Уйгун (1905-1990)

Уйгун (1905-1990)

ОТЧИЗНА

Весь жар моей любви — с тобой, мой вешний сад, моя Отчизна!
Тобой я жив, твоей судьбою, тобой богат, моя Отчизна.

Тебе я преданность сыновью несу и с верой, и с любовью,
Твоих побед великой новью дышать я рад, моя Отчизна!

Ты — мать мне, ты меня взрастила, ты — светоч мой, мое светило,—
Тебе и честь моя и сила принадлежат, моя Отчизна.

Мне все твое: родник с водою, земля и камни — дорогое,
Тебе я все во мне живое отдам стократ, моя Отчизна!

Мне без тебя весь мир — темница, и солнце без тебя затмится,
Моя звезда, моя денница, твой образ свят, моя Отчизна!

Все светлое с тобою слито, моя душа тебе открыта,
Я—щит твой, я—твоя защита, я—твой солдат, моя Отчизна!

Уйгун — что соловей из сада, ему хвалить тебя —отрада,
Любовь к тебе — ему награда, мой вешний сад, моя Отчизна!

* * *

В час затишья, в окопном сне
Брежу дальнею Ферганой.
Лишь забудусь я — снится мне,
Будто рядом ты, тут со мной.

Но и в яви, в глухом снегу
За врагом слежу — ты со мной,
И заряд мой на смерть врагу
В черный ствол вложу — ты со мной.

Я в разведку — и ты со мной
Еле слышной тропой идешь.
Ты сама зовешь меня в бой,
И со мною ты в бой идешь.

Что ведет тебя, что зовет
В ощетиненный мой окоп?
Что ведет тебя в жар и в лед
В грохот битвы, в безмолвье троп?

Это — жизни и смысл и суть,
Смерть презревший призыв: «Живи!»-
Все живое ведущий в путь
Негасимый огонь любви.

* * *

Я за Родину в бой прошусь,
Жизнь и честь я ей отдаю.
Может враг убить меня, — пусть,
Не попрать ему честь мою.

Враг не сможет меня сломать,
Он меня не собьет с пути.
Всей любовью, Отчизна-мать,
Я прошу тебя: в бой пусти!

Если ж я твой победный путь
До конца не пройду с тобой,
Вспомни, Родина, не забудь:
С твоим именем шел я в бой!

* * *

Не лги, дорогая, — о, как ты прекрасна!
Меня, отвергая, не мучь ежечасно.

Ты ладна, пригожа, красою богата,
Богатство свое же ты губишь напрасно!

Как я, будь влюбленной, не будь бессердечной,
Я, мукой спаленный, люблю тебя страстно.

Будь смелой в порывах, меня не чуждайся, —
Чуждайся красивых, будь к ним безучастна!

Со мной ты сурова, не держишь обета,
А лживое слово бесчестьем опасно!

А сам хоть немного тебя обману я —
Суди меня строго, карай меня властно!

До смерти, навечно Уйгун тебе верен, —
Не будь бессердечна, терзая всечасно.


ВЕСЕННИЙ ВЕЧЕР

Я юнцом, а ты девчонкой
В вешний вечер здесь сидели,
О любви нам пели звонко
Соловьев лихие трели.

У ручьев кустилась смело
Юная листва сквозная,
И в сердца стремглав летела
Песнь любви, преград не зная,

Прядей кос твоих порывом
Ветерок касался вешний,
Лунный свет в вине игривом
Тайною манил нездешней.

Пьян от счастья, хмель шипучий
Я не тронул,— что мне в хмеле:
На меня с улыбкой жгучей
Очи милые глядели!..

Был я юн — почти мальчонка,
Ты — едва лишь расцветала.
Как сердца стучали звонко,
Как нам лет-то было мало!..

Стали мощны здесь стволами
Все деревья — в два обхвата,
Здесь не те цветы, что с нами
Были в юности когда-то.

Я уж тронут сединою,
И морщины — не моложе,
Годы вскачь бегут за мною,
Но взгляни: ведь сердце — то же!

Сердце полно той любовью,
Той же песней, тем волненьем,
К той поре любовь сыновью
Я вверяю вдохновеньям...

И хоть ты теперь далече
Со своей судьбой иною,
Как тогда, при давней встрече,
Ты всегда вдвоем-со мною!

Все — со мной, с моей мечтою —
Те улыбки, юность, ласки,
И с твоею красотою —
Песня соловьиной сказки...

И пока со мной то диво,
Значит — старость не настала:
Я в саду любви счастливо
Поживу еще немало.


ЭТО - СЧАСТЬЕ МОЕ

Не пугай, что покинешь меня, —
Утешенье меня не покинет:
Ты уйдешь, а пыланье огня
В верпом сердце вовек не остынет.

Все напрасны старанья твои:
Разве можно отнять в одночасье
Неизбывное чувство любви,
Переплавленной в вечное счастье?


О ЛЮБВИ
(и в шутку и всерьез)

Стих о любви прочел я раз,
И вдруг неюная особа
Обидой вспенилась тотчас,
К гостям взывая твердолобо:

«Извольте! Пожилой поэт
Томится, страстью пламенея!
Ужели для почтенных лет
Сюжетов нет уже скромнее?

Другое бы в года свой
Ему писать», — она сказала.
Так выходило: о любви
Петь только юным и пристало!

Да что же гнев-то столь суров,
И скорый суд самоуверен?
В каком законе для стихов
Предел по возрасту отмерен?

Волшебной силой манит в сеть
Любовь и пожилых и юных:
Чем старше ты, тем звонче петь
Ей на твоих сердечных струнах.

Любовь не смотрит на года,
А любишь преданно и строго -
Тебе в цветник любви всегда
Открыта верная дорога.

Когда вы в плен любви сдались, —
Нет, не по возрасту и летам
Душа любого рвется ввысь,
А сердце рдеет самоцветом.

И пусть та женщина поймет, —
Готов поклясться верным словом:
В любви любому свой черед
Поддаться колдовским оковам.

Не согласится — не гневи,
Разубеди другим ответом:
«Всё, что писал я о любви,
Меня и сделало поэтом!

Тот не поэт, кто соловьем
Не пел любовь, ее тревоги:
Где счастье выше мы найдем,
К садам любви забыв дороги?

Я пел, в мой стих совет вложив
Для тех, кто возрастом моложе.
Вам похвалить бы мой порыв,
А вы — меня бранить! За что же?

Я девушкам перевожу,
Что в душах юношей таится,
А девушкам в стихах скажу,
Как юношам в любви открыться.

Взгляну на юную красу —
То — смотрит юноша смущенный,
Слова любви произнесу —
То — голос юности влюбленной.

И песнь любви во мне жива,
Подвластна правде, не обману:
Пока во мне поют слова,
Любовь я славить не устану!

И что бы ни сказали впредь,
В садах любви мне песнь желанна
Пока я жив, я буду петь,
Служа влюбленным неустанно!»

Перевод с узбекского Сергея Иванова

* * *

Повязан узкою тропой
мой сад вихрастый.
Земля, покрытая травой,
живи и здравствуй!

Какую силу в мир внесла,
заполонила!..
В любви не тратится весна
наполовину.

Покуда ширится, растет —
легко ль, помалу —
она не хочет знать пустот,
купюр, провалов.

Прости — законы так просты
в труде и страсти!..
Любовь, весна, расти, расти —
и здравствуй!


ЗАКАТ

Висит рожок луны над полосой заката,
ладонь полей черна,
и капелька звезды
вот-вот набухнет там, над лезвием воды,
над черной глиной крыш,
холодной и покатой.
Покуда , ты не спишь,
пока ты здесь,
пока ты
в себе соединил и ближние кусты,
и дальних гор гряду — неброской красоты
убор торжественный и гордо-небогатый,—
и этот мглистый свет, и пряный запах мяты —
блаженнее всего, что в жизни ведал ты! —
иска еще ты здесь,
впивай, лови, смотри! —
и бойся упустить, бессонных слов ходатай,
последние лучи на пастбище зари,
недолгий этот луг,
что лег
под серп рогатый...


* * *

Снова осень ложится на желтые долы,
остывают пылинки в луче.
Ощущение чьей-то руки нетяжелой
на душе у меня, на плече.
Улетают листвы однокрылые птицы,
свет неярок, и день невелик.
Торопиться пора — и нельзя торопиться:
чей-то голос внутри не велит.
Все, что пишешь, пиши как последнюю строчку:
время есть пли пет впереди —
эго ложь, что выплачивать можно в рассрочку
за любовь
и за пламя в груди.


НАР

Полсуток пурга пировала,
и ветер подталкивал шаг.
В кишлак
во главе каравана
вошел, как корабль, вожак.
Качались тяжелые вьюки
под небом без добрых светил.
Вот так он, сквозь бури и вьюги,
не раз
караваны водил.
И то, что скитальцу дается, —
с ним все повторялось стократ:
миражи,
отрады колодца,
и ругань,
и крохи наград.
Под вой отдаленный шагали —
и часто он,
став на привал,
в коварные морды шакальи
с упрямым презреньем плевал.
Полегче — не значит получше.
Пусть ветер барханы катил —
шагал он,
и в жести колючек
всю прелесть травы находил...
А челядь разъезжая знала
и всех подбодряла:
«Не трусь!
Коль дело доходит до нара —
лежать не останется груз!».
Смотрел я на мощные стати,
бойницы прищуренных глаз,
на всю эту силу, что, кстати,
и нас
выручала не раз,
и думал про тропы и трупы,
про ветхость расставленных вех:
воистину страдный и трудный
он прожил под вьюками век!
Не прочность одних сухожилий —
он чувствовал, долгом гоним,
что здесь на него возложили —
весомо
не весом одним.
Что может быть ветра дороже,
с которым тебе по пути,
что может быть лучше дороги,
оставшейся там,
позади?
Он жил, не мечтой себя теша,
не кучей попон дорогих,
а только сознаньем надежды,
которой
дарил он других!..
...Как маски в пылу карнавала,
лоскутья пурги мельтешат,
и вновь
во главе каравана
в дорогу выходит вожак...


ЯБЛОНЯ

Вот яблоня на маленьком дворе
стоит, застыв,
в ажурной белой ткани -
и оттого дороже мне вдвойне,
что взращена
вот этими руками.

Я помню день, когда ее сажал —
как ликовал во мне и веселился
тот бог весны,
что с облаков сошел
и в плоть мою
невидимо вселился!..

Она стоит, как вызов небесам,
и счастлив я,
едва ее завижу,
как будто бы теперь уже и сам
от этой хрупкой юности завишу.

О, с нами странно шутит бытие,
лишь одному себя вверяя часто...
Что яблонька?
А ведь не будь ее,
как был бы пуст
мой маленький участок!

Свой саженец однажды посади,
свой малый сад
не мерь шагами праздно —
и что бы ни осталось позади,
а жизнь уже,
ты прожил не напрасно!

И сад земли нам воздает вдвойне,
и мир богаче
от заботы нашей,
а всех-то дел:
на маленьком дворе
мы посадили деревце однажды...


* * *

Поэзия — долг, а не должность.
Воистину ей не к лицу
услужливых слов суматошность,
меняющих смысл на лету.

Поэзия — свет, а не светскость:
лихое искусство не раз
умело подчеркивать вескость
давно заготовленных фраз.

Поэзия — слово, не слава,
не горстка, что ветер намел,
с собою не знающих сладу,
блистающих с елки имен.

Обруган, захвален, нечитан —
дорога поэта узка.
Поэзия — страсть, а не чьи-то
твердящие это уста…


КОСТЕР

Когда разжечь задумаешь костер,
то — обжигаясь иль от дыма плача —
размысли все же, в чем твоя задача:
согреть людей
и кинуть свет в простор.
Пускай немало дров ты наломал —
твой костерок сперва мигает сиро,
дымят дрова...
Должно быть, слишком сыры,
да и огонь для них пока что мал.
Хрустели вроде сучья под ногой,
а тут —
шипят и точат слезы злобно!..
И - как некстати сказанное слово —
чадит неразгоревшийся огонь...
Что ж,
над страницей голову склоня,
костра полезно вспоминать уроки,
чтобы твои не оказались строки
кошмарным чудом:
дымом без огня.


ДЫМ

Пряным дымом пахнет тишина.
То ли это утро,
то ли это
молодость во цвете ожила,
запахом пронизывая лето?
Бабочки прозрачные сквозят,
а за их парением изящным
где-то снова давний жгут кизяк,
жизнь пронзая
запахом кизячным.
Как знакомо!
Что-то зацепить,
что-то зачерпнуть воспоминаньем
и опять
порвавшуюся нить
мы в ушко игольное протянем.
Я замру, дыханье затая,
трезвости назойливой переча:
где-то там —
неужто это я
сам себе опять пду навстречу?
Неужели вновь мы возвратим
ощущенье силы и свободы
Или только молодости дым
до меня доходит
через годы?..
дым
Доплетает солнечный паук
кружево, сияющее гордо,
а под крышей горлинки поют,
содой прополаскивая горло.


УЧИТЬСЯ У МОЛНИИ

Памяти Фурката

В тех беспросветных потемках немых,
где не возник и намек на светила,
вспыхнула молния только на миг,
но за мгновение все осветила.

Сделалось ясно, где ров, а где дом,
стало понятно, где пустошь, где поле.
Сад показался на миг — и потом
вовсе исчезнуть не мог уже боле.

Вместе с дорогой, петлявшей у скал,
в сердце впечаталась карта округи.
То, что впустую на ощупь искал, —
словно само тебе бросилось в руки!

Бросилось в руки — и кинулось прочь...
Но, под пятой темнотищи проклятой,
сколько ни длилась потом еще ночь —
больше такой не была непроглядной.

Все, что на миг отразилось в глазах,—
не умолкало уже безответно.
Этот мгновенного спета зигзаг
нам и позволил дожить до рассвета.

Господи боже!
Твержу я строке:
не увлекайся красивостью пышной.
Будь не чалящей свечою в руке,
а беспощадно высокою вспышкой.

Быть не дано тебе солнцем самим,
но не смиряй этой ярости чистой.
Все осветить, хоть и сгинуть за миг
будем у молнии гордой учиться.


* * *

Проходится ветер по кронам,
макушки пробором деля.
Земля под зеленым покровом —
единственный рай бытия.

Ковер без прорех и расселин,
одежда, проросшая в плоть.
Единственный грех — эту зелень
рубить, и полоть, и бороть.

Зеленое стадо аллеи
застынет гуськом на лугу —
как в скачке волшебной олени,
застигнутые на бегу.

О дичь, неспособная к бегу!
В страшнейшей из наших охот
мы всё торжествуем победу
и всё продолжаем поход...


* * *

Сухое дерево в саду
предсказывает нам беду,
Над расцветающим кустом,
на празднике листвы и хвои
чернь сучьев голых —
как симптом
подкравшейся незримо хвори.
За низкой изгородью,
за лозы решеткою усатой
она бросается в глаза
разоблаченною засадой.
Сухое дерево в саду
предсказывает нам беду...
Оно над зеленью стоит
без листьев, ветра, без движенья,
как позаброшенный старик —
печальный идол небреженья.
И ни о чем не просит нас,
и сожаления не будит,
по словно молвит:
«Будет час и вас
вниманье позабудет...»
Сухое дерево в саду
предсказывает нам беду!


* * *

А было дано нам так мало...
Забавно и вспомнить теперь.
Недаром и жизнь даровала
умение ждать и терпеть.

Была не щедра на посулы
та жизнь с коммунальной межой,
на фоне суровой посуды
или меблировки смешной.

Но музыки той изобилье
не в нас ли бурлило самих,
пока патефон заводили,
как выдохшийся грузовик?

Никто не подсчитывал граммы,
за руль драгоценный спеша.
Пластинка сама не играла,
сама прогрессивка не шла.

И тлела вражда родовая
в тылу коммунальных квартир,
но времени передовая
врывалась в багеты картин.

II было дано нам так много!
И память напомнит не зря,
как круто ложилась дорога,
как яро вставала заря.

Шагали вперед без заслона,
не думали: вдруг да беда?..
И вера была безусловна,
упряма надежда была.

О лето в садах и осадах
несчетных свершений и слов!
О бурная юность двадцатых,
о зрелость тридцатых годов!

Спасибо за славные стройки,
за взлет па любом рубеже,
за дружбу, за нежность за строки,
которые живы в душе…


ГЛАЗ

Старый сад затаился в глуши,
цепенел безучастно и глухо,
и казалось: в саду ни души!..
Ни души, ни сознанья, ни слуха.

Но листвы встрепенулись пласты
попеченьями птички безвестной,
черный глаз поглядел из листвы —
точно ожил весь облик древесный!

Травы дрогнут, и листик слетит,
ощетинится клена вершина...
Отчего же лишь то, что глядит —
для живущих действительно живо?

Ни предвиденья и ни следа,
ни смятенья, ни горя, ни лада —
потому что природа слепа
без живого участья и взгляда.

Что там сзади и что впереди?
Только утром ты из дому выйдешь
оглянись и окрест погляди:
тан нечаянно много увидишь...


* * *

Тянет все чаще меня на простор
силою, мне самому неизвестной:
страшно и сладко,
просто и веско
с полем и небом вести разговор.
Гонит и гонит упрямо меня
ближе ь земле —    .
в камыши, зеленя,
словно в предчувствии
близкою дня,
словно в предвестии странной страницы,
где предстоит мне навеки сродниться
с этой землей
и джидой сребролицей,
и научиться вперед обходиться
там —
без тебя,
без любви,
без огня...


ЛИСТОПАД

Клаве

Любимая, мы уходим.
Кончается час охот.
Так ярок и неохотен
листвы золотой уход.

Ничем я не зала гаю
прорехи моих чинар.
Прощай, моя золотая!
Давно ли я начинал?..

Так странно сквозит на свете.
Так прячется даль в дыму
И листья — висели вместе,
а падают — по одному.

Прощай, моя дорогая.
Наш тополь застыл, поджар.
Безумствует, догорая,
листвы золотой пожар.

Так медленно на рассвете
по золоту я ступал.
Мы встретились на расцвете.
Прощаемся в листопад.

С собою не совладаю,
к листве твоей припаду...
Прости, моя золотая!
Пустеет у нас в саду...


* * *

Старый друг, ты вправду стар:
был ты крепче да и выше...
Я смотрю, каким ты стал —
и свое старенье вижу.

Жизнь тревожна и скора.
Память — времени порука.
Мы с тобой как в зеркала,
всматриваемся друг в друга.

Растянулось на года
все, что было между нами,
и событий нагота —
в пелене воспоминанья.

Неудачи не горьки,
а тогда судьбой казались
гонки наперегонки,
наша, ревность, наша зависть.

Нет обиды, нет вины:
все нам поровну досталось.
Живы — стало быть, равны.
Глупо жаловаться — старость.

Жить бы тихо — жизнь скора
все торопится старуха.
Вот и мы, как в зеркала,
всматриваемся друг в друга...


* * *

Поздней осени лист золоченый,
скромный гость прошлогодней страны,
за балконную дверь залученный,
дотянул ты до левой весны.

На просторной постели страницы
ты тихонько лежишь — и, странна,
то ли видится, то ли снится
зеленеющих веток страна.

Ты лежишь — и не то, чтобы злишься,
но понять не умеешь вполне,
что шумят эти новые листья
в той же самой садовой стране.

Ибо здесь, на страничной постели,
ты уверен, что как-то не так
в ваше время листы шелестели
и блестели дожди на кустах.

И о прошлом, сияющем лете,
о листве над безмолвной травой
ты толкуешь, последний свидетель...
Только, правда, уже не живой.


ПОЛДЕНЬ

Тополиную мачту тряхнет парусина листвы —
ну, куда мы плывем, ты скажи мне — куда и откуда?
Отодвинуть листы, и усталые руки сплести,
и от слов отдохнуть, и от дел, от шагов и от гуда.
По верхушкам, как мальчик, резвящийся ветер бежит.
Снеговая вершина калиткой простор замыкает.
Мир почти завершен — и, последнею строчкой прошит,
он возляжет у глаз и под сердцем моим замолкает
Золотая строфа!
пусть забудут меня иль корят —
лишь бы время текло,
паруса твои вечные полня.
Лишь бы плыл он и плыл,
этот непотопимый корабль,
что отчалил однажды
из белого-белого полдня.


* * *

Не толкайся: правда — не в локтях.
Дай сперва дозреть словесным перлам.
И пускай года себе летят —
поспешивший не бывает первым.
Но своей поры — не упусти:
дай и в дом и в сердце достучаться.
Опоздавший на таком пути
не вернет потерянного часа.


* * *

Как ответ неудачам и бедам,
ожиданиям встречи в аду —
облик девочки в платьице белом,
повстречавшейся нынче в саду.

Так открыт ее взор и наивен,
так он полн безымянной любви —
как подарок, что послан на имя
всей земли, насоленной людьми...


* * *

Так странен строй старинного стиха,
периоды весомы и не гладки.
И весь он здесь —
как древняя стена,
оставленная в толще новой кладки.
Порой запнется слух.
споткнется глаз,
невнятицей высокой остановлен.
Но не кори: не он ушел от нас —
мы от него
ушли за веком новым.
Так странен строй старинного стиха...
пожалуй, мастер намудрил в газели!
Но оглянись:
и мы не без греха
на неуемной нашей карусели!
И разве грех, что эта мощь странна,
когда так много
приняла на плечи?..
Зато стихи стоят, как острова,
в изменчивом потоке нашей речи.
Что странен строй вот этих старых строк,
что вязь мелка и выцвели чернила —
не укоряй!
Но поклонись в свой срок
всему, что эта странность сохранила.


* * *

Вновь подумать настала пора
о каком-то высоком итоге.
То ли старость стоит на пороге,
то ли зрелость пришла для пера.
Как работа, тревога стара...
Вам, читавшим заветные строки,
будьте строги, твержу, будьте строги!
Я для вас выходил в мастера.
Я за вас воевал у стола
и выслеживал чувства истоки,
чтобы строчку нацелить в итоге,
оперенную, точно стрела.
Я из пламени слово спасал,
что в неслыханной муке кричало.
Я словесные льдины кромсал,
чтобы путь прорубить до причала.
Так я тысячи раз воскресал,
каждый раз умирая сначала.
Мой не молния путь отмечала —
искры редкие из-под кресал!
Есть ли что своенравней строки?
То птенцом она в мыслях ютится,
мирно зерна клюющим
с руки — то за горные взмоет верхи
перепуганной дикою птицей.
То послушной водою струится
и поит нас щедрее реки,
то в бездонный овраг превратится,
всем надеждам твоим вопреки...
Разве нет, среди всей пестроты,
и пути и занятья
спокойней?
Где же цель этой вечной погони?
В чем же смысл этой вечной страды?
Как нас мучит высокая страсть
жить
у памяти вечной на сваях:
ни цветку не отцвесть
без названья,
ни звезде без него упасть...
Но не в том ведь задача пера,
чтобы мир до конца перечислить! —
или заново все перечистить,
что забвения пыль оплела...
Опускается ночи пола
на строенья,
и страны,
п души.
Но останется слово в грядущем,
что сказало
любая пора!
Пусть хоть раз,
как маяк,
мы мигнем
тем,
чьи в будущем светятся сроки...
Вам, читавшим заветные строки,
будьте строги, твержу, будьте строги!
Мерьте все это
завтрашним днем…


* * *

Земля отчизны — первая земля
в моей душе
и под моей стопою.
Ее утратить — потерять себя.
Земля моя,
я навсегда с тобою!
У истинной любви — ответ один.
Душа не терпит подданства двойного.
Что выбрал я, когда я в жизнь входил,
в конце годин
я выбираю снова.


* * *

Опять петухи начиняют
зарею рассветный пирог,
и улицы жить начинают
упрямым стремленьем вперед.
Все кажется снова по силам
надежде, развеявшей тень.
Ну, что же, о сердце, спасибо
за новый подаренный день.
Спасибо, что с полной сумою
шагала ты, память, за мной,
чтоб мог я остаться собою
на этой дороге земной.
Спасибо вам, зоркие очи,
за вечное бденье в пути,
за все, что в земле моей отчей
увидеть я смог и найти.
За жизнь вашу в вечной разлуке,
за труд кетменя и пера,
и вам, мои верные руки,
спасибо сказать мне пора.
Свое уловлявший из каждой
мелодии песни ничьей,
спасибо, мой слух безотказный,
за музыку дней и ночей.
Гляжу, различаю, сплавляю
события, страсти, дела —
и заново благословляю
ту жизнь, что была мне дана.
И стоя на строгом пороге
безвестной доселе поры,
я числю не горя уроки,
а долгой дороги дары…

Перевод с узбекского Александра Наумова

МОЕ НАСЛЕДИЕ

Приходит в жизни каждому конец,
Мы все в земле когда-нибудь да будем,
Настанет час - от вас и я уйду
И передам свое наследье людям.
Я жалким скрягой не был - не скопил
В ларцах и сундуках богатств несметных,
Ни разу на бездушную корысть
Не променял я чувств своих заветных.
Ни золота, зарытого в земле,
Ни круглой суммы в кассе не оставлю,
Хоть был я жизнью щедро награжден
И горячо ее за это славлю.
И все же я - богач, такой богач,
Что и банкир со мною не сравнится,
Но я свое богатство раздарю -
В живых сердцах пускай оно хранится.
Не ройтесь по ларцам и сундукам -
В мой стол рабочий загляните сразу:
Да, вот мое наследье - сотни строк,
Читайте вдумчиво за фразой фразу.
Вам оставляю все мои стихи -
Мечты и думы, радости и горе,
А сам уйду - в природе растворюсь,
Как исчезает капля в вечном море.


ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

Не смотри на седину моих волос,
А смелее загляни в мои глаза,—
Пламя юношеской радости увидишь,
Не туманит их печальная слеза.

Седина моя — лишь легкая зола,
А под нею угли жаркие горят,
Это пламя мы зовем любовью к жизни,
А любовь стареть не может, говорят.

Смех детей моих, радушие друзей,
Жизнь, цветущая вокруг, любимый труд
Вот источники, что мне даруют радость,
Отравить меня печалям не дают.

А проникли бы печали в грудь мою,
Сердце старое окуталось бы тьмой,
Пламя радости застлал бы тусклый пепел,
Оборвался бы навеки голос мой...

Март 1961


КИПАРИС

Красивый и свежий зимою и летом,
Он гордо стоит изваяньем живым.
Недаром старинным восточным поэтам
Хотелось любимую сравнивать с ним.

Не раз вместе с розой,
нарциссом, тюльпаном
Он звучный классический стих украшал.
«О ты, кипарису подобная станом!»—
Красавицу славя, поэт возглашал.

Волнует и ныне он сердце поэта,
Но чтобы с эпохою быть наравне,
Его бы сравнил я с зеленой ракетой,
Готовой вот-вот устремиться к Луне.

Ялта — Ташкент.
Ноябрь 1958 — январь 1960


* * *

Прости меня! К тебе я был несправедлив,
Сказав:
«Мою любовь ты ставишь под сомненье».
О нет! Душа твоя — большой реки разлив,
Великодушие — достойно поклоненья.
Ты — сдержанности перл.
Но нет, не скептик ты.
Ты, не как я, мудра и долготерпива.
Как пылкая любовь слепящей чистоты
И выдержка в тебе сливаются на диво!
Пускай твоя любовь облачена в броню,
Но в десять раз она любви моей сильнее,
И если с солнцем я твою любовь сравню,
Светильником моя горит в сравненье с нею.
В долине ярких чувств я — узенький ручей,
Ты — гордая река, спокойно катишь волны.
Ты в небесах любви —
свет солнечных лучей,
Я — отраженный свет в ночи луны неполной.
Ты — сдержанности перл, я восхищен тобой!
Ты — стойкости гора,                                  
пример мне и святыня.
...Я крыльями взмахнул,
лечу я, как на той,
Туда, к твоей любви сияющей вершине.

Июнь 1946


* * *

Ты — пленник роз!— мне говорят друзья.
Что ж, есть причина этому, не скрою.
Ты помнишь, розоликая моя —
Влюбленность в розы связана с тобою.
Когда-то ты прислала мне букет
Пахучих роз из собственного сада.
Я принял их, как нежный твой ответ
На предложенье— быть навеки рядом...
Я любовался ими без конца,—
Их аромат будил во мне волненье,—
Не отрывал от лепестков лица
И чувствовал... твое прикосновенье.
С тех пор, увидев розы, всякий раз
Я тот букет давнишний вспоминаю
И с цветоводов не спускаю глаз,
Они без слов моей мольбе внимают.
С тех пор, лишь попадаю я в цветник,
Вдруг чувствую: здесь воздух сердцу лаком,
Я розу приоткрытую привык
Считать любви неоспоримым знаком.
И часто я ловлю себя на том,
Что взор мой ищет розу постоянно,
Заговорю с друзьями за столом
И начинаю... с розы, как ни странно.

Ты — пленник роз! — зовут меня друзья.
Есть правда в этом прозвище, не скрою.
Возможно, что его достоин я...
Быть может, только я его и стою?...
Май 1946

ПЕСНЯ ЖИЗНИ

Жизнь люблю...
Неустанно люблю.
Всей душою приемлю ее.
Каждый миг всем дыханьем ловлю.
Я бессмертью учусь у нее.

Увлекая,
Маня, как весна,
Жизнь цветет и струится рекой.
Вот светильник Победы она
Зажигает волшебной рукой.
Я иду по весенней земле.
Как влюбленный, встречаю зарю.
Милый край улыбается мне,
Я спасибо ему говорю.

Пусть грозит и беснуется смерть.
В сердце места не будет тоске.
Я спешу.
Мне бы только успеть
Жизнь воспеть в полновесной строке.
И когда я закрою глаза,
Золотою листвой осенен,
Будут скорби звучать голоса:
— Это вечный природы закон...

Нет, не верьте, родные мои,
Никуда я от вас не уйду.
Строк моих не замолкнут ручьи,
Будут петь они
В вашем саду!

Отвергаю решительно смерть
И сейчас, и потом, вдалеке...
Я спешу.
Мне бы только успеть
Жизнь воспеть в сокровенной строке.
Я спешу.

Я хочу, чтобы жизнь
Наполняла отвагой сердца,
Чтоб, крутые беря рубежи,
Своего посылала гонца,
Поколенья пройдут чередой.—
И в каком-нибудь будущем дне,
За советом,
Как друг молодой,
Обратится потомок ко мне.

Жизнь люблю...
Неустанно люблю.
Всей душою приемлю ее.
Каждый миг всем дыханьем ловлю.
Я бессмертью учусь у нее.

Май 1945


УЗБЕКИСТАН

Страна прекрасная моя,
Где рдеет роза и тюльпан,
Тобой отрады бытия
И счастья дан мне талисман.
Твоею грудью вскормлен я,
Ты — мой шатер, мой отчий стан.
Пройди все страны и края —
Нет в целом мире лучше стран!
Но в миг любой я за тебя
Умру, родной Узбекистан!
Ты золотых долин страна,
Ты гор сияющий берилл.
Ты песен радости полна,
Меня напев твой покорил.
Да блещет, не омрачена
Зловещей тенью вражьих крыл,
Твоя бессмертная весна,
Чей цвет нам Ленин подарил,
Когда свободна и сильна
Ты гордый выпрямила стан.
Твои сады, холмы, поля,
Ручьев каскады — красота!
Нагорья, где бегут, пыля,
За стадом стадо,— красота!
Твой синий свод, твоя земля
И зорь наряды — красота!
И все в тебе, на что бы я
Не бросил взгляда,— красота!
Затмил бы легендарный рай
Мой лучезарный Гулистан!
Бесчисленно свое добро —
Добыча доблестной руки,
Шелк, золото и серебро,
Хлеб, хлопок, нефть и рудники.
Несущие твое тавро —
Как вихри, скакуны легки,
Твое оружие остро,
Щиты булатные крепки.
О ты, прославленный мой край,
Чье имя сладостно устам!
Как ты огромен, край родной!
Твой — Каспий, Балтика — твоя!
Перекликается с Невой,
Днепром и Доном Сырдарья.
За Харьковом, за огневой
Грозой — лежат твои края...
Гордись! С великою Москвой,
С Россией — ты одна семья!
Дай крылья пролететь по всем
Священным для меня местам.
Когда осатанелый враг
Ворвался в мирный наш предел,
Свой устилая каждый шаг
Руинами, горами тел,
Чтоб не домбра в твоих садах,
А цепь звенела, кнут свистел,—
Ты стал с мечом в стальных рядах,
Ты стать рабом не захотел.
Собачья смерть поганым псам!
Беда непрошенным гостям!
Так пусть летят во весь опор
На бой твои богатыри!
От черных орд — родной простор
Очисти, солнцем озари!

Рази — безжалостен и скор,
На вражьи слезы не смотри!
Внутри его змеиных нор
Топчи врага, во прах сотри!
Победоносною стопой
Пройди по вражеским костям!
...И он придет — конец войне,
Настанут отдых, счастье, мир,
Вернется на лихом коне
Домой твой первенец — батыр,
Что грезится тебе во сне,
Тот, без кого очаг твой сир...
Ты кликнешь клич по всей стране
И соберешь друзей на пир.
И в день победы в честь тебя
Мой лучший зазвучит дастан.

Февраль 1943


ВОСПОМИНАНИЕ

Хотя разошлись мы по дальным краям
И нас разлучила надолго война,
Но все наши мысли уносятся к вам,
Любовь наша с вами на все времена.
Когда по садам пробегут ветерки,
Когда раскрывает бутон лепестки,
И роза, блистая, цветет меж ветвей,
И, жизнь прославляя, пост соловей,
Когда наливаются соком плоды
И сумрак пронзается светом звезды,
И солнце улыбкой горит золотой,
И дети, смеясь, ему машут рукой,
И сазы звучат и певцов голоса,
И песни уходят легко в небеса,
Когда поднимает нас жизни волна,
Когда вспоминается наша страна,—
Тогда наша мысль устремляется к вам,
И наши слова посвящаются вам.
Вы так далеко, мы в разлуке сейчас,
Но скоро наступит день радостных встреч.
Вернетесь домой,— прошумят по стране
Победная песнь и счастливая речь.

Сентябрь 1942


ВЕСНА

Ты пришла — бессмертною надеждой,
Радуя, даря, даря, животворя,
Рея зорь стоцветною одеждой,
Радугой дождей своих горя.
У тебя опять обычай прежний,—
Будто бы играя, без труда,
К жизни будишь ты простор безбрежный,
Устали не зная никогда.
Ты дохнешь — и голые деревья
Вспыхнут цветом радостно кругом.
Ты пройдешь — и горные кочевья
Изумрудным заблестят ковром.
Чуть рассветом дали запылали,
Чуть сверкнул росой тюльпан полей,
Голос твой летит в степные дали,
Песнею будя к труду людей.
Девушку-колхозницу ты будишь,
Теплым ветром гладя по кудрям,
И весь день щедроты света будешь
Лить без счета долам и горам.
И в твоей улыбке весть благая,
Что обилен будет урожай,
Смейся, гостья сердца дорогая,
Смейся, радость жизни умножай.
В небеса ли синие, в глаза ли,
В ясные глаза ль твои гляжу...
Я свои заветные газели
В честь тебя, прекрасная, сложу.
Звоном соловьиного достана
Сад мой благодатно ороси,
В пиале багряного тюльпана
Счастия вино мне поднеси.
Ты идешь и на землю низводишь,
Как фиалки, синий небосклон.
Ты во всем на нашу жизнь походишь
И в тебя безумно я влюблен.
Ты во всем подобна жизни нашей,
Но отлична от тебя она,—
Ты лишь миг сияешь, солнца краше,
А она —бессмертная весна.

Март 1937

• Назад
• Вперёд