Вера Вавилова. Дом со шторами (рассказ)

В густых зарослях травы кипела своя жизнь. Муравьи сновали туда-сюда, беспечно порхали мотыльки, собирали нектар пчелы, жучки спешили куда-то. Тихо. В дальний угол заброшенного сада не долетал шум улицы. Вадик любил убегать сюда, прятаться в высокой траве и слушать тишину, наблюдая за букашками. Дом он не любил. Большой мрачный особняк с окнами закрытыми от постороннего глаза темно-зелеными шторами. В комнаты не проникал свет. Было прохладно, отдавало сыростью. В чулане пахло мышами. В этом доме Вадик жил с мамой и бабушкой. Отца своего он не знал. Мама на всю неделю уезжала в город на работу, и Вадик оставался с бабушкой. Он не любил ее. Часто подслушивая разговоры старших, он слышал, как бабушка упрекала маму:
– Зачем ты родила от этого пьяницы? Ты посмотри, Вадька – копия своего отца. Он же дебилом растет. Будет бандитом. Как отец, в тюрьму сядет.
Мама плакала и тихо просила бабушку:
– Мам, ну перестань. Не трави душу.
Вадьке жаль было мать, но он не знал, как защитить ее, не мог обнаружить себя. Он не знал, что означает слово «дебил», но понимал, что оно очень плохое. Перечить бабке он не смел. Слишком хорошо запомнился черный сырой чулан с мышами, куда бабушка закрывала его в наказание за малейшую провинность. Он мстил ей по-детски: запутывал пряжу, прятал очки, которые они потом вместе искали, вернее Вадик делал вид, что искал. Главное, чтобы бабушка не догадалась о злом умысле. Вадик с нетерпением ждал приезда мамы, которая всегда привозила что-нибудь сладкое, жалела его. Он любил, когда мама укладывала его спать, садилась на краешек кровати и рассказывала сказки. Но их встречу всегда омрачали бабушкины излияния. Она припоминала все Вадькины проказы, сдабривала хорошим соусом из своих домыслов и фантазий и обрушивала на мамину голову. Уставшая мать кричала на него, срываясь, давала затрещину, а потом плакала у себя в комнате. Вадька убегал в конец сада, прятался в своем излюбленном уголке и тоже плакал. Плакал от обиды, плакал из жалости к маме, плакал от бессильной злости на бабушку. Однажды, когда мама укладывала его спать, он спросил ее не по-детски серьезно:
– Мама, почему ты родила меня от такого папы? Почему ты не нашла мне другого папу, хорошего? Я бы тогда не был дебилом, – и он печально опустил глаза, боясь встретиться с ней взглядом.
Этот вопрос, как заноза, сидел у него в душе, саднил, болел и не давал покоя.
– Не думай об этом. Ты вовсе не дебил. Ты хороший мальчик, – и мама тихонько заплакала. Она часто плакала теперь. Вадя почти не слышал ее смеха. Когда у нее было хорошее настроение, она лишь улыбалась мягкой доброй улыбкой.
Вадька часто рисовал что-то на бумаге простым карандашом, но никому не показывал. Он хранил рисунки в своем тайнике за печкой. Однажды их нашла бабушка и, не задумываясь, сожгла. Вадька вбежал на кухню, когда догорал последний листок в печи. Ему казалось, что огонь сжигает его самого.
– Ты ведьма! Ты плохая! Я ненавижу тебя! – закричал он и швырнул тарелку с супом на пол. Он не успел увернуться, как жесткие пальцы бабушки крепко схватили его за ухо и потащили в чулан.
– Змееныш. Я тебе покажу, как продукты швырять! Ты у меня до утра жрать не будешь.
Вадя сидел в темном чулане. Ухо пылало огнем от боли, а сердце – от обиды и бессилия: «Я ни за что не выйду отсюда, пока не приедет мама. Пусть я лучше умру от голода, но у бабки прощения не попрошу».
Он проснулся в своей постели. Вокруг суетились мама и доктор в белом халате. Вадька снова закрыл глаза. Врач говорила что-то непонятное о нервном срыве, о покое и что-то еще. Вадя понял лишь, что мама не поедет на работу, а останется с ним, и был счастлив. Болезнь затянулась на неделю. Ему давали горькие таблетки и микстуры, однажды даже сделали укол, когда у него поднялась температура. Но все эти неприятности были ерундой, он бы мужественно перенес еще двадцать уколов, только бы мама была рядом. Неделя болезни была счастливой порой. Даже бабушка не ворчала, а смотрела на него виновато и жалостливо, готовила вкусные обеды, баловала пирогами с вареньем и ватрушками с маком, которые он так любил.
Прошла зима, отзвенела капелью весна, наступило лето. На улицу Вадьку не выпускали. Бабушка боялась, что машина собьет, да он и сам не очень хотел. Усадьба была большая. Есть где разгуляться. Улицу от дома отгораживал старый дощатый забор. Давно не крашенные доски стали серыми, кое-где покрылись мхом и сгнили. Через щели в заборе Вадька мог видеть, что творится на улице. Квочка с маленькими желтыми цыплятами разгребала лапами землю, искала корм. Когда она находила что-то вкусное, то громко кудахтала, и маленькие желтые комочки, толкаясь, сбегались к ней. Когда-то Вадик просил маму купить ему цыплят. Он представлял, как будет кормить их, давать воду и под сеткой выпускать на травку. Но мама категорически отказала ему, предвидя, что все заботы лягут на бабушкины плечи. Прильнув к забору, он наблюдал за происходящим на улице. Из калитки напротив вышла девочка с двумя хвостиками и пышными бантами, в коротеньких шортиках и маечке с блестками. В руках она держала скакалку. Вадька видел ее впервые. Наверное, городская. Он долго смотрел, как она умело прыгала через скакалку: то на одной ноге, то на другой, то скрещивая их. Это было здорово. Потом ей надоело скакать, и она скрылась за резной калиткой. Через минуту появилась с большой красивой куклой. Ему так хотелось поиграть с ней, но Вадька боялся выйти, боялся показаться ей на глаза. Вдруг она поймет, что он дебил, что он ненормальный, и не станет с ним играть. Вадик вообще боялся выходить за калитку... Там был другой мир, чужой, непонятный, и он боялся этого мира, боялся, что его засмеют, будут дразнить. В детский сад не ходил. Осенью ему предстояло идти в школу. Вадик с ужасом думал о том, как он зайдет в класс, где так много детей. Все будут рассматривать его, никто не захочет с ним играть. Все узнают, что он недоумок и дебил. Вадька не хотел думать о школе, заранее подсознательно отгораживался от нее, как от чего-то страшного.
Все лето он наблюдал за Ликой (так звали девочку из дома напротив). Но так и не решился выйти на улицу. Лето закончилось, и Лика вернулась в город. Вадик видел, как на красивой белой машине приехали ее родители, как провожала Лику бабушка, обнимая и целуя. Он даже позавидовал этой девочке, ее так все любят.
«Конечно, – думал Вадик, – у нее папа вон какой, начальник, наверное, а мой – пьяница и бандит. За что меня любить? Ну, почему у меня не такой папа, как у Лики?»
Он долго сидел притихший на старом диване, размышлял о житейской несправедливости и рисовал счастливые картины своей жизни с Ликиным папой.
Школа ошеломила Вадьку. Его не радовал ни новый портфель, ни учебники с красивыми картинками. Он прятался за маму, которая крепко держала его за руку. Странно, но никто не обращал на него внимания, никто не дразнил и не показывал пальцем. Он был такой, как все. Девочка, с которой его посадили за одну парту, даже яблоком угостила. И учительница была добрая, вовсе не злая. Вадька постепенно привык к школе, к классу и детям, но держался всегда особняком, настороженно, ни с кем не дружил, боясь, что кто-нибудь узнает, что он ненормальный. Когда его спрашивала учительница, он тупо молчал, но писал все правильно и очень старался. Вадька слышал краем уха, как учительница советовала маме сводить его к психологу.
– Наверное, она заметила, что я дебил, – в страхе думал Вадька.
Мальчик еще больше замкнулся. Шли годы. Вадим учился на тройки. Ему не давались устные предметы, и это сказывалось на общей успеваемости. Дома все смирились с его тройками и даже двойками и не требовали большего. Это вполне устраивало Вадьку, так как уроки делать он не любил. Он все так же рисовал и прятал рисунки от посторонних глаз. Теперь у него были разноцветные карандаши и, кроме черного доминирующего, появились другие тона.
Лика каждое лето приезжала к бабушке. Вадик так и не решился познакомиться, но наблюдал за ней в щель забора. Однажды он шел из булочной, из-за угла на него вылетел велосипед и сбил с ног. На земле сидела Лика с ободранной коленкой, а рядом валялся велосипед. Вадька не чувствовал боли. Он оторопело смотрел на девочку, на пряди волос, прилипшие к вспотевшему лбу, на маленькие веснушки на носу. Она морщилась от боли, но не плакала.
– Ой! Мальчик, прости. Я не хотела, – и Лика схватилась за ободранную коленку. Ее белые шортики испачкались, щеку украшала багровая ссадина. Вадька подал ей руку, помог встать. Она, хромая, попробовала идти.
– Держись за велик, – сказал Вадька, поднимая велосипед. Он повесил пакет с хлебом на руль, и они медленно пошли по знакомой улице.
– Меня Ликой зовут, а тебя?
– Вадим, – тихо ответил мальчик.
– А я знаю, где ты живешь. Я видела, как ты из дома выходил.
– Я тоже знаю твой дом.
– А ты, в каком классе учишься?
– В пятый перешел.
– Я тоже в пятый перешла, – чему-то обрадовалась Лика.
Она еще задала кучу вопросов, на которые Вадька отвечал немногословно, скупо. Незаметно они подошли к дому. Вадька помог завести велосипед во двор и поставил его у забора. Из дома вышла бабушка Лики и всплеснула руками.
– Как же так, девочка моя! Идем скорее зеленкой помажем. Мальчик, помоги велосипед убрать.
Вадька послушно взялся за велосипед и покатил его к сараю.
– Его Вадимом зовут. Я его сбила велосипедом. Он напротив живет, – без умолку тарахтела Лика.
– Вадим, мой руки. Сейчас будем пить чай с вареньем. Я только что сварила. Ты любишь пенку от варенья? – бабушка подала ему чистое полотенце.
– Да, – смущенно ответил Вадька.
Варенье было вкусное. Он молча пил чай, стесняясь поднять глаза. Лика хотела показать ему свои открытки, но Вадька заторопился домой.
– Приходи к нам в гости, – пригасила на прощанье Лика.
– Ты тоже приходи.
Вадька долго не мог заснуть все вспоминал Лику, ее бабушку, чаепитие в ее светлом  уютном доме. Ему хотелось снова побывать там, слушать болтовню этой веселой девчонки, показать ей свои рисунки. Он на миг представил, как Лика пришла в их сумрачный дом, будто лучик солнца в подземелье, но тут же съежился лишь при одной мысли, что бабка назовет его «тупицей» или «выродком» при девочке. Прошло два дня. Вадька не отходил от щели в заборе, надеясь снова увидеть Лику.
«Наверное, у нее болит коленка», – подумал он, грустно вздохнув. Осмелиться подойти к их калитке и постучать – было выше его сил. На третий день, рисуя в своем укромном уголке сада, Вадик услышал, как бабушка с кем-то разговаривает у калитки.
– Вадик! Вадим! К тебе пришли.
Кто мог к нему прийти? Неужели Лика?.. Сердце бешено застучало, во рту пересохло. Бросив рисунки, он помчался к калитке. Лика стояла с коробкой кукурузных палочек. Колено было ярко размалевано зеленкой.
– Здравствуй. Это тебе, – сказала Лика и протянула коробку с палочками. – Я решила тебя навестить. Ты же мой пострадавший, – улыбнулась она.
– Скорее всего, это ты пострадавшая. Идем в сад, – Вадька торопливо зашагал по тропинке, опасаясь, что бабушка пригласит их пить чай, что-нибудь скажет в его адрес. Лика подняла брошенный рисунок.
– Ой! Что это? Ты рисуешь?
– Да, это просто так, ерунда, – смутился Вадька.
– А мне нравится. Что-то загадочное, фантастическое.
– Правда нравится? – оживился он. – У меня еще есть.
– Покажи.
– Подожди меня здесь. Я скоро, – и Вадим метнулся к дому. Лика осмотрелась. Она стояла под высокой раскидистой черешней, которая росла у забора. Ветви ее опускались низко. В них вплеталась лоза виноградника, образуя небольшой шалаш из зеленых веток и молодых побегов виноградника. Вадькина «резиденция» была скрыта от посторонних глаз, но отсюда просматривалась вся территория сада и крыльцо дома. У самого забора буйно росла крапива. Небольшой деревянный щит на опоре из кирпичей служил Вадьке столом, на котором лежала бумага и карандаши.
– Вот, смотри, – запыхавшийся Вадька протянул Лике папку. Она долго с интересом и любопытством рассматривала рисунки.
– А что это? Почему ты не рисуешь людей, небо, животных? У тебя какие-то фигуры, линии. Непонятные рисунки, но мне нравится. Вот это, мне кажется, что-то космическое, а это, если глаза под водой прищурить, то, наверное, все в такие фигуры сольется.
– Я сам не знаю, что получается, но ты интересно рассказываешь, – смущенно сказал Вадик. – Я никому еще не показывал свои рисунки.
– Даже маме?
– Даже маме. Никому. Мне казалось, что над ними будут смеяться.
– Почему? Здесь нет ничего смешного. А почему ты красками не рисуешь?
– Не знаю. Под рукой красок не было.
Они еще долго сидели под черешней, хрустя кукурузными палочками и болтая. Потом Лика ушла. Вадька долго размышлял о ней и их разговоре и был самым счастливым человеком в тот день.
Заканчивалось лето. С первыми пожелтевшими листьями тихо подкрадывалась осень. Скоро в школу. Вадька чувствовал себя чужим в классе. Друзей у него не было. Его терзал вечный страх показаться смешным или «недоумком», как говорила бабушка. В третьем классе его постоянно дразнил Витька Сорокин, задирался, делал мелкие пакости. Вадька терпел, старался избегать встречи с ним. Тот, чувствуя безнаказанность, все наглел. Однажды, когда Витька исчеркал рисунок, над которым Вадька просидел весь вечер, он заорал на него и, не помня себя, стал рвать его тетради, учебники, а портфель выбросил в окно. Потом вызвали маму, пришлось покупать Витьке учебники и новый портфель, а Вадьку дома отлупили ремнем. После этого к нему никто не приставал, старались обходить его стороной. В классе прозвали Робинзоном за замкнутость и отчужденность. Он привык к одиночеству. Общение с Ликой озаряло его сумрачный замкнутый мир. Она еще несколько раз забегала к нему, показывала свой альбом с наклейками, которые собирала целый год, давала велосипед покататься. В саду на ветках старой орешины из веревок и досточки Вадик сделал качели. Он раскачивал Лику высоко-высоко. Она хохотала, прикрыв глаза и запрокинув голову. Однажды принесла с собой дедушкин бинокль, оставшийся с войны, и с крыши сарая они рассматривали окрестности. Было здорово! Но каникулы пролетели в одно мгновение. За Ликой приехали мама с папой. Вадька видел, как суетилась бабушка, укладывая вещи и корзинки с фруктами. Из калитки выбежала Лика в нарядном платье с белыми бантами на голове и пакетиком в руке и направилась к Вадькиному дому. Он отскочил от забора и спрятался за кустом смородины.
– А где Вадик? – спросила Лика бабушку.
– Да здесь где-то был. Вадик! – позвала бабка. Вадька вышел из-за кустов и неторопливо направился к крыльцу.
– Вот. Это тебе на память, – протянула ему пакет Лика.
– Что это?
– Сам увидишь, – улыбнулась она. – До свидания. Я уезжаю.
– Ты приедешь на следующее лето?
– Не знаю, – тряхнула бантами Лика. Вадька вновь прильнул к щели в заборе, наблюдая, как все Ликино семейство загрузилось в машину, и та, взревев мотором, скрылась за поворотом, оставив клубы пыли. Вадька зашел в дом, заглянул в пакет и обомлел. Краски! Настоящие акварельные, двадцать цветов и две кисточки такие мягкие, тонкие. Вадька схватил листы и тут же принялся рисовать. Мазки, накладываясь и растворяясь друг в друге, образовывали удивительные сочетания. Один цвет плавно переходил в другой. Синие с фиолетовым оттенком волны океана на горизонте соединялись с лазурным небом. Белые облака опускались в синь воды, море проглатывало их, и они превращались в белые буруны волн. Лучи солнца пронизывали облака, и отражались в воде. Рисунок жил своей неповторимой жизнью и совсем не был похож на прежние рисунки Вадика. Душа его пела от счастья. Хотелось рисовать еще и еще. Бабушка не трогала его, и он просидел за столом до позднего вечера.
Сентябрь. За лето ребята вытянулись, загорели. Девочки 7-ого «В» чувствовали себя взрослыми, щеголяли с модными прическами и подкрашенными ресничками. Мальчишки в белых рубашках и длинных галстуках, собравшись в круг, обсуждали летние впечатления. Вадим не принимал участия в разговоре. Он просто слушал других. К ребятам подошел парень невысокого роста с модно выстриженными волосами на затылке. В модных черных джинсах со множеством замочков и заклепок.
– Привет. Я – Стас. Буду учиться в вашем классе, – смело и чуть развязно представился он и каждому пожал руку. И спустя несколько минут уже был в доску своим. В нем чувствовалась натура лидера. Предложил ребятам сигарет. Вадька отказался.
– Что, мама не велит? – хихикнул Стас.
– Нет. Почему? Просто не хочу, – буркнул Вадим.
– Смотри, смотри, – ткнул в его сторону Стас, – у тебя тут испачкано.
Вадька машинально вытер подбородок.
– Это у тебя мамкино молоко не просохло, – захохотал новенький. Ребята подхватили его шутку. Вадьку обдало кипятком, уши пылали, но он сдержался.
– Эй! Робинзон! Слюнявчик не потеряй, – улюлюкали ему вслед. Вадька возненавидел Стаса, а еще больше себя за то, что не дал ему отпор, за то, что не знал, как это сделать. Стас не упускал случая задеть Вадьку, зло посмеяться или подшутить над ним. Девчонки были влюблены в новенького, пацаны тащились от его мобильника, Вадька тайно завидовал ему черной завистью.
С каждым днем Вадик все неохотнее шел в школу, где над ним глумились. Если его не замечали, то это был хороший день. Однажды Стас подложил ему на стул жвачку. Вадька не заметил и вышел к доске отвечать. Все засмеялись. Он не понимал, в чем дело, почему смеются над ним. Мария Федоровна, учитель физики, постучала ладошкой по столу, успокаивая класс:
– Вадик, выйди и приведи себя в порядок.
Вадька вылетел в коридор красный от стыда и до конца урока отдирал жвачку от штанов. Слезы злости душили его. Он решил, что убьет Стаса. Пусть посадят в тюрьму, но он накажет обидчика за все унижения. На перемене Вадька накинулся на Стаса, молотя и круша его кулаками, ногами. Стас ударил его в лицо. Липкая струйка потекла из носа, боль пронзила голову, заискрило в глазах. Вадька шмыгнул носом и утерся рукой. На запястье остался алый след, соленый привкус появился во рту. Волна бешенства захлестнула Вадима: он просто раздавит, как червяка, это наглое ухмыляющееся лицо. Не помня себя, он с криком кинулся на обидчика. Девчонки с визгом выбежали из класса. Пацаны оторопело наблюдали за происходящим. Вадька заметил страх в глазах противника. Это подзадорило его. Неизвестно, чем бы закончилась драка, но вовремя вбежал физрук Петр Палыч и схватил Вадьку за руку. Схватил крепко, стул выпал из рук. В кабинете у директора Вадим молчал. Со слов Стаса получалось, что на него налетел взбешенный Вадька и стал бить. В школу вызвали маму. С ней долго беседовали директор, психолог, завуч. Вадька, стоя в школьном коридоре под дверью учительской, слышал обрывки фраз «неуправляемый», «неадекватная реакция», «консультировать у психиатра». Домой возвращались молча. Мама как-то ссутулилась, шла, понуро опустив голову и думая о чем-то своем. Когда на следующей неделе мама повела его в поликлинику, и они остановились у кабинета врача-психиатра, Вадьке сразу стал ясен разговор в учительской.
«Вот оно что. Они решили, что я псих, ненормальный, – вскипел он. – А мама? Она им поверила! Она даже не спросила меня ни о чем! Как она могла? Тоже на их стороне. Предательница. А еще говорила, что любит, «ты мой сыночек», «ты моя надежда», – лицо  исказила гримаса презрения. – Вранье ее слова, вранье ее слезы. Чуть на нее надавили – и повела меня на психа проверять», – все больше распалялся Вадим. Он чувствовал, что остался совсем один в этом жестоком мире, наполненном злом, ненавистью, унижением. Ему хотелось кричать, плакать. Душевная боль медленно заполняла его существо, разъедая каждую клеточку. Он едва сдерживался. После посещения врача Вадька замкнулся еще больше, не разговаривал ни с матерью, ни с бабкой, стараясь быть образцово-показательным учеником. Жалоб на него не было. Он по-прежнему рисовал, но в его рисунках линии были четкие, обрывистые, превалировали черно-красные тона. Сложно было понять их, но они притягивали, как магнит, завораживали. Мать после безуспешных попыток пооткровенничать и вызвать на разговор оставила его в покое. Бабка тоже старалась не цеплять. Это всех устраивало.
Однажды Вадим, возвратившись раньше из школы, застал бабку за чтением своего дневника. Этим белым листам тетради в серой обложке он доверял все свои мысли, обиды и мечты, открывая самые сокровенные уголки души недоступные для других. И вот бабка копается в его душе. Ленточка Лики, которую он так бережно хранил, валяется на полу под ногами. У Вадьки перехватило дыхание. Ему показалось, что у него внутри разбилось что-то  хрупкое, чистое, как тонкое стекло, и осколки вонзились острыми краями. Боль, возмущение, гнев и негодование охватили его. Он резко выхватил дневник, толкнув бабку так сильно, что та упала. Листки дневника рассыпались, тетрадь порвалась и будто покорежилась, как Вадькина душа от чужого вторжения. Бабка лежала на полу и стонала. Вадька стремглав выбежал из дома, прижимая к груди тетрадь и зажав в кулаке ленточку Лики. На следующий день домой явился участковый милиционер. Он долго беседовал с Вадимом в присутствии мамы и бабушки, угрожая детской колонией для малолетних преступников, просвещал его темное сознание статьями уголовного кодекса. Но прошло время, и страсти улеглись. Жизнь пошла своим чередом, но на учет в детской комнате милиции Вадьку поставили.
Заканчивался учебный год. Весна вступала в свои права. Звенела капель, оживленно чирикали воробьи и синицы, склевывая жучков и мошек, оживших после зимы. Яркой изумрудной зеленью радовала глаз сочная трава, пробивающаяся из распаренной солнышком земли. Набухли почки на деревьях, кое-где появились малахитовые головки листочков. Зацвел багряник, яркими желтыми шарами покрылись кусты фарзиции. Ласково пригревало солнце. Вадик острее чувствовал свое одиночество. Мальчишки из класса ходили на дискотеку с девчонками, обнявшись, прогуливались по улице. Он тайно завидовал им, зная, что никогда не решится подойти и заговорить с девчонкой. Все чаще Вадька думал о Лике, с нетерпением ждал лета, встречи с ней. Она единственная понимала его. С ней было легко и просто.
Лето принесло зной и свободу. Не надо было ходить в школу, сидеть за уроками. Вадька вставал рано, когда солнце еще не раскалило землю и воздух, и шел работать в сад: подрезал кустарник, подвязывал виноградные лозы. Он любил свой сад, особенно старую черешню, безмолвную свидетельницу его душевных мук и переживаний. Чем бы ни занимался Вадим, он не выпускал из виду дом напротив с голубыми ставнями и резной калиткой, надеясь, что однажды откроется эта калитка, и на улицу выбежит Лика. Но этого не случалось. При встрече с ее бабушкой он опускал глаза, тихо здоровался и торопился дальше, не осмеливаясь спросить про Лику. И все его надежды рухнули, когда та сказала, что внучка уехала на море с родителями, и гостить не приедет.
Это известие ошеломило Вадима. Как не приедет? А он так ждет. Ему столько надо рассказать ей, показать новые рисунки. Казалось, жизнь потеряла смысл. Это еще целый год, невыносимо долгий год он не увидит ее. А если она вовсе не приедет? Нет, такого не может быть. Надо же когда-нибудь повидать бабушку и деда.
Год прошел в тоске и ожидании. Дождливую, слякотную осень сменила такая же слякотная мокрая зима с тающими на лету снежинками, грязью, подмерзающими лишь с утра лужами. Бабка стала сдавать: подводили ноги, распухали суставы, часто жаловалась на сердце. Мама все так же ездила на работу в город, ночевала в маленькой ведомственной квартирке и возвращалась домой только на выходные. Все домашние дела легли на плечи Вадима. Он терпеливо тащил этот воз домашних хлопот, ведь кроме него, некому этим заняться: чинил крышу, ставил покосившийся забор, красил, что-то ремонтировал. Он был единственным мужчиной в этом доме. Однажды утром бабушка не позвала его завтракать. Она не вышла из своей комнаты.
– Что с тобой, ба? – заглянул к ней Вадим.
– Голова что-то раскалывается, – тихо ответила бабушка.
Вадим положил руку на лоб.
– Да, у тебя температура высокая!
Он нашел жаропонижающее, заварил чай с мятой и вызвал врача. В школу не пошел и весь день не отходил от бабушки. Ему было жаль ее. На кровати лежала сухонькая старушка, маленькая и беззащитная, со страдальческими печальными глазами. Вадя впервые задумался о ней, о ее судьбе. Какую жизнь она прожила? Что знает он о ней? А ведь с рождения они живут под одной крышей, одной семьей и кроме ее и мамы нет у него родных. Почему он никогда не интересовался ее жизнью? Почему мама ничего не рассказывала о ней? Он присел на край кровати. Бабушка уснула. Вадим смотрел на ее натруженные руки, на спокойное в морщинках лицо. Он вспоминал, как она купала его маленького в корыте, а какие вкусные пироги она пекла, особенно с маком. У Вадима впервые за долгие годы проснулась жалость к этой слабой пожилой женщине. Он тихонько укрыл ее пледом и вышел, стараясь не разбудить, не потревожить ее чуткий сон. Бабушка выздоравливала медленно. Мама осталась дома ухаживать за ней. Вадим чувствовал свою мужскую ответственность в доме: мама часто советовалась с ним, он чинил, прибивал, ремонтировал, таскал с базара тяжелые сумки. Давно исчезли окрики и пренебрежительные замечания в его адрес. Забылись обиды детских лет. Но неуверенность в себе, замкнутость, неумение общаться, страх перед внешним миром, комплекс неполноценности прочно поселились в тайниках Вадькиной души.
Вадим сидел на дереве, спиливая старые засохшие ветки. С высоты ему хорошо была видна улица, крыша школы и нового супермаркета, построенного недавно. Из-за угла показалась машина. Когда она затормозила у дома с голубыми ставнями, у Вадьки замерло сердце. Он перестал пилить не сводя с нее глаз. Из машины выпорхнула стройная девчонка в джинсах и коротенькой кофточке с модной стрижкой. Вадька узнал Лику. Но, как она выросла, повзрослела, похорошела! Вадим спустился, умылся и критически осмотрел себя в зеркале. На него смотрел худощавый парень с глубоко посаженными карими глазами. Встрепанный чуб торчал во все стороны, оттопыренные уши и веснушки на носу дополняли портрет. Вадьке он не понравился, и он скорчил ему рожу.
«Наверное, Лика и смотреть на меня не захочет. Такая классная девчонка стала. Любой парень с ней пройтись бы захотел», – с грустью думал Вадим. Теперь главным его занятием было наблюдать за домом напротив. Он знал о Лике почти все: куда пошла, зачем, кто к ней приходил. Когда она с девчонками уходила вечером на дискотеку, он тайно страдал, представляя себе, как Лику приглашают танцевать. Сам пойти туда он не решался. Случай все же свел их. Лика догнала Вадима, когда он шел на базар за покупками.
– Привет, что-то тебя совсем не видно. Ты куда идешь? – тараторила она.
– Привет. На базар.
– А я к Светке в гости. Знаешь ее? Такая черненькая, длинная.
– Знаю. Она в параллельном классе учится.
– Идем. Нам по пути. Ты все так же рисуешь? А почему тебя на дискотеке не видно? Ты сегодня придешь? – как обычно засыпала вопросами Лика.
Через мгновение исчезла скованность и стеснение. Вадька болтал с ней как раньше. Она рассказывала о поездке на море, о волнах, которые поднимают на своем гребне, а затем коварно опускают вниз и накрывают тебя с головой. С Ликой было так интересно, свободно и хорошо.
– Ну, вот, я пришла. Светка здесь живет. Пока. Вечером на дискотеке увидимся, – и, тряхнув головой, она скрылась за калиткой. Весь вечер Вадька ломал голову, в чем пойти на дискотеку, перемерил все брюки и рубашки, долго укладывал мокрый чуб. То ему казалось, что брюки коротки, а рубашка придает торжественный вид, то тенниска выгорела, а кроссовки старые. Весь вечер он провел в сомнениях и муках, да так и не решился пойти. Лика сама забежала к ним на следующий день.
– Привет. Почему вчера не пришел? Музыка классная была.
– Да я проспал, – соврал Вадька.
– Покажи мне свои рисунки, – попросила Лика. – А черешня еще стоит?
– Стоит. Куда ей деться?
Они прошли в глубь сада, на их заветное место. Лика внимательно рассматривала рисунки. Вадька краем глаза наблюдал за ней. Его умиляли ее чуть вздернутый носик, пухлые губы, пульсирующая голубая жилка на шее. По краю выреза платья ползла божья коровка. Она на миг остановилась и поползла за вырез на груди, Вадька наклонился и сильно подул, сдувая ее с загорелой кожи. Лика резко повернула голову. В ее бездонных, как голубые озера, глазах Вадим увидел смятение, робость. Рот ее замер в полуоткрытой улыбке. Вадиму так хотелось поцеловать эти сочные пухлые губы. Он чувствовал будоражащий запах ее тела, видел, как в волнении вздымается девичья грудь. Он наклонился к ней, завороженный юным очарованием, но Лика в замешательстве отступила. Вадька подавил в себе желание и, покраснев, смутился. Возникла какая-то неловкость.
– Хорошие работы. Особенно эта. Напоминает золотую осень и дождь из листьев, Лика протянула ему рисунок.
– Ты верно уловила, – смущенно сказал Вадим.
– Можно я возьму его на память?
– Возьми все, – протянул ей папку Вадим.
– Как все? Тебе не жаль с ними расставаться?
– Нет. Бери. Это на память, – покраснел он до корней волос.
– Спасибо. Я буду их хранить, – тихо сказала она, бережно взяв папку.
В этот вечер Лика не пошла на дискотеку. Они с Вадимом направились вдоль улицы, а затем свернули к реке. Солнце село, квакали лягушки, и невыносимо кусали комары. Вадька веткой клена отгонял этих назойливых кровососов, оберегая девушку и не замечая их укусов. Небольшой ручей, впадающий в реку, преградил дорогу. Вадим подхватил Лику на руки и понес, шагая по воде. Запах ее волос пьянил, как хмельной напиток. Вадька нежно прижал к себе драгоценную ношу. Таким счастливым он никогда себя не ощущал.
– Отпусти, – тихо сказала Лика и уперлась ладошкой ему в грудь. Вадим послушно опустил ее на землю. Сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Они еще долго гуляли у реки, но больше Вадька не отважился взять Лику даже за руку.
– До завтра, – кивнула она и скрылась за калиткой.
Вадим не мог заснуть, чувства переполняли его. Он кинулся рисовать. Рисовал лазурное небо, с которого смотрели кроткие глаза Лики, а может ангела, спускающегося на землю. Рассвет застал его за работой. Бабушка заглянула в комнату.
– Ты что, не ложился еще? – удивилась она.
– Успею выспаться, бабуля, – весело крикнул Вадим.
Бабушка всплеснула руками: так ее он редко называл, и таким веселым она его не видела. На следующий день за Ликой приехал отец. Вадька выбежал на улицу со свертком в руке.
– Это для тебя, – сказал он и торопливо сунул Лике сверток.
– Что здесь?
– Мой последний рисунок.
– Прощай, – протянула ладошку Лика.
– Ты еще приедешь?
– Наверное, – пожала она плечами и села в машину.
– Я буду ждать, – несмело сказал Вадим вслед уносящейся машине. Услышала ли его Лика...
Год тянулся невероятно долго. Это был последний год учебы в школе. Вадим заканчивал 9-й класс. Он еще не придумал, что будет делать потом. Учиться дальше? Но для этого надо ехать в город, который представлялся ему огромным молохом, пожирающим людей. Да и куда идти учиться? В аттестате одни тройки. В этот год Вадьке отметили день рождения. Правда, кроме одноклассника Витьки, и гостей-то не было. Но был праздничный стол, торт со свечами и даже шампанское. А главное, Вадьке подарили шикарный DVD стального цвета, компактный и очень красивый. Постарались мама с бабушкой. Вадька обнял и поцеловал их обеих. У бабушки скатилась слеза по морщинистой щеке.
– Вот ты и вырос, стал совсем взрослый, – обняла его бабушка.
Жаль, что не было Лики…
Появилась она неожиданно... Мирную тишину улицы взорвал треск мотоцикла. Вадька выглянул в окно. Черный блестящий новенький «Скутер» остановился у дома напротив. За рулем сидел крепкий плечистый парень в кожаной короткой куртке. Его пассажирка в джинсах и красной ветровке легко спрыгнула и сняла шлем. По плечам рассыпались светлые волосы. Это была Лика! Парень завел мотоцикл во двор, и они скрылись за калиткой. Вадьку терзали сомнения: «Кто этот парень? Неужели Лика встречается с ним? А, как же он, Вадька?» Для него мир стал черным и мрачным. Он видел, как Лика с мотоциклистом, обнявшись, шли по улице. Как тень следовал за ними на дискотеку, в сквер, на речку. Они тихо шли по той тропинке, где когда-то шел с Ликой Вадька. Из-за кустов можжевельника он видел, как они целовались, слышал смех Лики. Видел, как она заглядывала ему в лицо! Сердце его разрывалось, ревность причиняла нестерпимую боль. Казалось, огонь сжигает изнутри. Вадим злился и ненавидел соперника, готов был избить его, отомстить за нанесенную рану, заставить отступиться от Лики. Почему не Вадька на его месте, почему не ему она дарит свою улыбку и любовь? Он должен с ней поговорить! Но и на это не хватало решимости. Да и зачем лишние разговоры. И так все понятно. Вадим страдал от неразделенной любви. Жизнь потеряла для него всякий смысл.
Он лежал на траве в саду и смотрел в небо.
«Вот так бы уйти навсегда, подняться в небо и раствориться, избавиться от этой изнуряющей боли, проблем. Зачем человек живет? Зачем и для чего жить ему, Вадьке? Ему не нужна такая жизнь». Он представил родных, рыдающих над его могилой. Стало как-то не по себе... Его раздумья прервал оклик бабушки:
– Вадим! К тебе пришли!
– Кто бы это мог быть? – в недоумении тихо проговорил он, поднимаясь с травы.
У крыльца стояли Лика и мотоциклист. Вадьку обдало кипятком.
– Вадик, привет. А мы к тебе. Знакомься.
– Сергей, – подал руку мотоциклист. Вадька ответил на рукопожатие. Соперником оказался добродушный, открытый парень с веселыми серыми глазами. Через несколько минут общения у Вадьки и следа не осталось от прежних злобных намерений.
– Вот, смотри, что я тебе принесла, – протянула Лика какую-то газету. – Здесь о тебе написано. О твоих рисунках.
Вадька оторопело развернул газету. Со второй страницы на него смотрели нарисованные им глаза Лики. Рядом с фотографией размещалась большая статья «Скрытые таланты». Вадька жадно впился глазами в строчки. Буквы не слушались, прыгали. Затем Вадим успокоился, взял себя в руки, и смысл прочитанного стал доходить до его сознания. В статье автор описывал его рисунки, называл его «самородком», «талантом».
– Откуда это? Как они узнали? – изумился он.
– У папы друг художник. Случайно твои рисунки у нас увидел. Забрал на выставку и вот… – Лика кивнула на газету.
– Тебе учиться дальше надо, – серьезно сказал Сергей.
– Да, да. Тебе в город, в студию ехать нужно, – подтвердила Лика.
Эта новость ошеломила Вадьку, как ураган. Он не спал всю ночь. Сомнения и страх, неуверенность и боязнь неизвестности боролись с желанием учиться.
«Я думал о смерти сегодня. Мне незачем было жить. А теперь я знаю, что у каждого человека есть свой смысл жизни. Надо только его найти, распознать. Мы не зря приходим на эту землю. Я нашел свою цель, и я пойду к ней, даже если будет невыносимо тяжело. Я должен стать сильным! Я поеду учиться!» – решил для себя Вадим.
Электричка тронулась с места, лязгнув колесами. На перроне остались мама и бабушка. Остался маленький городишко со знакомыми улочками, речкой, домом с зелеными шторами. Остались воспоминания, позади осталось детство. Вадим одним резким движением сдернул те шторы, которые закрывали неведомый ему огромный мир. Он смело шагнул в него с ясной целью достичь своей мечты, покорить свою вершину, а иначе, зачем жить на этой грешной земле.

«Звезда Востока», № 1, 2015

Вера Вавилова

Родилась на Урале в 1952 г., окончила Куйбышевский медицинский институт. С 1974 г. живет в Ташкенте. В 1988 г. окончила биологический факультет ТГПУ им. Низами. Поэт, прозаик, публицист.

• Назад
• Вперёд