Баходыр (Бах) Ахмедов (1967)

Б. Ахмедов родился в Ташкенте в 1967 г. Закончил физический факультет Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова (1990 г.) и аспирантуру физфака МГУ (1994 г.). Кандидат физико-математических наук.
Его стихи и проза публиковались в периодических изданиях и альманахах: журналы «Звезда Востока», «Гармония», «Жахон Адабиёти», «SG», «Мегаполис», альманахи «Сегодня», «АРК» (Узбекистан), журнал «Урал», альманах «Аргамак», газеты «День литературы» и «Литературная газета» (Россия), «Иерусалимский альманах» (Израиль), газета «Лондон-ИНФО», журнал «Новый стиль» (Великобритания), журнал «Таллин» (Эстония) и журнал «Книголюб» (Казахстан).
В октябре 2007 года он занял первое место на Международном поэтическом конкурсе «Пушкин в Британии». В сентябре 2008 года принимал участие в VI Ташкентском фестивале поэзии. В феврале 2010 г. выпустил первый сборник стихов «Молчание шара».
В настоящее время работает в Ташкентской Международной Школе и сотрудничает с журналом «Bella Terra».


Письма из пустыни

1.

Мне хочется запомнить этот день:
Пустыня, пыльный ветер, ожиданье.
И где-то рядом будущего тень,
Что каждый миг меняет очертанья.

И кажется, что в этой тишине,
Лишь время, ощущая беспредельность,
Поет о бесконечном нашем сне,
Где ищем мы утраченную цельность.

И это одиночество сродни
Былинке, что склоняется под ветром,
Пока текут сквозь пальцы наши дни,
Надеждой на бессмертие согреты.

2.

Остынет кофе, свет померкнет,
и ветер выронит тоску.
Здесь каждый куст почти что смертник
с присягой верности песку.

Здесь бесконечное движенье,
как зов безликой пустоты,
где время растворяет тени
и заметает все следы.

А если ветер вдруг затихнет,
придет такая тишина…
И небо звездное возникнет
из маленькой песчинки сна.

3.

Человек в пустыне растворим,
как крупинка соли в океане.
Может быть, и мы когда-то станем
океаном неба голубым.

Что такое время? Это след
на песке, меняющем пространство.
Не ищи в пустыне постоянства,
но и в человеке его нет.

Зыбко все: барханы и кусты,
юрты, миражи, надежды, люди.
Все исчезнет, только ветер будет
измерять границы пустоты.


* * *

В лепет сна вплетая шепот ветра,
Нарисуешь новую луну.
Чистота серебряного света
Медленно стекает по окну.

Ночь в снегу, как мира замиранье
На краю вселенской пустоты.
Кто-то завтра вновь тобою станет,
Чтобы изменить твои черты.

Незнакомый, странный и тревожный
В амальгаме хрупкого стекла...
Каждый день меняет память кожу,
Превращая время в зеркала.


Человек толпы
(по мотивам одноименного рассказа Эдгара По)

Он вышел из прошлого в легком пальто.
Он знал, что за ним увязалось Ничто,
как пес, одинокий и старый,
отставший от стаи.

По улицам шумным весь вечер бродя,
он видел на лицах наброски дождя.
В толпе растворялся, как капля,
статист незаметный в спектакле...

А время читало судьбу по слогам,
вплетая свое бормотание в гам
весною отравленных улиц,
где мы навсегда разминулись.

И в зеркале темном витрины пустой
старик разглядел, как Ничто за спиной
смотрело в глаза по-собачьи:
казалось, вот-вот, и заплачет.


* * *

Ночные странствия души,
как черновик метемпсихоза.
Холодный свет луны дрожит
на лепестке уснувшей розы.
И то, что завтра обретет
рассудок, память, пониманье,
сквозь ночь прохладную плывет,
меняя сны и очертанья.
То птичий радостный язык,
то немота и страх разлуки…
То незаконченный дневник,
где есть тоска о точном звуке.
И кажется, последний шаг,
и вдруг сольются воедино
к любви летящая душа
и тела призрачного глина.


* * *

К чему бесконечное «Кто мы?..» –
мы это узнаем не здесь.
Мы лишь примечания к тому,
которого нам не прочесть.

Мы только попытка контекста,
что вновь прорывается за
узорную изморозь текста,
где каждая точка – слеза.

* * *

Отверженным трудно смеяться.
Поверженным больно любить.
Но, словно улыбка пространства,
Сверкнет золотистая нить.

И снова поднимешься, чтобы
Морозной надеждой дышать.
Прозрачное пламя озноба
Пройдет по душе не спеша.

Густой обжигающий воздух
Струится по зеркалу лет.
Над нами соленые звезды,
За нами – усталости след.

Но в этом ознобе, в томленье
Уже предначертан итог:
Высокое преодоленье –
Последней свободы залог.

И жизнь принимая смиренно,
Подставишь ладони весне...
О, хрупкое сердце Вселенной,
Когда ты забьешься во мне?

* * *
Остановка. Голодная площадь.
Полукруглое око луны.
Сквозь безмолвие, как бы на ощупь,
ты идешь вдоль холодной стены.

Понимаешь, что надо проснуться...
Понимаешь, но дальше идешь.
И не можешь назад оглянуться
И унять непонятную дрожь.

Что за жуть?.. Для чего и откуда?..
Словно кто-то идет за тобой.
Словно рвутся от боли сосуды,
И не можешь добраться домой.

А в стене никакого просвета.
Рельсы тянутся к самой луне.
Только слышно, как в городе где-то
Тихо плачет ребенок во сне.


* * *
«Не забудь, без меня тебя нет...»
Затихающий поезда звук...
Я поехал, туда, где рассвет
Кормит время надеждой из рук...

А в вагоне полночная муть...
И соседи о жизни опять...
Без меня тебя нет... не забудь...
Я вернусь, я сумею понять...

Десять лет по дорогам пустым...
Десять лет возвращенья домой.
Я пытался остаться живым,
Я пытался расстаться с тобой...

Но небесное вновь проросло...
Возвращение... Кнопка звонка.
И промыта любовь, как стекло,
Сквозь которое смотрят века.


* * *
Я вновь в стране, где черные такси
Питаются усталостью прохожих.
Где высший символ правды – BBC,
Да приговор суда еще, быть может.

Здесь каждый день дожди – исправно дань
Погода платит сентиментализму.
Не крикнешь даже утке здесь: «Отстань!»,
Что просит хлеба, строго глядя снизу.

Здесь каждый знает все свои права,
И носит их, что рыцарь твой – доспехи.
Подстрижена зеленая трава,
И в дневниках отмечены успехи.

А над моею крышей белый флаг.
И мой запас тоски давно истрачен.
И я смотрю, как в небе тает знак
Моей такой удачной неудачи.


* * *
Моя немота – это немота дерева, сожженного молнией...
Мое присутствие изменчиво, как рисунок тени на стекле...
Мой мир устал, как пилигрим, забывший свою дорогу...
Мои слова, умирают, не успев родиться...
И весь мой ответ ветру – неуверенный жест руки,
Оставляющий людям право меня не слушать...


* * *
Для точного времени слишком светло.
Избыточен образ и ждать тяжело...
Избыточен дождь, отменивший весну.
Лишь старые письма хранят тишину.

Как будто усталось, но что-то еще.
Последняя малость, неточный расчет.
Остаток надежды с нулем впереди.
И вечная нежность как кокон в груди.

В нем дремлет все то, что потом обретет
прозрачную радость и легкий полет.
Свободу размера, дыханье цветка –
все то, к чему тщетно стремилась строка.


* * *
То, что днем казалось временным,
вечером обретает горький привкус
дурной бесконечности.
Снег, как хамелеон, меняет цвет,
становясь грязно-лиловым.

Часовая стрелка касается пределов грусти,
и люди замирают перед прыжком в одежду отчуждения.

Вечер без запинки соскальзывает в ночь,
и в уснувшем городе разговаривают между собой
обезумевшие автоответчики...


* * *
мне опять хочется пойти в кофейню…
я устал, как устает от долгой дороги улитка…
голос пространства звучит все тише,
и день заметает все следы, приближаясь к вечеру…
в квартиры вползает невидимая грусть,
и хочется сидеть, не зажигая света...
и кажется, что этот февраль никогда не кончится...
и никогда не растает вода, замерзшая в зеленой пивной бутылке...
и прошлое никогда не станет прошлым,
а будущее – будущим...

к шести часам жизнь кажется непроницаемой,
как зимнее дерево...

* * *

Бесконечность – это когда перестаешь
считать снежинки.
Отрешенность – это когда перестаешь
думать об отрешенности.
Просветление – это когда
перестаешь говорить о просветлении...
Свобода – это когда начинаешь дарить
свое неприсутствие.


* * *

Группа крови: третья.
Резус: отрицательный.
Посмотри, столетие,
На меня внимательно!

Я твой сын беспочвенный,
От корней оторванный.
Телефон испорченный,
Шнур любви оборванный.

Может, в снах спасение...
В их переливании.
Кровь моя – терпение.
Резус мой – молчание.


* * *

Они пришли под вечер: едоки
картофеля. Те самые, Ван Гога.
Вошли гурьбой, оставив башмаки
тяжелые у самого порога.

Угрюмы были лица едоков –
осточертел, наверное, картофель.
Я предложил им хлеб и молоко,
я им сварил мой самый лучший кофе.

Они смотрели молча на меня –
на лицах бесконечная усталость.
Они бы посидели у огня,
да дров за эти годы не осталось.

И в тот момент мне было невдомек,
что ждали от меня они ответа
на свой вопрос: зачем, зачем Ван Гог
их наградил таким дрожащим светом?..

Зачем, его страдания впитав,
они однажды поняли, как страшен
его любви таинственный состав,
в безумье, как в спасение, бежавшей?.

Они все ждали, что я им скажу.
А что сказать?.. И в горле стало сухо.
И страшно стало, словно я держу
в руке своей отрезанное ухо.


* * *

Направо – город птиц.
Налево – город лис.
А между ними город ожиданий...
Калейдоскоп усталых наших лиц,
Слепых надежд привычное молчанье.

Быть может, к птицам было бы верней,
Да выдадут глаза на первом слове..
А лисы помнят всех своих детей
И вряд ли нас своей признают кровью.

Так и живем... Меж небом и тоской.    
То дружим с птицами, то лисам льстим любезно.
То зависаем незаконченной строкой,
Как мостик недостроенный, над бездной.     


* * *

На краю книги сидит птица.
На краю жизни сидит время.
На краю неба сидит ангел.
На краю грусти радость сидит.

Эти весы будут вечно качаться
И равновесие длится лишь миг.
Мы возвращаемся в небо, как птицы,
Или слова - в тишину своих книг.

Каждый из нас – непонятное слово
Несуществующего языка.
На краю строки точка возникла
И растворилась в небе строка.


* * *

Мы с тобой из одной строчки.
Мы с тобой из одной соли.
Два луча – из одной точки,
Две огня – из одной боли.
Мы с тобой из одной страсти,
Из одной на двоих сути.
Два луча одного счастья,
Два полета одной грусти.

Ненадежны слова наши.
Не дописан рассказ краткий.
Мы с тобой из одной чаши
Пьем напиток тоски сладкой.
И на дне остается бремя
Наших слов, наших дней сирых.
Мы с тобою творим время
Из одной пустоты мира.


* * *

Не доходили до предела...
Не обнажали пустоту.
Но кто-то видит только тело,
А кто-то ищет чистоту.
Не понимали смысла встречи,
И все же встретились опять.
Но кто-то светом был отмечен,
А кто-то не сумел понять.

Потом проснулись в неизбежность
Своей ошибки и вины.
И кто-то снял портрет надежды
С глухой стены.


* * *

Когда город расставит сети,
когда ветер кружить устанет,
когда небо тебя заметит
и в глаза твои ночь глянет...
Когда вдруг целый мир дольний
твоего будет ждать ответа,
ты поймешь, как дышать больно,
как прочна эта сеть веток.
Как покинуть ее страшно,
даже если ты стал птицей.
Даже если ты стал старше
и свобода тебе снится.
И в пустой глубине мира,
где столетья звучат тихо,
ты поймешь, как душа сиро
все не может найти выход
в лабиринте надежд вечных,
где все легче любви бремя.
Где так страшен мотив встречи
с тем, кто скажет тебе: «Время».


* * *

Все, что случилось, случилось на взлете.
Все, что открылось, открылось потом.
Кто я? И как вы меня назовете,
Если однажды войду я в ваш дом?

Прошлого призрак? Безумный бродяга?
Тающий отблеск былого огня?
Я не умею смеяться и плакать.
Как вы теперь назовете меня?..

Жизнь нас хранит, как попытку прозренья.
Все, что случилось, случилось во сне.
Кружатся две одинокие тени
В черном квадрате – в разбитом окне.


* * *

Музыка отзвучала.
Медленно гаснет свет.
Можно начать с начала,
Только начала нет.

Да и конца не видно –
Лишь бесконечный круг.
Так позабудь обиды,
Вспомни про чистый звук.

Музыка – это выход
В голую суть любви.
В зале темно и тихо.
Помни. Люби. Живи.


* * *

Реальность всегда такова, какова...
А рядом резвятся пустые слова.
Играют, смеются, не зная о том,
Что мы их однажды не пустим в наш дом.

Реальность всегда изначально права.
Но что есть реальность? Деревья? Трава?..
Осеннее небо? Бездомный старик?
А может быть, все-таки это язык?..

Язык, как попытка проникнуть в нее.
В реальность, чье имя «в себе-бытие»,
И чьи бесконечные маски страшат,
Одна из которых есть наша душа.


* * *

Избыточность смыслов
растворила единственный Смысл,
который мог спасти нас.
В воздухе застыли осколки прошлого.
Невозможно пройти мимо, не задев
хотя бы одного...


ПОДВОДНОЕ

..Но однажды становишься рыбой,
видишь мир через толщу воды
искаженным иной перспективой,
уменьшающей облик беды.
И теряя свои очертанья,
проплывают навстречу тебе
Бесконечные сны и желанья,
тяжело оседая на дне..
Где-то там, над тобою, надежды –
им неведом твой тайный маршрут.
И к далеким своим побережьям
корабли их упрямо плывут.
А тебе – глубина и свобода,
и коралловый лес немоты.
Может, Бог сотворил эту воду,
чтобы в ней сотворил себя ты.


* * *

О сложносочиненный быт,
Когда одно влечет другое...
Когда на части ты разбит,
И каждой хочется покоя.

Как нити в спутанном клубке,
Твои надежды и желанья.
Уйти бы в полночь налегке,
Устав от спора с зеркалами.

Обрезать нити, обрубить...
Но кто из нас готов на это?
А утром снова нужно жить
И находить свои ответы.

О сложносочиненный мир!
Кто сочинил тебя так больно?
Умножил вечное на миг
И результат назвал любовью.


* * *

Узнаем, увидим, откроем
Наш город, слепой, как печаль.
Надежды таинственным роем
Слетаются к нам по ночам.

И шепчут какие-то сказки,
И песни поют о любви.
Прощальные легкие ласки,
Прощальные пляски твои.

Узнаем, увидим, заплачем...
Мы – дети одной пустоты.
За нежность – усталостью платим,
За счастье – утратой мечты.

• Назад
• Вперёд