Влад Соколовский (1971)

Родился 12 мая 1971 г. в Ташкенте. Поэт, прозаик, переводчик, эссеист. В 1992 году окончил факультет прикладной математики и механики Ташкентского государственного университета. Стихи и эссе публиковались в журналах «Звезда Востока» (Узбекистан), «Книголюб» (Казахстан), альманахах «Малый шелковый путь» и «Ark», книге «Неизвестный известный «Ильхом» (2003). Переводы поэтов Израиля в «Антологии ивритской поэзии» (Ташкент, 2003). Участник 1-го, 2-го и 6-го Ташкентского открытого фестиваля поэзии (2001, 2002, 2008). Член объединения «Ташкентская поэтическая школа». Лауреат 6-го Фестиваля молодых литераторов Израиля (2005) в номинации «Проза». C 2004 г. живет в Иерусалиме.

АСТРОНОМИЧЕСКАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ
Принципы стихосложения оставляют следы на бумаге.
Но не видеть мне звезд озарения, как увидел их Тихо Браге.
«Тихо, браги, – скажу,– мне налейте за Джордано Бруно, что мазан елеем,
Потому что костры уже вьются и над Джорджией, и над Брунеем».
Уже где-то сопит соперник, разводя втихаря спиртягу,
Потому что он, как Коперник, ощущает к напиткам тягу.
Ну а мы споем по-английски нашу старую добрую «Аббу»
И увижу тебя я так близко, как не виделся Сириус Хабблу.
Космонавты большого полета, хоть не Армстронги и не Гречки,
Только тоже летать охота, и начнем танцевать от печки.
И начнем кружиться, как звезды, по эклиптикам и орбитам.
Астрономы любви. Как все просто – от надиров снова к зенитам.
Ну не вечер – урок астрономии. Никаких последствий для жизни –
Центробежность и центростремительность смертный бой ведут в организме.
Только утром с большого похмелья погляжусь я в карманное зеркальце –
И воскликнется галилеево: «Почему же вокруг все вертится?»

МАРТОВСКИЙ СПЛИН
Мой ангел смерти, вписанный в трамвай,
Сложил крыла под заднее сиденье
И прикорнул на ситцевом плече
Своей очаровательной соседки.
Он, словно птица в бело-синей клетке,
Сидит на жердочке пластмассового стула –
Живое воплощенье караула,
Вместившего в себя и ад, и рай.

Весь город сдался мартовским дождям,
Залиты улицы, и чавкают штиблеты
В грязи коричневой с асфальтом пополам,
И девушка в колготках Golden Lady
Несется вдаль в своем кабриолете.

ИЗ ПИТЕРСКОГО ЦИКЛА
В Санкт-Петербурге дождь. И серый зонт небес
Над головой мне удержать едва ли.
Мне скучно без и трижды скучно с …
На этом распроклятом карнавале.

И набережных розовый гранит
Влечет меня по Мойке и Фонтанке.
Но пиво дорого, а горло так болит,
Как якорь у «Авроры» на стоянке.

И только кони рвутся на дыбы,
И львы беззвучно разевают пасти,
И символичные двуглавые орлы
Вонзают в печень клювы и напасти.

Над Петроградом дождь, и жизненный надрыв
Выхаркиваешь в кровь и уличную слякоть.
У девочки с косичкой взгляд игрив.
Я ухожу за ней. Ты обещай не плакать.

* * *
Но есть город в горах из двух сотен домов
В нем всего пять мощеных улиц
Но зато там в достатке котов и дворов
Сверху в реку глядит он сутулясь

Там зарю на рассвете петух пропоет
Там черешню клевать будет майна
И жужукнет как муха большой вертолет
К горизонту взлетев вертикально

КОГДА ЕДЕТ КРИШНА (С ИСПАНСКОГО)
Когда в темноте Вселенной
С тобой мы найдем друг друга,
Подумай о том, что будет,
Если ветер подует с юга…

Если ветер подует с юга,
Будут жаркими поцелуи,
Нас охватит пустыня страсти,
И все медленно и ненасытно…
Но начнется песчаная буря,

Занесет нас, закроет, закрутит,
И уже никогда не найдут нас,
Мы исчезнем в песке безвременья,
Если ветер подует с юга…

Когда в темноте Вселенной
Наши ветви сольются в дерево,
Подумай о том, что будет,
Если ветер подует с севера…

Если ветер подует с севера,
То снежинки закружатся в танце,
Нас обнимет сумрак мороза,
И все медленно и печально…
Но начнутся снежные вихри,
Занесет нас, закроет, закрутит,
И уже никогда не найдут нас,
Мы исчезнем в буране снега,
Если ветер подует с севера…

Когда в темноте Вселенной
Ничто не станет преградой нам
Подумай о том, что будет,
Если ветер подует с запада…

Если ветер подует с запада,
Задрожат пожелтевшие листья,
Нас пьянит пряность позднего парка,
И все медленно и спокойно…
Но начнутся вдруг листопады,
Занесет нас, закроет, закрутит,
И уже никогда не найдут нас,
Мы исчезнем в листве забвенья,
Если ветер подует с запада…

Когда в темноте Вселенной
Любовь не станет жестока,
Подумай о том, что будет,
Если ветер подует с востока…

Если ветер подует с востока,
Зацветут шиповник и вишня,
Нас напоит их пьяный запах,
И все медленно и свободно…
Но начнется цветение тополя,
Занесет нас, закроет, закрутит,
И уже никогда не найдут нас,
Мы исчезнем в пуху тополином,
Если ветер подует с востока…

Когда в темноте Вселенной
Мы с тобой, может быть, столкнемся,
Ни о чем, прошу, ты не думай,
Подойди и спроси: «Ты танцуешь?»

ИЗ КАРАКАЛПАКСКОГО ЦИКЛА
4.
Султану Текишу.

В этой ровной пустыне шириною на тысячу лет,
В черно-белом песке, что хрустит под ногами, как корка,
Вплоть до самого неба стоит твой кривой минарет.
Рядом твой мавзолей с голубою лазурью – хрустальная горка.

В эту странную землю – захочешь и не попадешь.
Здесь дорогу песок занесет, а на самой границе –
Некто в синем мундире под лозунгом: «Врешь – не пройдешь!»
И ведь выше его только вечно свободные птицы.

Я лежу на спине, отменив восемь с лишним веков.
Облака все текут, и к Востоку торопится Запад.
Минарет их впитает, кирпич его из облаков,
На соленом песке я украдкой пишу слово ПАХАД.

Это страх перед будущим прошлым, которого, в сущности, нет,
Это ад одиночества имени Акутагавы.
Это мой ежедневный закат без надежд на рассвет,
Ощущенье себя бесконечно безумным, влюбленным и старым.

Я – твой город, Текиш. Ты отстроил меня у земли.
Я – плотина из глины и досок, что рушат монголы.
Я – река, я сношу этот город, и бьются в осевшей пыли
Сотни тысяч любовей, миллионы сердец безглагольных.

Что осталось, Текиш? Что останется после меня?
Да и нужно ли снова и снова гадать и не ведать значенья?
Надо жизнию смерть попирать, и еще до скончания дня
Я любовь оживлю. И, наверно, начнется Спасение.

5.
Вновь ухожу из обжитого мира
В песок, буран, заносы и пургу.
Прощай, моя уютная квартира.
Я оставаться больше не могу.

Оставлю дома груз воспоминаний,
Скарб, нажитый таким большим трудом.
Рука болит от многих расставаний,
Мала планета, но далек Твой дом.

Мой брат Харон, свези меня туда,
Где есть автобус в сторону Нукуса.
Трут задницу газетою «Постда»
Там два вполне оформленных шулбуса.

Когда же Цербер в список занесет
Прописку, пол и прочие приметы.
Автобус по пустыне поползет
По берегам великой Аму-Леты.

Остатки хорезмийских крепостей
Меня не остановят в том походе.
Для них готова куча новостей
О том, что я уже почти свободен

От мыслей, от историй, от чудес,
От невообразимых карнавалов,
Поскольку пусто без Тебя окрест,
И мира без Тебя мне мало, мало.

В Куня-Ургенче заберусь на минарет,
Хотя попасть туда и невозможно.
С него увижу твой остывший след
И полечу к нему неосторожно.

Судьба, ату, ищи тот след, вперед!
Ведь твой хозяин глуп, и слеп, безумец.
Земля и небо водят хоровод.
Пусты кафе и тротуары улиц.

Оставь, Судьба, не надо, не ищи.
Наш мир так мал. А встреча нереальна.
Тебе от дома я отдам ключи.
А сам уйду в песок дождем случайным.

• Назад
• Вперёд