Ибрагим Юсупов (1929-2008)

Первое стихотворение Ибрагима Юсупова "Моя родина" было напечатано в 1946 г. С тех пор на родном языке опубликованы сборники его стихов "Лирика счастья", "Путнику Востока", "Думы", "Семь перевалов", "Степные грезы". Три книги его стихотворений изданы на узбекском языке. В Москве, в издательстве "Советский писатель", вышли два сборника избранных стихов и поэм И. Юсупова— "Песня горного ручья" (1960) и "Меридианы сердца" (1966).
И. Юсупов — автор поэм "Товарищ учитель" — о зарождении и росте национальной интеллигенции, "Там, где цветет акация"— о преобразователях природы, "Судьба актрисы"—о зарождении
сценического искусства в родном краю, "Степные грезы"— покорителях пустыни, "Правда о ковровщице"— о жизни и революционной борьбе туркменского народа, "Сказ старого фонтана"— по
мотивам легенды о Бахчисарайском фонтане и др.
И. Юсупов — автор многих статей, нескольких учебников по литературе. Издан сборник его рассказов "Осень у старого тута".
В переводе И. Юсупова вышли отдельными книгами поэмы В. Маяковского и "Мцыри" Лермонтова. Он познакомил каракалпакских читателей с сонетами Шекспира, стихотворениями Пушкина, Гете, Байрона, Шиллера, Гейне, Мицкевича, Омара Хайяма, Хафиза, Шевченко, Ахундова, Важа Пшавелы. Им переведен также ряд произведений современных русских и узбекских поэтов.
На сцене Каракалпакского музыкально-драматического театра идет его пьеса "Сорок девушек" ("Кырк кыз"), написанная в соавторстве с А.Шамуратовым по мотивам одноименного эпоса, и
лирическая драма "Судьба актрисы".
Отдельные произведения И. Юсупова были опубликованы в переводе на казахский, украинский, белорусский, грузинский, латышский, марийский языки.


РОДИНА

Ты мне ветками тала казалась сначала,
Как зеленая ветвь, вырос я среди них,
И свирель из коры твоей тонко звучала —
Отголосок наивных раздумий моих.

"Я зеленая ветвь! Сок земли гкивотворный
Я впитала!"— звенела свирель над рекой,
И поддакивал песенке ремез проворный,
И гнездо себе строил, трудясь день-деньской.

"Кто умелее — бог или птица?"— сказала
Мать однажды, любуясь чудесным гнездом,
И тебя, моя Родина, сердце узнало
На лице материнском, родном и простом.

По росистой тропе я бежал рано-рано
И, сорвав одуванчик, брал в рот стебелек,
Чтоб конец его вился, как рожки барана,
"Стань бараном!"— я пел и глотал горький сок.

И скакал мне навстречу ягненок веселый,
"Пют-пют-пют!"— перепелки кричали с полей...
А потом стала Родина белою школой,
Зазвенел кокольчик среди тополей.

Я ловил ястребов, и, не зная покоя,
За мечтой молодой по равнинам скакал
Ты была, моя Родина, теплой рекою,
И в коробочке хлопка твой лик возникал.

Ты светилась в улыбке девчонки смешливой —
Как она улыбалась, стройна и юна!
( А в ауле была она самой красивой,
До сих пор почему-то мне снится она ).

А когда пастухи возвращались со стадом,
Ты печальною песней плыла в тишине.
И легендой, рассказанной сторожем старым
В шалаше, на бахче, ты осталась во мне...

Я во всем узнавал тебя — В тающем клине
Улетающих птиц над осенней страной,
В крике коростеля на пустынной равнине,
В громком зове фазана из рощи ночной.

Я любил забираться на стены весною
И следить, как пылает камыш у воды,
И лежали дороги твои предо мною,
Расходясь от аула лучами звезды.

О, во всем узнавал я тебя и гордился,
Как прекрасна ты, Родина! Как ты сильна!
Сколько б я ни любил землю ту, где родился,
Но отдельно от Родины —
Что мне она?

Заблужусь я в горах или в чаще таежной,
Постучусь ли в ярангу средь вечного льда,
Даст мне пищу и станет защитой надежной
Чувство Родины, данное мне навсегда.

Как могу я ходить по цветущим долинам,
О тебе забывая, в родимом краю?
Только тот может истинным быть гражданином,
Кто вместит в своем сердце всю землю твою!

С караваном ракет унесусь ли я к звездам,
На планете ли дальней оставлю свой след,
Но вернусь к тебе, Родина, рано иль поздно:
Я ведь ветка твоя!
Без тебя меня нет.

Перевод О. Дмитриева


КАННЫ В НУКУСЕ

Из-за заборов деревянных,
С газонов светлых площадей
Глядят цветы Востока — канны —
С улыбкой доброй на людей.

На них мы смотрим, как на чудо,
Поэт и пахарь, я и ты:
Любовь трудящегося люда,
О    канны, алые цветы!

Девчонки-модницы, пижоны
От шумной улицы вдали
И те затихнут удивленно:
Какие канны расцвели!

Да, здесь, в степи, сожженной зноем,
Днем погружалось все во мглу,
И пыль ложилась толстым слоем
На свежевымытом полу!

Давно уж нет степи безводной,
Покрытой жестким янтаком,
Она по воле всенародной
Прекрасным стала цветником.

Вы, канны, говорите гордо,
Что время лучшее пришло,
Вы у дверей аэропорта
Гостей встречаете тепло.

Две женщины домой вернулись,
Медали на груди горят.
Цветами крупными любуясь,
Они на площади стоят.

Конечно, прав народ, считая
С давным-давно минувших лет:
Кровь белой курицы густая —
Вот самый чистый в мире цвет.

Как пламя средь ночного мрака,
Вы, канны, яростно ярки,
Любимый цвет каракалпака
Окрасил ваши лепестки!

Днем ходят канны, как фазаны.
Веселый водят хоровод.
О, взять бы в руки кисть Сарьяна!
Художники, смешной народ,

Цветы, поблекшие в стаканах,
Изображая на холстах,
Вы забываете о каннах —
Народных праздничных цветах!

Я б холст большой на площадь вынес
И рисовал бы только их
На фоне города, что вырос
Цветком среди равнин пустых!..

Уносит осень цвет за цветом —
Зеленый, белый, голубой,
Цветы другие вслед за летом
Уходят, не вступая в бой.

Все пожелтеет, но бессонно
Лишь канны — гордые сердца —
Стоят, как знамя гарнизона,
Что не сдается до конца.

Шагайте, канны, перед нами
Колонной юной боевой,
Как дети с красными флажками
По первомайской мостовой!

В простом пальто, раздутом ветром,
Он улыбался с высоты,
Когда пришли к нему с приветом
Востока алые цветы...

Перевод О. Дмитриева


САКСАУЛ

Что за странные толпы видны в раскаленной дали?
В небо руки кривые с угрозой они вознесли.
К ним с дороги сверни: это стражи пустынь — саксаулы
Над горбами барханов вздымаются в жгучей пыли.

В седине и рубцах, сколько лет им, не знают они,
Положи их в костер — антрацитом пылают они.
Будто стойкий отряд массагетов — кочевников древних,
Жизни крайний рубеж от песков охраняют они.

В зной и стужу растет саксаул на сыпучей гряде,
Право жить на земле добывает он в тяжком труде:
Как бурильщики скважин, упорные, твердые корни
Прах бездушный сверлят, пробираясь к соленой воде.

Безымянный, на страже стоит в одиночестве он,
Если в схватке погибнет, не требует почестей он,
Но покуда живет, будет молча с пустыней сражаться,
Как верблюд, терпелив и, как сказочный воин, силен.

На суровой земле прорастают его семена,
Вслед за ним в наступленье идет на пустыню весна,
А когда он в огне умирает — не зря умирает:
Жар упрямой души отдает человеку сполна.

Перевод С. Северцева


ФАЗАН

Бродил я степью заснеженной,
Ступал по свежей белизне,
И вдруг, как громом пораженный,
Остановился я.
И мне
Явила степь — художник чудный —
Картину на холсте своем,
И было оторваться трудно
От красок, пышущих огнем:
Незащищенно и открыто
Лежал фазан в тени куста,
Как позабытая палитра,
Где дерзко смешаны цвета!
Цвели оттенки красок сочных,
Живою силою полны,
Как будто радуги кусочек
Упал на землю с вышины.
Фазан, прижавший шею к телу,
Крылом головку укрывал,
Но хвост-изменник то и дело:
"Я здесь!"— владельца выдавал.
И я подумал:
Так, бывает,
Девчонка юная, в цвету,
Одеждой тщетно прикрывает
Свою хмельную красоту.
Взлетела птица— глазу больно!
Над степью взмыл комок огня...
Я побежал за ней невольно,
Но мчались, обогнав меня,
Лихие всадники за псами,
Псы взвыли, увидав ее,
Охотник с красными глазами
Уже прижал к плечу ружье!
И — выстрел...
И кусты сомкнулись
Над птицей с раненым крылом.
И люди в заросли метнулись,
Спеша к добыче напролом.
Но, не желая покориться,
Пытаясь выжечь смерть дотла,
Как пламя трепетала птица,
Сопротивлялась и жила!
И я подумал, птицу славя,
Что нужно пламенно мечтать,
Любить, как пламя,
Жить, как пламя,
И, пламенея, умирать!

Перевод О. Дмитриева


ЧЕРНЫЙ ТАЛ

1

Там, где шумит арык, растешь ты, черный тал,
По берегам живой стеной кустарник встал.
Твой каждый куст и каждый листик мне сродни —
Родился я под этим небом в их тени.
Не раз, подвесив колыбель к твоим ветвям,
Меня качала мать, и ты склонялся к нам.
Когда шумел ты возле юрты — шум ветвей
Звучал в душе, как сказки матери моей.
В густой листве шныряющие воробьи
Мне озорство и живость отдали свои.
К земле в раздумье ветви тонкие клоня,
Учил ты вдумчивости, строгости меня.
Здесь я узнал любовь; на этих берегах
Являлись мне не раз и Пушкин, и Бердах.
Здесь над водой, что с тихим лепетом лилась,
Любовь к земле отцов в те годы родилась...
То ты примолкнешь, точно сказочник седой,
То расшумишься, беспокойный, молодой.
Мне не забыть твоих речей, мой черный тал.
"О, будь поэтом!" — не однажды ты шептал.
Когда пришло мне время из дому уйти,
Ты провожал, желал мне доброго пути.

2

Осталось детство там, где песни пел арык,
Я вырос и окреп, как молодой тальник.
Открылась мне такая даль, такой простор:
Леса над Волгой и стена Кавказских гор.
Я видел море, кипарисы, много дней
Я наслаждался тенью пальмовых аллей.
Но я всегда в своих мечтах летел к тебе,
Я полон дум о молодой твоей судьбе.
А ты себе шумишь, подставив солнцу грудь,
Зовешь прохожих в знойный полдень отдохнуть.
Вокруг тебя текут счастливой жизни дни,
И мой родной аул растет в твоей тени...
О берег мой, мечта моя, цвети, шуми листвой,
Я преданный твой сын, певец, мечтатель твой!

Перевод П. Пагирева


РУБАИ

Проходишь... Платье цвета искр. А вся — как из кремня!
Уходишь. Холоден твой взор. Не слушаешь меня...
И только легкий ветерок от платья твоего...
Нет, это вихрь! Он мир зажег! И я — в кольце огня.

* * *

Любому зеркалу тебя не отразить сполна.
Что внешность— чайка над волной. А ты — сама волна!
Вся стать твоя — не суть твоя!.. Любимая, послушай:
Вот сердце. Погляди в него. Узнай себя до дна.

* * *

Ты можешь сам сто раз забыть о том, что ты поэт,
Но шла в сердца твоя строка — и ты живешь, поэт!
Но если ты хоть раз забыл, что звался человеком,
Ты лгал! Ты лжешь своей строке, ты трижды — не поэт!

* * *

Когда б сама Аму-Дарья застыла хоть на миг...
О, ей бы в русло в тот же миг болотный врос тростник!
Вот так... Не остывай, поэт: за каждый час покоя
Такою тиной занесет, что не найдешь родник!

* * *

Привил я скромный черенок к узлу больших ветвей,
Я древа Пушкина — росток! Бердах в крови моей.
И незабвенный Навои в моем сердцебиенье.
О ветер всех земных дорог, обвей меня, обвей!

Перевод С. Ломинадзе


МУХАММЕС

От снега искорки летят, где ты, любимая, пройдешь,
Разносит ветер аромат, где ты, любимая, пройдешь.
Была пустыня — будет сад, где ты, любимая, пройдешь,
И трели соловья звучат, где ты, любимая, пройдешь,
Там дол, шагам внимая, рад, где ты, любимая, пройдешь.

Поток Аму-Дарьи бурлив — летит отважным скакуном.
Ты, ветры за собой сманив, стоишь на берегу речном.
В глубокий омут, под обрыв, приплыл дремать ленивый сом,
Но, как джигит, в воде ретив при приближении твоем.
Там чувств порыв и сил прилив, где ты, любимая, пройдешь.

Твой легкий шаг, твой жгучий взор растопят снег, оплавят лед,
С журчаньем устремятся с гор весенние потоки вод.
Тут — буйной зелени ковер, там — ивы отдадут свой мед,
Пернатый хор вокруг озер на птичий соберется слет.
Там сокол сменит свой убор, где ты, любимая, пройдешь.

«Увидишь — раскажи о ней!» — зарю упрашивает ночь.
«Касаться щек ее не смей!» — роса пылинку гонит прочь.
И все быстрей, и все вольней, восторги удержать невмочь,
Стрекозы, бабочки кружат — цветистый хоровод, точь-в-точь!
Там пчелы загудят сильней, где ты, любимая, пройдешь.

Весна моей мечты, приди, о ясноликая моя!
Ты вечно у меня в груди, жизнь без тебя не мыслю я.
Бутоны к жизни пробуди, тепло и свет вокруг струя.
Цветами взор наш услади, каракалпакская земля.
Там всяк весенней ласки жди, где ты, любимая, пройдешь!

Перевод Г. Ярославцева.


НЕРВЫ

Вам, чуткие струны, немало
Приходится в жизни звенеть.
Вас дергает зло, как попало,
Ногтей человеческих медь.
Пусть тросу подъемного крана
Грозит от нагрузки обрыв —
Надежен ваш лад постоянный,
Вынослив и терпелив.
Стремления, поиски, споры,
Жестокие схватки, подчас
Паденья и взлеты, раздоры —
Все бременем ляжет на вас.
Владелец ваш
век свой недлинный
В заботах, в борьбе проживет.
Вам — сдерживать сталью пружинной
Эмоций его хоровод.
Надменно поджатые губы,
Навыкате злые глаза,
Язык ядовитый и грубый,
В несчастье скупая слеза
И зависть, и высокомерье,
И благополучье на час —
Все точит, как яблоню черви,
Все, все ополчилось на вас.
Тончайшим вы ловите слухом
Малейшие звуки земли,
Настороженное ухо
Все слышит вблизи и вдали —
Бомбежки гремящее пламя,
Рокочущий атомный гриб...
Плач женщины в жарком Вьетнаме
Над сыном, что жил и — погиб.
Порой оскорбляет вас злобно
Эфир, клеветой засорен...
Вы арфе Эола подобны,
Но — наших, не древних времен.
Наш мир — это зданье большое,
Где хлопают часто дверьми.
Пусть нет в нем угла для покоя —
Не будет он брошен людьми.
Шумливым
предъявим мы факты,
Борьба — так борьба до конца.
Страшат ли неврозы, инфаркты
Борцов настоящих сердца!
Да, струны, вас много терзали,
Немало терпеть вам и впредь.
Но, значит, стальными вы стали
Усталостью вам — не болеть!

Перевод Г. Ярославцева.


ПРОПОЙТЕ ПЕСНЮ МНЕ АЖИНИЯЗА...

Пропойте песню мне Ажинияза!
Пусть плачут те, кому — стрелой из лука —
Пронзила сердце с родиной разлука...
Пропойте песню мне Ажинияза.

Поэт на свет рождается не часто.
Уходит он, чтобы стихам начаться
В полночных снах, в истоме странных глаз,
Чей долгий взгляд — их добрый долгий саз

Чтоб строки потекли лавиной света
И сердце не осталось без ответа
И трепетно внимало ветру саза,
Пропойте песню мне Ажинияза!

Больной и страстной силой «Бозатау»
Я души тех окаменеть заставлю,
Кто позабыл, кем был каракалпак,
Кто друг ему, а кто — заклятый враг.

Сегодняшняя радость тем сильнее,
Чем больше горя прошлого за нею.
Чтоб видеть завтра лик, еще неясный.
Пропойте песню мне Ажинияза!

Я жду ее, терпение теряя,
Как соловей безумный, повторяя
Слова, в которых — все острей, сильней
Вкус родины с горчинкой давних дней.

Хотите вы посредственность унизить?
Хотите звезды дальние приблизить?
Хотите, чтоб, покинув ложе смерти,
Я продолжал бы жить на этом свете?
Внемлите слову моего наказа:
Пропойте песню мне Ажинияза!

Перевод Р. Казаковой.


АРБА СЛАВЫ

Коль свяжешься в пути с арбою славы,
То так и знай: беды не миновать!
И канет в пустоту твой голос слабый,
Когда, застряв, на помощь будешь звать.

Пусть обод украшает позолота
И весь навес из серебра на ней,
Твоя дорога — черная работа,
Тебе б арбу, хоть проще, да прочней.

Здесь слева — горный кряж, обрывы — справа...
Колени ободрав о камни круч,
Узнаешь сразу, сколько весит слава,
Приняв на плечи тяжесть темных туч.

А те, кому отваги недостало
Достичь вершины волей и трудом,
Увидят ли, как трудно дышит слава,
Хватая воздух пересохшим ртом?

Передохнув на горном перевале,
Почувствуешь прилив внезапных сил.
Хотя готов был к этому едва ли
И у судьбы пощады не просил.

И больше ноги не болят натужно...
Ты победил. Окончена борьба.
И там, где транспорта совсем не нужно,
Тебя ждет славы странная арба.

И непомерно узкою тропою
Помчит тебя она в волшебный сон,
Которым над восторженной толпою
На краткий миг ты будешь вознесен.

Но пользы в ней — не больше, чем в игрушке,
А это не игра — твоя судьба.
... Когда в дорогу отправлялся Пушкин,
Его ждала обычная арба.

Перевод Р. Казаковой.


ГЛАЗА ЯЩЕРИЦЫ

Когда на степь мою даны
Два оробелых огонька,
Две современные луны —
Две фары от грузовика,
В их блеске светит бирюза,
Как перстни с царственной руки,
То ящериц степных глаза,
Пустыни хищные зрачки.
Они меня не удивят:
В степи родился я и рос
И с детства помню этот взгляд,
Его сверкающий гипноз.
Когда геологов встречал,
Я им поверить не спешил...
Так ящерицы по ночам
Глядят на фары от машин.
Но старый фосфор отсверкал,
А свет надежды победил,
И саксаул, как аксакал,
Оазисы благословил.
И вот горят огни во мгле,
И город встал во весь свой рост,
И звезды нынче на земле,
И человек у самых звезд.
Пустыня веки подняла, —
Прозрела тьма ее навек,
Она, смирившись, поняла,
Что царь природы — человек.
И город есть, похож на сад,
Пустыни первое дитя...
А прошлое ползет назад,
Глазами ящериц блестя.

Перевод Р. Казаковой.


РЕБЕНОК

1

Ребенок — великан среди людей,
Пришедшее в сейчас твое «вчера»...
Он — колыбель всех завтрашних идей,
Он — эмбрион палитры и пера.
Он вечным утром входит в каждый день,
Твой самый первый и последний шаг,
При нем становится светлее тень,
Добрее друг и беспощадней враг.
Он наш учитель, этот мэтр с вершок,
Еще не ставший сам учеником,
Он победитель — целый мир у ног,
Но с азбукой убийства не знаком.
Он Чингисхана дергал за усы,
Перед которым каждый трепетал...
И тратил Маркс бесценные часы
На игры с ним, оставив «Капитал».

2

Когда ребенка на руки беру,
Влюбляюсь в жизнь, как юноша, опять.
Из детства путь лежит один — к добру.
«Я был ребенком... » — может ли сказать
Тот, кто ведет нечестную игру?
Нет. Были на земле не все детьми.
Палач и лжец, уста свои сомкни!
Когда б ты на ребенка был похож,
Не рыли б для детей могил в Сонгми,
В Освенциме не тлели бы — смотри! —
Десятки тысяч маленьких подошв!

Перевод Р. Казаковой.


СОРША
(Сонеты)

Леченье от грусти — прогуляйся
на берег реки; леченье от чванства —
поброди по кладбищу.
Пословица

I

Здесь бытия с небытием граница,
О    жизни здесь любая глохнет весть;
Жил — мог себя заметней прочих счесть,
Сюда попал — пред равными смирится.
Мутится разум здесь, влажны ресницы,
Ничьим губам в улыбке не расцвесть.
То ль другу без тебя отсюда бресть,
То ли тебе без друга воротиться...
Настигнет смерть арканом скакуна, —
Неведом ей просчет, не кинет мимо.
И все ж она над жизнью не властна.
Жизнь непокорна и неутомима.
Смотри: вот надломился стебелек,
Но вырастет их тысяча, дай срок!

II

Настигнет смерть арканом скакуна —
Судьба для всех одна... Страшись другого:
Вдруг говорящий над тобою слово
Утрату не почувствует сполна!
Представь: не скорбь сердец, а тишина
Ведет тебя в последний путь сурово.
Страшись того, что смена не готова,
Что за зимой не настает весна...
Оставшиеся жить — твои же судьи.
Страшись, что, о тебе припомнив, люди
Заслуг твоих, увы, не назовут.
Коль ни врага, ни друга ты не нажил,
Кто б смерть твою, как жизнь твою, уважил,
Так, может быть, ты вовсе не жил тут...
___________
^{Сорша - название кладбища в окресностях Нукуса.}

Перевод Г. Ярославцева.


ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Стоят в глазах передо мною:
Осенний день, целинный край,
Девчонка с русою косою,
Что сняла первый урожай.

Не думал раньше, что любовью
Она меня обворожит,
Что обольёт мне сердце кровью
И к маме в отпуск улетит.

Припоминаю всё, как было:
Нас мчали в степи поезда.
Гудела тракторная сила
На целине у нас тогда.

Потом без края и границы
Хлебов качнулася волна.
Стояла опустив- ресницы
В спецовке девушка одна.

В неё влюбился я
И долго
Холил, как тень за нею вслед.
Но все ж скажу, по праву долга,
Спросил, мол, любишь или нет?

Она смутилась
И несмело:
"Кого любить?"—произнесла.
В тот светлый полдень —
В платье белом
Девчонка русая была.

Я подарил цветов охапку,
Готов стоять с ней до темна.
Но ей, под облачною шапкой,
Милей казалась целина...

И в сердце вновь к труду горенье
Плывёт комбайн—корабль степной.
Жду с нетерпеньем возвращенья
Девчонки с русою косой.

Пер. П. Кобракова.

• Назад
• Вперёд