Исажон Султон. Ночной ураган (рассказ)

Исажон Султон (1967)

НОЧНОЙ УРАГАН

«Сирота, эй, сирота
Где же сестренка твоя?..»
Р. Рахмат

В ветреную ночь по Дангаринской степи[1] шли к бабушке брат и сестра.
Наступили сумерки, темнота еще не успела полностью укрыть степь.

Порывы встречного ветра раскачивали многочисленные дикие кусты пепельного цвета, распространяющие необычный аромат, поднявшаяся пыль окутала мглой все вокруг. Ветки белесоватой джиды, растущей по обочинам дороги, низко клонились, готовые вот-вот сломаться. Камыш шумел сломанными стеблями, в пыльном воздухе беспорядочно метались и вращались его метёлки.

Брат шел быстро чуть впереди, опираясь на крепкую палку. Сначала он держал сестренку за руку, однако, когда вихрь стал остервенело бросать в лицо и глаза опавшие сухие листья и солому, ему  пришлось отпустить ее ручонку. Сейчас девочка бежала за братом, ветер развевал ее цветастое платье и платок. Из шаровар выглядывали тонкие ножки, непослушные волосы, заплетенные в две косички, выбивались из-под узорчатого платка, она бежала, боясь отстать от брата. Ее брат, шагающий навстречу завывающему ветру, наклонившись вперед, в рубашке, вздымающейся словно парус, казался ей бесстрашным, сильным и смелым богатырем.

А ветер, беснуясь, то мёл по земле, то, завывая, поднимался ввысь.
В этих местах ветер начинался внезапно. Вызревая в горах, он с ревом вырывался из долин, устрашая округу.

Он, словно стирал известковую пыль со стен кишлачных домов, поднимал песок на крышах, пыль на улицах, ломал стебли кукурузы, со свистом расплескивал воду в грязных канавах, завывал в вышине, опускаясь, опрокидывал ведра, разметал аккуратно сложенное сено, засыпал песком норы степных сусликов, сносил прочь гнезда беспомощных птиц, чьи малюсенькие птенцы, чирикая и щебеча, падали на землю, становясь добычей диких животных.

- Помедленнее, братец!
- Шагай быстрее, говорю.
- Братец, родненький, помедленнее, я не поспеваю!

Немалая часть пути пройдена, а вон там кишлак Дашт, в котором живет бабушка. Сегодня они отправились в путь, чтобы переночевать у нее.

У них нет матери, несколько лет назад она заболела и умерла. Мать была высокой, статной и привлекательной женщиной, доброй, заботливой, дети ее очень любили. Она пекла румяные, хрустящие лепешки… Из уважения к памяти жены, отец долго не женился вновь. Каждый день, уходя на рассвете из дома, к вечеру он возвращался, пьяно пошатываясь, обнимал детей, что-то бормоча, обливался горючими слезами, а потом, наконец, засыпал. Это продолжалось несколько месяцев. Тогда их бабушка, чтобы помочь беспризорным детям, стала все чаще забирать их к себе. Наконец, недовольно ворча, отец, по чьему-то настоянию, женился на вдове из Чамача, болезненной, худой и очень ворчливой женщине.

Брат и сестра изначально не приняли ее, считали чужой, поэтому, сделав необходимую работу по хозяйству, они частенько уходили ночевать к бабушке. Дом бабушки был простой, маленький, казался наполненным покоем, тишиной, прохладным и приятным воздухом. В маленькой нише стоит чайник с заваренным в нем айвовым чаем. На сандале курт, сухофрукты, с брусочков в потолке свисают связки айвы, яблок, гранат, груш, гроздья винограда. Всего девяносто девять брусочков. Пахнет джидой.

Сегодня ребята успели закончить домашние дела задолго до того, как поднялся ветер. Отец в поле, мальчик приглядывал за скотиной, нарубил дров, а девчушка, согрев воды в большом казане, постирала белье пеплом из тандыра[2] и развесила его рядами, убрала в доме, вытряхнула старые половики. Маленький сводный брат почему – то заливается плачем. Мачеха не отходит от младенца, завернув в марлю курдючное сало, она пытается дать ему пососать, но ребенок выплевывает и снова плачет и плачет.
Именно в это время и начался ураган. Постоянно усиливаясь, он промчался по засеянным полям, крепчая, сотрясал деревья, размел тандырный пепел, вздыбил воду в грязных канавах. Брат и сестра с утра договорились пойти к бабушке, потому что их тяготила эта чересчур «заботливая» женщина, ее ворчание и проклятия в адрес орущего младенца. Вечер наступил неожиданно быстро. Со стороны горных утесов  поползли темные тучи, затянувшие небо. В миг поднялась пыльная буря, бьющая в окна.
Именно в это время дети, взявшись за руки, вышли из дома и отправились в путь.

* * *

…Было пасмурно, быстро темнело. С одной стороны тропинки роща, с другой – густые заросли камыша.
Ветер начал крепчать, с силой гоняя тучи в небе, которые собирались в огромные глыбы, иногда между ними образовывались просветы, проглядывал краешек тусклой луны. Может быть, очень скоро начнется ливень? Когда между тучами проблескивает месяц, освещая все вокруг, проделки ветра становятся отчетливей. Шум листвы деревьев, склоненных в три погибели, заполнил мир.

- Мне страшно, брат!
- Не бойся, чего ты боишься?
- Братец, а тебе не страшно - а?
- Нет, я ничего не боюсь!

В этот момент, зацепившись ногой о какой-то корень, девочка упала. «Ой, погибель моя!» - с ужасом воскликнула она и тут же взглянула на брата. Брат шел, не оглядываясь. Она видит лишь его худые плечи и развевающиеся на ветру волосы. Торопливо поднявшись и отряхнув обеими руками платьице, девочка снова бежит за братом. Её брат бесстрашнее и сильнее всех. Вон, как он шагает навстречу ветру с палкой в руках!
Эту девчушку зовут Нозик[3]. Щеки в цыпках, руки и пальчики в мозолях, ладони покрыты волдырями, но это очень миловидная девчушка со смеющимися глазами. Имя «Нозик» дала ей бабушка. Мама звала ее Назокат[4]. Тетки называли Латофат[5]. Подруги звали Нози[6], тетки по отцу называли Гузал[7]… Миловидностью девчушка пошла в мать.

А еще она играет в камешки с похожими на нее девчонками с косичками, может иногда смастерить из тряпок куклу и баюкает ее. «Ой, родненький мой ребенок, ты проголодался?» – заботливо приговаривает она, а брат, подразнивая, посмеивается над ней. А еще, вместе с подругами, связывая две палочки, шила из лоскутков одежду, наряжала таких кукол и играли в «гости-гости». А когда готовили сумаляк, смущаясь под ободряющие возгласы взрослых женщин: «ну, давай, скорей, не стесняйся», она погружала огромную шумовку в казан, подсчитывая сколько камешков покажется, и если в сумаляке появлялось пять-шесть камешков[8], смущенно убегала...

Сейчас же она в полной растерянности, то простирая крохотные ручки, то придерживая платьице, которое рвет ветер, едва поспевает за братом.

Брат хоть и одергивает ее, сам трясется от страха, не показывая сестренке вида. В безграничной степи в ветреную ночь происходят страшные истории, которые передаются людьми из уст в уста, вот и сейчас кажется, что ветер рождается из самых недр земли. Под низенькими безымянными кустами таятся злые джины, подстерегая заблудившихся людей. С шелестящего листвой черного дерева может спуститься черный человек с саблей. В руинах заброшенной старой мечети поджидает огромный див. Да, кто-то сейчас, вероятно, в пути, и никакие вопли не слышны в шуме разыгравшей стихии, в этот поздний час среди деревьев, в темноте и свирепом грохоте природы легко сбиться с пути. Многие заблудившиеся никогда не возвращаются в кишлак, исчезают бесследно, а если кто-то иногда и возвращается, то с перекошенным лицом и помутившимся рассудком.

Никто из них не знает и не может рассказать, чего испугался.

* * *

…Месяц исчез. Мрачные волны туч полностью закрыли лицо неба.
- Брат!
- Пошли быстрее, а то брат, да брат!
- Брат!..
- Ну чего тебе?
- Братец!..

Сильный ветер сбивал с ног. Казалось, что тени деревьев вдруг ожили. Один куст неожиданно сдвинулся с места и выкатился на дорогу. Что-то круглое, огромное прокатилось сбоку и скрылось в камышах. Брату вспомнились страшные рассказы бабушки, может это отрезанная голова ведьмы с криком: «Погоди, я тебе покажу еще!» падает в какую-то яму. Ветви деревьев жадно тянулись к одинокой дороге. Лицо брата заледенело, как назло вдали не видно ни огонька. Во время урагана огни в кишлаке тушат. Даже свечи не зажигают, чтобы пожар не случился. Вой ветра заглушает блеяние овец и баранов, визг собак.

- Брат, братец!..

Паренек старался справиться со своими беспричинными страхами, покачиваясь под порывами ветра и чувствуя, что ноги его подкашиваются. Ему хотелось мчаться опрометью. Но, куда? До бабушкиного кишлака еще далеко, вокруг шелестящие, потрескивающие, стонущие деревья, кустарники. В зарослях камыша таятся страшные чудовища. Он все крепче сжимал свою палку. Еще чуть-чуть и появится бабушкин кишлак. Этот завывающий над степью ветер страшен. Завтра на рассвете все изменится, стенающая земля успокоится, стихия утихомирится. Но, почему сейчас так страшно? Может, потому, что темно? Да, темнота все меняет, делает более страшным. Не надо было выходить из дому. Зачем отправились? Не лучше ли было спать спокойно около мачехи, под крики младенца и ворчание отца?! Лучше бы спали под завывание ветра на террасе, завернувшись в одеяло. Хорошо слушать потрескивание тополей в ветреную ночь… Сейчас тоже слышится треск, может быть ломаются ветки деревьев? Упругие кустарники крепки, степные кусты, прижимаясь к земле, приспособились к ветру.

Хотя бы месяц не исчезал за тучами. Однако с появлением луны страх усиливается. В лунном свете кажется, что всё в степи приходит в движение. Сердце снова замирает. Надо быстро, быстрее добраться до бабушки. Может, правду рассказывают взрослые о заблудившихся? Парнишка ускорил шаг, потом побежал. Что-то сильно зашуршало в камышах. Может, там страшные звери поджидают удобного момента, чтоб кинуться за ним? Быстрее бы добраться до бабушки…

* * *

…Наконец, показались темные деревья кишлака. Снова разыгрался ветер, послышался треск ломающихся веток. Слева за буграми придорожных канав слышался приглушенный свист. Звуки в кишлаке совсем другие, а в степи дикие, пугающие. Здесь тоже что-то трещит, скрипит терзаемая ветром дверь, открываясь и закрываясь, слышится вой собак.

И вот парнишка бежит по пыльной улице. Света нет, чуть дальше в маленьких оконцах некоторых домов мелькает огонек свечи. Может быть, там сейчас сидят и неторопливо беседуют люди? Сердце парнишки громко стучит, все существо его охватила неизъяснимая дикая радость. Он громко захохотал задыхаясь… Наконец, он добрался до старенького дома бабушки. Закрытая с внутренней стороны на щеколду дверь, постукивала на ветру. Он с силой ударил ее плечом, она открылась.

- Бабушка-а! Бабушка-а! – позвал он
- Ой, наконец! Ой, слава Богу, - послышался чуть погодя голос бабушки в завывании ветра. Не веря своим ушам, она, торопливо надев калоши, вышла. – Деточки мои, благополучно добрались, не испугались?

- Да, нет, что вы говорите, что ветра бояться что ли? – с достоинством ответил парнишка. Дикая радость и благодушие, охватившее его, рождали подростковую гордость. Страх прошел, пережитый ужас теперь казался смешным.

- Ах, бабушкина радость, богатырь мой! – воскликнула бабушка.

Вдруг, остановившись на полпути, растерянно спросила:

- Эй, чтоб тебе, г д е   т в о я    с е с т р е н к а ?

Счастливое выражение лица парнишки исчезло, будто сдуло его ветром. Он оторопело оглянулся.
Сестренки не было!

- Да чтоб тебе, еще юноша, где Нозик?

Ни у вывороченных ветром деревьев, ни чуть дальше на пыльной дороге, слабо освещаемой луной, девчушки не было.

Только что со словами «брат, брат» она бежала за ним! Только что растрепанные косички выбивались из-под маленького узорчатого платка! Только что выглядывали из шаровар тоненькие ножки. Только что слышалось: «Ой, погибель моя!». Только что бежала она, придерживая на ветру платьице, восхищаясь и гордясь смелостью брата! Где девчушка? Где осталась она?

Весь этот мир, улицы, сады во власти страшной стихии, и только ветер,  свирепый ветер, рожденный в далеких безлюдных вершинах гор, кружит и сметает все вокруг.

* * *

Ветер Дангары… Этот ветер как невидимое, свирепое, бесконечно огромное живое существо, рожденное могучими утесами ревел и громыхал, рушил все на своем пути, наводя смятение и ужас, вознесся над кишлаками Кирк, Минг, Араван, Жилва, Чомоч, Сой, Найман, Беговат![9]

Казалось, деревья стонали и вопили, взывая о помощи. Свирепая мощь стихии демонстрировала зыбкость человеческого существования. Ураган бушевал, ревел, рычал бунтуя, вскрикивал, тихо и жалобно стонал, изнывая и слабея.

Стихия была многозвучна и многозначна.

И вдруг над кишлаком пронеслось: «Сирота…»

Беспорядочно сваленные кукурузные стебли шумели: «Эй, сирота!»

Насмешливо хохоча и небрежно ероша волосы бедного брата, ветер шумел:

«Сирота, эй, герой,
Почему сестренка твоя не с тобой?..»

* * *

Старушка многое повидала на своем веку. Но сейчас, растерявшись в панике, дергала парнишку за волосы и плача, ударяя кулаками по голове, с ужасом вопила:

- Да, чтоб тебя, чтоб ты сгинул, иди, ищи сестренку! Иди и не возвращайся обратно, пока не найдешь, или сгинь!

Да… А ветер продолжал сотрясать бескрайние просторы, сеять гибель и разрушение, наводя смятение и ужас.

Страдая от угрызения совести и трепеща от одной мысли о новой встрече с пережитыми страхами, парнишка повернул назад.

Поодаль кончались дома кишлака, опять безлюдная степь, странные сероватые тучи, то прозрачные, то плотные, беспорядочные груды сваленного камыша, тамариск и голая степь, а глупый безжалостный ветер Дангары крепчает и крепчает.

Этот мальчуган, единственная утеха матери, должен снова лицом к лицу столкнуться с пережитыми страхами.

Да что лицом к лицу со страхами, он должен найти потерявшуюся, беспомощную крохотную сестричку. Он должен найти беззащитную малышку, оставшуюся один на один со страшными зверями, притаившимися в камышах и ждущими удобного момента для расправы, с опасными людьми, непонятно зачем блуждающими в этом пустынном месте, со странными маленькими людишками, сидящими у костра, с огромными темными деревьями, откуда всякую минуту может спуститься черный человек с саблей!

Ужасный безжалостный ветер теперь злобно бросал в его лицо, в глаза песок, бесцеремонно больно трепал волосы. Сильный ветер с шумом захлопнул и вновь настежь открыл деревянную калитку бабушкиного двора.

Постоянно оглядываясь, паренек снова отправился в путь.

Кто знает… что ждет его? Сможет ли он, поборов свои страхи, обыскав все вокруг, найти свою сестренку? Где искать ее в этом хаосе и жестокой сумятице? Где она, беспомощная и кроткая маленькая одиннадцатилетняя девчушка? В этом кошмарном урагане, который беснуясь, кружит и переворачивает все живое и неживое в небе и на земле, где, под каким деревом или кустарником, в какой канаве нашла приют дрожащая беспомощная малышка?

Даже если он найдет ее… то что с ней?
И… найдет ли?

Перевод с узбекского Саодат Камиловой

____________
[1] Маленькая степь, расположенная на Ферганской долине.
[2] Тандыр – небольшая глиняная печь для выпечки лепешек.
[3] Нежная, хрупкая (узб).
[4] Любезная (узб).
[5] Утонченная, изысканная (узб).
[6] Изнеженная (узб).
[7] Прекрасная (узб).
[8] Национальная примета: сколько камешков покажется, столько и рожает детей.
[9] Названия староузбекских племен.

• Назад
• Вперёд