорта, заслуживающая уважения и восхищения. Собрав последние деньги, отправился в далекий кишлак и отыскал юного гения.
Худой длинный, с тонкими руками, своим высоким лбом и бледным лицом он производил впечатление человека с очень тонкой, ранимой натурой.
- До семи лет носил сына на плечах, - говорил отец горделиво. – Можно сказать, что он и сейчас ни с кем не играет.
- Учишься хорошо? – задал вопрос молчаливому мальчишке, чтобы втянуть его в разговор
.- Какие оценки получаешь?
- Мы получаем одни пятерки. Четверок у нас не было никогда, - ответил за него отец.
- По всем предметам? – удивился я.
- Мы выучили все учебники от корки до корки, - отец не давал ему слова сказать. – Кроме того, мы свободно говорим на четырех языках…
- Какой ты способный, - похвалил я вундеркинда и с легкой иронией спросил, - а кроме учебников, что ты знаешь наизусть?
- Более тысячи газелей, начиная от Навои, Яссави, Суфи Оллоера. Почти все стихи Абдуллы Арипова и Эркина Вохидова, - ответил отец.
- А сам сочиняешь стихи? – вновь обратился к мальчику, а отцу сделал знак, чтобы молчал.
- Да. Стихи, касыды, поэмы, в общей сложности около ста, - сказал он застенчиво и тихо.
- Почитайте что-нибудь, - у меня в душе все трепетало, я был в состоянии нищего, нашедшего сундук с золотом. Он стал читать, выразительно, с чувством в голосе, но почему-то глядя в одну точку. Его произведение было длинным, иногда напоминало поэзию ХУ века, иногда поэму, иногда смысл затуманивался, иногда прояснялся, одно было очевидно, эти строки не подлежат обычному толкованию, их невозможно было раскритиковать «в пух и прах», в силу того, что они были написаны по божественному вдохновению. Я пережил минуты небывалого душевного подъема, потому что стал свидетелем того, что на свет явился новый султан нашей поэзии. К тому же его имя было Ганишер.
В тот день на меня нахлынули воспоминания личного характера. Я знал, что стихи могут нахлынуть потоком, такое со мной случилось однажды в жизни, мне тоже было четырнадцать лет, я коротал ночь за сочинением стихов, вдруг в мое сознание стали вливаться самые противоречивые чувства, мысли, слова, яркие впечатления, меня пот прошиб, я задрожал от страха и выбежал во двор. Потом проснулась мать и окатила меня с головы до ног водой. Такое в моей жизни больше не повторялось. Я постоянно упрекал себя тем, что «поэтический дар оставил меня в тот день и не возвращается». Стихи Ганишера свидетельствовали о том, что он сумел справиться с поэтическим потоком, когда на него нашло божественное вдохновение, стихи также были знаком того, что на свет явился поэт, чье сердце способно поднять ношу в тысячу тонн.
- Как ты пишешь стихи?- задал я ему очень важный и для себя вопрос.
- До урока поэзии я сплю полчаса. Когда просыпаюсь, поток изливается произвольно без усилий с моей стороны, - он вдруг признался, - правда, иногда болит рука оттого, что приходится много писать. Но, если не успеешь записать, все это утечет безвозвратно, как река.
- У тебя есть учитель поэзии?
- Да. Мой отец. По образованию он преподаватель литературы. По выбору отца я заучивал наизусть книги. Писать и читать я научился в четыре года. В семь лет я знал «Хамсу» Навои.
- Хочу предложить два незнакомых тебе стихотворения. Сколько времени тебе потребуется, чтобы запомнить их? - Мне нужно их прочесть один раз, пятнадцать минут подремать, когда проснусь, буду помнить их наизусть. Ганишер прочел внимательно стихи, закрыл глаза.
- Я горжусь своим сыном. Он прославился и в районе и в области. Его часто приглашают на свадьбы, на собрания. Его стихи постоянно печатают в районной газете, - не удержался отец от признаний.
- Теперь напечатают и в столичных газетах, - сказал я уверенно, радуясь за его сына так же, как радовался бы за себя. Прошло пятнадцать минут. Ганишер вернул мне рукописные листы и прочел наизусть оба стихотворения. Я улыбнулся, выражая свое восхищение. Потом меня пригласили к столу. На этот раз меня удивил отец. Он, казалось, готов был кормить сына с ложечки, дул на его суп, чтобы быстрее остудить. Самые мягкие кусочки лепешки держал наготове, чтобы закинуть в клюв своему «птенцу». Сам, того не подозревая, он делал все, чтобы сын оставался в своей скорлупе, не проклюнулся в мир, не оперился. В газете напечатали статью о Ганишере, но меня на работу не взяли. Прошло более десяти лет. По стечению обстоятельств я оказался в тех краях. Мне было чрезвычайно интересно, как сложилась судьба юного дарования. Оказывается, все в семействе в корне изменилось. Отец Ганишера был прикован к постели, сын уехал учиться за границу. Больной страшно мучился, а средств на лечение у семьи не было.
- Ганишер знает о вашей болезни, - спросил я осторожно, боясь разбередить его душевную рану. - Да, я звонил ему. Просил, чтобы он навестил нас. Сын ответил, что у него нет времени, - ответил отец.
- Почему вы не попросили, чтобы он выслал вам деньги,
- Он говорит, что у него нет денег. Дело даже не в этом. Я знаю, что жить мне осталось недолго. Хотелось перед смертью свидеться с ним, он не согласился.
- Что он сказал?
- Смерть в руках Аллаха. Все мы умрем. Благословите меня до нашей встречи в день Страшного суда. - Дайте-ка мне номер его телефона.
- Он в записной книжке на полке. Я записал номер телефона, но когда оказался в Египте, мне и в голову не пришло встретиться с Ганишером. Я испытывал к нему такое отвращение, что не было желания видеть его. Как мне рассказали знакомые, после окончания школы, его увезли в университет «Ал-Азхар» в Каире. После второго курса, его выгнали из университета, он вновь вернулся в Андижан, потом уехал в Дубаи, нанялся к одной богатой арабской женщине, в качестве слуги, но за большие деньги стал исполнять любовные прихоти своей госпожи.
Хотя в Египте много экзотики, много достопримечательностей, но за неделю я на все насмотрелся и заскучал. Может, среди такого множества арабов, на мое счастье отыщется один узбек, мечтал я. Тут я и вспомнил о давнем знакомом. Стал названивать ему. На второй день мои старания увенчались успехом, я услышал его голос. Когда представился, он ответил:
- Да, я знаю вас, помню.
- Как поживаете, как самочувствие?
- Хорошо.
- Может, встретимся? Я живу в гостинице «Шератон» в Каире.
- Так далеко! Дубаи совсем в другой стороне.
- Я навещал вашего отца. Он передавал привет. В Андижан не собираетесь?
- Не знаю. Пока что это не входит в мои планы.
- Стихи пишите?
- Нет. Я завязал со стихами. Вы приезжайте, узнаете, что такое наслаждение.
- Какое наслаждение? - Вы такого еще не испытывали!
- Ты знаешь, что твой отец лежит при смерти?
- Мы все умрем. Вы лучше приезжайте, я вам покажу, что такое настоящая жизнь. Вы узнаете, что такое королевские услады, испепеляющая страсть, истинное счастье. Что хорошего в вашей дурацкой жизни? Как ишак работаете с утра до ночи. Пишите стихи о любви. Но ведь это только слова, им грош цена. По сравнению с той жизнью, которая выпала мне здесь, все остальное, копейка. Вы напомнили мне об отце. Если отец умирает, вы предлагаете и мне умереть с ним за компанию?
- Забери отца к себе. Лечи. Научи его красиво жить.
- Отец никогда не приспособится к этой жизни. Он не сможет здесь жить. Здесь все по-другому.
- Больше мне нечего тебе сказать. Ладно, до свидания. Я очень огорчен, тем, что ты загубил свой талант. Я ждал от тебя нового слова в поэзии, надеялся, что из тебя выйдет поэт мирового уровня.
- Поэзия не стоит выеденного яйца. Бред, основанный на выдумке, лжи и иллюзиях. Сочинять стихи, бегая за девушками, разве это не позор? Потом, эту выдумку выдавать за поэтическое произведение и печатать его, чья совесть выдержит это?
- Ты не меряй поэзию на свой аршин. Жить здесь, быть на содержании у сорокалетней женщины, вот это позор.
- Это моя жизнь. Что у меня на душе знает только Бог, и знаю я. А вы не судите меня.
Его последние слова проняли до сердца. Я попросил прощения и повесил трубку. Мне стало неприятно, что я причинил ему боль.
Каир – один из древнейших городов мира, его история насчитывает пять тысячелетий. Он расположен на берегу Нила. Климат сухой и жаркий. Целый день я бродил по городу. Здесь живет писатель, лауреат Нобелевской премии Нажиб Махфуз. Этот старец, заслуживший мировую славу, книги которого печатаются во многих странах, обладает еще и удивительным чувством патриотизма. Он сам стал своего рода легендой, потому что ни разу за всю свою долгую жизнь, даже во время войны, не покинул пределов родины. Я предпринял много попыток, чтобы встретиться с ним. Посредником выступил даже министр. Но, увы, встретиться с ним не удалось. Почему-то я вновь подумал о Ганишере. Когда он два года учился в Каире, почему ему не пришло в голову, в качестве поэта, встретиться с Нажибом Махфузом. Может, эта беседа заставила бы его задуматься о Родине. Но с другой стороны, чтобы задуматься о Родине, разве обязательно нужно встречаться с Нажибом Махфузом?
Здесь каждый араб говорит о своей Родине с уважением и гордостью. Они приглашали меня на экскурсию к Пирамидам, к Сфинксу, поплавать в Средиземном море. Но стоит выехать за пределы Каира, как начинается бескрайняя пустыня. Только изредка промелькнет пальма и все, ни травы, ни цветов. Ведь, чтобы вырастить дерево, его нужно постоянно в течение трех лет поливать его, пески требуют гораздо больше воды, чем обычная почва.
На дорогах посты. На каждом шагу проверяют документы. Приходится часами простаивать в пробках. Здесь велика угроза военного конфликта. Может еще и поэтому в людях так сильна любовь к Родине. Я же очень скучал. И дал себе слово. Первое, что я сделаю по возвращении домой, вскопаю пустырь под окнами нашего дома и высажу там деревья. Ведь мне не нужно три года неустанно поливать их. У нас такая благодатная земля. Осенью посадил деревце, а оно по весне уже зацветает.
Меня еще мучило отсутствие собеседников. Я так соскучился по родному языку, так хотелось вдоволь с кем-то наговориться.
Поскольку моя профессия связана со словом, я так соскучился по узбекскому языку, по манере говорить, по его произношению, говорам, диалектам, по особой интонации, по любимым шуткам и остротам. Я чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег Средиземного моря, лишенной своей привычной среды обитания. В какой-то момент мне все так надоело, что я в течение часа поменял билет на ближайший рейс, и не смотря ни на какие уговоры, вернулся назад. Прощай Сфинкс, прощай Нефертити, прощай Клеопатра, прощай Луксор, прощай Красное море, прощай Каир!
Прошло несколько дней. Я никому ничего не сказал о Ганишере. Только держал совет с поэтами и писателями, чтобы оказать помощь его отцу. Один из писателей вручил пачку денег, сделали пожертвования и другие. Теперь можно было ехать в Андижан. На Камчикском перевале выпал первый снег. Погода холодная, небо чистое, горные пейзажи, словно на картине. И вновь я вошел в ворота того двора, который когда-то был полон народа. Здесь люди радостно и удивленно слушали молодого поэта. Сегодня пустынный двор был заметен опавшей листвой. На кровати, освещенной солнцем, лежал осунувшийся, обросший бородой, измученный болезнью старик. Я не стал ему рассказывать о своей поездке в Египет, о нашем разговоре с Ганишером. Он сам затронул в разговоре эту тему:
- Я видел сон. В этом сне будто бы люди поклоняются Ганишеру. Если вам представится случай встретиться с Ганишером, обязательно поцелуйте подол его одежды, поклонитесь в ноги, и скажите, что я тоже поклоняюсь ему.
- Я ненавижу вас, – воскликнул я, поднимаясь с места. – Вы что с ума сошли! Сию минуту отрекитесь от своих слов, иначе вы станете вероотступником…
Он закрыл глаза. Почувствовав, что я отодвинулся назад, открыл глаза:
- Уходите отсюда, если отказываетесь выполнить это…
- Никогда этого не сделаю, - сказал я рассерженно, и, не простившись, покинул этот дом.
Слепая любовь к сыну довела отца до сумасшествия.

Перевод с узбекского Зульфиры Хасановой

• Назад
• Вперёд