Рифат Гумеров. Пятая стража (роман)

Рифат ГУМЕРОВ

ПЯТАЯ СТРАЖА

Роман – типа дневник


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Первое самиздание этого «дневника – типа романа» тиражом два экземпляра вышло в свет осенью 2000 года и содержало четыре месяца; второе появилось в 2003 году вдвое большим тиражом, и в нем было уже девять месяцев. В 2005 году месяцев было уже ровно двенадцать…
С тех пор их прочло довольно много людей, а неопределенное число контрафактных пиратских ксерокопий и дискет ходит по Ташкенту по сей день. R постоянно спрашивают, в какой степени всё это правда. Причем наибольшие сомнения в подлинности вызывают как раз те эпизоды, которые изложены с протокольной точностью. Таким образом, R ждал двадцать лет, чтобы описать пережитое. Но время многое сместило в его памяти. Он рассказал о том, что помнил, и отобрал то, о чем хотел поведать. Мистер R, который сам себя задумал, сконструировал, вообразил, разумеется, не был точной копией самого себя и кого-то ни было...
Нет смысла полностью воспроизводить в данной рукописи своеобычно-терпкую манеру ферганского говора. С другой стороны, очарование этого языка, который вскоре, вместе с землячествами эмигрантов и беженцев из Ферганы, отомрёт и уже как мёртвый язык, вроде латыни, будет представлять интерес лишь для науки, мистеру R кажется вполне допустимым передать его в ходе работы над текстом формами прямой речи.
Так что лишь, когда поручик Раевский, его друг сёист Мяо Мевяо, старый авангардист Дим Саныч, крутой антикварщик Геннадий Михайлович (Крокодил) или дедушка ферганской школы Александр Иванович Куприн раскрывают рот – вот тогда-то R во всей красе и воспроизводит местные ферганские обороты.
Главную ценность данного дневника определяет всё же не столько отважное правописание даровитого мистера R, сколько запечатлённые в нём целеустремлённые творческие искания. Поэтому R воспроизводит неповторимую манеру разговора ферганцев лишь в стилизованном виде, то есть наполовину подлинным, а наполовину литературным слогом. Был ли он большим писателем? Лучше сказать – абсолютным писателем.
Ибо R жадно поглощал и претворял всё, себя и других, в материал для своих текстов, снова и снова повторяя несколько преследующих его мотивов. Он не искажал действительность, а сочинял её. Скорее фантазёр, чем обманщик. Неловкий и искусный, жестокий и нежный. Парадоксальный – чересчур. Впрочем, он ни в чём не знал меры.
Сегодня R, чьи романы ведут в крупнейших издательствах три главных редактора и семь заведующих отделами прозы, располагает этой трогательной тетрадкой в коленкоровых ошмётках. У него, конечно, и в мыслях нет использовать бесценный и ломкий оригинал для освежения памяти.
Нет, вместе с издательскими договорами, авторскими правами, ценными черновиками и важными творческими секретами сей оригинал хранится в сейфе банка «Буюк Ипак юли». Тогда, как ксерокопия дневника действительно лежит сейчас прямо перед ним (между набитой окурками пепельницей и чашкой горячего полуночного кофе в качестве неизменного допинга-подспорья).
Этот дневник, конечно же, литературное произведение, но он документален в том смысле, что всё, что здесь описано, происходило на самом деле.
Некоторые мелкие события слегка «подрежиссированы» или перенесены во времени с целью сделать повествование более компактным; кое-какие места слегка утрированы…
Но всё же вышеизложенные истории куда достоверней, чем кажется большинству читателей, да и R самому – потому что сейчас ему тоже порой удивительно, что всё это было и реально происходило с ним…

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОЮ ЖИЗНЬ!

(Детям до 30 лет читать не рекомендуется)

Сжечь после прочтения…

Анжеле – дочери Зекие, матери Ракие,
без которой эта книга осталась бы
пачкой чистой бумаги…

«В этом пространстве время тысячелетиями просто длится, как ожидание  окончательного знамения, наступление которого вечно откладывается на  мгновение…»
А. А. Кудряшов.

«Оно и не беда, что прилгнувши! Известно, не прилгнувши, не говорится никакая речь!»
Н.В. Гоголь. Ревизор.

«Эту историю передал нам Абу-Омар-Ахмед ибн-Мухаммед со слов Мухаммеда ибн-Али Рифаа, ссылавшегося на Али ибн-Абд-аль-Азиза, который ссылался на Абу-Убейда аль Хасима ибн-Селяма, говорившего со слов своих наставников, а последний из них опирается на Омара ибн-аль-Хаттаба и учителя его Абд-Аллаха, да будет доволен Аллах ими обоими!»
Ибн-Хазм. Ожерелье голубки.



2003 год выдался для мистера R тяжёлым. В этот год он понёс две жесточайшие утраты:
во-первых, он потерял свою немецкую овчарку – восьмилетнего кобеля Ганса;
во-вторых, – свою среднеазиатскую дворняжку – тридцатидвухлетнюю сучку Анжелку…
И, несмотря на это, он еще никогда не жил так хорошо…
И в тоже время… Кто должен отвечать? Как отомстить за эти потери и кому? Найти тех трупоедов-кошакхоров*, что увели его собак? А потом, поодиночке – утопить их всех в своей ванной, а заодно и саму Анжелку, как самую распоследнюю Муму?
Даже если за это его простит сам пророк?
– Не-е-ет…
Он отомстит по-другому. Он будет убивать их всех своей добротой. Он лучше будет делать свое дело:
а) построит загородную виллу в три этажа с подземным гаражом;
б) поедет на Канары вместе с любовницей типа Анастасии Сволочковой;
в) осуществит свой выстраданный перформанс: «По улице имени Меня…»

И R сделал предложение Мяо Мевяо, от которого последний не смог отказаться:
– В моей родной Фергане есть одна улочка «Маърифат кучаси»*…
И она мне, родимая целочка, не дает ни сна, ни покоя.
Давай, Мяо, поедем в Фергану, возьмём три ящика «Портвейна №53», поставим их самым активным членам (типа активистам) «Ферганской поэтической школы».
И они
с радостью
китайскими колонковыми кисточками и белой краской
на всех табличках
за одну ночь замажут по три чёрные буквы «Маъ…»
И в одну ночь мы будем иметь улицу моего имени: «…рифат кучаси»…
Я буду руководить процессом и разливать вино, а ты будешь снимать это на свою старинную антикварную кинокамеру «Ленинград – 3».
И зачем нам твой зимний Смольный,
почта
и телеграф?
И зачем нам Финский базар-вокзал, шум, гам, гап*,мотоциклетки, бестолковый тарарам, пьяные матросы, солдаты-дезертиры, залп Авроры и трёкало на броневичке, обещавший людям золотые сортиры?
Всё будет бесшумно, бескровно и чисто!
А утром – всем десантом, праздничной демонстрацией, пьяные, но довольные – мы пройдём по «…рифат кучаси».
По родимой.
Локоть к локтю.
Плечом к плечу.
Из конца в конец.
По родной.
Шеренгами по четыре.
От начала и до конца.
По своей.
Один раз…
Перформанс будет называться:

«ПО УЛИЦЕ ИМЕНИ МЕНЯ…»

– Гениально! – восхитился Мевяо (в душе он тоже был авнтюристом), – но где мы деньги возьмём?
И они с R всю ночь вспоминали фамилии самых богатых людей города Ташкента. Самый богатый из их знакомых был Вячеслав Ахунов. И на утро они вместе (как Винни-Пух и Пятачок) пошли в гости на Себзар – к господину Ахунову, Признанному Мэтру Международного Перформанса…

– Гениально! – восхитился Вячеслав Ахунов, но денег не дал…
Да-а-а…


В ДЕКАБРЕ 2004 ГОДА

R был в своей родной Фергане в своём родном доме у своей родной мамы…
В гостях…
Там ему приспичило, и он пошел в уборную. Уборная была обыкновенная и стояла во дворе, в самом углу. Пол её состоял из четырех широких российских досок (теперь таких в Узбекистане не делают), а посередине была выпилена изящная дырка над огромной бетонной ямой. Вместо туалетной бумаги, как и полагается в таких уборных, – там была обычная (писчая, типографская, газетная и т.д.).
Просто мама R рвала наполовину – иногда тетради, иногда книги, иногда нужные, иногда ненужные – смотря кому…
И, как обычно, то ли от нечего делать, то ли по любознательной привычке тяжёлого детства R стал читать эти огрызки литературы.
И засиделся он там так долго, что прочитал всю книгу. На этот раз ему попалось «Как дедушка Калинин гостил у своих узбекских внучат» Павла Шуфа*…
– Без Шуфа и здесь не обошлось, – подумал ностальгически R…
Да-а-а…
Как спокойно и легко можно, не написав своей единственной книги издавать их собраниями сочинений…
Ах! – Паша-Паша…
Ах! – этот пронырливый, изворотливый и хитрый живчик-Шуфчик-шкафчик-жучок…
Единица хитрости – один Шуф…
– Напишу и я свою книгу, – подумал (с облегчением) R, – там все персонажи будут вымышленными, только имена, фамилии и домашние телефоны настоящими…
И эту книгу в полный рост можно печатать на туалетной бумаге, раскручивая её. И это не западло. Если вы думаете, что Шуф и иже с ним обидятся на R за то, что R вам здесь о них расскажет, то вы глубоко ошибаетесь. Они будут только благодарны ему за их рекламу…
А вообще то, если R считает человека хорошим, R, как правило, настоящее имя его не называет, и он проходит у него под псевдонимом, но если человек плохой или уехал за границу, то тогда R называет его настоящее имя. Ведь некоторые могут заинтересоваться и проверить: может, это всё его выдумки, его сказки, его фантазия. Вот R и даёт иногда настоящие имена, чтобы можно было всё это проверить…
Совместим приятное с полезным для читателя.
А что приятное – что полезное: кому как нравится.
Для каждого индивидуального организма – индивидуально…
– И книгу эту я буду писать в туалетах, – продолжал думать R. – Да, их будет много, да, и они будут разными – но не это главное.
Главное в этом большом деле – к а т а р с и с …

2 0 0 5 г о д

1 января.
День Психического Здоровья. Когда всё становится на свои места, на свои полки…
R выковыривал спичкой из зубов прошлогоднее мясо.
– Начало новой жизни.

2 января.

* * *

Недавно на белом свете
появились две маленькие мои
копии –
два маленьких гуттаперчевых гумерчонка…

Когда меня не будет –
то на этой планете пусть иногда раздается
гумерический смех…

Динка-льдинка и Дамир-дракончик…
Оба похожи на китайских мандаринчиков
либо
на маленького Ли Бо …

Пятеро детей R.
Пять мазков ярко-красной краски были брошены на полотно его жизни.
Чё нарисуем – то и будет.
И ещё – каждый рисунок имеет свою фамилию, имя и отчество.
Пятеро детей R – самое убедительное из имеющихся у R доказательств реальности его собственной жизни…
Короче:
Дамиру, Динаре, Шамилю, Чингизу, Ракие –
в а м на память –
сии разные заметки, наблюдения, мысли и тексты.
И ещё – красивое имя и отчество.
И ещё – чувство юмора…
R занимает сопротивление языковой стихии, брожение и взрывы материала, его реакции на скручивание, на растяжение, на сжатие. R удивляет гибкость и податливость слова, некая его радостная сущность. R хочется верить, что с л о в о было первенцем творения, а не чрезвычайной прибавкой из второй сигнальной системы.
А та диковатая (порывистая и прерывистая) сумасшедшинка R была необходима как фермент, катализатор, ядро энтузиазма…
Странная работа – без материального вознаграждения, без цели, без будущего! А между тем R не мог отказаться от неё. Она сильнее его воли и его желаний…
Постарайтесь не жалеть R и не огорчаться его судьбой.

3 января.
3 января 2008 года умер Александр Абдулов.

* * *

Александру Абдулову

Мальчик, загнанный слишком далеко по дороге,
Я не знаю –
Возможно, его никогда не существовало –
Все мысли и слова из прошлого –
Это было в прошедшей жизни –
Я не уверен –
Вы не можете знать –
На каменных стенах буквы из бронзы –
Неизвестная рука записывает всех уходящих со сцены –
Последние человеческие контакты внезапно прерваны –
Мальчика никогда вообще не существовало –
Рот, прижатый к стеклу, бормочет –
Смутный, подергивающийся, отдалённый голос: «Знаете, кто я?»
Вы приходите к двум холмикам рядом на Чек-Шуре – это давно...
В високосном году там под ними остались отец и брат...
Я умираю много лет назад там вместе с ними…
«Раньше это был я, Мама»

Ветхие руины домов забытого города...
Накалённая яркость вспышки и встречи...
Он взял с собою фильм закатов и облака, и небесной воды,
и фильм дерева и
проецировал цвет в громадные отражающие экраны, концентрируя синее
небо, жёлтое солнце, зелёную траву и свой белый город,
растворённый в солнечном свете, и люди
того города проходили сквозь друг друга – Там были
только цвет и музыка, и молчание, где слова все прошли…

А потом этот мальчик написал последнее «прощай» через всё небо...
Все люди прошедшего времени говорят – прощай навсегда,
Поздние полуденные тени против его чёрной магии всех
кинофильмов во вспомненном пацане,
стоящем там с сияющим лицом у чердачного окна на утраченной улице…
Взорванная звезда между нами...
Ты можешь оглянуться вдоль
берега застоявшегося арыка на себя самого
в трепещущей на ветру белой рубашке.

Долгий пустой полдень.
Мёртвые записи –
Моменты, что я мог описать, которые были его глазами в странах мира…
Он оставил нам эти рассветные цветы,
Эти улыбки – в другой плоти. Далеко он теперь –
Такое не даёт никакого укрытия –
Сдвинул адрес для посещений…
Ветер в полдень – идёт рядом с вами?
Обломок игрушечного пистолета там, в конопле переулка...
Над пустыми
саманными улицами красный, белый и синий воздушный змей.

И запах пепла, и горечь горящей осенней листвы...
И запах дыма другой папиросы…
Ветер колышет локон её волос...
«Знаете кто я? Пацан из
Ферганы – каких только мама бывало делала...
Ветер и Прах вот моё имя... До Свидания,
Мама, вот моё имя... тихо теперь... Я иду...»

4 января.
Трагедия любви, голода, интеллекта – неизвестно, что безысходней…
Любовь к другому – ничто иное, как переизбыток любви к самому себе.
Голод (в обобщении) нейтрализуется инстинктом иллюзий, которые заставляют любить свою жизнь, какая бы она ни была…
Это фундамент всякого существования – способность находить светлые стороны или просто известное устойчивое равновесие, позволяющее находиться во времени и пространстве…
Бесконечные похождения R безвыходны хотя бы потому, что они во всём, от них некуда бежать, у них нет могилы, на которую можно придти – поплакать.
Транскрипция R – альтернатива жизни и мечты, мысли и устремления.
Это от невозможности принять себя всерьёз, так же как и всё окружающее.
Это органическая, физиологическая, нервно-психологическая организация.
А может быть, что и дегенерация…

Ущербно видеть жизнь только как нормальное биологическое функционирование, вроде рождения и разложения.
То же самое, только вверх ногами, происходит там, где мысли обретают скелет и обрастают живым мясом.
Это неразрывное целое.
Можно чувствовать свои мысли точно так же, как свою болезнь.
Мысли обладают реальной силой…
Абсолютной реальностью…
Когда сама жизнь становится менее ценной, чем какое-нибудь умственное построение, типа – стиха из Ветхого Завета…
То, что R дорого – невозможно.
А всё остальное для R не имеет силы и значения.
Без иллюзий – нечем дышать…
Соль опреснённая, кимвал бряцающий, гроба повапленные!
R из взыскующих града, где вместо обиталища Бога – одни камни и пепел…

Т о т а л ь н о е о д и н о ч е с т в о R …

5 января.
R проснулся в раздражении от пустоты и отчаянной тоски. Тоска происходила от острого ощущения бессмысленности собственного существования. Иметь причину тоски бессмысленно, потому что это всего-навсего болезненное восприятие времени, точнее, его необратимость в негативно трансформированной быстротечности.
Обыкновенно, время ощущается пространством, например путём, пройденным часовой стрелкой, в некоторых случаях иначе – чувством жизни…
Абсолютного стандарта времени не существует.
Метафизический ужас бесконечности пространства и времени. Этот вопрос выходит за рамки понимания и интуиции R. Когда тебе за 40 – жизнь уже не кажется бесконечной…
Вообще о времени лучше всех знает Дим Саныч – время у него материально.

P. S. Время – это измерение, которым Бог обозначил своё собственное существование…

6 января.

ЯНВАРЬ

Воркует с голубкой голубь.
Пусть воркует, как ему хочется …
Мои глаза прорубают прорубь
Во льду твоего одиночества …

Неважно, болен R или здоров. Справедливо и то, и другое. R скорее худой, чем полный. Кажется, что если R понимает, то может изменить жизнь, себя. Но это кажется. R не может поднять себя за волосы, тем более что их – нет…
R-одившийся с надеждой на счастье, которое не случилось.
Как прекрасно верить в то, чего никогда не будет. Нет ничего, никогда, нигде, ни в чём.
И поэтому R даёт всем всё, что не имеет сам…
В каждом из нас – два человека: один – Я, другой – R.
Когда-то Анжелка говорила R, что когда R внедрялся в неё, она терялась – где кончалась она, и где начинался R…

7 января.
– R, скажи мне, кто твой литературный учитель, и я скажу тебе, кто ты!
– Ну-ну, скажи!
– Так кто твой учитель?
– Козьма Прутков.
– Нет, серьёзно…
– Куда серьёзней! Разве этим можно шутить?..
Анжелка, оскорблённая в своих лучших чувствах, сердито машет рукой и хлопает дверью…
… и тексты, открыв интонации, выплеснулись.
Стихия звучащей речи. В каждой фразе – аллитерации, омонимы и тому подобное.R сталкивает слова друг с другом, использует их многозначность, заставляет их играть всеми смысловыми оттенками. Но это не просто игра, не просто искусная оркестровка. Язык R – самостоятельная энергия, образующая поле высокого напряжения, в котором развёртывается действие…
В текстах R нет уступок читателю. Нет сюжета. Неважно, понятны вещи или нет, - они просто даны. Хотя сюжет все же есть, если его понимать не элементарно, но как сцепление событий, взаимосвязанных и взаимообусловленных, только не по правилам рациональной логики, а по законам мифологического мышления…
У R – любовь к жизни как авантюре. Он, словно Дон-Кихот, сражается против очевидной реальности, пытаясь соединить несоединимое, исправить неисправимое, восстановить невосстановимое.
R – человек-легенда, звание, которое он заслужил, выстрадал. Первый (типа – последний!) из могикан. Его предки, ближайшие родственники по генеалогическому древу:
Ходжа Насреддин, Афанди, Алдар Косе, Иванушка-дурачок, Козьма Прутков, барон Мюнхгаузен, Тартарен из Тараскона, бравый солдат Швейк, Остап Ибрагимович Бендер, поручик Ржевский, Форрест Гамп…

О нём (о R) когда-то сам Евтушенко сказал:
– Кто это?..

8 января.
День рождения мистера R.
Собрались на день рождения все друзья.
С жёнами.
И с ними R.
Один.
И они молча пьянели, глядя друг другу в глаза.
Короче – бухают…
10 часов вечера, 11, 12, 1, 2, 3…
В 4 часа утра жёнам всё это надоело и они стали голосовать большинством голосов, чтобы прекратить пьянку.
R не выдержал:
– Слушайте, мужики, или вы уберете своих жён, или я в следующий раз позову всех своих!

9 января.
То, что R пишет Анжелке, прекрасно осознавая, что Анжелка предпочтёт отклонить его, даже эпистолярное, общество, удивительно бестактно, чтобы не сказать большего. Это уже шестой текстамент, шестая безотчётная экспансия к Анжелке, адресатке, отнюдь не обязательной читать это, а тем более отвечать хотя бы из вежливости, коей она вообще не страдала…
Всякому разговору R предпочитает молчание, поэтому (быть может) R прекрасно понимает Анжелкину пассивность относительно своих сумбурных текстов. Слова причиняют боль вернее, чем пощёчины…
Но неметь годами – нестерпимее.
И R пишет:

* * *

Я от тебя не жду ответа.
Пишу стихи про наше лето…

Как будто с тонущего судна
Письмо – в бутылку запечатав –
Бросаю в море…
Без ответа…

В надежде, что его прочтут…

10 января.
Когда R было 17 лет, он думал только о любви. Теперь же R любит только думать…
В семнадцать лет R был моложе, глупее и романтичнее. Когда R был влюблён семнадцатилетне – тогда и трава была зеленее, и деревья были выше, и небо было голубее, и соль была солёнее, и сахар был слаще, и член был крепче, и вода была мокрее, и люди были добрее…
И мир как будто существовал только для того, чтобы все мечты могли сбыться…
Тогда ещё R не был супер-стар, а был ещё супер-молод…
Все мы в семнадцать лет думаем, что знаем уже всё и вся. Все мы в семнадцать лет бессмертны. А бессмертные могут пить и курить – и это им не вредит…

– В жизни раз бывает семнадцать лет.
– А семьдесят один – ещё реже…

Идея царства небесного обычно внушается в детстве, а ведь только в детстве и может
возникнуть представление о рае. Детство само по себе рай, наше счастливейшее время…

Ах, детство, детство – далеко-далече,
Когда глупы мы – жить намного легче…

Продолжение (PDF)

• Назад
• Вперёд