Хафиз Хорезми (XIV-XV век)

Хафиз Хорезми (XIV-XV век)

ГАЗЕЛИ

Когда Творец предвечных сил творил черты вселенной,
Он на скрижали наносил твой лик, вовек нетленный,

И кто, кроме Него бы смог создать твой стан изящный,
Он очинил, как волосок, калям Свой вдохновенный.

А родинок твоих зерно создать на алом лике
Лишь амбре с мускусом дано на розе пышно-пенной.

И, чтобы каждый завиток твоих кудрей был виден,
Понадобился гребешок для их копны смятенной.

Твои медвяные уста томят все души жаждой, -
В них вся душа твоя влита, в них дар твой сокровенный.

От жажды высох мой язык - не в силах молвить слова, -
О, где твои уста - родник живой воды бесценной?

И не захочет взгляд ничей смотреть на винный кубок, -
Истомный взгляд твоих очей дарует хмель мгновенный.

О виночерпий, начинай свой пир под звуки песен, -
Да будут звонки чанг и най, а песнь - проникновенной!

Хафиз, и этот стих литой - во славу уст-рубинов, -
Течет, журча, живой водой твой стих неизреченный.


* * *

На небосводе красоты твой лик - как полная луна,
Там, где красой сияешь ты, краса Юсуфа не красна.

И если ветер донесет весть о свидании с тобой,
Влюбленный розою цветет - вся грудь его уязвлена.

И разве диво, что и мне красой ты озаряешь взор,
Ведь даже солнцу и луне тобою красота дана.

И муэдзин, и сам имам забудут кыблу и михраб:
Твоим бровям, твоим очам молитва их посвящена.

Где равный лику твоему найдется светоч на земле?
Ведь солнце посрамляет тьму всегда, в любые времена.

И в целом мире взор ничей перед тобой не устоит:
Подернут взор твоих очей завесою хмельного сна.

Твои багряные уста хмельною сладостью томят:
Пред ними меркнут от стыда и красный цвет, и хмель вина.

Твои уста меня казнят, и кровь моих рыданий пьют, -
Спрошу: "За что?" - и виноват: и за вопрос - на мне вина.

О, если бы Хафиз сумел спросить о тайне губ твоих, -
Всему обрел бы он предел, испив желанное до дна.


* * *

Взор тюрчанки озорной - бедствие из бед,
Схожей с нею ни одной в мире розы нет.

И напрасные мечты - гурий с ней равнять:
Столь изящной красоты не видел весь свет.

Если б ты своим челом солнце не зажгла,
Человек его теплом не был бы согрет.

Ты по прихоти своей мечешь кость в игре, -
Сделай так, чтобы людей не коснулся вред!

В чьей душе любовь жива, тот ханже не друг:
В мужественном сердце льва лисьих нет примет.

Вольный путь меня манит из неволи прочь,
Но в пути любви горит только дальний свет.

Ты любимою, Хафиз, назван был рабом, -
Значит, в роскошь шахских риз нынче ты одет.


* * *

Где ты - там солнце и луна, их свет с высот излишний,
А там, где бровь твоя видна, михраба свод - излишний.

Где завитки твоих волос и алый лик твой рдеет,
Не надо там ни трав, ни роз: все, что цветет, излишне.

А сладостным устам твоим дано пленять влюбленных:
И сахар уж не нужен им, шербет и мед - излишни.

На свитке - на лице моем потоки слез кровавых,
И краской выводить на нем узор-развод излишне.

Потоки слез текут на грудь и плещутся, как море,
А мне до времени тонуть в пучине вод излишне!

Что ж ты и взором не ведешь, мой друг, отнявши сердце, -
Тому, кто предан и пригож, вражда и гнет излишни.

Хафиз к порогу твоему пришел - к твоим собакам, -
При шейхе состоять ему, который лжет, излишне!


* * *

Мне руку дали - добрый знак любимою мне дан,
Как будто милостив и благ со мною стал султан.

И пролил я потоки слез, знак милости узрев, -
Как будто дождь над купой роз прошел среди полян.

Сколь благодатно для очей виденье красоты:
Мелькнул в саду души моей твой кипарисный стан.

В темнице был я тьмой объят, весь мир был мрачен мне,
Но тьма преобразилась в сад, что розами багрян.

И стало все вокруг светлей от лика твоего,
А я страдал во тьме кудрей, безумьем обуян!

Нет у меня иных даров, кроме моей души, -
Я жизнь отдать тебе готов, - душа горит от ран.

И, если на хорезмский лад Хафиз не сможет петь,
В его напеве прозвучат Хиджаз да Исфаган.


* * *

От уст любимой мне пришло спасенье -
Больному сердцу благо исцеленья.

Убог и одинок, весь изнемог я,
Но исцелил Лукман мои мученья.

Я, как Якуб, томился, ждал Юсуфа, -
И он ко мне явился, как виденье.

Несчастный, я страдал в кромешном мраке,
Но вот луна взошла над горней сенью.

Шипы печали сердце мне пронзили,
Но роза шлет от них мне избавленье.

На людях ты к соперникам сурова,
А тайно - у тебя они в почтенье!

Хафиз, теперь с тобою твой властитель, -
Надень скорее пояс услуженья!


* * *

О кравчий, красного вина - под цвет весны - налей, прошу,
И да звучит твоя струна, певец, - запой звучней, прошу.

От пут ума - на сердце мрак, мне место - в винном погребке, -
Мудрец, меня в притон гуляк сведи, - печаль развей, прошу.

Своею кровью я истечь сегодня жажду в доле мук,
И, если нет вина, - свой меч омой в крови моей, прошу.

Я был святошей, и никак нельзя мне было пить с тобой,
Теперь я просто весельчак - вина в фиал мне влей, прошу.

Вселенской чашею вина - и тою я не опьянюсь, -
Дай, чтоб напиться допьяна, вина мне похмельней, прошу.

Ущербный месяц светит мне, ущербна вся судьба моя, -
Под стать набравшей сил луне дай мне фиал полней, прошу.

И, если от своих щедрот Хафизу ты вина не дашь,
Дай ему зелья от невзгод - его ты пожалей, прошу.


* * *

Да будет мной испит вина любви глоток -
Меня он отрешит от всех земных тревог.

Святоша - злой старик захочет пить со мной -
Единой каплей вмиг его свалю я с ног.

Я вникну в суть речей главы хмельных утех, -
Для раковин-ушей как жемчуг - его слог.

Отравно-горек вкус мучений от разлук, -
О, если б сладких уст вкусит нектар я мог!

А ветер принесет мне о свиданье весть -
И в сердце пеной вод взбурлит морской поток.

С чела отняв покров, как солнце, ты сверкнешь -
Я локонами слов совью завесу строк.

Цветник желанных нег мечтам Хафиза люб,
И соловья навек умолкнуть он обрек.

* * *

Твой светлый лик - как солнечный восход:
Тебя узрев, светило прочь уйдет.

Ты на пылинку глянешь - в тот же миг
Ей - солнцем быть, сияющим с высот.

А поведешь ты речь - твои уста
Журчат, как родники живящих вод.

Рубины уст улыбкою блеснут -
И потеряет сладость даже мед.

Бутоном рдеет сердце, пощади -
Оно веселой розой расцветет.

А без тебя мне и цветущий сад -
Темнее, чем темницы мрачный свод.

В лучах сиянья твоего чела
В любой колючке роза проблеснет.

Ты глянешь, как влачится сей бедняк -
Ему и слава будет, и почет.

Хафиз хоть слово молвит без тебя -
Его тотчас раскаянье гнетет.


* * *

Похитившая сердце лань бежит, не слыша зова, -
Как ни молю я: "Перестань!", - умчаться вновь готова.

Душа, как птица, рвется прочь из тесной клетки плоти,
Она взлетает день и ночь над домом птицелова.

Да будет милостива власть властительного сердца,
Я рад перед тобою пасть, влачась во прахе снова.

Душа влюбленного чиста, чужда она мирскому:
Вороне сокол не чета - ведь он не ест гнилого.

И если стрелы ста невзгод любимая послала,
Все беды любящий снесет, как мука ни сурова.

Ты петь Хафиза попроси лишь на наречье тюрок -
Хафиз Ширазский на фарси пропел иное слово!


* * *

Когда в пиру ни одного бурлящего фиала нет,
Тогда и пиршество мертво - порядка в нем нимало нет.

Ты всех желаний существо в хмелящем кубке обретешь -
Иначе в жизни ничего, что жизнь бы украшало, нет.

Я обошел весь мир земной - сады, цветущие весной, -
Там роз, увы, прельщенных мной, чей лик расцвел бы ало, нет.

Поверь, мне не найти речей - свет лика, тьму кудрей воспеть, -
Таких лучей, таких ночей любовь еще не знала, нет!

Все дни в моих мечтах о ней барахтаюсь я в бездне бед:
У бед, как и у бега дней, ни края, ни начала нет.

Мечтаю я и день и ночь о счастье ее рдяных уст,
Мой дух из уст исходит прочь, а счастья даже мало нет.

От нечестивых глаз, Хафиз, ты милосердия не жди:
В них веры ты найти не тщись - ее там не бывало, нет!


* * *

Твои глаза и брови - знак щедрот предвечного пера:
Дивятся живописцы - как искусность их творца щедра!

Таящий серебро рудник всегда сокрыт среди камней,
А камень сердца - сердолик - в тебе, как в слитке серебра.

Мой стон бы сердце твое сжег, оставив в нем палящий след,
Когда бы камень жечь он мог, застывший, как гранит-гора.

Я от мучений и обид, увы, расстанусь с головой -
Как камень, в сердце боль лежит, и моя участь недобра.

Лью слезы на твоем пути, чтоб не в пыли тебе идти, -
Готов ресницами мести я пыль с утра и до утра.

Как вешний ливень, пролились потоки моих горьких слез -
Что ж, молодеет кипарис, когда под ним земля сыра!

Хафизу в его доле бед твой лик вовек не увидать:
Летучей мыши солнца свет увидеть не придет пора.


* * *

Живой родник - твои уста и слаще всех отрад,
Моим рыданьям не чета и Нил, и сам Евфрат.

О лукобровая, я грудь для стрел твоих открыл, -
И стрелы, не щадя ничуть, меня да поразят!

Ах, сокол сердца моего - в силке твоих кудрей,
И нет спасенья для него: он ими крепко сжат.

Медвяных уст твоих краса - как будто сам Иса:
Они свершают чудеса, едва заговорят.

Все сласти потеряли вкус и стали дешеветь:
Нектар твоих сладчайших уст - прекрасней всех услад.

И даже солнцу тяжело соперничать с тобой:
Твое зеркальное чело светлей его стократ.

И если для своих щедрот ты ищешь бедняка,
Вот он - Хафиз: бедняга ждет даяний и наград.


* * *

Меня покинул мой самшит, вознесшийся высоко,
На лик его я, позабыт, любуюсь издалека.

Мой стан обвили сетью пут волнящиеся кудри,
И, колдовски маня, гнетут меня два томных ока.

И, влюблено, в плену тенет, как птица, бьется сердце,
Мне, словно цепью шею жмет аркан кудрей жестоко.

И я безумен оттого, что ревность меня мучит,
Учить безумного уму - поверьте, нету прока.

А попугай души упрям: уста твои припомнит -
Охоты у него к сластям нет даже и намека.

А зерна родинок огнем ты жжешь - румянцем лика,
Чтоб уберечься колдовством от козней злого рока.

И, отрешен от всех людей, Хафиз, увы, безумен -
Он без собратьев и друзей томится одиноко.


* * *

Смятенный тьмой кудрей твоих, с безумием знаком я стал,
Молвой ославлен, плох и лих во мнении людском я стал.

Но, тайный смысл любви познав, стезею верности я шел:
Всю жизнь свою любви отдав, любовью сам иском я стал.

Со сворою твоих собак, отверженный, стал дружен я,
Меня презрели друг и враг - всем людям чужаком я стал.

Разлукой не сожжен дотла, я жизнь тебе отдать готов -
На пламень твоего чела стремиться мотыльком я стал.

Взгляни: судьба моя нища - безвестный, я прошел весь мир,
И, клад красы твоей ища, в пустынный дол влеком я стал.

Взгляни и милость мне яви: нырнув в пучину своих слез,
Жемчужиной в морях любви сверкать на дне морском я стал.

Ища от муки забытья, вдаль от любимой я бежал,
С Хафизом подружился я, и с ним страдать тайком я стал.


* * *

От твоих очей и бровей жжет мне душу огнем кручина -
Смущены красотой твоей живописцы Рума и Чина.

Где двоякое, где - одно, разобрать я, увы, не в силах, -
Быть красивой тебе дано: брови - две, я краса - едина!

Я ресницами пыль мету, орошая ее слезами,
Чтобы красы твоей чистоту не попрала во прах судьбина.

Воздавалась и мне хвала, а теперь я людьми ославлен:
Что таил я - всем предала моих слез горючих лавина.

Не найти у твоих дверей мне и камня - прилечь устало:
Там, где ты, любой из камней - краше жемчуга и рубина.

О святоша, ты чтишь мечеть, отвергая утехи хмеля, -
Погребок, где дано хмелеть, для тебя - навсегда чужбина.

И Хафизу не дорога вся тщета-суета мирская:
Он, гуляка-бедняк - слуга у великого властелина.


* * *

Весна, о кравчий, начинай свой пир, веселья час приблизь,
Настрой и чанг, и уд, и най, чтобы их звуки полились.

В стенанье сладостном своем любовь и страсть воспой в лугах
И с одержимым соловьем - своим собратом подружись.

Всех истинно влюбленных в сад зови на пиршество скорей,
Чтоб песни там - за ладом лад - одна вослед другой неслись.

И если в кущах красоты тебе откроет роза лик,
Пари в безумии мечты, как соловей, взлетая ввысь.

Закрытый некрасив бутон, как ты его не украшай,-
Расцветшей розой изумлен, стократ красе ее дивись!

Когда в саду твой взор узрит той чаровницы стройный стан,
Ты можешь позабыть самшит, без кипариса обойтись.

И если в цветнике любви ты, словно роза, расцветешь,
К себе Хафиза позови - ему, страдальцу, улыбнись.


* * *

Твой лик - как цвет опала, но мне грозит опала,
А ты, хотя и мало, меня жалеть бы стала!

Ты лучше, хоть обманом, заворожи мне сердце -
Смотри, под стать тюльпанам твой лик сияет ало.

Влюбленный был в дурмане, наверно, - не иначе,
Когда о твоем стане душа его мечтала.

К устам твоим манящим душа мечтой стремится
И родником живящим течет, стремясь удало.

Полдневное светило тебя узреть хотело,
Но на закат уплыло, едва лишь увидало.

Услышав, как прекрасно звучит мой стих по-тюркски,
Сказал Камаль бы, ясно, похвальных слов немало.

Хафиз, ты стих газели пролил водой живою,
Чтоб стих в ответ пропели, и в нем вода журчала.


* * *

В тот миг, когда ты пьешь вино на пиршестве с другим, увы,
Все мое сердце сожжено - печалью я томим, увы.

И чем больней и горячей пыланье мук в душе моей,
Тем горше слез моих ручей, больней очам моим, увы.

И диво: мукою такой, о ты, души моей покой,
Терзаешь душу день-деньской - тобою я гоним, увы.

Молю я ласк и доброты - не внемлешь любящему ты,
И все надежды отняты - ты мучишь гневом злым, увы.

Ни грех неведом, ни изъян тебе, тюрчанка дальних стран, -
Какой ты ни свершишь обман - он мною не судим, увы.

Придешь - не уходи хоть раз: ты - жизнь моя, а я угас,
Ведь жизнь уходит что ни час, - зачем же мы спешим, увы?

Хафиза мучишь ты огнем, и в сердце у него пролом:
Ты гневно рушишь ветхий дом, в гнев твой нерушим, увы.


* * *

Приподняв покров у лика, ты откроешь алый лик,
И влюбленный - вот улика! - хитрый взор увидит вмиг.

В Индустане лицам черным нет ни счета, ни числа,
У тебя ж нет счета зернам родинок - их счет велик.

Колдовскою пеленою кудри распустила ты -
Не во сне ли предо мною образ колдовской возник?

К меду - такова природа! - прилетают сонмы пчел,
Твои губы слаще меда - мед той сласти не достиг.

Верь же: кажутся мне вздором и самшит, и кипарис,
Если виден моим взорам стан твой дивный - чаровник.

Мои очи влагу пенят - жемчуг я тебе дарю:
Тот и жизнь свою не ценит, кто богатство чтить отвык.

Смолкнет ли Хафиз, робея, муку сердца утаив, -
Рассказал стихом тебе я жизнь мою - за мигом миг.


* * *

Какой красой смущен мой разум - земною или неземной?
Скажи, не тою ли, что разом сравнится с солнцем и луной?

Не той ли, что мой сон жестоко прервала силой колдовства,
Не тою ли, что краем ока так колдовски следит за мной?

Не тою ли неправоверной, что мою веру отняла,
Не тою ли, чей взор безверный смятенью моему - виной?

Не той ли, что в саду багряном с такою плавностью пройдет,
Какой не ведать и фазанам в лугах, искрящихся весной?

О перлах уст моей прекрасной ты у влюбленного спроси -
Лишь к тайнам жемчуга причастный, поверь, знаком с его ценой.

Сравнится ль кто-нибудь со мною, воспевшим сладость твоих уст, -
Мне жизнь дана их красотою, живящей душу и хмельной.

Никто в Хорезме не сравнится с Хафизом, спевшим тюркский стих,
Смог бы поэт другой явиться - и то сложил бы стих иной!


* * *

Властно мое сердце в плен завлек сердцевед всевластный - Ширази,
Душу лечит мне усладой строк, речью сладкогласной Ширази.

Много знает сладостей Восток, но они смущаются в стыде,
Ежели звучит сладчайший слог, радостный и страстный, Ширази.

Вянет в кущах роз любой цветок, от смущенья меркнет навсегда
В час, когда сверкает им в упрек розою прекрасной Ширази.

И не диво, если я в бреду день и ночь стенаю и грущу:
Я в твоем пылающем саду - соловей безгласный, Ширази.

Верен твоей солнечной красе, огненный я воссылаю стон -
В цветнике твоем стенают все от любви несчастной, Ширази.

На пути любви, не зная сна, я бессонно бодрствовать готов,
Если будет радость мне дана видеть взор твой ясный, Ширази.

У чертога, где ты вечно сущ, я томлюсь - под сенью его стен,
Этой сени к сени райских кущ быть навек причастной, Ширази.

О тебе я всей душой скорблю, тайну тайн в своей груди храня, -
"Можно ль моей тайне, - я молю, - бы тебе подвластной, Ширази?"

О Хафиз, ты - как Багдадский Вор, о любви поешь ты с давних пор,
Но тебя заворожил, хитер, чародей опасный - Ширази.


Кыта

Благого мудреца я ученик,
В науке слов он, как никто, велик

Оплошности искать в моих стихах?
Забудь об этом сразу - в тот же миг.

В моих писаньях нет негожих слов:
Как ни ищи - ты не найдешь улик.

Бывает, что калям допустит грех,
Но это лишь - на солнце жалкий блик.

Найдешь огрех - не льстись: и у луны
В урочный час, увы, ущербен лик.


* * *

Перед тюрками, Хафиз, во прахе ляг,
Чтобы твое всех покоряло слово.

Коней словес гони, ускорь их шаг,
Сил не жалей - да крепнет сила слова!

Пусть купит перлы твоих слов бедняк,
Чтоб и ему доступно было слово.

И если ты стихам желаешь благ,
Пусть каждый стих горит от силы слова.

Жаль, если тюркам Чина бы никак
Твое, увы, не доходило слово!


* * *

Сокровищница слов - ценнейший клад,
И, хоть в нем перлы редкие таятся,

Молчанье лучше всех речей стократ,
Сколь бы цветисто нам не изъясняться.

Пусть в твоем сердце - камень иль булат,
А вовремя смолчишь - они смягчатся.

А если слово молвишь невпопад,
Как бы тебе потом не огорчаться!

Те, что в речах хвастливостью грешат,
Потом, Хафиз, в безвестности влачатся.


* * *

Влюбленный! Гнет соперника суров,
Извечный спутник страсти - боль обид.

Искатель клада - как бы змеелов:
Всегда есть змеи там, где клад зарыт.

В садах печальны стоны соловьев:
Нет розы, что шипом не уязвит.


* * *

Не диво, что стремлюсь я в край родной:
Ведь родина, как жизнь, душе близка.

Прольют на море дождик проливной,
Из моря же взяв воду, облака.

Кто с перлами знаком и с их ценой,
Того влечет в глубины рудника.

Везир - на высшей службе должностной,
А все ж в семью его манит тоска.

И соколу милее дол степной,
А не почет и шахская рука!


* * *

Быть хочешь умным - прихоти забудь:
Все прихоти - ничтожная забава.

Уж если жить мечтой какой-нибудь,
Мечтай найти покой душевный, право!

У всех мирских забот - пустая суть:
Все в это мире суетно, лукаво.

Нам всем дано последним сном уснуть -
О, если б добрая нас ожидала слава!

* * *

В кромешной тьме твоих кудрей скрывается светило,
И мускус родинкой твоей навеки посрамило!

С тех пор, как завитки волос чело твое сокрыли,
И гиацинт, и кущи роз в тоске горят уныло.

Я до кудрей твоих рукой коснулся б непременно,
Когда бы мрак их колдовской ты гребнем не взвихрила.

Когда бы ты, как жизни бег, мгновенно не мелькнула.
Мне был бы благостен мой век — живящей жизни сила.

Расстался б я с душой моей, когда б ее взяла ты,—
Нужна ль душа мне, если с ней тебе дружить не мило?

Красавиц дивной красоты я повидал немало,
Но привередливых, как ты, мне зренье не явило.

Едва увижу я твой лик — и слезы иссякают:
Завеса звезд затмится вмиг, едва взойдет светило.

И, если я стенаю, слаб, в разлуке,— не стыдите:
Шипит, стеная, и кебаб от огненного пыла!

И ждет Хафиз с тобою встреч, рыдая безутешно, —
Не может быть, чтоб его речь людей не удивила!

* * *

С рабом своим верным ты стала другою,—
Зачем? Ты бывала, бывало, другою!

Два бедствия злых — твои очи и кудри:
Одно из них — кара, опала — другое.

Сравню ли уста твои с сахаром-медом?
Устам медоносным пристало другое!

Краса твоих глаз скрыта томным покровом,—
Краса их — одно, покрывало — другое.

Стезя тех, кто любит, — сродни ли базару?
Муж чести - одно, а меняла -другое!

И как же равнять бытие и погибель?
Одно дело — розы, их жала - другое!

Узнай же, Хафиз, где вражда и где дружба:
Подобья с одним избежало другое

* * *

Красуясь стройным станом, едва ты выйдешь в сад —
И смутой и дурманом тогда весь мир объят.

В кружение людское ты бросишь томный взор —
И всех лишит покоя твой искрометный взгляд.

Святоша своенравный! Я сердцем — не с тобой:
Ты — муж стези исправной, мой путь — стезя утрат.

Познает в рай дорогу лишь тот, кто, одержим,
К заветному порогу идти скитальцем рад.

Подвижник, не вкусивший заветного вина,—
Раб мук, его сгубивших, влюбленным не собрат.

Меня да не измучит властитель всех времен,
Не то его проучат страдания стократ.

Пусть на Хафиза глянет мучитель мой хоть раз,—
Всем сразу ясно станет: он добротой богат.


РУБАИ

Пока на свете быть устам медовым,
Не распростится мир со сладким словом.
Сад, оглашенный соловьиным зовом,
Для всех влюбленным будет вечно новым.

* * *

Само светило на твой лик летит, как мотылек,
Все ангелы в единый миг падут у твоих ног.
Я ж о рубинах уст осмелился спросить, -
Казни, владыка всех владык, меня за мой намек!

* * *

Чье сердце ноет, словно от ожега.
В душе его - и мука, и тревога.
Но вот что меня тешит хоть не много:
Что ни случится все во власти Бога.

* * *

Когда любовь мне сердце жжет всё боле,
В нем боль —одна, другой уж нету боли.
У этой боли вся душа в неволе,
И в той неволе — радость вольной доли.

перевод С. Иванова

• Назад
• Вперёд