Надира (1792-1842)
Махлар-айим Надира (1792-1842)
ГАЗЕЛИ
* * *
О стройный станом кипарис, расцветший небывало,
Приди, — тоскует по тебе очей моих зерцало.
Пройтись бы мне вдвоем с тобой среди лугов свиданья, —
О, если бы твоя краса моим очам предстала!..
Спалили красоту всех роз горячим жаром пыла
Твои глаза и роза уст, пылающая ало.
Силки пленительных кудрей извивом благовонным
Любого завлекают в плен и мучают немало.
Любая, что в твоем саду ни прорастет, травинка
Усов Меджнуна, кос Лейли всю красоту вобрала.
Зачем разумному искать приют в убогом доле, —
Ему и в ширях всей земли покоя нет нимало.
О, как слаба от жажды я в страданиях разлуки, —
О, сжалься, кравчий, дай вина пригубить из фиала.
Я ни же красоту твою влюбленным, как в зерцале, —
Узреть бы лик твой Надире, — она от мук устала!
* * *
Дивен лик твой, а краса — лучше всех отрад,
Ты — сам Хызр, твои уста, как Иса, живят.
Мне безумье суждено в страсти по тебе,
Я в плену твоих кудрей: стан — их цепью сжат.
Мой Коран — твое чело, на его листках
Твои брови — как зачин: «Бог велик и свят»...
Блещет твой прекрасный лик лунной красотой,
А лучи твоей красы солнца свет затмят...
Сколь неверен этот мир: долги дни потерь,
Людям от него — разор, всё в нем — боль утрат.
Есть ли где Юсуф, скажи, есть ли Зулейха?
Ныне где найдешь Ширин, где теперь Фархад?
Стойким сердцем все стерпи — всю печаль любви,
В дни свиданий и разлук весел будь и рад!
Мне от века, Надира, век такой сужден:
Ведать только боль любви и не знать пощад!
О солнце красоты твоей! Тем солнцем озарен весь свет:
В мельчайших бликах — отблеск твой, круженья и смятенья след.
О стройный станом кипарис в садах нетленной красоты!
На кипарисе том венец благоухающий надет.
Соперник пери колдовской, явись, очам моим предстань —
Хотя бы на единый миг мне, страждущей, пошли привет.
Ты дремлешь в легком забытьи, и сладкий сон тебя пьянит,
А я, увы, совсем одна среди моих невзгод и бед.
Всю ночь на улице твоей рыдала и стенала я,
И стлался неуемный гам собак, залаявших в ответ.
К каким пределам ты теперь, скажи, отправился в поход?
В оставленных тобой краях известий от тебя все нет.
Согнулся стан мой, словно лук, трепещут стрелы стонов в нем,
Прицелом этих острых стрел полет соперниц-звезд задет.
Зачем Меджнуну покидать свою любовь, свою Лейли?
Любви к Юсуфу Зулейха святой нарушит ли обет?
Как мог подумать ты, что вдруг тебя забудет Надира?
Не может быть таких речей, души моей краса и свет!
* * *
Как Кыбла непорочных, твой лик прекрасный строг,
Ты их сердцам — святыня, приют им — твой порог.
Ты мне — сама Кааба, прибежище в беде, —
Смиренно преклонившись, пролью я слез поток.
Моим очам померкшим дарует снова свет
Целебный прах, тобою отряхнутый от ног.
В твоих очах таится целящий очи прах:
Он мне в очах потухших сияние зажег.
Держусь я тех, кто верен, вовеки и всегда,
Хотя б и был дарован мне жизнью вечный срок.
К друзьям да снидут радость, веселье и покой,
А стрелы зла да будут врагам — что грозный рок!
Хвалиться саном-чином любезно хвастунам, —
Твой сан не знает равных — он истинно высок!
Но край одежды друга: увы, скользнул из рук, —
О Надира, наряд твой стал беден и убог.
* * *
Привет тебе, вестник султана, привет,
Удод из страны Сулеймана, привет!
Сколь благостен путь твой: убогий мой кров
Расцвел, словно сад гулистана, — привет!
Во благо пришел ты, добра твоя весть,
Тотчас зажила моя рана, — привет!
Ты строен и ладен: у райских дерев
Нет более стройного стана, — привет!
Ты солнце с луною в себе воплотил,
Ты — утро, светящее рьяно, — привет!
Ты весть о свиданье с любимым несешь,
Прошла боль разлуки нежданно, — привет!
Я прахом от ног твоих взор исцелю:
От слез ты — защита-охрана, — привет!
Прошу, приложи этот прах мне к очам, —
О, сколь твоя весть мне желанна, — привет!
Весь мир подтвердит твою речь, Надира,
Сказала ты все без обмана, — привет!
* * *
О славный, вот напиток мудрых — нектар воды живой,
Глотнешь его — и станешь Хызром: век будет вечен твой.
Недуг любви осилить хмелем велят нам мудрецы,
И для невзгод разлуки — тот же целителен настой.
Едва лишь зацветают розы, о вешний ветерок,
Ты нам несешь благие вести о радости хмельной.
Кто чашу горя пьет в разлуке, от крови сердца пьян,
Тому вино дарует радость забыть весь мир земной.
Святоша! Если ты бесстыдно мужей любви хулишь,
Ты хоть гуляк хмельных не трогай — ворчаньем не расстрой!
Всех жаждущих вина, о кравчий, вином щедрей пои,
Не то и Джама его чаша минует стороной!
О Надира, любовный кубок я до конца допью, —
Молитвою любви хмелящей да станет кубок мой!
* * *
Ты украшаешь мир, ты — солнце и луна,
А в солнце лишь краса твоя отражена!
Виденье дивных уст в душе не утаить —
Оно и в блестках брызг искристого вина.
Две пряди, как дракон, извивами крутясь,
Твой кипарисный стан замкнули в два звена.
Глаза его сравню с нарциссами в саду:
В миндальных тех очах — колдунья-пелена.
Зачем встревожен ты стенаньями любви, —
Боишься, что на мне — неверия вина?
Ты выйдешь в путь — горят все девять сфер небес,
И вся твоя стезя огнем освещена.
И тот, кто духом тверд, пойдет, тобой ведом,
Туда, где даль времен, пределов крутизна.
Ты — солнце в небесах, где властвует пророк, —
Сверкающих твоих достоинств имена!
Усердна Надира в служении тебе,
И — веру и весь мир в награду ждет она.
* * *
Я лик твой вспомню — вспыхнет свет, и станет ночь светла:
То — сонмы искр на Млечный Путь зарею ночь взвила.
Ростки терпенья орошу я влагой уст твоих, —
И дива нет, что сласть плодов на всходах проросла!
Где шах, как море, сердцем чист, во славе край цветет:
В его казне богатств не счесть, и перлам — нет числа!
Сколь благостен радивый шах: всем просветляют взор,
Как бы целительной сурьмой, его забот дела.
Всегда терпенью верен будь, иначе вкусишь яд, —
Кто терпелив, тот усладит всю горечь бед и зла.
О, сколь любимый мой жесток! В его руках — аркан, —
Меня невидимой петлей погибель обвила.
Не звезды светят в небесах — то лик пылает мой,
И сонмом искристых огней ночная светит мгла.
Шальное сердце закую я в цепь твоих кудрей,
Чтобы его толпа детей неволить не могла.
Ты над любимым, Надира, вспаришь на крыльях ввысь, —
Торчат на теле стрелы мук, как будто два крыла.
* * *
Притворство, алчность, корысть — вот суть песнопений шейха!
Не слушай их: нет лжеца наглей и презренней шейха.
Внушает он юным ложь, что радость любви греховна,
Но разве не грех — притон, гнездо преступлений шейха?
На подлой своей стезе он зла и порока алчет,
Весь мир потопить во лжи — предел вожделений шейха.
Я пыл его притушу горячим дыханьем правды,
Хоть в огненной злобе слов и нет дерзновенней шейха.
Он все превращает в лед своей ледяною речью:
Пробрало злом до костей, как стужей осенней, шейха!
Цветистым тряпьем чалмы ему красоваться любо, —
Бахвальство и похвальба — вершина свершений шейха.
Найти б тебе, Надира, средь шейхов мудрого старца, —
Склонилась бы ты челом пред высью ступеней шейха!
* * *
О кравчий, я прошу: не наливай вина мне, —
Лишь чаша горьких слез судьбою суждена мне.
Когда любимый зол, сношу я все покорно, —
Да будет, я молю, и милость хоть одна мне!
Мой друг — горячий стон, сжигающий мне сердце,
И участь слез — со мной, собрат в беде она мне.
О, это бремя бед — страдания разлуки, —
Да будет, о творец, та доля не трудна мне!
Мне люб пустынный дол, и мил мне рок скитаний,
Как и Меджнуну, кров — чужая сторона мне.
О, что же делать мне, прошла пора свиданья,
И верности не шлют лихие времена мне.
И глянул бы хоть раз, о Надира, любимый, —
Я терпеливо жду, — что за судьба дана мне!
* * *
Душа моя — устам твоим медовым жертва,
Вся жизнь моя — твоим волшебным оковам жертва.
Разлука губит всех, кто ждет с тобой свиданья,
Душа их, вся их жизнь — манящим зовам жертва.
А если не меня гнетут печаль и ревность,
Ну что ж, моя печаль — владельцам новым жертва.
И солнце и луна — лишь выдумка и сказка,
Ты — солнце, я ж — лучам твоим багровым жертва.
Поток алмазных слез из глаз моих печальных —
Рубинам уст твоих, устам пунцовым жертва.
Для стана твоего, мой кипарис прекрасный,
Я в жребии моем — таком суровом — жертва.
Как горестна судьба, о Надира, в разлуке,
Когда моя душа любви оковам жертва!
* * *
Вином врачуют боль измен — так сказано давно.
Держи, о кравчий, в кабачке для страждущих вино.
Отшельник, поученья брось, не причиняй мне мук, —
Что делать, сердце и без них страданьями полно!
Я без твоих рубинов-уст в вине ищу услад,
Но сердце — радостью вина утешится ль оно!
Тебе бы дать взамен стремян окружья глаз моих,
И было б твоему коню в дороге не темно!
Не выгибай в смятенье бровь: с тех пор, как вера есть,
В смятенье пред Каабой быть михрабу лишь дано.
Влюбленный ведь хмельным сродни: кровь душу опьянит,
И сердце, будто от вина, смущенья лишено.
Следы вина с рубинов-губ — как слезы цвета роз,
И словно розовой водой лицо окроплено.
Где луноликий мой кумир — души моей покой?
Где был он, там лучился свет — сияния пятно.
И хмель не дал забвенья мне в моей тоске о нем, —
Вино не стало, Надира, лекарством все равно.
* * *
Только вышел мой прекрасный, проблистал лишь раз в саду —
Стихли горлицы безгласно, не смыкая глаз, в саду.
И когда твой взор истомный пал на вешние цветы,
Взор свой от печали томной и нарцисс не спас в саду.
Розоликий мой едва ли сделал к розам шаг один —
Лепестки у роз увяли от стыда тотчас в саду.
Лик твой увидав пунцовый, затевает пир весна:
Чаши роз уже готовы для хмельных проказ в саду.
Розы, цветшие в гордыне, ревность лютая сожгла —
Словно от ветров пустыни, вешний цвет угас в саду.
Пристыженный нежным станом, кипарис истаял весь, —
И пришлось истечь фонтанам влагой в тот же час в саду.
Сникли травы все смиренно, чтоб тебе по ним идти, -
Полегли они мгновенно — разостлались враз в саду.
Стан твой — красоту такую любо горлицам хвалить:
О тебе они, тоскуя, стонут и сейчас в саду.
Розоликий весел ныне, но рыдает Надира,
И — мрачнее туч в кручине — взор ее погас в саду!
* * *
Нежна в устах-бутонах речь и нижет слог на диво, —
Да, быль из небыли извлечь умеет рок на диво!
Сердца, как птиц, пленяют в сеть благоуханны кудри:
Лишь стоит коршуну взлететь — и он жесток на диво.
Меджнуну воля дорога среди садов весенних,
Где свитком стелются луга, и розы строк — на диво.
И взор любимого сердит, и брови — словно жала:
О, сколько горьких мне обид, — любимый строг на диво!
Он пьет вино, и в хмеле том багряно полыхает
Моею кровью — не вином — любой глоток на диво.
С любимым быть, не знать забот — мне, Надире, привычно,
А без него терпеть и гнет, и боль тревог — на диво!
* * *
О кравчий, мрачен мой рассвет, дай мне испить вина,
Да будет ночь во мраке бед вином озарена!
Една я вспомню лунный лик — и грудь мне жаром жжет,
И чад рождают, что ни миг, пылая, пламена.
Иля сердца кудри твои — сеть, а ты манишь его,
Но птица может ли взлететь, когда оплетена!
О, если б стон мой долетел к любимому челу, —
На милый лик цветами роз легла бы пелена.
Мне мук разлуки не минуть — увы, их гнет суров,
И в сердце мечутся, как ртуть, печали семена.
Свиданьем с шахом всех времен душа была светла,
По роком праздник мой сметен, и тяжки времена.
Тебя ль забыть мне! Надира неверным — не чета:
Доколе в путь ей не пора, она тебе верна!
* * *
Сказать, что краше розы ты, — о, это очень мало, —
Накинь, о диво красоты, на взор мой покрывало!
Не выходи ночной порой: мир сотрясла бы смута,
Когда бы в темноте ночной светило воссияло...
И мук тяжелою волной захлестнуто всё тело,
И кровью слез, как будто хной, мне косы красит ало.
О, сладок милых уст шербет, — к чему вопросов горечь?
Когда б не сладостный ответ, я смерти б жертвой стала!
И хоть крепка я, как стена, меня разлука губит:
О милом без еды и сна тоскую я устало.
Сгубить меня — твоя мечта, но сам будь осторожен:
Смотри, не прикуси уста, когда твой гнев — что жало.
И да не будет так суров твой взор коварно-томный:
Как бы тебе игрой зрачков очей не истерзало!
И люб мне кабачок теперь, где есть забвенье хмеля,
Открой-ка мне, хозяин, дверь и не скупись нимало!
О ты, крушащий свой обет, ты верности не верен,
И Надире отрады нет, — о, как она устала!
* * *
Я грущу по устам прекрасным, куст, цветущий багряно, видя,
Я грущу по ланитам ясным, в цветнике блеск рейхана видя.
Нежный пух на устах пробился — зелень кущ над живой водою,
Словно Хызр к роднику спустился, сколь чудесна поляна, видя.
Что беда моя — стоны-крики для властителя-властелина, —
Ждать ли милостей горемыке, гнев и гнет от султана видя?
Я в пустыне грущу о друге, — не встречать бы меня Меджнуну:
От меня он сбежит в испуге, тень мою в мгле тумана видя!
О, как горьки мои мученья по ночам с любимым в разлуке, —
Перст прикусит он в изумленье, сколь тяжка моя рана, видя.
Небеса захлебнутся в стонах, муки ревности снесть не в силах, —
Как зерцалом очей влюбленных я блещу осиянно, видя.
Диво ли, если слова вестник — Сулейман Надиру похвалит?
Восхитился бы ею кудесник, эти строки дивана видя!
* * *
Чтоб быть с тобой, я жизнь отдам, о сладкоустый мой, —
Доколе длиться злым годам разлуки горевой!
Лишь о тебе мечтаю я с зари и допоздна,
И день и ночь мечта моя — свидание с тобой.
Пусть даже рок, мечом грозя, мне гибнуть повелит,
Я — всюду, где твоя стезя, — нет доли мне иной!
Вознесся ввысь твой легкий стан строкою из стиха, —
То красотой сверкнул диван — изящною строкой.
Томлюсь я от тебя вдали, Фархад мой и Меджнун, —
От века, как Ширин с Лейли, неведом мне покой.
Какая сладость пролита на розы уст твоих,
Что слиплись милые уста в безмолвности немой?
Свечой горю я до утра в мучениях разлук, —
Как не сгореть, о Надира, палимому бедой!
* * *
Я не расстаюсь с фиалом — образом хмельного солнца,
Жду, когда в сиянье алом утром выйдет снова солнце.
За свиданье с милым плата — хмеля чаша золотая, —
За желанное мне злато я отдать готова солнце!
Как луна — твой лик чудесный, он затмил всех луноликих:
Среди звезд в стране небесной не узреть такого солнца!
От вина румянец — гуще, стал твой лик еще прекрасней, —
Так расцвечивает кущи в вешний цвет пунцово солнце.
Ты блеснул красой своею в высях красоты — и сразу,
От огня еще светлее, стало вдруг багрово солнце.
Если ты не даришь взгляду светоч красоты чудесной,
Не дарует мне в отраду света огневого солнце.
И пока в затворе тесном, Надира, ты горько стонешь,
На ристалище небесном мчится вскачь бедово солнце!
* * *
Сеть вьющихся кудрей меня поймала,
И ранят брови — два язвящих жала.
Клинкам бровей тех робко покориться —
Смиренье сердцу путь предначертало.
Кто у костра уснул, золой согретый, —
Зачем ему соболье покрывало?
Из глаз моих потоки слез струятся, —
Они взбурлят — любимого не стало!
И жерновам времен не знать покоя:
Извечны стук колес, вращенье вала.
Нет, в людях мира верности не сыщешь:
Ведь редких драгоценностей так мало!
Без милых губ пылает кровью сердце, —
Дай, кравчий, мне пригубить из фиала.
Влюбленные подобны каравану:
В поход идти — лишь с верными пристало!
О Надира, из глаз твоих в разлуке
Не слезы — кровь сама стекает ало.
* * *
В сад свой путь лишь направит кипарис мой прекрасный —
Всё в саду его славит похвалою стогласной.
Но напрасны хваленья несравненному стану, —
Рухну наземь, как тень, я, встать — увы, труд напрасный!
Ярок он, как светило, но лишь кудри распустит —
И рассвет мой затмило темнотою злосчастной.
Ты — властитель всех стройных, повелитель красивых,
И любой из достойных — твой слуга, твой подвластный.
Слава мудрому! Славно дал всему он основу:
В мире суть его явна — явна славой всечасной.
Светом солнца светиться было любо Мессии, —
С небосводом сроднится лишь к величью причастный.
Серне, вольной и дикой, любо жить в дикой доле, —
Ей ли жить горемыкой в пленной доле несчастной!
Сеть любви ловит пленных — в плен сердца залучает:
Косы дев несравненных — ловчий злой и опасный!
Диво ль в том, что медово сложен стих Надирою?
Об устах твоих слово — этот слог сладкогласный.
* * *
Лей, кравчий, сок хмельной, чтоб душу веселило,
Мне любо пить с тобой, ханжам внимать не мило.
Всем, кто красив, невмочь от твоего сиянья:
Уходят звезды прочь, едва взойдет светило.
Был милый друг со мной — весь мир сиял, сверкая, —
Словно вдвоем с луной вдруг солнце засветило.
Кто страстью одержим, того не сманишь лестью —
Не властвует над ним слепой гордыни сила.
На твой чертог, поверь, стократ я уповаю, —
Творец, мне ту бы дверь надежда не закрыла!
Твой ум — что меч: шутя он тайны знаний вскроет,
Мудрец пред ним — дитя, чье разуменье хило.
О Надира, разброд безумья правит миром,
А веру бережет лишь путь любви и пыла.
* * *
Вышел он, блестя красой, розовый надев кафтан,
Острый меч сверкнул бедой — сердце не спасти от ран.
Там, где луноликий мой людям явит дивный лик,
Блещет светом взор людской, красотою осиян.
Луки-брови стрелы шлют, тучи стрел-ресниц летят,
Их полет жесток и лют — сердце стало как колчан.
Среди всех владык земных ты могущественней всех, —
О, возрадуй слуг своих — будь же милостив, султан!
Я в силке твоих кудрей бьюсь невольницей любви, —
О, расслабь силок скорей, вызволи из пут мой стан.
Камнесердный, ты жесток, милосердья нет в тебе,
Надире на долгий срок жребий мук и стонов дан!
* * *
В разлуке я — без крова, и всё вокруг — в развале,
Нет друга дорогого — помочь моей печали.
Среди пустынь разлуки нет мне дороги к счастью, —
В приюте скорби муки опять меня встречали.
Без уст хмельных и пряных твоих я изрыдалась:
Вся грудь — в слезах багряных, и горько мне в опале
В блаженный миг свиданья любимый лик сиял мне,
А в дни разлук страданья огнем меня объяли.
Не укоряй, помилуй, что я томлюсь в скитаньях, —
Ищу я, где друг милый — в какой сокрылся дали.
Тебе безумной впору быть, Надира, в разлуке:
Любовь и страсть позору навек тебя предали!
МУХАММАСЫ
МУХАММАС НА ГАЗЕЛЬ НАВОИ
По тебе томясь и маясь, я влачусь в пустынном доле,
Прах свой к небесам взвивая, смерчемь вьюсь я в диком поле.
Ты едва уйдешь — мне душу муки страсти побороли!
Сердце и душа — с тобою, я ж — у бед моих в неволе,
Я тебе вручаю сердце, а тебя — господней воле.
Как прощалась я с тобою — пламя мук меня палило,
Туча стонов моих жгучих небеса совсем закрыла.
Темен мир от этих стонов — все вокруг черно, уныло,
Закатилось, видно, в темень счастья моего светило,—
По ночам от ран разлуки тело ноет в жгучей боли.
Луки-брови я лишь вспомню — и согнусь тотчас же станом,
Я молю, томясь надеждой, исцеленья моим ранам.
Твои стрелы ранят сердце, но оно, хоть и с изъяном,
А спокойно: ему лестно быть для стрел твоих колчаном!
Только я сломала стрелы — жить в безумии легко ли!
Зорь свиданья ожидая, я весь ворот изорвала,
Ночь темна от моих стонов, я в ночи томлюсь устало,
Искры вздохов моих жарких в грудь впились мне, словно жала.
Словно свечи, мне все пальцы пламенем разлук сжигало,
И омыла я их кровью, чтоб не жгло мне руки боле!
О друзья, вам быть такими, как и злой мой друг, не надо,
И терпеть, как я, поверьте, сотни тяжких мук не надо,
И менять уединенье на ярмо разлук не надо.
Выйдет к вам он — не теснитесь около, вокруг, — не надо,
Лишь взглянул он — ему сердце отдала я поневоле.
Молвит сладкое он слово — я немею в муках страсти,
А его устам привычно разгрызать любые сласти!
А краса его! Возможно ль не поддаться ее власти!
Лик его узрю и кудри — и гнетут меня напасти, —
Он лишь глянет — сотни бедствий я терплю в моей недоле.
А найти тебя не просто — ты проходишь стороною.
О, как я томлюсь в разлуке! Молвил слово бы со мною!
Лишь вином я утешаюсь — тешусь чашею хмельною,
Мне бы сердце успокоить хоть бы раз — любой ценою, —
Все стерплю я, чтобы жала мое сердце не кололи!
Что влюбленному укоры — злых соперников упреки!
Злые речи бесполезны, как ни злы и ни жестоки.
Время, Надира, приспело снять с главы венец высокий.
Навои, в огне безумья сжечь себя приспели сроки,
И грозит набег безумья черным мраком смертной доли!
* * *
Посети меня, стон мой, в подмогу печали моей,
Ты приют моих бедствий сжигающим ветром развей, —
Мне не робко бы плакать, а в муке стенать все сильней!
О, доколе в разлуке рыдать мне одной, без вестей, —
Мне терпенью б учиться в нелегкой кручине своей!
Если весть о любимом ты мне принесешь и ответ,
Если другу расскажешь про долгую ночь моих бед,
Если с доброй молитвой ему передашь ты привет,
Если скажешь ему ты, как верно держу я обет, —
Полетай, птица сердца, на волю из тесных сетей!
Мой Джамшид справедливый, владыка всевластный — лишь ты,
В моих помыслах-думах, в мечте ежечасной — лишь ты,
Если правду поведать, и светоч мой ясный — лишь ты,
В этом мире желанье мое, о прекрасный, — лишь ты, —
Я тебя лишь и помню — забыла весь мир, всех людей!
Мне б побыть в ночь печали с тою светлой луною хоть раз, -
Боль и муку разлуки пред ней изолью я хоть раз!
Глянь, как тяжко я мучусь, побудь же со мною хоть раз!
Ухвачусь за поводья — рыдая, помчусь вслед за ней!
Жжет похмельная мука, о кравчий, подай мне вина,
Лей фиал за фиалом и каждый налей дополна.
И да будет в беде мне стезя разуменья дана,
Мне бы чашу терпенья испить до предела, до дна, —
Долго ль слабому телу стенать все грустней и грустней?
А ведь было же время — был милостив ты и не строг,
Для очей исцеленьем мне пыль была — прах с твоих ног.
А теперь моя доля — безгласно лобзать твой порог, —
Горький путь моей муки к далекой святыне пролег,
А в пути пропитанье — лишь слезы кровавые пей!
Где же чаша свиданья, где пиршество прежних щедрот?
Как жестоко с тобою меня разлучил небосвод!
Я в лохмотьях безумья — во власти кровавых невзгод,
Пламя бедствий разлуки меня опаляет и жжет, —
Где же силы найти мне, как быть мне опорой твоей?
О, как трудно без друга страданья разлук претерпеть,
Ожидая свиданья, беду тяжких мук претерпеть!
Как же стонов-стенаний моих горький звук претерпеть,
Как средь гор моих бедствий мне смертный недуг претерпеть?
Как Фархад быть бы верным, да только попробуй, сумей!
Увидать бы мне друга — хотя бы во сне, только раз, —
Знал бы он, как я мучусь в рыданьях и стонах сейчас!
Да прочтут все страдальцы в слезах, Надира, твой рассказ,
В свиток неба впишу я мой горестный стих без прикрас, —
Как Мани да Бехзад, напишу повесть этих скорбей!
* * *
С кипарисом моим стройным я разлучена разлукой,
От очей его миндальных я отрешена разлукой,
Без любимого жестоко я сокрушена разлукой,
От заботливого друга я отдалена разлукой,
Сиро мучиться в скитаньях мне судьба дана разлукой.
Мыкаться в долине скорби суждено мне злобным роком,
В разлучении с любимым я горю в огне жестоком.
За стенания и стоны стала жертвой я попрекам,
От любимого мне кара — биться в горе одиноком, —
Без любимого томиться я обречена разлукой.
Как не рвать мне тесный ворот, если я в разлуке с милым,
Как не лить мне слез несчастья, стоном не стенать унылым?
Если мне о нем не думать — в чем найти опору силам,
Как не ждать свиданья с другом — не пылать сердечным пылом,
Если встреч со светлооким зло я лишена разлукой!
О, какое было время, когда был со мной любимый!
День и ночь была я рада благодати, мне даримой,
Доверял он мне все тайны, верностью в любви хранимый,
Прелесть уст его жгла душу сладостью неизъяснимой, —
Сладкоустый не со мною — я угнетена разлукой.
Ах, ушел мой друг любимый, только боль разлук — со мною,
Не ценила радость встреч я, доля бед и мук — со мною,
Лишь молитва о любимом, словно верный друг, — со мною,
Днем и ночью мысль о друге, тяжкий мой недуг — со мною,
Участь мучиться без друга мне наречена разлукой.
А ведь обещал любимый, что изменой не изранит,
Что обета не нарушит, что ни словом не обманет,
Что, пока он жив, вовеки верным быть не перестанет!
Надира, ушел любимый, и печаль твой ум туманит,—
Ты отторгнута жестоко от того лгуна разлукой!
МУСАММАНЫ
* * *
О, горе! Гнет любви меня страдать обрек:
Душа и плоть слабы, огонь мне сердце сжег.
В пустыне, как Меджнун, брожу я без дорог —
Я волею небес бреду, не чуя ног.
Джейхуном из очей струится слез поток.
Что ж, миру быть таким его творец предрек!
Ко мне писец судьбы был грозен и жесток,
Всю чашу дней моих разбил суровый рок.
Любимый далеко, а я одна, увы,
Я гибну — доля мук мне суждена, увы.
Я участью разлук сокрушена, увы,
Страданьями измен я сожжена, увы,
Скитаться мне дано, не зная сна, увы, —
Сколь горестная мне судьба дана, увы!
Ко мне писец судьбы был грозен и жесток,
Всю чашу дней моих разбил суровый рок.
Тебя лишь вспомню я, любимый, — что ни миг
От мук мне не сдержать моих стенаний крик.
В больную душу мне смертельный гнет проник,
Рыдать, кляня злой рок, — вот доля горемык!
Ко мне писец судьбы был грозен и жесток,
Всю чашу дней моих разбил суровый рок.
Людей силками бед неволит небосвод:
Немилосердно он всех мукою гнетет.
И мне, печальной, он послал ярмо невзгод:
Он даже и в любви, увы, позор мне шлет.
Доколе ж мне страдать, терпеть жестокий гнет?
Мне в степь небытия уйти — один исход!
Писец судьбы ко мне был грозен и жесток,
Всю чашу дней моих разбил суровый рок.
Забудь весну, увянь, о сад печальный мой,
Погасни же, мой взор, излейся слез рекой!
О сердце, позабудь надежду и покой,
О разум мой, стерпи позор молвы людской,
Бреди в безвестный дол с безумною тоской.
Утешься, Надира, и сердце успокой, —
Писец судьбы ко мне был грозен и жесток,
Всю чашу дней моих разбил суровый рок.
* * *
С любимым я, о грозный рок, разлучена твоей десницей,
И доля безысходных слез мне суждена твоей десницей,
Чертог надежд моих и сил разбит сполна твоей десницей,
Обитель скорбная моя разорена твоей десницей,
Я жить в юдоли тяжких мук обречена твоей десницей,
От всех утех веселых я отрешена твоей десницей.
Стенаю я, о небосвод, сокрушена твоей десницей,
И друга, попрана во прах, я лишена твоей десницей.
И диво ль, что мой горький стон до высей неба встал стеною?
И как от горя не стенать, когда любимый не со мною?
И сердце, о жестокий рок, все стало раною сплошною,
Судьба не радует меня, увы, надеждой ни одною!
Неверный мир, увы, меня не тешит радостью земною,
Безумна я, — где милый друг, какой прошел он стороною?
Стенаю я, о небосвод, сокрушена твоей десницей,
И друга, попрана во прах, я лишена твоей десницей.
Мой луноликий далеко, и дней уже прошло немало,
Как без него среди друзей отрады для души не стало.
От бед и ран моей любви, увы, поникла я устало.
Где кипарис мой? Дни весны пришли, и розы рдеют ало...
Горит весь мир в огне разлук, и нет мне радости нимало,
И песнь моя от мук и бед, увы, надолго замолчала.
Стенаю я, о небосвод, сокрушена твоей десницей,
И друга, попрана во прах, я лишена твоей десницей.
Все тело в прах превращено, душа затихла и остыла,
И сокол сердца присмирел — его силком невзгод пленило,
И опустилось до земли небесной красоты светило,
Каменьями скорбей и мук сосуд души моей разбило.
С тех пор, как солнце-скакуна небесная взнуздала сила,
Она всем любящим терпеть напастей тяжкий гнет судила.
Стенаю я, о небосвод, сокрушена твоей десницей,
И друга, попрана во прах, я лишена твоей десницей.
Что пользы соловьем стенать? Мне счастья нет в садах вселенной,
Бутоны счастья моего не зацветут красой нетленной.
Твоих печалей, Надира, не знает друг твой несравненный.
Душа твоя хмельна от мук и сражена неволей пленной, —
Как ни стенай — не внемлет рок, в извечном гнете неизменный.
Стенаю я, о небосвод, сокрушена твоей десницей,
И друга, попрана во прах, я лишена твоей десницей.
ТАРДЖИБАНД
В хвалу тебе пишу я этот стих,
Чернила мне — зрачки очей моих.
Скорбь о тебе смутила разум мой,
К безумцам путь мой — быть мне среди них.
Едва тебя увижу я во сне,
Терзает меня стон, жесток и лих.
Друзья мои — страдальцы горьких мук,
Хранима я обетом дружбы их.
Твои слова мне выше всех наград, —
О, как я жажду милостей твоих!
Но снизойдешь ли ты к моим мечтам?
Увы, я жду защиты от других.
Хотя бы в сновиденье мне явись, —
Лишь ты один всегда в мечтах моих!
Но от тебя, мой друг, не ждать мне зова, —
Сколь без тебя судьба моя сурова!
Блажен был день, когда дружна с тобой.
Вкушала я блаженство и покой.
Мне честь была судьбою суждена —
Был избранным высокий жребий мой.
Как сокол на властительной руке,
Я видела добычу пред собой.
И день и ночь душа с тобой была,
Твой светлый образ был всегда со мной.
К твоим стопам смиренно преклонясь,
Всем отличенным я была главой.
Была я рада пиршеству любви,
И звонок был моих напевов строй.
Твой лик, как роза, рдел, и соловьем
Я пела, видя дивный образ твой.
Но от тебя, мой друг, не ждать мне зова, —
Сколь без тебя судьба моя сурова!
К тебе, о погубитель, мой порыв,
Но мне не внемлешь ты, несправедлив.
О стройный мой! Я попрана тобой:
Жду смерти, душу пред тобой сложив.
В разлуке лью я реки горьких слез, —
Тебя не захлестнул бы их разлив!
Что жизнь, весь мир мне! Все тебе отдам,
Тебя моею жизнью одарив.
В долине скорби, верно, я умру, —
Мои останки там да сгложет гриф!
Сулит мне гибель войско мук и бед, —
О, защити, не будь, молю, гневлив!
Мечтая и томясь, тебя я жду,
Поток кровавых слез в тоске излив.
Но от тебя, мой друг, не ждать мне зова, —
Сколь без тебя судьба моя сурова!
Куда ушел, о ты, прекрасный мой?
Не тронет тебя стон безгласный мой.
Как я гордилась верностью твоей!
Стал тщетным зов горячий, страстный мой.
Увы, едва добычу увидав,
Взлетел и скрылся сокол ясный мой.
В когтях разлук я гибну без тебя, —
Кто ж вылечит недуг опасный мой?
Я по ночам мечтаю о тебе, —
Увы, жесток удел злосчастный мой.
Я предана тебе, а сил уж нет, —
Я все тебе отдам, всевластный мой.
Пылая, вся истаяла свеча, —
Гореть в огне — вот рок ужасный мой!
Но от тебя, мой друг, не ждать мне зова, —
Сколь без тебя судьба моя сурова!
О, если бы про боль моих тревог
Тебе мой пылкий стон поведать мог!
Куда ушел ты, где теперь твой кров?
Письмо туда я шлю из слезных строк.
Твой образ вечно жив в моей душе,
А повесть бед моих — сей горький слог.
О, сколько вероломный шлет мне мук!
Терпеть и ждать — велик ли будет срок?
Рассказ о горькой участи разлук —
Следы шагов моих усталых ног.
Утеха сердцу — только вы, друзья, —
Молюсь за тех, кто в горе мне помог.
О боже, просветли, молю, мой взор, —
В тебе — успокоения исток.
Но от тебя, мой друг, не ждать мне зова,
Сколь без тебя судьба моя сурова!
ПЕСНЬ О РАЗЛУКЕ
О, как много бед и тягот в муку мне дала судьба!
Мне напастями разлуки стала тяжела судьба,
Без любимого наслала мук мне без числа судьба,
И печалью цвет пунцовый стерла мне с чела судьба.
Вероломная, кому же верною была судьба?
Истерзала меня мукой, опалив дотла, судьба,
Всех влюбленных наделила долей бед и зла судьба,
Соловьям и розам гибнуть злобно предрекла судьба.
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Я терплю, но муки страсти день и ночь томят меня,
Я креплюсь, но пыл безумный повергает в ад меня,
Плачу я, а люди судят — за любовь стыдят меня.
Нестерпима боль разлуки, мучит боль утрат меня,
Остры стрелы злого рока — жала бед язвят меня,
С милым другом я в разлуке, и гнетет разлад меня.
Сколько небо будет мучить день за днем подряд меня?
Что Меджнун! Страданья страсти изведут стократ меня!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Без любимого на сердце — темнота, темным-темна,
Даже свет дневного солнца затянула пелена.
Тонким месяцем от боли стала полная луна,
Я под тяжкой ношей горя стала станом согбена.
Славен час, когда с любимым я была, а не одна!
О скончанье мук разлуки и мечтать я не должна.
Было время, все прощалось мне — грех мой и вина,
А теперь ушел любимый, счастье отнято сполна.
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Сердце мечется: где друг мой, где же он, ушел куда?
Из очей стекают слезы, словно за звездой звезда.
На твой стройный стан взглянуть бы хоть украдкой, иногда!
Воля злых небес к влюбленным милосердия чужда,
От мучений ранам сердца — беспредельная страда,
Гнет терпеть нет в сердце силы — не осталось и следа.
Как не плакать, если душу жжет жестокая беда, —
Видно, уж не ждать спасенья мне от бедствий никогда!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Не пришел меня проведать повелитель мой, увы,
Он не сжалился ни разу над моей бедой, увы,
А жила в душе надежда вновь найти покой, увы!
Камнесердного не тронул стон мой горевой, увы.
Так вот и Юсуф измучен не был Зулейхой, увы,
Так Вамык ушел из жизни, не побыв с Узрой, увы,
Но Ширин после Фархада уж не жить одной, увы,
Так как я, Меджнун страдал ли, разлучен с Лейлой, увы!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Я томлюсь, страдая, — где ты, о владыка из владык!
Я не сладкий хмель свиданья — кровь глотаю каждый миг.
Стан мой был и прям и строен, а теперь совсем поник.
Без тебя бескрайно горе, и печалей гнет велик.
Как газель, мой бедный разум без тебя пуглив и дик.
Дружит с горестными горе — счастья нет у горемык.
Пору радостных свиданий горестный удел постиг:
Видно, уж разлука крепко мой схватила воротник!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Плачу я в разлуке с другом, а его все нет как нет
Мне не дан судьбой в подмогу счастья радостного свет,
Путь к любимому найти мне не проложен верный след,
Солнечной его красою взор, увы, мои не согрет,
Мое солнце — не со мною, не настал, увы, рассвет, —
Где он светит дивным ликом? Не отыщешь и примет!
Кто из живших в этом мире не изведал зла и бед,
Кто не ведал мук разлуки - разлученья долгих лет!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
В те поры, когда любимым верности обет был дан,
Сладость уст его мне стала исцелением от ран.
Но нарушил свой обет он, было все - лишь ложь, обман!
Пожалел, что клятве верен был, властитель мои — султан.
Вместо счастья встреч - разлука, вместо сладких грез — дурман,
Грудь моя от мук разлуки бровью рдеет, как тюльпан,
Дух мой сокрушен печалью и тоскою обуян,
Я одна скитаюсь сиро, шах мой — путник дальних стран.
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Ты ушел к иным пределам, гнет моих страданий лют.
Об устах твоих мечтаю — хмель они мне в душу льют.
Дни блаженства вспоминаю — где услад моих приют?
Сан высок мой, и счастливой весь меня считает люд,
А по мне, вдали от друга даже высший жребий худ.
Я была горда тобою, в радости не знала смут,
Но померкнул блеск зерцала, сердца помутнел сосуд.
Что ж корить меня за плач мой! Язвы ран меня гнетут.
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
О певец, да будет лад твой Надирою вдохновлен,
Да напомнит он влюбленным счастье радостных времен!
Звук струны твоей да будет с нитями души сплетен, —
Как влюбленному не плакать, ежели в разлуке он!
И каменья переплавит любящих надсадный стон:
Раны ноют — сердце стонет, — есть, поверь, такой закон.
Небосвод во прах поляжет, этим стоном сокрушен.
Да не будет же влюбленный друга верного лишен!
Боже, пусть никто вовеки с другом разлучен не будет —
От того, кто краше жизни, роком отрешен не будет!
Перевод с узбекского Сергея Иванова