Мунис (1778-1829)

Мунис Шермухаммад Хорезми (1778-1829)

ГАЗЕЛИ

* * *

Не ветром ли склонен тюльпан, промчавшимся стрелой?
Иль это фокусник-цыган играет пиалой?

То - гиацинтовых стеблей на розу пала тень
Иль на челе твоем - кудрей волнующийся слой?

Твой лик увидел ли я вдруг в сплошном кольце кудрей
Иль это блещет лунный круг, обвитый черной мглой?

О лике я грущу твоем, но роза - вся в шипах,
И стонет сердце соловьем о радости былой.

Как вешний сад, твой лик цветущ, а твой игривый взор
Мелькает среди вешних кущ газелью удалой.

О том, как ты весной цветешь, вовек мне не сказать,
Все лепестки заполнив сплошь стихами с похвалой.

Мунис с тобой быть рядом рад, но льет он реки слез -
Как будто бьющий розы град летит из тучи злой.

* * *

Был несравненный Низами жрецом пути святого мне,
Муж, равный Хызру, сам Джами - заветных дум основа мне.

Восторгом чародей Хосров прожег мне душу до основ,
И сладостнее вечных слов - его звучало слово мне.

И Ансари сладчайший слог меня к усладной речи влек:
Речь его, как медвяный сок, в уста текла медово мне.

Хафиз - ширазский соловей помог мне мудростью своей,
И были высших тайн мудрей заветы мудрослова мне.

Мне каждый миг дарил Аттар дыханье благовонных чар,
И был тот благовонный дар хмельней вина хмельного мне.

Был дух Фирдоуси со мной, и расцветал я, как весной,
Стих Хакани из неземной страны был вестью зова мне.

И, светом Анвари согрет, впитал душой я его свет,
И Саади был много лет возвестником благого мне.

Мне преподавшим страсти пыл сам Ираки смиренный был:
Дух, что мужей любви томил, стал внятен с полуслова мне.

И по Бедилю я постиг, как должен быть богат язык,
И мысль его я чтить привык: была в ней твердость крова мне.

Когда мне не давалась речь, я думал: "Мысли не перечь,
Дух Навои стремись привлечь!" - И помощь была снова мне.

Мунис, не диво, если ты стиху дал прелесть красоты:
Сокрыт ли, явен смысл мечты, дух Кирами - основа мне.

* * *

Как попугаю молвить слово перед моею сладкогласной:
Сравнится ль с той, чья речь медова, он - сладкоречный, но бесстрастный!

Кто осиян красой живою, тот мечен знаком поклоненья:
Склонились робко все главою пред нею - как тюльпан, прекрасной.

И солнечной красой своею она всех пери посрамила:
Им красоваться перед нею, увы, совсем небезопасно!

Не зря деревья все уныло стоят в воде, как бы в оковах:
Все кипарисы посрамила она своей осанкой властной.

Будь у моей крови багряной и сладкий вкус, а все без толку:
Что для красы ее медвяной страдалец, в немощи несчастный!

Моря и недра! Вам не нужно отныне перлов и рубинов:
Что пред красой ее жемчужной блестящий перл и камень красный!

Что ж ты, святоша, без причины стоишь коленопреклоненный?
Клонись в поклоне, как кувшины, пред тем, кто хмель дарует страстный.

Мунис, красива, но сурова твоя любимая - терпи же,
Не говори пред ней ни слова ты о судьбе своей злосчастной.

* * *

Едва лишь ты вымолвишь ладное слово -
В устах твоих сладко усладное слово.

Твой лик - лукобровый, ты - месяц мой новый,
Ты - солнце мое, ты - отрадное слово.

Не грех, если горе тебе я открою, -
Кому ж и сказать мне досадное слово!

Клевещут враги на меня исступленно -
Не слушай их: лживо злорадное слово.

О, будь осторожна и взвесь свои речи:
Больнее камней беспощадное слово.

Не следует явное смешивать с тайным:
Обманчиво смыслом нарядное слово.

Людское злословие ранит и студит -
Согрей, если сможешь, прохладное слово!

Мунис, перлы слов преврати в самоцветы -
Прекрасно, о боже, лишь складное слово.

* * *

То луноликая так мило в полночный мрак сиянье льет
Иль это всадником светило попрало горний небосвод?

И ей не царственный шатер ли дарует благостную сень?
Не благодать свою простер ли над нею Хумаюн с высот?

Как будто "нуны" ее брови, над ними черточки встают,
Едва лишь поглядит суровей и бровью в гневе поведет.

Как роза - ее лик пригожий, а стройный стан - как кипарис, -
Скажи, на кипарисе кто же узрел бы розу или плод?

Я, слабый, сирый, одинокий, влеком лавиной моих слез, -
Плыву в стремительном потоке - былинка среди бурных вод.

Себя и мукой страсти рушу, к отраве гибельной привык -
За этот опиум всю душу отдать приходит мне черед.

Своей одеждой златотканой, о муж богатый, не кичись,
Не презирай того, кто рваный, влачится на стезе невзгод.

Не льстись ни серебром, ни златом, ни кладами богатств, Мунис,
Каруна вместе с его кладом, увы, печальный жребий ждет.

* * *

Кто гнет твоих мучений снес, чужды и тишь и лад ему,
Из крови моих горьких слез кровавый сшит наряд ему.

Стезя разлуки тяжела, и сердцу не осилить зла,
Надежду ты б ему дала - дороже нет отрад ему.

От мук любви - во прах мне пасть, - увы, слаба терпенья власть,
Но день за днем и пыл и страсть даруют сил стократ ему.

В стране красивых ты - султан, а мое сердце - раб, не хан,
Когда приказ тобою дан, мой дух сердечно рад ему.

Весь беспредельный небосвод опутан злом твоих невзгод -
Куда ж вместишь ты новый гнет, не встретивши преград ему?

К весельчаку обращена, речь праведных святош смешна,
Когда отречься от вина они совет твердят ему.

На скачках жизни тот блажен, кто всем страстям готовит плен, -
Кто держит их в узде - взамен дается дар услад ему.

Зашел в мечеть да заодно у шейха взял Мунис рядно,
Через рядно цедить вино - люб лишь такой обряд ему!

* * *

Я много тайн души открыл перед любимою моею,
Да только мой напрасен пыл: я - жадный нищий перед нею.

Какой же милости мне ждать, когда соперники в почете?
Забыт я, сколько сил ни трать - на что надеться я смею?

Ей, грозноокой, нипочем страданья сломленного сердца -
Как жертва перед палачом, увы, покорен я злодею.

Ищу нежнейшие из слов и лепечу их боязливо,
Потом, из страха бестолков, я их и вспомнить-то робею.

Почетно мне стеречь твой путь, влачась к заветному порогу,
Унижен, не сравнюсь ничуть я и с собакою твоею.

Я в миг стократ терплю напасть ее погибельных мучений,
Но мертвым перед нею пасть ужель хоть раз я не сумею!

У почестей петля туга - о люди, не взыскуйте чести,
Мунису бедность дорога: все почести - ничто пред нею.

* * *

Она - свет солнца, косы тенью влекутся за спиной - вослед,
И мчусь я в вихревом круженье пылинкою шальной вослед.

Когда наездницей лихою она коня направит вскачь,
За нею всюду - люд толпою, как пыль, встает стеной вослед.

И любо ей, неправоверной, меня губить, но сердце - с ней,
Ложится в прах в тоске безмерной оно за ней одной вослед.

Я - пленник бед, гнетущих люто, за мной спешит сто тысяч мук,
И ни за кем такая смута не мчится, как за мной, вослед.

Ее кудрям привычно виться, волной спадая до земли,
И тенью пыль за ней клубится - кружится прах земной вослед.

Когда бегу я прочь смятенным, с каменьями толпа детей
Бежит за мною, посрамленным, гурьбою озорной вослед.

Влюблен, Мунис в пустыне горя пролил потоки горьких слез -
За ним повсюду плещет море бурлящею волной вослед.

* * *

Цветущей радостью весны прекрасна юная пора:
Ей для веселости даны вино и звонких струн игра.

Бессчетны беды старика, его судьба, увы, горька -
Блаженствуй, юноша, пока твоя судьба к тебе добра.

Вина, о кравчий, не жалей - как море, вспень его и лей,
Да светит пена веселей - зеркальным блеском серебра.

Налей пирующим вина, да будет и еда сытна,
Да будет всем она вкусна - сладка, обильна и остра.

Вино нам слаще всех услад, любой испить хмельного рад,
Сердца пирующих горят в веселье пылком до утра.

Испив вина, свободен я - я скинул узы бытия,
Что ни скажу я - речь моя вся блещет золотом, мудра.

Мунис, от лишней болтовни все сокровенное храни,
Плотней завесу затяни, поверь, лишь в этом смысл добра!

* * *

Красен сад лишь с тобою - ты, как роза, красива,
Соловей твой с мольбою песнь заводит тоскливо.

При взошедшем светиле спят летучие мыши -
Пери очи закрыли пред тобой - вот, мол, диво!

Словно ветер весенний, залети ненароком, -
От печали осенней розы вянут пугливо.

Взор твой - жизни залог мне: мой недуг исцелил он,
А ведь врач не помог мне, хоть лечил терпеливо!

Будь и небо подвластно твоему повеленью,
Не прельщайся напрасно: сущность чар его лжива.

Посмотри на светило: в нем и слабость и сила -
То заходит уныло, то встает горделиво.

Разве это похвально - ты с соперником вместе,
А Мунис твой печальный - мукам страсти пожива!

* * *

На небосводе красоты ты среди лун - само светило,
Их, как пылинки, там, где ты, в лучах сиянья завихрило.

Откроешь ты свой ясный лик - и солнце от стыда померкнет:
Ночною мглой закрывшись вмиг, оно во мрак уйдет уныло.

Горит душа, я весь сожжен, жар твоих уст едва лишь вспомню, -
Пылает огненный мой стон, исполнен молнийного пыла.

Во мне терпенья пелена от красоты твой сгорела,
Увы, завеса сожжена - ее твоим огнем спалило.

Тюльпанно-пламенным огнем пылают в моем сердце раны,
Лишь вспомню о челе твоем - лиха моих мучений сила.

Моя душа - уже у рта, она, как Хызр, томится жаждой.
О кравчий, если б мне уста живою влагой увлажнило!

Взгляни, сей злобный мир каков: своим кривым круговращеньем
Он холит и щадит врагов, друзей щадить ему не мило.

Твои уста обресть смогли дар возвращать дыханье мертвым -
Не потому ли, взяв с земли, Ису высь неба приютила?

Слагая стих, наполни речь, Мунис, огнем твоих страданий,
Чтобы могло влюбленных жечь твоих горючих мук горнило.

* * *

Устам твои, дивно румяным, родник благодатный - не ровня,
Тебе с твоим трепетным станом самшит самый статный - не ровня.

Хитайские лани известны своим благовонием пряным,
А все же твоей столь чудесной косе ароматной - не ровня.

Не диво, что в скорби великой заходит дневное светило, -
Твоей красоте луноликой его свет закатный - не ровня.

Хоть яблоко нежною кожей и прелестью свежей красиво,
Оно твоей милой, пригожей красе столь приятной - не ровня.

Прославились сладкою речью и горлицы, и попугаи,
А все ж твоему сладкоречью их лепет невнятный - не ровня.

И сад моей милой, прелестной, поверь мне, отшельник, прекрасен:
Ему даже дивно чудесный весь рай необъятный - не ровня.

Вовеки, Мунис, с твоей милой Лейли и Ширин не равняться,
И сказ о любви их унылой сей речи занятной - не ровня.

* * *

Приди, краса моя, луной предстань, чтобы светлее стало,
Рассей скорее мрак ночной, с чела откинув покрывало.

Да станет мне во тьме светло - твоих щедрот зажги светило,
Яви, как солнце, мне чело - былинок бытия зерцало.

Живительны уста твои, они - родник нетленной жизни,
Меня, как Хызра, напои усладой уст, горящих ало.

К порогу вечности готов я лечь - даруй мне это благо:
Хотя бы в свору твоих псов ты иногда меня пускала!

Одежды яркие надев, ты блещешь несравненным станом,
Ты даже среди райских дев красой бы славилась немало.

Молясь, михраб твоих бровей я чту, но это не зазорно:
О, сколько пленников скорбей к тебе с мольбою припадало!

Мне твоей милости даров, увы, не ждать в любви напрасной:
Меч твоей мести так суров - стократ язвяще его жало!

Приди же в хижину мою - о, сжалься, и тебе под ноги
Я слезы жемчугом пролью, - тебе богатой быть пристало.

Мунису посули успех и отличи среди влюбленных -
Всегда его любовь из всех тебя одну лишь отличала.

* * *

Когда кудрей своих волну, на лик спустив, ты разметала,
Вмиг мое сердце, как в плену, в тенетах их затрепетало.

Приход твой - радость, благодать для сломленного мукой сердца, -
О, не грозись уйти опять - мне тяжела твоя опала.

Злы луки выгнутых бровей, ресницы-стрелы в них трепещут,
О чаровница, пожалей - кого убить ты возжелала?

Я сердце бедное не спас: его язвят ресницы-стрелы,
Ты грозным взором своих глаз востришь алмазные их жала.

В пустыню бед ведет стезя безумное от муки сердце,
И, как ни тщись, узнать нельзя, в каких краях оно пропало.

Я телом высох весь от мук и до костей спален тоскою,
Но плоть, горя в огне разлук, потоки слез в себя впитала.

О кравчий, не моя вина, что от вина я рухнул наземь,
Безвинному налей вина: я встану, но упьюсь сначала.

Мунис себя жестоко бьет, уйти себе не позволяя,
Хоть его гонят от ворот и бьют, не пожалев нимало.

* * *

От яда мук моих лечась, я опиум любви растер,
Не в силах выпить даже часть, до дна я выпил весь раствор.

Как в лихорадке, чуть дыша, в огне разлуки я горел,
Сгорели тело и душа, и стал недужен я и хвор.

Без уст твоих я - как в бреду, и нестерпима горечь мук,
Отчаявшись, я смерти жду: мне жизнь не радость, а позор.

Благой писец мои черты на свитке страсти начертал,
Он на скрижалях красоты нанес твоей красы узор.

Нет, то не зубок ровный тон: в оправе из рубинов-уст
На нити жизни укреплен жемчужин редкостный подбор.

Нет верных меж людей земных - их я, увы, не отыскал,
Хоть и немало жизней их видал мой истомленный взор.

Будь осторожен, небосвод, смотри - вокруг шумит потоп:
Мунис печально слезы льет средь бедственных пустынь и гор.

* * *

Счастливый свет красы твоей лучами озарил всю высь,
Двум полумесяцам бровей на лике привелось сойтись.

Весь сонм красавиц искони гордится службою тебе:
Ты - повелитель их, они - твоею ратью нареклись.

И солнцу уж не рдеть светло и по небу не гнать коня,
Когда откроешь ты чело, чтоб на коне стремглав нестись.

Ханжа! Желанное дано в одном вине лишь обрести -
Ты свои четки на вино сменяй охотно, не скупись!

О весельчак, блаженства свет ты обретешь лишь в погребке:
Мужам стези смиренья - нет - от века блага не дались!

Шах! Гордостью не будь томим, не льстись зерном своих богатств,
Хотя бы зернышком одним ты с бедным людом поделись!

И не стремись, Мунис, сойти с пути прямого никогда -
Кто тверд на праведном пути, тому дано лишь вознестись.

* * *

Я - шах, войсками бед-невзгод надежно окружен я,
И стягом взвил на небосвод горячий, дымный стон я.

С любимою в пылу бесед соперники пируют,
И за порог - в долину бед навеки отрешен я.

Рассказа, сколь жесток мой плен, ничьи не стерпят уши -
Любимой прогнан и презрен, участия лишен я.

Лишь вспомню лукобровый лик, ресницы-стрелы милой,
Стрелой взлетает стон мой вмиг и, словно, лук, согбен я.

О сердце, сколько мук я снес, любуясь дивным станом, -
Тем кипарисом, что возрос в моем саду, пленен я.

И всем красавицам земным пришлось, как звездам, скрыться -
Сокрыл их моих стонов дым - затмил весь небосклон я.

Она совсем забыла стыд - моим врагам внимает,
И диво ли, что позабыт, покинут с тех времен я?

Святоша, рваное рядно, что ты носил притворно,
Я взял себе - цедить вино, - и весел и хмелен я.

Нет жизни уж во мне, больном, но мог бы я воскреснуть,
Лишь только бы, Мунис, вином был ею угощен я!

* * *

Уж если хочешь ты меня, безумного, скорей связать,
Сумей словить, в силок маня, и прядями кудрей связать.

Как чудо, речь твоя чиста, услада для влюбленных в ней,
Не норови закрыть уста - слова своих речей связать.

Влюбленным любо с давних пор глядеть на твой прекрасный лик,
Не помышляй закрыть им взор - нельзя порыв ничей связать.

В обитель бы твою не смог, святоша, я с тобой пойти,
Хоть ты б меня и поволок, сумев чалмой своей связать.

Кто вышел в даль больших дорог, того не удержать вовек -
Стеблями не сумеет ног мне и степной репей связать.

Глава всех кравчих, ты мне дал для благ смиренья пред тобой -
Ты напои меня и стан зуннаром мне сумей связать.

Когда б слова твои дошли, Мунис, к владычице твоей!
К ней голубя с письмом пошли, чтоб стих твой крепче с ней связать!

* * *

Высокой дружбы есть закон, и любят пыл бесед друзья,
Но злой круговорот времен приносит только вред, друзья.

Враждебны рока острия, нет ни на миг от них житья,
И ни минуты забытья не ведают от бед друзья.

Чти добрый лад любви земной: всю жизнь отдай любой ценой,
Когда такой, а не иной ждут за добро ответ друзья.

Все любят блага бытия, тех, у кого есть дом, семья,
А есть ли у таких, как я — кто дружбой не согрет,— друзья?

Я так убог и одинок, что в путь собравшись — в даль дорог,
Я спутников найти не смог — нейдут за мной вослед друзья!

Куда мне проложить следы — чьи ныне души не худы?
Враги мне дарят пыл вражды, а ссоры и навет — друзья.

И, чтобы жил ты не скорбя, враждой державу не губя,
Да будут, шах, вокруг тебя мужи благих примет — друзья.

И тем, чья доброта — как мед, даруй усладу и почет,
Чтобы, как пчелы к меду сот, слетались на совет друзья.

Лишь среди роз, среди полян напев души, Мунис, медвян,—
Что ж ее, сникшую от ран, томить так много лет, друзья!

перевод С. Иванова



* * *

Ужели к хижине смиренной она не подойдет,
Речей о скорби жизни бренной со мной не поведет?

Она влюбленных навещает, как добрый врач - больных,
Что я влюблен - подруга знает, когда же мой черед?

Ужели в длительной разлуке не спросит обо мне,
И не напомнят ей о муке моей ни разу в год?

Когда же о моем недуге к ней прилетит молва,
Ужель не дрогнет грудь подруги и не растает лед?

Она другим в сердца вонзала спасительную сталь,
Зачем же лезвие кинжала поэта не убьет?

От слез отяжелели веки, очей мне не открыть.
Ах, я бы их закрыл навеки, вкусив лобзанья мед!

Дверей божественного рая Мунис не отомкнет,
Приди, как ветер, дорогая, - сорви засов с ворот!

перевод В. Звягинцевой

* * *

Слово

Хоть возлюбленной подобно, было раньше в холе слово,
Но теперь черно от горя в нашей злой юдоли слово.

Как придет покой к поэту, коль судилища безмозглых,
Осмелев, на сто осколков грубо раскололи слово?

Нет ему в отчизне славы, нет ценителей достойных,
Скорбно по миру блуждает, точно ветер в поле, слово.

Тягостна судьба поэта, добродетель не в почете.
Благодарного признанья не находит боле слово.

Не расходуй красноречья, если покоя хочешь.
Вместо золота отрады даст лишь камень боли слово.

Как и люди, что за правду отданы на поруганье,-
Под полою униженья будет жить доколе слово?

Ах, Мунис, какое слово можешь ты сказать народу,
Если, став подобным праху, не имеет воли слово!

перевод В. Липко


МУХАММАС

Сердца влюбленных завлекли в свои извивы твои косы,
Витками вьются до земли - вот как красивы твои косы!
Вокруг чела они легли, о мое диво, твои косы.
Твою красу уберегли, не два ли дива - твои косы?
Не клад ли - красоту Лейли хранят ревниво твои косы?

И скажет про тебя иной, увидев сонм сердец в неволе:
"Когда коса с такой длиной, скажу по правде я - не боле,
В ней завитков не счесть в одной, и, если их не закололи,
Они ложатся пеленой, вовек не виданной дотоле,
И смогут весь твой стан обвить, кудрясь игриво, твои косы!"

Целитель мой, твой дивен лик - блестит в красе лучей твой облик,
И жжет влюбленных горемык красою злых очей твой облик.
Как восхвалить - я не постиг - хвалой каких речей твой облик?
Как расцветающий цветник, горит все горячей твой облик,
В нем рядом с розой - гиацинт, - так прихотливы твои косы.

Кто увидал тебя хоть раз, тому неведома пощада:
От смерти он себя не спас, и гибель - вот его награда!
Повсюду - жертвы твоих глаз, ты мукам их жестоким рада,
И птице сердца - что ни час - готова родинок привада.
Раскинула ты жертвам сеть для их зазыва - твои косы.

Едва лишь ветер пробежит по твоим косам - вихрь летучий, -
Весь лик твой солнечный закрыт их пеленою - черной тучей.
И как любви не знать обид под этой тьмою неминучей!
И счастье тут уж не польстит, не порадеет рок везучий -
Всех, с черной долей породив, казнят гневливо твои косы.

С тех пор, как пленником разлук Мунис грустит, забыт тобою,
И сто его палящих мук летит на небеса с мольбою,
Он жаждет одолеть недуг и сладить с темною судьбою,
И хочет он, чтоб его друг пришел к нему ценой любою,
Когда ответят на мольбу его призыва твои косы!

перевод С. Иванова


РУБАИ

Кто вволю счастьем наслаждаться может,
Не ведает, что несчастливых гложет.
И верно: ведь не знает сладко спящий,
Кого и чем бессонница тревожит.

Хоть и жемчужна твоя речь, пойми:
Не чтится многословие людьми.
Тот, кто умен, не знается с глупцом -
Себя беседой с глупым не срами.

перевод С. Иванова


ИЗ МЕСНЕВИ "ОБУЧЕНИЕ ГРАМОТЕ"

Об учителе, обучавшем меня искусству письма

Мунис, ты перо, как велось искони,
С молитвою доброй в разбег разгони -

О том, кто сиял, как светило, скажи,
Чья слава звездою светила, скажи.

Он - муж высшей мудрости проникновенной -
Сама красота, благодать всей вселенной.

В свершеньях смиренный радетель творца,
Постиг он умом добродетель творца.

В познаньях он - муж небывалых высот,
В деяниях правды он всех превзойдет.

В науках достиг он вершин небывалых,
В свершениях блага - отличий немалых.

Светлее его в мире светоча нет,
Потух без него бы учения свет.

Во всем справедлив, он лишь с небом сравним,
Ковер благодати разостлан под ним.

В законности твердость его непреклонна,
В его непреклонности твердость законна.

Сей муж - Ибн Хаджиб - светоч знаний, и он
Достойно мужами ученья почтен.

Кто мог бы в познаньях его превзойти?
Саму эту мысль от себя отврати!

Искусство письма его благословенно,
А преданность делу вовек несравненна.

Краса его букв все собою затмит:
У линий и точек - изысканный вид.

Различному он обучает письму -
Семь почерков разных доступны ему.

И только ли это! Другие уменья -
Во власти благого его разуменья.

Отличья его выше всяких похвал,
Великий почет у людей он снискал.

Учась у него, стать счастливым я смог,
Стократ восхваляю я добрый мой рок.

Владенье письмом мне - господне даянье,
Высокий знак милости, благодеянья.

Пока на бумаги кладут письмена,
Пока нам бумага во благо дана,

Нетленно все то, что написано им, -
Да будет он вечною славой храним!

О каляме

Достойной хвалой возвеличить пора
Деянья и свойства каляма - пера.

Калямом вершатся благие дела, -
Ему не излишня любая хвала...

Глубокая мысль мудрецов хороша:
Калям - как "алиф" в буквах слова "душа".

Калям - это сладко поющий тростник:
Плодов его сладких обилен тайник.

В тех буквах, что нижет он, сладостен сок,
Но смысл их бывает суров и жесток.

Шуршанье каляма - не сладкий ли зов
Ликующих в райских садах соловьев?

Калям - друг-помощник всесильных владык:
Любой из них силой каляма велик.

Ученым мужам он дарует почет,
Невежд и глупцов - в сеть печалей влечет.

На свете и лад и покой - от него,
Порядок всей жизни людской - от него.

Кто грамоте знать без каляма бы смог,
Без грамоты кто бы преданья сберег!..

О письме

Желанен и люб вот уже много лет
Влюбленным в науку учения свет.

И я, чтоб в искусстве письма преуспеть
И сведущим быть в его правилах впредь,

Стремился себе подчинить бег пера
И мучился тем, что рука не востра.

Уменье тогда еще мне не далось:
И вкривь мои буквы бежали и вкось.

И с ними никак я не мог совладать,
Не мог и с течением строк совладать.

Но я, как умел, одолел это зло,
И дело учения легче пошло.

Но ум мой томила мечта день и ночь -
Хотел я всю мудрость письма превозмочь.

Взыскующий знанья тогда лишь и рад,
Когда ему знания пользу дарят.

Мечталось мне, чтобы мои письмена
Красивыми стали, как в полночь луна.

Труда я упорного пояс надел -
Настроил себя на свершение дел.

Пера моего я пришпорил коня,
Его по раздольям бумаги гоня.

Спаси его, господи, от хромоты,
Его да спасешь от плутания ты!

Направь же его по благому пути,
Сподобь и к желанной стоянке прийти.

О письменности

Очинишь перо - и бегут письмена,
И вязь их узорами строчек красна.

Хранилище кладов словесных - письмо,
Вместилище мыслей чудесных - письмо.

Рожденное разумом, слов существо,
Не ставши записанным, будет мертво...

Постигший суть грамоты славен и чтим,
Влечет всех людей она к тайнам своим.

Всем любо читать и учиться письму,
И правила знать, что присущи ему.

Как амбра душистый, чернил вьется след,
Цвет букв - золотистый, как солнечный свет.

Как стяги, встают за алифом алиф,
А линии букв - вечной жизни извив.

И в каждой дуге полумесяц сокрыт,
И каждая точка, как жемчуг, блестит.

И каждая буква сверкающих строк
Своею красой озаряет листок.

И строк прямизна - кипарисам сродни:
Намного прямее самшитов они!

Такое письмо - ключ ко многим дарам,
И рай уготован искусным писцам.

Об орудиях письма и подготовке к письму

О ты, возжелавший учиться письму
И почерку беглость придать своему!

В желании тверд, все, что нужно, наладь -
Орудья письма тебе надобно знать.

Когда у тебя их ко времени нет,
Смятен и смущен, ты натерпишься бед.

Когда ж суетою ты дело начнешь,
С пустой болтовни - неумело - начнешь,

Не сладить тебе с начинаньем твоим -
Зазря пропадать всем стараньям твоим!

Вот что нужно знать, ты - пойми и усвой -
Совет для тебя заготовил я свой.

И я обо всем по порядку скажу -
Всех тайн и умений разгадку скажу.

Внемли с прилежаньем, внимателен будь,
Направь свои силы на правильный путь.

О ты, кто желает красиво писать,
Калям первым дело к писанью наладь!

Да будет он чистым и так заострен,
Чтоб стал в острие тоньше волоса он.

И если, как надобно, тонок калям,
Он после очинки и гибок, и прям.

И должно, как надо, рассечь острие -
Тогда будет спорым писанье твое.

А если калям твои зачинен не так,
Не жди от писанья желаемых благ.

Калям не заточен - и делу беда:
Все строки ползут и туда и сюда.

А если и чистый и ладный калям,
Основа удачи отрадной - калям...

перевод С. Иванова

• Назад
• Вперёд