Парда Турсун. Вот так закон (рассказ)

ВОТ ТАК ЗАКОН!

Клуб был полон народа. Вошел Болта, и все взгляды устремились на него. Даже те, кто хорошо знал его — близкие, соседи и друзья,— уставились на Болту, словно видели его впервые. Болта шел по залу, огибая скамейки, и вытирал лицо рукавом чапана: то ли от стыда, то ли от простуды — у несчастного был сильнейший насморк.
Он сел у самой сцены. В зале зашептались.
На передних скамейках, сплошь занятых женщинами, шел ожив-ленный разговор.
— Не зря его назвали «тупоголовым», ведь бедный учитель бился с ним два года, а так и не научил алфавиту.
На сцене сидела круглолицая девушка в красной косынке. Присло-нившись полной грудью к столу, она что-то писала. Вошли члены суда. Все с шумом встали и с любопытством разглядывали солидного человека в черном костюме и блестящих сапогах. Это судья. За ним шли две женщины-заседатели. Когда зал успокоился, девушка в красной косынке сообщила, что народ собрался. Судья объявил заседание суда открытым.
— Шарафат-ой. дочь Туйчибая!— громко вызвал он.
Со скамьи поднялась женщина в розовом платке, накинутом на плечи, и подошла к столу.
— Расскажите, Шарафат-ой, в чем вы обвиняете вашего мужа Болту, сына Кучкара.
— Я хочу сказать,— начала женщина и кашлянула,— хочу сказать, что выходила за него замуж с надеждой на его тихий нрав.
— За кого, говорите конкретно.
— Да за Болту. Он был такой заброшенный, грязный, вшивый.— В зале засмеялись, судья постучал карандашом по стакану.— Я его вымыла, вычистила, и он стал, как другие люди. Пусть сам скажет. А теперь...— Женщина заплакала и закрыла руками лицо. Ее плечи дрожали
— Не плачьте!.. Мы накажем его. Что теперь?
Женщина вытерла глаза кончиком платка и подняла голову.
— Теперь он меня оскорбляет. Я понесла ему обед на поле, а он спрашивает: «Почему поздно?»—и говорит нехорошие слова.
Вечером я хотела пойти с женщинами в ликбез, а он не пускает. Кому, говорит, нужна твоя ученость? Я ему: «Ты что же, против закона?» А он: «Не знаю никаких законов. Ты моя жена. Прикажу умереть — умрешь, прикажу воскреснуть— воскреснешь».
И еще...— Она опять заплакала.
Судья пошептался с заседателями. Вызвали свидетелей. Два кол-хозника, стоя по стойке «смирно», доложили о том, что они лично слыхали, как Болта оскорблял жену.
— Мы ему говорим: «Нехорошо, Болта», а он: «Жена моя, и не ваше собачье дело».
— Болта, сын Кучкара.
Болта встал. Он стоял с очень виноватым видом, втянув голову в плечи и положив руки на живот.
— Скажите, Болта, сын Кучкара, за что вы оскорбили свою жену?
Болта опустил голову.
В зале поднялся шум.
— Расскажите здесь,— сказал судья,— за что вы ругали Шарафат-ой?
— ...Я работал в поле,— начал Болта,— ну, а она носила мне еду...
— Кто носил еду?— спросила женщина-заседатель.
— Да она, моя жена, Шарафат-ой.
— Ну, и что дальше?
— Ну, я ел и работал дальше. Как-то она принесла мне еду поздно. Я спросил: «Почему?» А она говорит: «Кормила грудью ребенка». Потом еще раз, сказала: «Принесу обед в полдень» — и не принесла. Ну, я ее и выругал.
— Как вы ее ругали?
— Я сказал: «У какого любовника была?»
— Ага, значит, вы обвинили вашу жену в измене, а какие у вас основания предъявлять Шарафат-ой эти обвинения?
Болта опустил глаза и покачал головой.
— Никаких. Этими делами она не занимается.
— Так зачем же вы ее оскорбили?
— Она же моя жена.
— Значит, жену можно оскорблять, а может, еще и бить?
— Не бил я. Она же моя собственная жена. Ну ругнул, что же здесь такого?
Судья оглядел присутствующих:
— Значит, вы считаете, что жена — ваша собственность и вы можете ее ругать как хотите. Кто вам дал на это право? Она советская гражданка. И не кажется ли вам, что вы тем самым выступаете против освобождения женщины? Вы нарушаете советский закон. Это преступление.
Болта смотрел в пол. Казалось, что он только теперь понял, что совершил преступление и что его по-настоящему судят.
Он медленно поднял голову и, глядя на судью, тихо сказал:
— Простите, ради бога, это из-за невежества, я не понимал.
— А теперь поняли?
— Понять-то не совсем понял. Но теперь я ее ругать не буду,— плачущим голосом ответил Болта.— Конечно, я ошибся. Теперь...
Объявили получасовой перерыв.
И началось... Публика шумела, галдела, кричала и смеялась. Гово-рили везде: в зале, во дворе, у двери. Какая-то женщина точно знала, что скажут защитники, другую интересовало, что скажут обвинители.
Больше всех суетилась маленькая тощенькая старушка.
— Муж мой, царство ему небесное,— говорила она тонким голо-сом,— бил меня смертным боем. Однажды расколол мне голову, а сколько раз ломал руки и ноги! Не счесть! И думаете, нашелся хоть один храбрец, кто бы защитил меня или остановил его, упокой бог его душу?
А теперь вот судят за то, что ругнул женщину. Видали, какой бледный стоит, боится тюрьмы. Ух ты, растяпа! «Виноват», говорит, «простите», говорит.
Вот до чего дожили, до каких законов, а?
Заседание суда продолжалось.

Перевод П. Владимировой

• Назад
• Вперёд