Абдукаюм Юлдашев. Эксперимент профессора Хакимова (рассказ)

Абдукаюм Юлдашев

ЭКСПЕРИМЕНТ ПРОФЕССОРА ХАКИМОВА

Огромный двор гудел, словно...
С чем сравнить это непередаваемое смешение слабого ропота, негодующего рокота, стыдливого шепотка и нервного смеха, за которыми абитуриенты и их бесчисленные болельщики пытаются скрыть искреннее волнение перед мандатной комиссией? Хоть я работаю в "Вечерке", а эта газета, надо сказать, не пользуется особым авторитетом среди журналистской братии, числюсь я все же фельетонистом. Поэтому человеку в моей должности стыдно останавливаться на многоточии, теряться в поисках неожиданного сравнения. Я и не теряюсь. Доказательство тому у вас перед глазами. Итак...
Огромный двор гудел, словно компрессор, которым не пользовались так долго, что в нем прочно обосновались дружные пчелы, и о котором вдруг вспомнили и включили.
Всякий раз, когда оживал динамик, установленный на балконе второго этажа, главные действующие лица и их опекуны замирали как по команде и скрещивали на нем взгляды. А тот, словно издеваясь над утомленными ожиданием людьми, шипел, хрипел, как горячая вода в испорченном смесителе, и... замолкал, чтобы вскоре начать сызнова.
Нашему ожиданию, казалось, не будет конца. Я с племянником Турсунбаем оказался в числе счастливчиков, которым досталось место на скамейке в тени раскидистого дерева. Безжалостные секунды уносились своим чередом, и мне казалось - уже ничто не нарушит их безостановочного марафона, как вдруг Турсунбай встрепенулся, наморщил лоб и принялся озираться, словно услыхал чей-то зов. Наконец он поднял глаза кверху, улыбнулся, дернул меня за рукав и взволнованно зашептал:
- Дядя, смотрите, ИЛ-86!
- Чему ж тут удивляться? На то он и самолет, чтобы летать.
- Да ведь это не обычный самолет, это аэробус. За час он покрывает...
Ох, и племянник у меня! Если его вовремя не остановить, он вам будет рассказывать о самолетах до тех пор, пока у вас голова не закружится от обилия марок, цифр и имен известных летчиков. Тот, кто незнаком с Турсунбаем, обычно через пять минут разговора спрашивает, в каком авиационном училище он учится. А он нигде еще не учится, он только поступает, и уж, конечно, не в авиационный. Нашей семье только этого не хватало.
Я уж было собрался одернуть некстати разошедшегося племянника, но меня отвлекли. Моя соседка - пожилая женщина в сбившемся на сторону платке, в стеганом чапане и галошах на босу ногу, до сих пор растерянно молчавшая, неожиданно расплакалась. Неотлучно находившийся подле нее паренек с руками, скорее приспособленными корни корчевать, а не перелистывать хрупкие страницы учебника, тяжело вздохнул и отошел от скамейки. Тут только я заметил стоявшего за ним подростка. Он был очень похож на "тракториста" так я назвал про себя парня с впечатляющими руками. Из дальнейшего разговора выяснилось, что они и в самом деле родня. Пожилая женщина приходилась им матерью.
- Зачем же раньше времени расстраиваться? - мягко обратился я к ней. Надо всегда надеяться на лучшее. Глядишь - и вам улыбнется судьба.
Она ничего не сказала. Только посмотрела на меня доверчиво и суетливо принялась утирать слезы. За маму ответил ее младшенький.
- Уж очень конкурс большой. А у него, - он кивнул на маячившего неподалеку "тракториста", - сплошные "тройки".
Мне оставалось лишь развести руками. Но подросток, видимо, обрадовавшись возможности скоротать время, с увлечением принялся рассказывать о сконструированном его старшим братом устройстве, предназначенном уже и не припомню для чего. Запомнил лишь, что это устройство применяют чуть ли не по всей, далекой от нашей столицы, области.
Мысленно я взвесил шансы на поступление в институт изобретателя из провинции и счел их ничтожными. Но рассказ подростка пробудил во мне интерес к другим соискателям на место в студенческой аудитории, и я с интересом прислушался к монологу своего соседа справа, мужчины внушительного вида. По всему было видно: этот из тех, кто не привык повторять дважды одно и то же. Но по беспечному виду нехотя внимавшего ему юноши в одежде, чуть ли не сплошь состоявшей из фирменных наклеек, можно было заключить, что на этот раз важному лицу досталась не самая благодарная аудитория, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы этого не замечать.
- Ты, сынок, - увещевал он равнодушного собеседника, - с первых же дней крепко держись за Асамиддина-ака. Постарайся стать старостой группы. С преподавателями будь предельно вежлив, они это любят.
Сомневаться не приходилось: для важного лица его чадо числилось в студентах еще до мандатной комиссии. Признаться, я был такого же мнения о своем племяннике, но ведь так думать у меня были все основания: Турсунбай сдал экзамены только на "отлично" и "хорошо", причем отличных оценок у него было больше.
- Мандатная комиссия, возглавляемая профессором Хакимовым... отхрипев, заверещал динамик, и моя соседка слева вновь разразилась рыданиями, а сын важного лица, словно нехотя, поднялся со скамейки и стал поправлять прическу.
- ...приглашаются: Улашев Мамарайим!..
Рядом раздался исполненный восторга крик, и "тракторист" - вот неожиданность! - со всех ног бросился к раскрытым дверям института. Кричал его младший брат, в то время как мать никак не могла поверить в выпавшее и на ее долю счастье.
Я напряг слух. Одного за другим выкликали по именам новоиспеченных студентов, и это продолжалось довольно долго, а кончилось тем, что динамик прохрипел: "Все". И умолк на целый год, до следующей мандатной комиссии. На важное лицо трудно было смотреть: на нем лица не было. Вскочив со скамейки как ужаленный, он бросился к телефонной будке.
Я и Турсунбай не проронили ни слова. Но если я потерял дар речи потому, что был ошарашен чудовищной несправедливостью, постигшей моего племянника, то он не проронил ни звука совсем по другой причине: в небе проплывал очередной самолет...
На следующее утро ваш покорный слуга явился на факультет невыспавшийся, но во всеоружии неопровержимых фактов, свидетельствующих о грубом нарушении мандатной комиссией действующих правил приема в вузы. Остаток вчерашнего дня и часть ночи ушли у меня на встречи со множеством людей, большинство которых составляли неудачливые абитуриенты и их родственники, а также на сортировку собранных сведений. Теперь я готов был предъявить мандатной комиссии два обвинения. Первое из них состояло в том, что оценки тех, кто не дождался вызова на комиссию, как правило, были выше оценок новоиспеченных студентов. Второе обвинение касалось вполне конкретного лица - председателя мандатной комиссии профессора Хакимова. Как я узнал от других членов комиссии, профессор вообще составил список кандидатов в первокурсники, не сверяясь с экзаменационными ведомостями.
Когда дошла очередь, я вошел в кабинет Хакимова, держа в уме вполне созревший план нашей беседы. С первого же взгляда лицо уважаемого профессора показалось мне не внушающим доверия, даже неприятным. Передо мной сидел не человек, а бесформенная глыба, колышащаяся при каждом движении, как прихваченный морозом студень. Там, где глыба была перетянута галстуком, начиналось обрюзгшее лицо с мясистым носом, увенчанное желтой, под стать студню, лысой макушкой. Увидев этого монстра, я еще больше утвердился в желании вывести его на чистую воду.
- Дело в том, что мой племянник получил на экзаменах две пятерки и четверку...
- Фамилия? - оборвал меня профессор.
- Халиков, Турсунбай Халиков.
Хакимов снял лист с верха высящейся перед ним на столе кипы бумаг и быстро пробежал его глазами. Наконец он нашел нужное и вновь взглянул на меня.
- Получи ваш племянник даже все пятерки, мы все равно не смогли бы его принять, - сухо произнес он.
- Мне известно, - дрожащим голосом произнес я,- что студентами стали даже круглые троечника.
- И что с того? - невозмутимо ответил он.
Вот когда пришел мой черед перейти в наступление по всему фронту. Я медленно взвесил в руке свою объемистую папку и спросил:
- Знаете ли вы, уважаемый профессор, что в этой папке?
- Вероятно, что-то вроде досье на меня, не так ли?
- Угадали. И я сейчас же отнесу этот материал куда следует.
- Вы уверены, что знаете, куда следует относить дезинформацию? улыбнулся мой собеседник. Я уже собрался ответить выпадом на выпад, но он внезапно предложил мне сесть и протянул скользкий, блестящий предмет.
- Это магнитный браслет, - пояснил он. - Вы, наверное, знаете, для чего он предназначен.
Конечно, я был в курсе. Совсем недавно один мой знакомый журналист-международник привез из Японии похожий браслет. Он объяснил, что эта блестящая штуковина улучшает кровообращение и, как следствие, благотворно влияет на весь организм, включая механизмы мышления в памяти. Но вот для чего профессор протягивает его мне?
- Не подумайте, что это взятка, - словно угадал он мои мысли. - И даю я вам браслет не насовсем, а на время нашего с вами общения. Кстати сказать, на устных экзаменах и предварительном собеседовании каждый абитуриент отвечал на вопросы экзаменаторов с таким же браслетом на запястье: мы пытались максимально помочь ребятам раскрыться. Нам с вами предстоит непростой разговор, а с этим помощником вести его вам будет полегче. Так что возьмите.
- Что ж, я надену этот браслет. Признаюсь: мне хочется на пять минут стать одним из несчастных абитуриентов, чтобы понять вашу манеру вести с ними беседу.
С этими словами я нацепил браслет на руку, иронично посмотрел на профессора и сказал:
- Позвольте представиться...
- Теперь в этом нет нужды, - перебил меня Хакимов. - Зовут вас Акбаром Халиковым и работаете вы в отделе культуры "Вечерки", не так ли?
Честно признаюсь, услыхав его слова, я обомлел и не сразу пришел в себя.
- Итак, вы пришли ко мне вот с этим, - он коротко кивнул на папку, чтобы поставить в известность о фельетоне, который вы собираетесь посвятить, в основном, моей скромной персоне.
- Вы совершенно правы, - ответил я благодушно. К этому времени я уже успел справиться с пережитым потрясением и вполне овладел собой.
- Я не из тех, кого может лишить уверенности в себе газетный фельетон, - продолжал профессор, - и все же просил бы вас не спешить с его публикацией. Дело в том, что в руках противников моего эксперимента он может стать действенным орудием.
- О каком эксперименте речь? - на всякий случай поинтересовался я, будучи уверен, что это какой-то подвох.
- Объясню в двух словах. Да будет вам известно, что своей основной работой я считаю все-таки занятия наукой, а не воспитание инженерных кадров. Лишь совсем недавно эти мои увлечения пересеклись. Так получилось, что мне удалось сделать скромное открытие, я изобрел вот это. - Он указал толстым, как сарделька, пальцем, на стянувший мое запястье браслет. - С помощью этой штуки я могу читать ваши мысли. Что я, собственно, и делаю во время нашего с вами общения.
Услыхав это признание, я поспешно стянул браслет с руки, бросил его на стол и собрался уйти: не хватало еще, чтобы меня превратили в подопытного кролика.
- Благодаря своему изобретению, я получил возможность как следует разобраться в наших абитуриентах, чтобы с большей вероятностью определить их подлинные пристрастия. Ведь не секрет, что в вузах не уменьшается количество студентов, бросающих учебу уже на первом курсе. Причины тут разные, но в основном сказывается несамостоятельность выбора будущей профессии и, как следствие, недостаточный к ней интерес. Взять хотя бы вашего племянника...
- Интересно будет узнать, чем вам не угодил мой племянник.
- Он не мне не угодил, этого от него и не требовалось. Ваш племянник мечтает о небе, он просто бредит самолетами. Ну, посудите сами: взяли бы мы его в наш институт, и что? Спустя полгода, он бы бросил учебу, зря потеряв драгоценное время и растратив даром немалые государственные средства. Или вы думаете, что было бы иначе?
Признаться, я уже стал колебаться в своем решении писать фельетон. Доводы профессора убеждали. Но сразу признать себя побежденным мне было нелегко. К тому же он убедил меня далеко не во всем.
- Скажите честно, а вы не боитесь ошибиться? - задал я мучивший меня вопрос. - Если вы помните, в свое время преподаватель математики говорил юному Эйнштейну, что гранит пауки ему всегда будет не по зубам.
- Ошибиться я очень боюсь, - признался Хакимов. - Но гораздо больше я боюсь увеличить число нерадивых студентов. К тому же, - добавил он и улыбнулся, - не забывайте, что у того педагога не было моего браслета...
Удивительное дело: покидая кабинет профессора, я не чувствовал себя побежденным, хотя победителем в нашем блиц-турнире, несомненно, был мой собеседник. Вот так вышло, что я ничем не смог помочь своему племяннику...
Да, чуть было не забыл! Через год мы проводили его в авиационное училище. И хотя приняли его без волшебного браслета, курсант он отличный.

• Назад
• Вперёд