Гузаль Янышева (1973)

Поэт, журналист. Родилась 16 мая 1973 г. в Узбекистане. В 1996 г. переехала из Ташкента в Москву. Участник 1-го Ташкентского открытого фестиваля поэзии (2001). Стихи публиковались в журнале «Звезда Востока», альманахе «Малый шелковый путь», антологии женщин-писателей Центральной Азии «Птица в клетке / Nightingale in Cage» (Алматы, 2008).

15 М²
Ты помнишь комнату, где жили мы,
То чувство долгожданного уюта?
Кровать, которая теперь лелеет сны
Мои с тобой… И включенный компьютер
До поздней ночи. Ты – сидишь, я – сплю,
Мне холодно одной в постели,
А стрелки гонят время к январю,
Иль к февралю? Не помню, в самом деле.
За стенкою живет угрюмый дед –
Сосед ворчливый и сердитый.
Он вечно требует: «Гасите свет,
Когда уходите!» И пестует обиды.
Под утро громко замурлычет кот,
И день придет, на завтрашний похожий.
И год пройдет, и целый век пройдет,
И мы с тобой пройдем, но – позже.

* * *
Будто бы снова и как-то опять – влюблена,
Время не лечит, не учит – творит диагноз,
Делая суммой то, что по сути разность,
Медом и дегтем потчуя допьяна.
Гонишь Ее из яви, приходит в сон,
Выжив в ночных кошмарах, вползает в строчки,
Шумной толпою, компанией, поодиночке,
Пробуя выше октавой и в унисон.
Тяжесть любого поступка лежит на дне,
Там, где безумный порыв побеждает робость,
Там, где ладони свои я несу к спине,
Мирно стоящей у самого края в пропасть.

* * *
Это не слепота, не глухота с немотой,
Это ты идешь через туман густой,
Точно оглохла, молчишь, хватаясь за путеводную нить,
Потому что не с кем поговорить.

Этот туман и дорога призраками полны,
Руки тебе пожать норовят они,
Чтобы меж пальцами тонкими не спеша
Розовым светом твоя утекла душа.

Только призракам многочисленным невдомек,
Что у тебя в ладонях горит электрический ток,
Стоит им только коснуться руки твоей,
Станут они и того мертвей.

* * *
– Что поделываешь, голова,
наклонившись к земле? Едва
ли решила поспать еще,
твоим снам утерян счет.

– Я тружусь, погружая слова
в растревоженный котлован,
где травой прорастает дно,
впрочем, есть ли Оно?

– Чего ищешь, моя рука,
обнимая ладонью стакан,
оставляя печать тепла
по цилиндру стекла?

– Я пытаюсь нащупать круги
на воде… Ведь у каждой руки
есть излюбленный с детства прием:
и слепцом быть, и поводырем.

– А как ты поживаешь, нога,
проводя свою жизнь в бегах,
проходя всю ее насквозь
как бы вместе со мною и врозь?

– Подавляю стопой недуг,
если он появляется вдруг,
под себя подминаю боль,
порождаемую тобой.

* * *
По белой-белой зиме
Две тысячи третьего года
Бреду, увязая в бессилье, не зная броду,
От мороза невиданного обезумев,
Землю делю на метры и не перестаю удивляться,
То ли жизнь моя это, то ли ее имитация.
Может, точно: ослепшему небу я чем-то не угодила,
И блуждать в параллельных мирах мы навеки обречены,
Потому что в природе, помимо черных, такие есть белые дыры,
Наподобие этой зимы.

* * *
Я – это два моих легендарных деда.
Один – драматург и поэт,
другой – революционер, друг Хамзы,
много лет выступавший в его театральной труппе.
У обоих были жены-красавицы и по сыну с дочкой.
Моя жизнь текла в лабиринтах их тел
задолго до своего рождения:
в цвете губ и разрезах глаз,
в линиях носа и форме ушей,
в предплечьях, локтях,
коленных чашечках и лодыжках,
ветвилась узором в их крепких ладонях.
Мой голос звучал в нежном басе одного
и могучем баритоне второго,
струился капроном звуков по связкам,
подгоняемый сильным дыханьем,
выскальзывал самой высокой нотой
в минуты восторга и удивления,
отчаянья и горя…
моя память о них жила в их надбровных дугах,
в морщинах вдоль линии лба…
Она и теперь меня навещает
в бессонные предутренние часы
перед пробуждением сына.

• Назад
• Вперёд