Олег Бордовский (1930)
Родился в 1930 г. в Ташкенте. В 1955 г. окончил ТШШМСХа. Проектировал объекты промышленного и гражданского назначения. Отмечен правительственными наградами. Часто публикуется в периодике Узбекистана, четырежды лауреат международных фестивалей авторской песни и поэзии в номинации «Поэзия».
Гадкий утенок
Поэма
Пытливый мальчуган с недетским зорким взглядом,
С фантазией творца мог видеть даже то,
Что многим не дано, будь то вдали иль рядом,
В предметах вокруг нас заметить волшебство.
Заметить и развить своим воображеньем
Задуманный сюжет – фантазий торжество.
Так ангела крыла познав прикосновенье,
Рождает сказку Андерсен, чаруя мастерством...
Природа летняя – отрадная картина,
Рожь начинает зреть и бурно колоситься.
Высиживать птенцов – удел семей утиных,
Чтобы на Божий свет они могли явиться
Из заточения, скорлупки пробивая…
На фоне леса, по соседству с водоемом
Стояла древняя усадьба одиноко,
Виднелись: ива, камыши с густой осокой
И стадо, что паслось там на лугу зеленом.
А дале – от воды до самого строенья
Произрастал лопух сплошной, такой высокий,
Что детки малые без всякого сомненья
Там под репейником, под дивной его сенью,
Вполне могли стоять во весь свой малый рост.
А в чаще лопуха так тихо и так глухо,
Словно в лесу густом, там и сидела утка
На яйцах, их согревая нежным пухом
И к треску скорлупы прислушиваясь чутко.
Дежурство утке то хотя и надоело,
Но покидать свой пост ей совесть не велела.
И вот стали трещать под уточкой скорлупки,
И клювиком вперед на свет лезут утята,
И радостно детей встречает мама-утка.
Комочки желтые – утиные ребята.
Пернатые мальки уже совсем на воле
Из плена скорлупы скорей освободившись,
Еще не осознав своей удачной доли,
Свой самый первый шаг по жизни совершивши,
Вдруг маму-уточку увидели свою.
Итак, вся малышня уж выбралась на волю,
Стараясь не шуметь, разглядывают зелень,
Еще не видя, где лопух растет, где ревень,
Не зная многого, не зная своей роли
В утином обществе, всего остерегаясь,
И к мамочке своей поближе быть пытаясь.
– Какой огромный мир! – тревожно пропищали.
– Вы не внимательны, хочу, чтоб обещали
Мне, что будете понятливей и зорче.
Ужель подумали вы, глупые ребятки,
Что тут и есть весь мир? Да нет же, он огромный.
Через репейник путь по суше и путь водный,
Поплавать будет где и наиграться в прятки,
Кому как нравится, – сказала мама важно.
– Чтобы окрестности подробнее освоить:
Сад, озерцо, канал – была я там однажды –
А за усадьбой луг, плыть далее не стоит!
Ну выбрались-то все? – став на ноги, спросила.
Увидев, что не все – одно яйцо осталось
Недвижимым в гнезде – к нему вновь поспешила
Досиживать, судьба такая ей досталась.
Сквозь чащу лопуха просунула головку
С вопросом: «Как дела?» соседка кряква-утка
(Она была умна, свой опыт и сноровку
Передавала всем в свободную минутку).
– Потомство тут не все, одно яйцо осталось, –
Сказала утка-мать, – замучилась с ним я.
Слишком большим оно и твердым оказалось,
Пополнится когда ж еще моя семья?
А те, что здесь уже, скажу, прелесть какие!
В папашу видно все, а он-то где гуляет?
Не навестил меня, прохвост, ни разу даже,
Мол, очень занят был, потом, наверно, скажет.
– Мой выводок красив, и писк его чудесный
Ласкает нежно слух и сердцу дарит радость.
Как примет малышей утиный двор наш местный?
Но вот один птенец опаздывает малость.
Бессрочно на яйце сидеть уже нет мочи,
Без отдыха и сна, вот так все дни и ночи.
Соседка: «Дай взглянуть мне на яйцо большое,
Не индюшачье ли? Ну так и есть, конечно,
Что не твое оно, уверена – чужое.
Однажды подвела меня моя беспечность:
В гнездо мне подложил чужие яйца кто-то,
Кому-то пошутить тогда была охота.
– Да где ж твои глаза, ты отупела что-то? –
Твердили мне вокруг. Не слушала их мнений.
Считала, мол, сама ума палата.
Не дождалась утят, явились индюшата.
А сколько у меня потом было мучений:
Ведь не хотели те детишки плавать даже.
Попыток всех не счесть моих и ухищрений,
Как приучить к воде и быть всегда на страже
Здоровья деточкам, я так всегда желала.
Как показала жизнь, все тщетным оказалось.
А ну еще взгляну – индюшкино творенье.
Подсунул кто его? Какое невезенье!
И чем сидеть тут зря, учила бы детишек
И плавать, и нырять, искать получше пищу,
Быть осторожными и не набить чтоб шишек,
И водоемы знать, водичка где почище».
Но утка: «Посижу», – сказала молодая.
Ответила: «Ну что ж», – ей кряква пожилая.
Пришла видно пора – внезапно затрещала
Скорлупка крепкая, и что-то запищало
Под маминым брюшком: на свет вдруг появился
Уродливый птенец, ужасный, просто гадкий.
Растерянности миг прошел – недолго длился.
– Позор какой! – взглянув на птенчика украдкой,
Мамаша с горечью сказала: «Не в папашу!
Но плавать будет он, не станет – сброшу силой».
На следующий день – в прекрасную погоду
Утиная семья вся двинулась к канаве,
Стопы свои туда и помыслы направив,
С собою прихватив утеночка-урода.
Придя на берег – прыг, бултых, скорее в воду.
И в первый раз, боясь, птенцы без исключенья
Отважно и стремглав нырнули друг за другом,
С восторгом крякая, не глядя на теченье,
Победу одержав впервые над испугом.
– Не индюшонок, нет, я вижу – это сын мой,
Как лапками гребет, как держится он прямо,
И как справляется с течением, с волною,
Он правильно плывет, – сказала утка-мама.
– И не дурен совсем, каким казался прежде,
Смотрю, ведь на воде пока не самый худший.
Не стоит мне терять, я думаю, надежды,
Что скоро мой птенец намного будет лучше.
Теперь же поспешим на птичий двор
Встряхнитесь, поживей поставьте прямо ножки
И крякните скорей, и поклонитесь утке
Той самой, пожилой, что хохлится немножко.
Она тут всех знатней – испанская порода,
На лапке ее есть заметный лоскут красный,
Отличья ясный знак, но вовсе то не мода,
Ее издалека заметен облик ясный.
Так ставьте поскорей красиво ножки-лапки,
Никак не вместе их – носочками наружу,
Воспитанность всегда ценилась и порядок,
А неуклюжие «садились часто в лужу».
И повторите «кряк» как можно поучтивей.
Утята сделали, а взрослые особы
С издевкою в ответ, как можно поглумливей,
Как будто бы они совсем другой породы,
Затараторили все сразу очень громко:
– Ну вот, еще пришла к нам целая орава,
Нет, наша не для них прекрасная сторонка!
Урода приводить с собой кто дал им право?
И сразу тут одна зло клюнула беднягу.
И от обиды он заплакал и от боли:
«За что такое зло, за что досталась доля
Придти на белый свет уродом-бедолагой?»
Но стала защищать утенка мама-утка:
– Чем не по нраву вам сыночек мой, малютка?
Родился он таким, но очень, очень добрым.
Спокойный, робкий он, что прицепились вы?
Для птичьего двора пусть вырастет пригодным,
Ведь не боится он, как индюки, воды.
Утята радостно исследовали двор –
Все новое вокруг, всего не перечесть.
Как много детвора не знала до сих пор,
И лишь один урод – несчастен и уныл.
Его толкают все, жестоко все клюют.
Для всех противен он, и никому не мил,
И на него орут, и на него плюют.
Не знал утенок, где и как ему скрываться,
Как избежать всеобщего презренья,
Как на глаза «двору» не попадаться,
Иль у него смочь вымолить прощенья?
Вот так он день провел, и стало еще хуже,
Прогнали от себя его сестрицы, братья,
Да, видно никому такой урод не нужен,
И дальше ждет его судьбины злой проклятье.
Не выдержал птенец и побежал к забору,
Помчался из всех сил, как будто шмель ужалил,
Свои как только мог он крылышки расправил,
Был слаб еще тогда – в далекую ту пору,
Но на забор сумел все ж кое-как взобраться,
Перевалился он и на колючий куст
Упал, чтоб навсегда с таким двором расстаться.
От напряжения чуть не лишился чувств.
. . .
На озере утенок просидел два дня,
На третий день пришли к нему два гусака.
Они удивлены, чуть крылья приподняв,
К уродцу отнеслись вначале свысока,
Затем помягче все ж: «Мол, слушай-ка, дружище,
Какой нескладный ты, какой же ты чудной,
Такого нет нигде, такого и не сышешь.
Коли подружимся – возьмем тебя с собой,
Поблизости здесь есть еще одно болото,
Там утки-барышни живут, и мы к ним часто
Летаем и, заметь, летаем не напрасно.
Но коль пока взлететь не можешь, то пешочком,
И по воде, земле, а где-то и по кочкам
Пройдя, ты явишься, а мы, конечно, встретим,
Представим барышням, и будешь на примете
У них, сомнений нет, там ждет тебя успех.
Но вдруг стрельба вокруг, и дикий грохот страшный,
И те два гусака – любители утех –
Упали замертво. Еще один упавший,
Еще один, еще. Стрелки со всех сторон
Ведут огонь, и цвет воды от крови красный,
Свист пуль и дроби треск, и диких уток стон,
Собаки в камышах, их грозный лай ужасный
Страшней всего. Ни жив ни мертв утенок гадкий
Хотел бы убежать скорее без оглядки,
Но страх его к земле прижал, не отпуская.
На землю тишина тревожно опустилась.
Утенок долго ждал, в затишье притаившись,
Осмелился привстать затем и осторожно,
Страх отгоняя прочь, бежать всё же решившись,
Скорей из этих мест, скорей как только можно
Пустился наутек, пути не разбирая.
Все обошлось тогда, и приютила бедолагу
Хозяйка птичьего двора.
Старушка думала, что перед нею утка,
Что будет приносить ей яйца без конца,
Они ж, наверняка, полезны для желудка.
Летели день за днем, яиц все нет и нет,
Их не дождаться ей, как видно, никогда,
Утенок как-то раз нахохлившись в углу
Сидел, и ветер, дверь внезапно распахнув,
Внес запахи озер и сена на лугу,
Внезапно разбудил желанье быть на воле,
Купаться и нырять, резвиться на просторе
И даже подпевать в утином громком хоре.
– А может мне уйти куда глаза глядят? –
Пролепетал птенец. – Ведь огорчаю всех
Ошибками, которые я допускал сто крат
И он ушел, найдя на озере возможность
И плавать, и нырять, осваивая сложность
В воде движений, и совсем не обращая
Вниманья своего на смех, дразнящих вечно
Утенка бедного из-за его уродства,
Летели дни стремглав, о, время быстротечно!
Осенняя пора из ласковой вначале.
В ненастье превратилась в одночасье.
И однажды увидел он под солнцем заходящим
Прекрасных белых птиц – скопленье волшебства –
И группами, и врозь словно по льду скользящих,
Божественных на вид – полета торжество.
Таких красивых птиц он раньше и не видел,
То были лебеди. Их крик, что звуки труб.
Особенно красив был их вожак, их лидер,
Для отдыха в ночи он выбрал здешний луг,
С которого с утра поднялись птицы ввысь и к цели полетели
В знакомый теплый край, подальше от метелей,
А он смотрел на них, не мог глаз оторвать,
Их силуэты уж заметны еле-еле,
И тут возникла грусть неясная опять
С глухим предчувствием беды.
Душой стремясь вослед тем птицам в небеса,
И как же их зовут, летят они куда?
Не знал, но полюбил их сердцем навсегда.
. . .
Бежало время, и становилось холодней,
Короче стали дни, а ночи все длинней,
И вот пришла зима, вступив в свои права.
Снега с морозами – суровая пора.
Покрылся ранним льдом спокойный водоем,
Утенок полынью бьет лапкой и крылом,
Бессменно бороздя и поперек и вдоль,
И с ветром злым борясь, превозмогая боль.
А потом уже без сил, окоченевший,
Примерз ко льду, почти что бездыханный,
И все же миг настал спасенья долгожданный:
Тем утром ранним там прошел домой крестьянин
Он птицу увидал, примерзшую ко льду,
И сердобольным будучи, как многие селяне,
Из плена ее спас – смог отвести беду,
И полумертвую принес к себе домой.
Там, отогреть сумев, с ней поиграть решили
Детишки, радуясь возможности такой,
Забавы прочие на время отложили.
Боявшийся всего птенец решил: теперь
Побьют его за то, что вид его ужасный,
Что в этот теплый дом он принесен напрасно,
И так как он урод, то выбросят за дверь.
Метнувшись, угодил в подойник с молоком,
И полностью разлил его, потом,
Шарахнувшись, попал он в кадку с маслом,
Оттуда – в чан с мукой, что было еще хуже,
И счастье, что тогда открыта дверь была.
Вдоль стенок проскользнув, смог прыгнуть за порог,
По тропке побежал, что к зарослям вела.
И долго пролежал в снегу почти без чувств.
Как зиму перенес – всех бед не перечесть,
Становится теплей – весны благая весть,
И стал звучать хор птиц в лесу и в чистом поле,
Птенец повеселел – он холод пережил,
Почувствовав мощь в крыльях, тот час по своей воле
Взлетел, и красоту полета ощутил.
И сверху видит он три белоснежных чуда –
Там трое лебедей по озеру плывут.
Решил, коль он урод, и изгоняем всюду,
То пусть накажут тут и здесь же заклюют.
Уж лучше жизнь терять от птицы благородной,
Чем получать пинки от кур и индюков.
И робко подлетев к тем птицам белоснежным,
Их сразу попросил: «Убейте же меня!»
И голову склонил, но, приоткрыв чуть вежды,
Он отражение увидел: «Это я?!»
Оторопев от счастья, что свалилось
На голову ему, вскричал: «За что ж такая милость,
Что стал из гадких он вдруг лебедем прекрасным?
Как видно прежние мученья не напрасны!
Три лебедя, и к ним приплыл еще один,
Как сказка наяву, и как небес посланье,
Он оказался вдруг сравнимым с совершенством.
И тройка лебедей, признав его главенство,
Изящно головы склонила перед ним.
И тут смутился он – теперь он всеми чтим,
Ведь раньше гадким был, повсюду нетерпим.
Напасти в прошлом все, он их преодолел,
О счастье таковом он и мечтать не смел…