Рустам Мусурмон (1963)

Рустам Мусурмон (1963)

РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО

Моя зима уже не за горами.
Вдали осталась юная весна.
И на меня, печально догорая,
с ветвей родимых падает листва.

Мне чудится — ступаю не по листьям.
С того и слёз сдержать я не сумел,
что чувствую — ступаю я по лицам
тех, кто навек отцвёл и отшумел.

Что ж, листопад мой? Поздно или рано
я знаю — всех нас примут небеса.
Но как в глаза я братьям своим гляну?
Как сестрам своим гляну я в глаза?

* * *

Вчера поспешно улетело лето.
Грустна долина, как пустынный дом.
Дыхание зимы летит по свету,
все разметая на пути своём.

Ветра, листву осеннюю развеяв,
по голым склонам катят снежный ком.
Как будто чьи-то запертые двери
хозяин новый вышиб сапогом.

И тучи, как рубахи, отжимая,
он кроет мглою светлый мой простор.
И по утрам на небо речка сая
чуть поднимает замутненный взор.


МОЛИТВА

Любовь и Вечность в музыке мы слышим.
Мелодия, звучи, не умолкай.
О дай мне стать, молю тебя, Всевышний,
тем воздухом, которым дышит най.

С лучами солнца роза расцветает.
Всевышний, я молю среди весны —
биенью сердца дай звучанье тара,
душе дай дрожь натянутой струны.

Пускай во мне звон бубна не смолкает.
Мне не нужна другая благодать.
Не морем, не горой, не облаками тс
дай мне, Всевышний, музыкою стать.


БОЗБАРАК

Милая бумажная игрушка,
мой кораблик голубых высот,
бозбарак — волшебная вертушка —
мне — мальчишке — дарит свой полёт.

Мне с земли руками машут дети,
смотрят снизу, как в моих руках
бозбарак мой ловит встречный ветер
и, крутясь, гуляет в облаках.

Я лечу всё выше, выше, выше.
С неба, где просторней и вольней,
Вижу наши маленькие крыши
и квадраты маленьких полей.

Шар земной! Родной невечный берег,
он мечту мечтателю простит.
Тот, кто с детства в бозбарак не верит,
никогда на небо не взлетит.

Только детство песню свою спело,
Унесло счастливые года.
Над рекою жизни пролетело,
в облаках пропало навсегда.

Я люблю рассветных гор вершины
и тебя, закатная заря,
крылья стрекозы над камышинкой,
над арыком скрипы чигиря.

Но когда приходят неудачи
И когда на сердце всё не так,
Я тайком о бозбараке плачу.
Бозбарак мой... Где ты, бозбарак?


СТАРАЯ ПЕСНЯ

«Лето сражалось с зимой»
Махмуд Кашгарский

Зима бороться за себя устала.
Зима слабеет. В панике она.
Несёт цветы урючин ветер талый.
Всё предвещает: - Движется весна.

Зима с вершин в атаку шлёт лавины.
Она весне дает последний бой.
Но вновь на штурм идут цветы долины,
на бастион ледово-снеговой.

Поземками зализывая раны,
зима ещё не зрит исход войны.
Но кровью уже вспыхнули тюльпаны —
знамёна побеждающей весны.


ПУГАЛО

Прочь, стая! Прочь! Прочь, птицы! Хой гала-а-а!
Я черных ваших крыльев не приемлю.
Лозу, что виноградом зацвела,
не вы, не вы сажали в эту землю.
Прочь, клювы хищные! Прочь, крылья! Хой гала!

Держу я камень сердца, как в праще,
в груди своей меж рёбер деревянных.
В своем зелёном травяном плаще
я винограду сторож постоянный.
Не доводите вы меня до зла.
Прочь, воры! Прочь отсюда! Хой гала!

Пускай я только деревянный крест.
Но нить души концы креста связует.
И лишь затем, чтоб гнать вас с этих мест,
я осенён небесною лазурью.
Я здесь, чтоб для людей лоза жила.
Прочь, крылья черные! Прочь, птицы. Хой гала!

Пусть надо мной шалаш и глух, и слеп.
Но снизу сам его столбы держу я.
Меня в нём отнесут в могильный склеп,
но до зимы я честно отдежурю.
Пусть от меня развеется зола.
Весной другой здесь встанет. Хой гала!

Я в землю эту вкопан не для славы.
Я просто охраняю этот сад.
Я понимаю — виноград вам сладок.
Но ведь не ваш он — этот виноград.
Заботы ваши — не мои дела.
Трещи, моя трещётка ! Хой гала!

Мы — пугалы! Но мы не просто брёвна.
Зной лета не обуглит нам тела.
Сто фениксов из деревянных рёбер
взлетят к лозе, чтоб крикнуть: - Хой гала!
Но только стоит к ночи нам остыть,
Мы думаем: - А как же птицам быть?


ДОМ

Я, друг мой, глинобитная лачуга.
Когда-то, помню, я была крепка.
Но все ж хочу того иль не хочу я,
меня ломают годы и века.

Сквозь трещины жарою стены дышат.
А в декабри морозы все больней.
Как с головы, я снег сгребаю с крыши,
но седина с годами всё белей.

Когда дожди, тазы ты на пол ставишь.
Но до чего ж печален капель звук.
В нём сквозь обиду, горечь и усталость
мне слышится больного сердца стук.

Когда, взяв глину и саман в ладони,
поможешь ты и крыше, и стене,
лачуга старая, я стану молодою.
И снова маки зацветут на мне.

А если нет. И лень неодолима,
то значит близок мой последний миг.
Но где искать ты будешь дом родимый,
когда осыплюсь я у ног твоих?

Перевод с узбекского Александра Файнберга

• Назад
• Вперёд