Нигмат Аминов. Рассказ для конкурса (рассказ)

В газете как-то был объявлен конкурс на лучший рассказ о станов-лении Советской власти в Средней Азии и борьбе с басмачеством. Учился я тогда на факультете языка и литературы пединститута, и мы как раз занимались разбором рассказов известных писателей на эту тему. Это объявление как бы подхлестнуло меня, и я решил испробовать свою писательскую одаренность. Признаться, я до этого никогда ничего не писал, если не считать писем домой, состоящих в основном из описания здоровья, погоды и просьбы выслать денег. Но, как говорится, чем черт не шутит: возможно, у меня талант, и до сих пор просто не представилось случая раскрыть его.
Выбор сюжета для меня не составлял труда. Мало ли в жизни случаев, которые можно описать. К примеру, вчера дедушка, у кото-рого я квартировал, рассказал мне интересную историю. По теме она как раз подходит: полунищий дехканин Рузи-немой в годы граждан-ской войны проявил настоящий героизм. Несмотря на свою глухоту и немоту, он правильно осмысливал все, что вокруг творилось. И когда курбаши Кабил со своей бандой затаился в кишлаке Кашикчи, он добрался до красноармейцев, привел их в кишлак и указал им, где бандиты устроили штаб. Басмачи были вынуждены сдаться, а курбаши покончил с собой, вонзив в грудь кинжал. Командир красноармейцев перед собравшимися сельчанами горячо поблагодарил Рузи-немого за проявленную смелость.
Тема, как видите, богатая. При хорошей фантазии можно настро-чить целую повесть. Но для начала я решил ограничиться рассказом.
Я слышал, что писатели, чтобы выразительно нарисовать портрет героя и глубже раскрыть его характер, стараются окунуться в среду, в которой, по их предположению, живет и работает прототип. Они должны пережить то, что переживает их герой, проникнуться его радостями и горестями.
Выходит, мне предстояло на время стать глухонемым.
Сначала это меня развеселило, а потом натолкнуло на грустные размышления. Я пришел к выводу, что перевоплотиться в моего героя почти невозможно. Вы только представьте: прихожу я в институт и ни с того ни с сего начинаю объясняться жестами. Конечно, можно сослаться на больное горло, но в этом случае меня просто отправят к врачу. Если же ничего не объяснять, могут подумать, что я того... И тогда, чего доброго, отвезут... хе-хе... лучше не думать, где я могу очутиться из-за своей затеи. Вот и поживи тут попробуй жизнью своего героя.
Почти неделю я размышлял, как быть. Начал с того, что дома, усевшись перед зеркалом, принимался беседовать с самим собой с помощью жестов и мимики. Затем пытался и с хозяйкой объясняться таким же способом. Сначала она смеялась надо мной, а потом не на шутку рассердилась.
В субботу мне наконец повезло. Я вышел прогуляться. День был прекрасный. Весеннее солнце не жалело тепла. На деревьях уже показались первые листочки, радостно щебетали птицы. Я люблю эти первые весенние дни. Они наполняют меня энергией, я начинаю строить планы на будущее, влюбляюсь во всех и во все и пребываю в необычайно приподнятом настроении. А сегодня все выглядело иначе. Настроение у меня было как у больного. Я чувствовал, что не справляюсь со своей задачей. Неужели я ни на что не годен? Я шел не спеша и размышлял. Спешить было некуда. Около чайханы встретил приятеля. Он обратил внимание на мой удрученный вид и пристал с расспросами, что у меня стряслось. Пришлось поделиться горем. Сначала его это позабавило, и он до слез смеялся. Потом, вероятно, ему стало жаль меня, и он посоветовал сходить в общество глухонемых. Я до сих пор и знать не знал и ведать не ведал, что в нашем городе есть такое общество. Обрадовался и тотчас направился на розыски.
Двухэтажный каменный дом оказался новым, недавно отстроен-ным. При входе висела таблица: «Городское общество глухонемых».
Вошел. От фойе вправо и влево тянулся полутемный коридор. В конце его виднелась лестница, ведущая на второй этаж. Тишина, никого не видно. В какую сторону идти? Я стоял в нерешительности. Слева открылась дверь, и вышел парень с книгой. Он быстро напра-вился по коридору.
— Извините,— обратился, я догнав его.
Он не оглянулся.
— Извините, где мне найти клуб?— спросил я.
Он даже шагов не замедлил. Ни ответа, ни привета, как говорится.
— Вот человек!— рассердился я.— Шайтан тебя возьми! Отве-тить не может, словно немой!
И в ту же секунду меня пронзила догадка, что он и правда немой. Я снова догнал его, дернул за рукав. Он остановился, посмотрел на меня, улыбнулся: чего, мол, надо? А я и не знаю, как у него спросить, где у них тут красный уголок или что-нибудь в этом роде,— принялся руками размахивать, то телевизор, то танцующих, то поющих изоб-ражать. Смотрю, глаза у него округлились, пятиться он от меня начал, а потом как побежит, в три-четыре прыжка одолел лестницу и исчез на втором этаже.
Досада меня взяла. А потом смех разобрал. Едва представлю, как он деру от меня дал, так не могу сдержать хохота.
Прислушался — тишина. Что делать, не возвращаться же ни с чем домой. Стал я все двери по очереди приоткрывать и заглядывать. Сначала одну, потом другую, третью... Оказалось, что это кабинеты.
В них было полно народу — шли занятия. Я уже отчаялся найти эту заветную комнату. В санаториях и домах отдыха ее принято называть комнатой тихих игр. А как, интересно, ее здесь называют?
Наконец приоткрыл дверь и вижу — несколько человек играют в шахматы, некоторые читают. Вошел. В дальнем углу трое ползают по полу. Я удивился, не сразу поняв, что они оформляют стенную газету. Подошел взглянуть. Хорошо у них получилось. Пожалел я, что рисовать не умею, а то бы помог: глядишь, и «разговорились» бы. Вдруг кто-то мне на плечо положил руку. Это был высокий усатый мужчина средних лет. Ничего в нем особенного. Только глаза поразили. Цепкие, словно насквозь видят. Смотрит, как прощупывает, будто пытается изучить каждую мою клеточку. Не по себе мне стало. Вдруг догадался о моих намерениях? Он улыбнулся, прижал обе руки к груди — поздоровался со мной. Я тоже улыбнулся, и ответил на при-ветствие таким же образом. «Наконец-то меня приняли в общество,— обрадовался я.— Осталось научиться понимать окружающих».
Он жестом указал на стул, предлагая сыграть в шахматы.
«Что ж, прекрасно! Я люблю играть в шахматы!»
Мы сели. Я привычно, может быть, даже несколько торопливо, от-крыл доску и расставил фигуры. Затем взял белую и черную пешки, спрятал за спину, зажав в кулаках, и предложил партнеру выбрать.
Ему достались белые.
Он сделал первый ход. Игра началась. Вскоре я понял, что против-ник у меня не из сильных. Он любил инициативу и совершенно не признавал тактику выжидания.
Первую партию я выиграл без труда. Его огорчила неудача. Он поспешно расставил фигуры и жестом предложил сыграть еще одну партию. Начал. Я намеренно пожертвовал пешкой, обеими ладьями и в конце ферзем. Партнер сиял. Но через несколько ходов он понял, что это был один из моих тактических приемов. Я оставил на доске все фигуры противника, но совершенно беспомощными, удаленными от решающих пунктов. Итак, снова «шах-мат» — «король мертв».
Я торжествующе посмотрел на партнера. Лицо его было печально. Мне стало жаль его. Кажется, у него не хватало смелости предложить сыграть еще партию. Это сделал я. Он расставлял фигуры вяло, словно нехотя. Чтобы его воодушевить и поднять настроение, я решил эту партию проиграть. В решающий момент намеренно жертвую ему фигуру и открываю своего короля. Через несколько ходов цель была достигнута — он объявил мне «мат».
Мой партнер снова улыбался, жестами объясняя что-то. Я дога-дался, что он говорит мне о моих просчетах. Глядя на него, я вспомнил о герое моего будущего рассказа. Славный он был парень. Жаль, что басмачи убили его...
От этих мыслей мое лицо, вероятно, стало грустным. Мой партнер перестал улыбаться, похлопал меня по плечу, решив, что меня огорчил проигрыш. Сыграли еще партию. Я опять ему дал возможность вы-играть. Мне было приятно смотреть на своего прототипа. Глаза его сияли, губы шевелились, растянутые в улыбке.
Вероятно. Рузи-немой тоже радостно улыбался, когда красноар-мейцы поняли его, а потом благодарили перед сельчанами.
Мой соперник был упоен победой. На меня посыпался каскад жес-тов. Чаще всего он показывал на свою голову: мол, вот какой я умный! Оказывается, если внимательно следить за жестами, начинаешь их понимать. На мое предложение сыграть еще партию, мой «герой», вздернув рукав пиджака, пальцем постучал по часам — дескать, пора домой — и протянул мне руку. Мне ничего не оставалось, как обме-няться рукопожатием и кивком головы поблагодарить за компанию.
Я оглянулся по сторонам. Народу в комнате поубавилось. Играть было не с кем. «Ладно,— решил я,— на сегодня хватит».
На улицу мы вышли вместе. Время прошло незаметно. Солнце уже садилось. На улице похолодало. Воздух, после душного помещения, пьянил свежестью. Нам оказалось по пути. Мы шагали рядом. Я решил дойти до угла и свернуть в сторону, пока ему не вздумалось о чем-нибудь спросить. При этом я заметил, что и он не испытывает особого удовольствия идти рядом со мной... Навстречу нам шел мужчина в пальто нараспашку. Вдруг он развел руками, и воскликнул:
— Эй, Мухтарджан, здравствуй! Целый день тебя. ищу. Где ты пропадал?
— Да вот резался с этим глухонемым в шахматы,— ответил мой попутчик, пожимая ему руку.— Разбил его в пух и прах!
Я онемел.

Перевод Т. Благовой

• Назад
• Вперёд