Уйгун, Иззат Султан. Навои (драма)

Уйгун Мухитдинович Атакузиев
Иззат Атаханович Султанов

НАВОИ

Драма в 5-ти действиях
Перевод А. Адалис

Действующие  лица:
Навои – великий узбекский поэт.
Джами – великий таджикский поэт, учитель и друг Навои.
Сохимбдоро – поэт, единомышленник Навои.         
Хондемир – историк.
Султанали – каллиграф.
Абульмалик-  повар Навои.
Гули – возлюбленный Навои.
Кульмухммед – композитор отец Гули.
Хасият – мать Гули.
Кундуз – подруга Гули.
Няня  Гули.
Хусейн – хорасанский хан.
Маджиддин – визирь.
Астролог.
Шейхульислам ( высшее духовное лицо).
Кутбиддин
Убайдулла
Музаффар
Мансур – сын  Музаффара, ученик Навои.
Бинои – поэт.
Абульвосэ – придворный острослов.
Турдыбай – нукер (воин).
Мумин-мирза – внук шаха.
Старик.
Учёные, поэты, беки, эмиры, нукеры, мулезимы, музыканты, народ.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ

Сад богатого дома в Герате. В саду хауз. Цветущие плодовые деревья. Куртины цветов. Двухэтажный  шийпонг. Наверху сидит и пишет Навои.
Навои ( довольный написанным, читает вслух).
Ранний ветерок, скорей скажи!
В сторону любви повей, скажи,
Милой, чьё лицо  подобно розе,  
Про сумбуль её кудрей  скажи!
Горше яда стало мне вино!
Горечью ли горло сожжено?...
Что сладкоречивой  так смешно?
Правду, наконец, о ней скажи!..
Появляется  Гули, робко  проходит среди деревьев.
Навои ( увидев её) . Свет очей моих,  иди  ко  мне! Свет весны моей, иди сюда!
Гули.
Я, бессовестная, без спроса…
Помешала вам?...
Навои.
Ты, мечта моя воплощённая,
Взгляд  поэту подари!
Но о чём ты беспокоишься,
Встала рано,  до зари?
Тоже бродишь одиноко?...
Гули.
Что ж, обычай мой  таков,
На заре прохладной вслушиваться в звуки сладостных стихов!
Стяжать – стянуть – стяг
Навои. Ты мои газели слушала?
Гули. И не только я!
Навои. Не ты?
Гули.
Небеса, земля, вселенная, соловьи, цветы,
Неживое и живое слушало, безмолвствуя.
Кто не жаждет дуновения чистой красоты?
О любви и вечной верности говорит газель,
Сердце, вдребезги разбитое, исцелит газель, -
Для души безумствующей лучшее лекарство!..
Всякий жаждет наслаждения, что дарит газель,
Навои . Ты – газелей вдохновительница,
Посвящаю их тебе!
Гули.
Одному аллаху ведомо , не лукавите ли вы?
Все вы реже появляетесь  на моей тропе…
К небесам и не дотянется стебелёк травы!
Я – земля, вы – небо…

Навои, Нет, нет! Моя Гули!

Гули. Там, где вы – живой цветник, где вас нет – тюрьма!
Верность роз и соловьёв, небо и земля
Ожидают вас, томясь… Так и я сама!
Я забыта вами…

Навои.
Нет! Нет, моя Гули!
Разве тело без дыхания может быть живым?
Разве сердце может биться, сели  кровь ушла?
Ты – души моей дыхание, как расстаться с ним?
С кровью сердца ты едина, крепче нет узла!
Гули.  Но душа твоя тревожна, сердце стесненно…
Навои. Сердцу любящему свойственно беспокойство,
Друг!
Гули.
Да… но всё – таки по- моему… было бы грешно
Пробуждать в нём ожидание тягостей и мук!
Навои.  Чем же я тебя встревожил?
Отнял радость? Я?!
Гули.
Мой язык бессилен выразить эту мысль…  она…
Может быть, мираж, не более…
Навои. Быстро , не тая ,  
Говори!
Гули.
Простите… может быть, простота  смешна ?..
Я скажу … моя тревога  о дворце …. О вас …
Отнимает столько  времени , столько сил дворец!
Тем – цветущий славы марево, пламя жадных глаз,
Раскалённое дыхание от чужих  сердец…
Там – поистине джемшидовы пышные пиры!
Там вино горит и светятся винные пары
В золотых сосудах пурпуром ярче этих роз…
Звуки чанга … волны женских шёлковых волос…
Звуки  чанга и танбура и весёлый  спор!
Знаю, - знатные красавцы  там поют « гульёр»,
Знаменитые  танцовщицы кружатся, смеясь,..
Меж людьми такая лёгкая… шелковая связь!
Вы, быть может, – или кажется? – пленены дворцом?
Вы пленились удивительным, колдовским лицом?
Уголок, печально тлеющий у меня в груди,
Горстка пепла!..
Навои.  Ошибаешься. Трезво рассуди.
Гули. Я не знаю.. много думаю… может, неправа?
Гули. Я не знаю.. много думаю… может, неправа?
Навои.  Перед  тобой открыто сердце…
Сердце – не слова!
Образ твой едва представлю,
счастлив я,  Гули!
Ты – Ширин, я стал Фархадом.
Мы любовь нашли.
Мы нашли с тобой друг друга и  самих себя.
Ты – Лейли, я стал Меджнуном, -
Верь любви, люби,
Ради нашего достоинства, будь, как я, тверда:
О дворце, Гули, не спрашивай больше никогда!
Гули.
О простите, коль обидела: в простоте своей
Мыслям путанным поверила… Надо быть сильней!
Навои.
Нет. Напрасно унижаешься путаешь опять.
Аристотелю  наставницей  ты должна бы стать
Не таи свои  сокровища сердца и ума, -
Камни плавить ты сумела бы и смирять грома!
Гули. Навои, мы слабы – женщины…
Навои.
Нет. Не верю я.
Среди женщин есть жемчужины в море бытия…
Звёзды в небе человечества! Цветом РААНО
В Гюлистане чистой мудрости вам цвести дано!
Если жизнь – цветник, без голоса жить нельзя цветам:
Соловьём звонкоголосым надо зваться вам! Гули,
Гули (лукаво).
Вот зачем-то покидаете  часто нас,
Что ,как соловьи,  мы стонем в свой печальный час?
Навои.
О, неверно! Я хотел бы вечно быть с тобой,
Днём и ночью!..   Невозможно… Мой  удел другой…
Сколько дела в этом мире!… Жизнь бежит , зовёт;
Это край, где мы живём, требует забот…
Всюду  роем мы арыки, много дел в степи.
На дорогах, на стоянках, - шагу не ступи
Без работы!... В медресе, в городе, в саду
Каждый свежий лист, былинка нас зовёт к труду.
Слышишь? Каждая пылинка золотой земли, -
Чтобы корни пили влагу и цветы цвели, -
Просит, требует заботы  благородных   рук…
Милая, так много дела!..
Гули.
Этот  счастье,  друг,
Хорошо, когда отчизне расцвести дано!
Навои.
О народном благе думать нам пора давно.
Для народа начат долгий нелегкий труд,
И его значенье, верю, в будущем поймут.
О Гули, моя возлюбленная, только потому
Прихожу к тебе все реже  и всегда спеша!       
Тысячи загадок заданы сердцу и уму,
Делу, для меня священному, отдана душа.
Гули. Алишер!.. Я верю…Только …Справитесь ли вы?
В одиночестве… без помощи?
Навои.
Разве мало сердца пламенного, трезвой головы?
Если живы будем, справимся. И рука тверда,
Я к тому же не  единственный меж людьми
Верный друг Джалалиддин не слабей меня,
Ряд учёных мудрецов поняли теперь,
Что сплотиться нам пора на восходе дня.
С нами будет шахиншах…
Гули.
Шахиншах?  О, нет,
Этот – нет! Забудьте друг… Самый тонкий вред-
В обольщенье …
Навои. Ты опять усомнилась?...
Гули.
Верю! Только не в него… Искренний совет,-
Не надейтесь…
Навои.
О Гули! Не  совсем, не столь
Он виновен … Рассуди, объяснить  позволь:
Приближённый он сбит с правого пути,-
Лицемерами,  сумевшими путь к нему найти,
Лицемерами завзятыми вечно окружён!
Мною должен быть исправлен и направлен он.
Вместе с ним учились в школе в детские года.
С ним и горе, с ним и радость и делил всегда.
Благоденствия  желали вы родной стране,
Как наставнику внимал он в эти годы мне.
Я ему останусь другом, напоить хочу
Чистым светом справедливости! Правде научу…
Я тенистым садом милости шаха  поведу,-
Крепость векового невежества рухнет, наконец!
Молодой цветник познания разобьём в саду,
И наденет милосердия  царственный венец!
Цепи грубого насилия обратятся в прах,
Свет зари взойдёт в согретых радостью  сердцах…
О, да будет так! Я верю. И пустынь пески
Да наполнит плодородием новая весна!
В обиталища скорбей, в крепости тоски,
В города и кишлаки да войдёт она!
Да наследует трудящийся, добрый человек
Эту землю изобилия, счастья и любви!
Да прославится, как некогда мудрый Улугбек,
Шах, которого свершителем сделал Навои!
Гули.
Алишер! До Улугбека век его тянуть –
Не дотянете!.. Как солнце, Улугбек  высок…
Тот держать умел по звёздам свой небесный  путь,
Этот, ладно, коль удержит свой земной клочок!                     
Тот – как полный месяц на небе, этот т тлеет чуть:
Фитилёк да капля масла на минутный срок!
Тот был соколом,  а этот – воронёнок злой..
Навои.
Нет, Гули. Питает землю солнце над землёй!
Жизнь от солнца получает и спешит она
Пробудить, наполнить жизнью зерна, семена,
Раскрывает, тянет ввысь множество цветов!
Жалкий листик ярким шёлком сделаться готов
От хорошего ухода… О моя Гули!
Жить высокой волей солнца – вот закон земли!
Где таится в камышинке музыка и речь?
Музыкант своим дыханьем должен их извлечь.
Гули.
Но испорченная флейта может ли зверь?
Никогда! Никто не в силах ею овладеть!
Никогда! Мечта пустая – ваш премудрый шах…
Навои.
Да, мечта… мечта… Но верь!
Гули.
Что за толк в мечтах?
Не избегнете тревог… Неспокоен  путь…
Навои.
Что ж?.. Беда придёт- сумеем ей в глаза взглянуть!
Говорят: в большой дороге  жди больших тревог.
А в служении народу гладких нет дорог!
Верность, вера и уверенность вот  обычай тех,
Кто пошёл таким путём, не боясь помех!
Пусть мечта… Её не брошу, ложью не сочту.
Правда там, где ясный разум подкрепит мечту.
Гули.
О  аллах! Да будет светел этот путь! А вы…
Львов я вижу вас… На битву так выходят львы!
Алишер… А ведь поистине вы могучий лев!
Муж, великое свершающий… Оценить сумев
Неизбежные опасности, и не отступив
Ни под саблей, ни под стрелами побеждайте,
друг!
Но врагов какое множество… сколько зла!
вокруг…
Навои. Нет сомнения, что со солнце
Пересилит ночь!
Гули.
Да… но время наше – полночь… В полной силе тьма.
Сон я видела дурной… не отгонишь прочь
Мрачный образ сновиденья… Я схож с ума,
Только вспомню этот ужас…
Навои. Расскажи!
Гули. Боюсь. И не спрашивайте лучше!
Навои. Расскажи!
Гули.
Собьюсь…
Мутно в памяти и дымно… Подступает страх…
Я немею… Вы лежали на земле , в цепях.
Люди с длинными ножами окружали нас..
Я рыдала в этом сне , слышу, как сейчас…
Вижу волосы распущены… не могу
вздохнуть:
Трижды лезвие жестокости мне пронзило
грудь!
Я проснулась… Это сон!  Сразу поняла .
Но в действительности также подступает мгла…
Почему-то плакать хочется, сердце стеснено:
Волоском, попавшим в пламя, скорчилось оно,
Плакать хочется… Живу, словно не дыша…
Волоском, попавшим в пламя скорчилась душа.
Навои.
Брось  дитя … Нелепый  сон! Смехотворный
бред…
Смелый голову поднимет, – вот и страха нет.
В сновидениях, Гули, все наоборот.
Львом меня ты назвала? Зайцы – это сброд,
Эти жалкие враги… Что мне их вражда?
Размахнётся грозный лев, - нет от них следа!
Гули. Да, вы – лев! Но только лев...
на цепи. Цепной.
Навои.
Странно. Значит, посмеяться стоит надо мной?
Разве лев, что на цепи, может побеждать?
Гули. Алишер! Я огорчила вас, кажется опять?*
Навои. О, нисколько…
Гули.
Я сказала прямо, не таясь,
Всё,  что было на душе. Буря поднялась,
Поднялась со дня души, не загонишь вновь
В глубину!.. Нельзя молчать – станет пеплом  
кровь!
Навои.
Полно, милая Гули. Ты развеселись.
Вспомни радостные дни. Быстро унеслись!..
Вновь безумие моё утоли… Свяжи
Сумасшедшего цепями этих чёрных кос!
Ах, оковы – эти косы! Нет в сравнении лжи.
Навсегда попал я в путы шёлковых волос!
Для влюблённого свиданье – солнечный восход,
Только скроется красотка – полночь настаёт!
Гули.
Что же, милый, не бросайте милую в ночи.
Навои.
Справим свадьбу, нераздельными станем навсегда!
Сердце к сладкому спокойствию, пери, приучи, –
Что не стою этой участи – Бог да не сочтёт!
Мной владеешь, розоликая, будь собой горда.
Гурия рубиноустая выбрала меня,
В плен ведёт умалишённого, к небесам маня…
Звёздоокой и смеющейся отдан я навек, –
Чья улыбка – жемчуг розовый в отсветах огня!
Как я счастлив, что влюблённый, плена не избег.
Голос за сценой. А! Мансур!
Навои.                                      Джалалиддин!
Гули. Я пойду к себе…
Навои.                              Погоди…
Гули.
Нет, нет, пойду.. Но прошу опять!
Не томите.. О, мученье – вечно
ждать!.
Навои ( берёт с шийопонга книзу и подаёт ей, Это его новый диван).
Нет, любовь с тобой останется, Вот она…
Вот я, -
В этой книге я живу частью бытия.
Гули.
О, какое наслажденье вникнуть и понять!
Навои.
Завтра будет полнолунье… О моя Гули!
Если б завтра мы, - подумай, - встретиться могли ?
Светлой ночью наслаждаться, при большой луне.
На  лицо твоё серебряное поглядеть бы мне?
Гули.
Я приду… Но только ждите, Алишер!
Приду…
Навои. Ты обманешь, - я умру... я сгорю
в аду!


КАРТИНА   ВТОРАЯ

Тот же сад. Абдульмалик подметает дорожки и убирает шийпонг.
Абдульмалик.
Не будет счастлив странник на чужбине…
Он людям чужд и странен на чужбине…
Пусть в клетке розы расцветут, но всё же
Петь соловей не станет на  чужбине.

Входит Мансур.
Мансур. Оставь свои стихи, спустись-ка вниз.
Абульмалик.
А ты постой, послушай, неразумный:
«Пусть в клетке розы расцветут, но всё же
Петь соловей не станет на чужбине».
Мансур.
Не забывайся. Да поторопись.
Абдульмалик. «Петь соловей не станет на чужбине».
Мансур. Из Навои…
Абульмалик. Какая глубина!
Мансур.
Для соловья темница – клетка…
Тюрьма для птицы!
Абульмалик.
Проще говоря:
Чем сто веков жить в клетке золотой, -
На воле – месяц! Вот он выбор мой!  
Мансур.
Ей-ей, ты молодец! Башка исправна!
Ну, как шийпонг?
Абульмалик. Готов. Давно готов.
Мансур. Отлично.
Абдульмалик.
Солнце не всходило,
Когда я стар работать… Всё  блестит.
( Уходит направо).
Мансур.
Бедный повар! До чего хитёр!
Сам – сын раба, а в голове простор,
Полёт высокий… Потому я дружен
С поэтом величайшим… Что за гений –
Визирь, поэт, учёный – Навои.
Пауза.
«Пусть в клетке розы расцветут, но всё же
Петь соловей не станет на чужбине.
И да избегнет клетки мой народ…»
Великодушны строки Алишера!
Пауза.
Схватиться с этим львом, -  как говорят, -
С ним пятерня, мол, с пятернёй сцепиться, -
Крылатого коня с его конём
Сшибить, - как говорите, - трудный труд!
Пауза.
…А Маджиддин бесстыдный и бесчестный
Готовит свой удар из-за угла…
Нет, нет! Не я кинжал в руке злодея…
Не кинжал… О боже! Много лет
Поэт  да не познает увядания
Могучей жизни! Десяти веков
Достоин лучезарный Алишер –
Живая гордость нашего народа!...
Входит Алишер. Он в приподнятом настроении. В руке лист бумаги.
Навои. Послушай, друг!
Мансур. Я обращаюсь вслух!...
Навои. Из глубины души…
Мансур. Она- родник
Поэзии кристальной!
Навои. Вот газель:
Если ей жестокосердной только восемнадцать лет,
А сердцам, разбитым ею,
счёта и теперь уж нет,
Что ж ещё за восемнадцать лет
злодейка натворит?
Ходит Джами. Навои не замечает его.
Джами слушает.
Джами (улыбаясь).
Красотой своею ввергнет в смуту,
В бедствия весь свет.
Навои ( оборачиваясь). Наставник мой…
О мавлоно Джами!
Обнимают друг друга.
Джами.
Прекрасная газель, душе отрада!
Пленительна!..
Навои. Чрезмерная хвала…
Джами.
Жемчужина – любое слово,
От той буквы – луч, как от огня!
Я искренен.
Навои. Благодарю.
Джами. Скажите,
Как жизнь течёт? И всё ли хорошо?
Навои.
Всё хорошо, мой пир. Со мной любезен
Любимец ваш…
Джами. Любимец? Шахнишах?
Навои. Он самый. Да. Он  мил со мной, он шедр…
Джами. Но слышал я, утехам праздным предан!..
Навои.
Да… Этот недостаток небольшой     
У шаха есть…
Беседуя, скрываются в саду.
Мансур.
Два друга, две  зари,
Два гения… Луна и солнце вместе…
Входит Маджиддин и астролог.
Пожалуйте.
Маджиддин. А гости ваши где?
Мансур. Они придут. (Указывает на шийпонг). Пожалуйте сюда.
Маджиддин. Так, так…
Мансур .Сюда! Прошу вас, отдохните.
Маджиддин. Здесь настоящий рай. ( Озирается).
А кто в саду?
Астролог. Сам мавлоно, Джами.
Маджиддин. А! Покровитель коварных  козней, распрей, клеветы?             
Мансур в ужасе машет руками.
Маджиддин. Трус! Рот замкни.
Мансур. Эмир!
Маджиддин.   Несчастный раб!
Мансур. Не понимаю, чем я согрешил?
Маджиддин.
Ты глупостью грешишь. Ты привередлив.
Я золотом плачу и серебром!
На должность посадил тебя, такого,
А ты – вилять?
Мансур. Не  оскорбляйте!
Ты…
Соринке… вихрем поднятой, подобен,
Взлетаешь при малейшем ветерке,-
Так как же  в бурю? Дела не иметь бы
С таким, как ты…
Мансур ( низко кланяясь). Помилуйте, эмир!
Маджиддин.
Смотр! Проговоришься  Навои, -
Беда тебе. Ну,  слушай… Будь разумен.
Мансур.
Не вправе слушать вредные слова.
Я предан величайшему поэту,
Избрал его наставником себе!
Маджиддин (поднимается, с усмешкой хлопает Мансура по плечу).
Ну, молодец, Мансур. Ты верно служишь.
Я просто испытать тенбя хотел.
Ступай, дружок  Нарви цветов получше.
Астролог ( повторяет). Нарви цветов получше.
Мансур уходит.
Маджиддин ( астрологу). Ускользнул…
А всё ж поймаю плута!
Астролог.
Ничего,
Ещё он очень молод… Дайте срок,
Удастся повести куда угодно…
Есть новости?
Маджиддин.
Мечи обнажены…
Ждёт  Мухамед Ядгар нетерпеливо
Поблизости…
Астролог… Тс, тс… эмир! Идут.
Приближаются Навои и Джами.
Навои. Салам, друзья! Пожалуйте!
Джами. Салам!
Маджиддин и астролог. Салам, устоз  блистательный!
Астролог ( указывает на небо).
Взгляните!
Не иначе, как некий чародей
Схватил за горло небеса и вытряс
Три солнца разом радостно взошли!
Джами ( улыбаясь). Придворной астрологии  пример.
Маджиддин.
Но взоры отвращаются от неба –
Столь ярко светят две земных звезды!
Навои. Какие жемчуга придворной речи!
Слышны громкие голоса, смех Входят учёные и поэты Герата:  Султанали,  Сахибдоро,  Бехзад,
Бинои, Хондемир и музыканты во главе с Кульмухаммедом.
Навои.
Добро пожаловать, дорогие друзья.
Радуясь вашему приходу, благодарю!
(Кланяется).
Бинои. Живите легко,
Да не коснётся вас и  пылинка горечи.
Навои представляет им Джами.
Сахибдоро (Навои). Вот Бехзад, великое мастекрство создавший,  предлагает вам дар.
Бехзад подаёт Навои картину, завёрнутую в шёлковый платок. Навои разворачивает её, прикрепляет к колонне. На картине изображён Навои, стоящий в саду на берегу хауза и опирающийся на визирьский посох. Перед ним на столике блюдо, наполненное золотыми монетами, и блюдо с плодами. Кругом розы.
Бинои. Хвала мастерству такому! Тысяча похвал!
Маджиддин. О, это шедевр!
Астролог. Светлым гением овеян.
Кульмухаммедин. Бесмертное творение.
Хондемир. Не увянет никогда!
Навои. Венец на чело шахиншаха мастеров!
Джами. Столетия скучали по нём…
Бинои. Если бы Мани знаменитый увидел,        
Признавал бы себя слугой Бехзада.
Джами. Сорвал бы я одну из этих роз!
( Зачинает стихотворную игру) .
Заткнул под тюбетейку у виска1
Маджиддин .
Попробуйте-ка, руку протяните –
Все птицы улетят из цветника!
Смех.
Бинои.
Мой пир! Рукам вы не давайте волю, -
Владыка здесь хозяйская рука:
Вы Алишера не урвите долю, -
Обида Алишеру жестока!  
Навои.
О, ради слов таких в защиту сада,
Вас этим золотом осыпать надо
И то не будет щедрости велика!
Смех.
Сахибдоро.  Внимания прошу, таксыры.
(Алишеру), Мой пир! Султанали преподносит вам
В подарок истинное чудо света.
Султанали с поклоном подает книгу-диван.
Гости любуются рисунками и заставками на полях дивана.
Кульмухаммед. Прекрасно!
Маджиддин..
Изящество и прекрасно, десять тысяч раз.
Хондемир. Благоухает сладостнее амбры.
Навои. Ярче перьев павлинов переливается окраска.
Астролог. Меркурий – Аторуд может поучиться этой каллиграфии.
Джами. Почти достойна газели Навои. А газели Навои – крепчайшее лекарство для влюблённых. Что скажите об этом, поэт Бинои?
Бинои. О, справедливо! Блестяще, тонко
Возвышенно его искусство. Какая пища для души! Один маленький порок – на тюркском языке пишет Навои. Опять мы начинаем старый спор?
Сахибдоро. Спор неуместен сегодня.
Навои. Но только на золотом фарси бывают истинные газели.
Сахибдоро. Горько и стыдно слышать!
Бинои. Язык фарси грандиозен. Тюркский –
Неуклюж, тяжел.
Навои. Нет языков достойных и недостойных. Всех языки человеческие священы. Давно проникли в эту истинно великие умы. Миру подарили прекрасное не фарси один, - также и люди Хандустана, Аравии.
Подарили прекрасное китайцы и греки многие и многие и многие ещё… Это ясно, как день, разумному. Язык, на котором беседуем сегодня, столь же прекрасен, как и все.
Входит Мумин-мирза с четырьмя мулезимами-слугами.
Мумин-мирза . Салам!
Навои. Шахзоде благородившему, драгоценному внуку шахиншаха безграничный привет!
Мумин-мирза, Салам, высокочтимые сладкопевцы!
Гости низко кланяются.
Джами. Промыслитель верховный да поможет ему!
Входит Абульмалик.
Абульмалик.  Пожалуйте, досточтимые. Угощение ожидает.
Джами ведёт гостей направо. За сценой стук копыт.
Навои настораживается. Все,  кроме  Навои, Маджиддина и астролога, выходит. Вбегает царский нукер.
Нукер. Властитель века и земли могущественный государь Абульгази султан Хусейн Бахадырхан  изволили пожаловать.
Навои. Не удивительно ли? Шахиншах отдыхал в саду Джахоноро. Почему прибыл внезапно?
Маджилддин. Считаю возможным, что они изволили прибыть на пир ваш, эмир!
Входит встревоженный шахиншах Хусейн Байкара в сопровождении  нукеров. Все кланяются.
Навои. Мы счастливы, что шахиншах изволил оказать нам неизрекаемую честь!
Хусейн. Благодарю  вас, Алишер. Тревожное событие…
Навои. Какое событие обеспокоило великого мирзу?
Хусейн. Восстание в столице.
Все поражены.
Астролог. Восстание?
Навои. Восстание? Чего хотят восставшие?
Хусейн. Отмены вчерашнего налога.
Навои. Откуда? Какой ещё налог?
Маджиддин. Вашей милости, эмир, ещё неизвестно, что вчера отдан был высочайший  приказ. Гератские беки нуждались в новом налоге. Наш великий  шах снизошёл к просьбе детей своих.
Навои. Не слишком ли тяжко для народа, мой шах?
Хусейн. Алишер! Не время для обсуждения. Дайте сначала совет, как подавить мятеж? Что скажут эмиры?
Маджиддин. Неповиновение  падишаху есть неповиновение богу. По слабому разумению моему, нужно выслать войска против мятежников.
Навои. По моему разумению, прислушаться нужно к справедливым требованиям   народа.
Хусейн нервничает,  ходит взад  и вперёд. Доносятся звуки музыки с большого шийпонга.
Хусейн (астрологу). Что предвещают небесные творения?
Астролог. Восход звезды Нохид был сегодня ночью неблагоприятен. Небесные творения вещают кровь.
Хусейн. Представьте! Господь осенил меня той  же
Самой мыслью. Всегда и всё решают меч и кровь. Слова покажу я разнузданной черни саблю потомков Тимура.
Навои. Хусейн Байкара прославился как воин великих битв. Не нуждается в подтверждении его отвага. Судьбу народа не по гаданиям астрологов надо решать, а по нуждам народа.
Хусейн. О Навои! Почему перестали вы судить гениальным?.. А мы считали вас мудрейшим, тончайшим…
Навои. Мой шахиншах! Клянусь моей любовью к вам, расположением вашим ко мне и дружбой нашей! Ничто другое мне не нужно, кроме благоденствия страны, кроме твёрдости, спокойствия трона.
Хусейн. Не говорите о дружбе, Алишер! Друзья моих
Друзей когти запустили в моё благополучие, в мой трон! Кому я верить могу?
Навои. Мрачные мысли предпочтительно ясно выражаясь, мой шах!
Хусейн. Говорят, что во главе мятежа…
зодчий Джалалиддин.
Навои. Уста Джалалиддин?
Маджиддин. Ваш близкий друг.
Навои. Когда народ  бесправен и восстаёт, всегда найдётся  вождь. Не будь Джалалиддина, другой нашёлся бы.
Хусейн. Мы признательны великому Навои за посильный совет и за искренность. Эмир Маджиддин, распорядитесь.  Пусть беки поведут войска на чернь.
Маджижддин направляется к выходу.
Навои. Подождите, эмир! (Шаху). Мой шах, если столица будет неспокойна,  не воспользуется ли этим Ядгарбек? Неужели роскошные дворцы и медресе, странноприимные дома, библиотеки, сокровищницы, школы усердно создавались детьми народа, чтобы враги обратили их в прах?
Хусейн. Для меня сохранить трон важнее  всего.
Навои. Не удастся победить Ядгарбека, не удастся сохранить трон!
Маджиддин. Пустое малодушие.
С улицы доносится стук копыт. Вбегает нукер, целует землю.
Нукер. Ядгарбек вошёл в столицу… занял крепость
Багизогон.
Хусейн ( в ярости выхватывает саблю из ножен). Как могло случиться такое?
Навои. Мой шах! Не  поможет  ярость, поищем выход. Храните хладнокровие, мой шах. Рассудим. Не то ли странно, что Ядгарбек вошёл так просто и легко?
Хусейн. Да… В самом деле, странно…
Маджиддин (перебивая). Что рассуждать напрасно? Обрушилась бела… Два  пламени. Мятеж… Ядгар… Сразу не потушишь два пожара… По слабому разумению моему, следует покинуть Герат. Собрать силы в достаточном отдалении. Потом вернуться.
Хусейн. Нельзя терять ни минуты
Маджиддин. Простите, мой шах. Выхода лучше нет.
Хусейн. Трус! Замолчите! Необходимо найти выход. Необходимо.
Навои. Выход пока есть, мой шах.
Хусейн. Опять вы нас выручаете, Алишер? Друг наш!
Навои. Одно условие поставлю мой шах. Нельзя иначе.
Хусейн. Согласен, друг.
Навои. Дайте право распоряжаться мне. Успокоить народ и скрутить  Ядгарбека.
Хусейн. Распоряжайтесь. Принимайте меры лот имени моего.
Навои. Дозвольте мне открыто объявить народу, что шахиншах позаботится о благе страны.
Хусейн. Согласен! Израсходую золото на благоустроение народа. В казне наличествующие деньги принадлежат ему.
Навои. Всем сердцем благодарствую за доверие ваше!
Хусейн. Счастливого пути, мой друг! Да поможет бог!
Алишер направляется к выходу.
Алишер!  Всякий случай захватите побольше  нукеров…
Навои. За высокую заботу благодарю. (Уходит).
Хусейн (Маджиддину). Примите меры  и вы, эмир. Известите беков: пусть держат наготове войска.
Маджиддин уходит.
Хусейн. Тревога, тревога… Одни тревоги. Ни сладостного сна, ни сладкой жизни.
Как трудно престол удержать!
Астролог. Сегодня ночью, едва успела закатиться звезда Нохид, в шестой, важнейшей сфере ярко засияла Муштари! Творения небесные предрекают вам счастье и удачу.
Хусейн. Если бону угодно, должны исполниться твоим слова. Входит Маджиддин.
Малжиддин.  Приказание исполнено, мой шах. Но Алишер не взял с собой нукеров. Один Абульмалик при нём.
Хусейн. Неужто? Не может быть!
Конский топот за сценой. Шах и эмир поднимаются на второй этаж шийпонга, глядят на улицу.
Неужто Навои не взял нукеров? К бунтовщикам –один!
Маджиддин. Чернь уважает великого поэта. Он знает её язык.
Хусейн. Хотел бы я, чтобы и другие эмиры понимали язык черни! Желал бы я, якобы клеветники видели собственные пороки! Все делается наспех. Вскружили мне голову налогом. Вот плоды.
Маджиддин. Простите, мой. Не с дурным умыслом сделал. Не разумел я, не предполагал.
Пауза.
Хусейн. Неугомонен Алишер! Я возвёл его высоко, дал богатства, а он, оказывается, мечет их по степи. Один и тот же разговор: благоустройство,  благоустроение. А  я устал. А мир изменчив. Кругом какие-то шептанья, тайные умыслы. Трудно мне различить, где друг, где враг.  Лишь вино моё и возлюбленные мои утешают меняю Тягость сердечную излечивает одно вино. Приятна женская любовь… А вот ему уже тоже немало лет, не юноша он, а никто не знает, какую избрал красавицу! Ценнейший человек, жемчужина политики… Поэт! Великий! Однако он заблуждается…
Маджиддин. Он хочет вас вести той дорогой, которую не вы сами выбрали, которую он для вас выбрал… Для хорасанского хана выбрал!
Хусейн ( заметив Гули). Кто эта девушка в саду? А?
Маджиддин. Могла бы украсить гарем.
Хусейн. Ушла… Невыносимо хороша!
Да… хороша… (Спускается вниз). Ступай в Герат на помощь Навои. Маджиддин. Приказ моего шаха незамедлительно исполню.
Шах уходит. Маджиддин хлопает по плечу астролога.
Маджиддин. Ядгарбек  в крепости – мы взяли верх. Но шах не послушал нас – Алишер Навои взял верх. Беда малая. Такое оружие дал нам в руки сейчас шахиншаха, что всю жизнь Алишера можно (показывает в сторону сада) перевернуть, опрокинуть!
Занавес.

ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Герат.  Арк   дворца Хусейна Байкары.  На втором этаже помещение, открытое на дворцовую площадь. Напрямик видны купола гератских позолоченные лучами восхода . Справа и слева ворота, охраняемые вооружённой стражей. В арке  Музаффар, шейхульислам  и ещё несколько эмиров и беков пытаются успокоить народ. Стража в тревоге.
Шейхульислам. О мусульмане, потерпите! Для правоверных рабов господа – нетерпение есть неверие. Какая польза от того, что бунтуете?
Шум усиливается.
Голос из народа. Бросьте поучать. Терпенье истощились уже.
Музаффар. О правоверные! Погодите! Пусть придёт от шахиншаха приказ, тогда предпримем что-нибудь.
Голоса. Не приказ вышлет шах – вогйско вышлет! Ответьте! Отменимте налог или нет?
Музаффар. О мусульмане! Сами подумайте, если казна разбогатеет, кто  разбогатеет? Страна обогатится в городе сделаются благоустроёнными.
Джалиддин ( из толпы).  Пустые слова… Чем больше налогов, тем больше разорений в стране. Надо совесть иметь, эмир! То десятичный сбор с урожая берёте, то подводы, то налог на имущество, то подушный налог, то за пашню, то за воду, то в пользу чиновников, то работать заставляете на землях беков!.. Да ещё новый налог выдумываете каждую седьмицу. Надо совесть иметь, эмир!
Шейхульислам. Такой человек благородный, как вы\. Уста Джалалиддина, должны народ успокаивать, а не к бунту подстрекать.
Голос из народа. Уста Джалалиддин правду говорит!
Нищими нас сделать хотите! Народ голодный, голый!
Музаффар. Если голоден и  наг народ, пусть у милостивого бога просит, и да сойдёт он с дурного пути с помощью бога. Бог послушным рабам помогает. И ничего не даёт мятежникам.
В толпе возмущение. Крики: «Бей бессовестных». В арк летят камни, палки, беки прячутся, Толпа нападает на арк, трещат ворота, гремит цепь, разбиваются окна, скрещиваются сабли. Внизу раздаются мужские, женские, детские крики. С праувой стороны выходит из ворот, отступив под напором толпы, группа стражников. Им помогают караульные, стоящие внутри арка. В арке взрывается Турдыбай с вооружёнными людьми. У одних сабли, у других булавы. Турдыбай ловко сражается, никто не может осилить его. В самый разгар борьбы появляется Навои с перепуганным Абульмаликом.
Навои. Остановитесь! Остановитесь!
В арке бой стихает. Входит Джалалиддин. Увидев Навои, кланяется ему, подходит к перилам балкона.
Джалалиддин. Остановитесь браться! Прибыл Алишер Навои.
Народ умолкает. Навои подходит к балкону. Поняв, что опасность миновала, подходят беки и эмиры.
Навои. Народ, народ дорогой! Я привёз от шахиншаха приказ. Не будет налога, что наложили гератские беки без нашего ведома.
Старик. Отменят сегодня этот налог, придумают завтра  другой, Не верим больше фирманам шаха…
Навои. Народ! Слово моё – порука шахскому фирману.
Джалалиддин. Ежели Навои обещает, значит так и будет.
Радостные голоса из народа. Благослови бог! Да исполнится ваша воля, эмир! Долгой жизни поэту Навои! Слава! Во веки веков!
Навои. Народ дорогой! Отныне мы займёмся багоустроением страны нашей.
Старик. Верим чистосердечности слов поэта Навои. Но исполнятся ли его желания? Сомневаемся. (Обращаясь к Навои). Вы построите одно медресе, а тысячи строений рушатся при набегах междоусобников. Вы пророете один арык, а сотни кишлаков сохнут от безводья. В нашей жизни благоденствие народа – это сказка. Сказками вас не утешите. Пусть уменьшатся злодеями! Пусть подвергнутся наказанию преступные амальдары !
Навои. Народ! Ходжу Музаффара, ходжу Убайдуллу, несправедливо обложивших налогом народ, шах велел заключить в темницу.
Голоса из народа.
Мало этого наказания!
Мало для ходжи Музаффара!
В Герате нет человека, что не знал бы его плети!
Сотни невинных загубил!
Он сгноил наших мужей в тюрьме!
Мести требует! Мести!
Смерть Музаффару!
Отдай народу Музаффара, эмир!
Навои в раздумье. Все ждут его ответа. Глубокая тишина.
Навои. Да будет по-твоему, народ!
Голоса из народа.
Благословение вам, эмир!
Выведите Музаффара!
Смерть Музаффару!
Беки у ужасе. Турдыбай приближается к Музаффару с обнажённо     саблей. Шейхульислам заслоняет его.
Шейхульислам ( в негодовании). Эмир Алишер, действуйте обдуманно.
Навои (твёрдо). Таксыр! Требование народа справедливо. Кто причинил народу зло на волосок один, тому вцепится в горло это зло, драконом оборотится! Кто колючку вонзил народу в грудь, тому да воздастся тысячей кинжалов!
Шейхульислам. Как осмеливаетесь такое  творить без соизволения шахиншаха?
Навои. Утверждение в Герате спокойствия и справедливости шахиншах мне доверил.
Музаффар. В этом нет справедливости!
Кутбиддин. Измена!
Убайдулла. Преступление!
Навои (спокойно). Утолить жажду угнетённых, покарать насильников – такова справедливость, досточтимые таксыры.
Музаффар. Вы забыли о моём высоком происхождении. Алишер!
Навои ( горячась).  Хоть одно доброе дело в своей    
жизни сделали вы?
Народ. Нет!
Музаффар молчит.
Навои. Один арык хотя бы вы где-нибудь провели?
Музаффар молчит.
Старие. Нет, нет! Он засыпал арыки.
Навои. Одно хотя дерево посадили?
Музаффар молчит.
Турдыбай. Никогда! Он срубил тысячи деревьев.
Навои. Один колодец когда-нибудь выкопали?
Музаффар молчит.
Старик. Нет, нет! Он иссушил  сотни колодцев.
Навои. Вы не достойны высокого звания. Вы не человек.
Старик. Правильно говорите! Хвала вам!
Народ. Выведите Музаффара!
Музаффар ( в ужасе бросается к ногам Алишера). Великий эмир! Глава учёных и мудрецов! Солнце в небесах справедливости! Пощадите! Я ошибался. Простите меня. Спасите, во имя сына моего Максура! Он преданно служит вам, Пощадите меня!
Навои. Так народ решил. Приговор народа – приговор
Аллаха.
Музаффар. Алишер! Вам отомстит моя кровь!
Турдыбай оттаскивает его.
Навои. Ясаулбаши, отведите  их в темницу.
Шейх-уль-ислам (потрясённый). Значит, решение вашей милости серьёзно?
Навои. В делах правления шуток не бывает, таксыр.
Шейхульислам. Я думал, это были угрозы.
Нукеры уводят беков.
Навои. Разве я мог угрожать впустую? Лицемерие лишает человека достоинства.
Джаллалиддин ( смеясь). Каждый мерит своей мерой, эмир. Не обижайтесь, сделайте милость, на рассуждения таксыра. (Шейхульисламу). Не гневайтесь, таксыр!
Шекйхульислам ( в ярости). Великий эмир! Ваш суд над сыновьями беков противен шариату. Вы ошибаетесь и грешите.
Навои. Если ошибся, бог простит. По-моему, так: один час справедливости угоднее богу, чем шестьдесят лет праздных молний.
Шейхульислоам. Не разумею, почему шахиншах дал согласие надела, противные шариату? (Уходит).
Входит Турбыбай.
Навои. Говорят о шариате, о справедливости…, а когда приходит нужда справедливость установить, тогда действуют по указке насильников. Не этим ли нарушают право и шариат?
Турдыбай. Правильно народ говорит: «Делай то, чему учат муллы, но не делай того, что они делают сами».
Смеются.
Джалалиддин. Великий  Саади сказал: «Осёл, загруженный книгами, благороднее, чем мулла, поступающий противно этим книгам».
Смех.
Навои ( продолжая смеяться). Очень уж вы дерзки стали, уста Джалалидин! Я, как визирь, сидящий справа от султана обязан обезглавит  вас!
Джалалиддин ( с улыбкой). Итак, голова моя в вашем распоряжении, эмир. Всю жизнь свою посвящаю великому поэту нашему.
Навои. Благодарю. Полагаясь на вашу преданность, посвящу вас в одно важное дело.
Джалалиддин. Я готов.
Навои смотрит на Абульмалика, тот  угадывает его мысль.
Абудьмалик ( народу). Ну, братцы, идите на базарную на базарную площадь. Полюбуйтесь, как будут снимать шкуру с главного шкурадёра!
Толпа расходится.
Турдыбай (Джалалиддину). Вас подождать?
Джалаллидин. Да, внизу.
Турдыбай уходит.
Абульмалик (нукерам). Братцы, нет больше нужды нас охранять. Коли желаете, сторожите снаружи.
Нукеры уходят.
Навои (Джалалиддину). Знаете ли новость?
Джалалиддин. Нет.
Навои. Ныне на рассвете Мухаммед Ядгар вошёл в крепость Багизотон.
Джалалиддин. Устоз, так нужно гнать этого честолюбца немедленно.
Навои. Трудно взять крепость силой. Что придумаем?
Джалалиддин. Устоз, недавно я чинил там водосточные трубы. Я знаю, как туда проникнуть.
Навои. Прекрасно! Идём тотчас в крепость.
Джалалиддинг. Я буду сопутствовать вам.
Навои. Благодарю. (Смеясь). Вы – архитектор, я – поэт (указывая на Абульмалика), его милость – повар. Циркулём, пером и шумовкой вряд ли возьмёшь Багизогон. Не захватим ли на всякий случай и мастера, владеющего саблей?
Джалалиддин. Устоз, есть и таковой.
(Подзывает Турдыбая). Подойдите к нам, Турдыбай.
Навои. Это какой Турдыбай? Прославленный воин?
Джалалиддин. Весь его род прославился на полях битв.
Навои (Турдыбаю). Я не видел вас доныне, но слышал о вашем искусстве много. Теперь сам убедился в том, как владеете саблей. У кого научились этому искусству?
Турдыбай (смущённо). У отца. Покойный отец мой служил у мудрого Улугбека и был прославлен на поле битвы. Я служил нукером у султана Абусаида, потом у султана Хусейна. Дважды я спасал султана Хусейна от смерти. Простите, эмир, сегодня я поднял меч против несправедливости.
Навои (ласково). Пойдёте с нами по важному делу?
Турдыбай. Таксыр, если дело решается саблей, поставьте меня лицом к лицу с врагом! Рука моя владеет саблей, как ваша – пером. (Он с гордостью вытаскивает саблю из ножен. Глядит на лезвие). Э, родная! Опять у менять есть работа для тебя. (Протягивает саблю Алишеру). Взгляните, таксыр:  старина! Мне дал покойный отец, ему она досталась в наследство от деда.
Навои. Держите крепко. Будете защищать благословенной саблей единое наше государство, нашу страну. Ну, друзья, пошли!
Все идут к выходу. Взбегает, тяжко дыша, Мансур.
Мансур (рыдая, падает к ногам Навои). Великий эмир, мой пир! Пощадите моего отца! Три года служил я вас честно. Не оставляйте сиротой.
Навои (пытаясь утешить Мансура). Я благодарен тебе за службу, Мансур. Ничего нельзя сделать, Мансур. Быть мужественным остаётся. Быть честным. (Уходит).
Мансур, лёжа на земле, плачет. Входит Маджиддин.
Маджиддин. Ну, сладко тебе, глупец?
Мансур. Что мне делать, эмир? Как мне умолить Алишера?
Маджиддин. Тем ты и глупец, что хочешь просить Алишера.
Мансур. Так помогите вы!
Маджиддин. Отца не спасёшь, всё равно. Но если ты истинный сын, то отомстишь.
Мансур. Отомщу?..
Занавес.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Рабочая комната Навои. Навои пишет. Подле него на ковре сидит Турдыбай. Пауза.
Навои (читает).
« Над сокровищницей жизни – ненасытный шах-дракон,
Вот огонь из пасти брызнет! Всем внушает страх дракон.
Принимать щедроты шаха- это с тем сравниться может,
Что любимицу угощенье поднесёт в зубах дракон»!
Турдыбай. Правильные слова. Ну, а не вызовут ли гнев шахиншаха эти ваши строки?
Навои. Я написал их о тиранах, наш же шахиншах – правитель милостивый.
Тырдыбай. Странно, но мы никогда не чувствовали его милости.
Пауза.
Таксыр! А не может ли народ благоденствовать без шаха?
Навои. Нет, конечно! Страна – это сад. Царь – его садовник. Сад без садовника обречён на запустение, гибель.
Турдыбай. Разные бывают садовники…
Навои. Бесспорно. Садовники бывают и хорошие и плохие.
Турдыбай. Думается мне, султан Хусейн не из хороших садовников. Таксыр! Неужели в стране нашей не найдётся султана справедливее, милосерднее Хусейна Байкары? За что вы его любите?
Навои. Из ныне здравствующих тимуридов самый способный. Самый достойный трона – он, Хусейн Байкара. Кто желает блага нашему государству, тот должен служить ему верой и правдой.
Турдыбай. Таксыр! Меня посетила мысль… Не осудите, если спрошу?
Навои. Извольте!
Турдыбай. Вот таксыр! С тех пор, как я помню себя, я вижу войны, слышу о битвах. Почему  все спорят люди?
Навои. О, вопрос ваш труден. Очень труден. Сколько поколений ответить не могут! Я приведу вам один рассказ. Жил в греческом государстве некий философ-нищий, глубокий мыслитель. Прослышал о нём сам Искандер Двурогий и приказал привести во дворец. Нищий держал в руке две кости и не отрывал от них взора. «Что за кости такие?»- спросил Искандер. «Одна из могилы царя, - ответил философ, другая из могилы нищего. Взгляните же, государь мой: можно ли различать, которая принадлежит первому, которая- второму? После смерти оба сравнялись… Что же заставляет спорить живых?» Искандер ответа не нашёл, и никто из нас не найдёт.
Всякий пытается решить по-своему, но безуспешно. Я сам размышляю об этом с первого дня, как научился думать!
Турдыбай. А по-моему, вы способны решить и этот вопрос! Вон как пустословили здесь беки и сам шейхульислам, но никто не мог успокоить народ…, а вы только пришли, и спор окончен! Почему бы вам самому не сесть на шахский престол?
Навои смеётся. Входит Мансур, бросается к ногам Навои.
Мансур.
Мой пир! Простите горемыку, беспомощного, бедного,
Простите заблудшего…
Простите горемыку, о мой пир!
Я горестью убит, с пути я сбит,
Ведите за руку меня, сам не дойду – душа болит!
Навои поднимает его.
Навои.
Не плачь и встань… Жестокий мир!
Я вижу – тяжело тебе…
Мансур.
О пир!
Я за лекарством прибежал…
Навои. Но чем помочь?
Мансур.
Не отстраняйте, не гоните прочь!
При вас остаться я хочу, для вас
Хочу трудиться!
Навои.
Как? Теперь? Сейчас?
Ведь я виновник горя твоего!
Мансур.
Нет! Ничего не значит… Ничего!
Я понял всё. Я голову склонил
Пред высшей правдой… Я себя сломил,
Взглянул открыто истине в глаза.
Я плачу, пир, но каждая слеза
Чиста во имя истины? Щедрей
Хотама- вы! Достойнее царей…
О, замените мне отца!
Навои.
Дружок!
Ты понял всё. Ты горе превозмог,
Свет высшей справедливости проник
В бушующую душу!... Как, велик
Дух человека! Несгибаем будь.
Как солнце – справедливость! Ярче дня!..
Благодарю. Останься у меня…
Никто не может правду побороть…
Мансур. О!.. Счастье мне  рабу послал господь!
Джалалиддин (за сценой). Эй, люди! Турдыбай!
Навои. Джалалиддин! Зовите! (Входящему Джалалиддину). Дорогой! Пожалуйте!
Турдыбай и Мансур уходят.
Джалалиддин. Спасибо!
Навои. Как я ждал… Вы деньги привезли!.. А долг не мал. Работы осмотрели?
Джададиддин. Только пять.
Навои. И бани осмотрели?
Джалалиддин.
Как сказать…
Лишь несколько готовы бань… И пять
Рабатов. Да…, а побывать
В других местах я не успел: спешил
Я за деньгами, но… Но их не получил.
Навои.
Как? Почему?
Джалалиддин.
Не дали. Был ответ:
Нет! Золота у шахиншаха нет.
Навои. Кто смел сказать? Какой поганый пёс?
Джалалиддин. Сам Маджиддин.
Навои. Вот так и произнёс?
«Нет золота у шаха?» А, шакал!
Не знает шах об этом!
Джалалиддин. Он сказал,
Что это шах сказал…
Навои. Как может быть?
Иль мог он передумать? Мог забыть?
Джалалиддин.
Все шахи. И так везде.
Вот голоден народ,  народ в нужде.
Арыки надо проводить, чинить…
Необходимо людям есть и пить,
И весь в заботах, весь в пыли работ
Сметливый, дельный, праведный народ.
Неутомимый! Горько умудрён
Веками бед, - как рассуждает он?
«Шах может обмануть, предать в беде,
А Навои не лжёт ни в чём, нигде!»
Навои.
Глубок и чист, как зеркало, народ,
И человек отдельный узнаёт
Свой подлинный, неискажённый вид,
Когда он в это зеркало глядит!..
Да, Навои не может обмануть!
Пусть тысячи ножей вонзятся в грудь,
Найдёт он силу!
Джалалиддин. Не у шаха, друг!
Навои. Я буду убеждать…
Джалалиддин. Нет, Навои!
Нет. Жало ядовитое змеи
Не даст щербету.
Навои. Острые слова!
Джалалиддин. Простите!
Навои. Да… Ужель природа такова?
Джалалиддин.
Э,лруг! От дыма сколько же воды,
Как груш от ивы, от камней – еды!
Навои входит на шийпонг, что-то записывает, спускается снова.
Джалалиддин. Что Мухаммед Ядгар?
Навои. В последний раз
Вновь допрошу… Обманывает нас.
Он что-то очень важное таит.
Нашёл опору и на том стоит.
Джалалиддин. Но в чём опора?
Навои.
То, на чём стоит!
Подозреваю так. Была и есть
Эмиров кучка, потерявших честь,
Тупые, как и он, ему сродни,
И в заговоре были с ним они.
И Маджиддин, подлец из подлецов,
Обеспокоен, что в конце концов
Я попаду на этот гнусный след!
Джалалиддин. Прочтите это…
(Вынимает из-за пазухи письмо и отдаёт Навои).
Нас судьба спасла.
Перехватил…
Навои. Откуда? Не пойму…
Откуда?
Джалалиддин. От Ядгара.
Навои. И кому?
Джалалиддин. Предателю. Читайте.
Навои ( пробегает глазами письмо… Потрясён).
О Аллах!
О небо!
Сегодня я пролью на тайну свет
И шаху доложу… И потрясённый,
Развеет он их пепел…
Джададиддин. Пепел? Он?
Мирза лишится своего осла?
Занавес.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Дворец султана Хусейна. Пиршественный зал. Маджиддин и шейхульислам играют в шахматы.
Астролог следит за игрой.
Шейхульислам. Так Что было потом?
Маджтддин. Потом я приказал обезглавить его.
Шейхульислам. Тайна осталась тайной?
Маджиддин. Таксыр! Затем я и поторопил казнь. (Делает ход).
Шейхульислам. Э…э…Ошибка… ошибка…Не приметил я вашего слона.
Астролог. Планета таксыра моего застряла в созвездии Незнания. (Смеётся).
Маджиддин (делает ход). Шах!
Астролог. Мат!
Шейхульислам. Э…э… Оплошность. Ну, подождите
Астролог. Планета таксыра моего вошла в созвездие
Несчастья.
Шейхульислам ( астрологу). Не суйте всюду свои небесные творения, таксыр. (Маджиддину). Что же, сыграем ещё?
Маджиддин. Надоели шахматы, таксыр! Вы чесно проигрываете.
Шейхульислам. Почему я  вечно проигрываю? Разве я никогда не оставлял вашу милость?
Маджиддин. Шучу, таксыр, шучу. ( Протягивает ему чашу). Облегчите вашу душу.
Шейхульислам. В шахматной игре в мастер. В игре власти всё только просчитываетесь.
Маджиддин. В игре ошибаются, поправляются снова. Важен конец.
Шейхульислам. Так или этак… Сделать мат Алишеру трудно.
Маджиддин. Не волнуйте себя, таксыр. Сегодня непременно сделаем мат.
Шейхульислам. Пять лет слышу это.
Маджиддин. Таксыр, сейчас в руках у нас такие свидетельства, что Алишер не устоит… Как ни одно животное не устоит, если дракон приглашает его в свою пасть.
Шейхульислам. Какие свидетельства
Маджжиддин. Много. Сегодня их принёс Мансур. Много мерзких стихов против шаха в вашей милости.
Астролог. Ну?
Шеухульислам. Где?
Маджиддин. Потерпеть надо. В своё время усидите.
Шейхульислам. А выйдет ли с ними что-нибудь?
Маджиддин. С ними не выйдет, с другими выйдет. Утомился  уже Навли подавлять беков. В одном месте потушит пожар, в другом горит. Алишер на мотылька похож, который летит на огонь.
Шейхульислам. Оставьте поэзию. Говорите дельное.
Маджиддин. Из Балха  письмо. Дервиш-Али восстал против султана.
Шейхульислам. Быть не может!
Астрологн. Прошлой ночью в седьмой сфере неблагоприятно было положение звезды Нохид.
Шейхульислам. Нет ли здесь руки Навои?
Маджиддин ( смеясь). Будем считать, что есть, таксыр.
Шейхульислам ( облегчённо). Теперь вы можете дать шах Алишеру!
Маджиддин. Если шахиншаху «разъяснить»…
Шейхульислам.  Бог даст, «разъяснить» сумеем!
Маджиддин. Тогда мат Алишеру!
Астролог. Верно!
Маджтддин. Однако надо умело делать ходы: как ни едки ваши слова, голос пусть будет мягок; злобу прикрывайте улыбкой, ярость – любезностью.
Только тогда добьётесь цели.
Входит Абульвосэ.
Абульвосэ. К вам удача пришла, тасыр! Ассалам-алейкум!
Маджиддин. Ва-алейкум- ассалпм! А-а, мулла Абульвосэ. Пожалуйте! Милости просим!
Здороваются.
Шейхульислам. Как опоздали вы, мой таксыр! Мы истомились  по вашим шуткам.
Абульвосэ. Все дела вселенной только шутки, таксыр!
Шейхульислам. Забавнику всё забавно!
Абульвосэ. Чудесно угадали мой таксыр! Забавнику презабавно, например, что столпы веры и шариата пьют вино.
Астролог. Это вино процежено через священную бороду таксыра. (Улыбается, глядя на шейхульислама). Дозволено шариатом. (Смеётся).
Шейхульислам. Оставьте болтовню! Всего больше люблю шутки муллы Абульвосэ о великом поэте нашем эмире Низамеддине Алишере Навои!
Абульвосэ. О таксыр, мы смеёмся над ним, он над нами. Кто прав, знает только бог.
Маджиддин. Мы правы. Впредь смеяться будем только мы.
Абульвосэ. Смейтесь, смейтесь, да не подыхайте, не расцветши, не увядайте! Ваши  сердца малодушны и тесны, зависти послушны и бесчестны, кровожадны. Ваши чувства к людям – снег и лёд. Все плоды ваших дел – грязь, помёт.
Маджиддин. Э, не бреши. Не заговаривай, как знахарь. Не лечить же ты меня пришёл…
Все смеются. Входит Хусейн. Все встают, низко кланяются.
Хусейн. Ого, джамшидов пир в разгаре. Ваш смех клубится до небес.
Маджиддин. Счастливы мы, что наш смех восходит к небесам, он достигает слуха солнца. Вот солнце и спустилось к нам с высоты.
Хусейн. Не льстите. Ваш пир и без солнца светел.
Маджиддин. Без солнца всегда мрачен ваш пир.
Абульвосэ ( смеясь) А всё же и мрак хорош. Не то при свете солнца видны станут ваши сатанинские рожи.
Маджиддин. Что угодно шахиншаху отведать?
Хусейн. Пиалы вина из рук сатаны.
Малжиддин. От всей души, мой шах, но прежде простите грех рабу, а потом уж он и пиалу протянет.
Хусейн. Что за грех?
Маджиддин. Великому поэту нашему визирю Навои вы изволили обещать деньги на проведение арыков. Но я, ваш смиренный раб, не дал ваших денег его посланцу.
Хусейн ( вспылив). Как посмели вы ослушаться?
Маджиддин. Ради всяких построек Алишер рассыпает казну по пескам пустынь. Нет в казне четырёх туманов, обещанных вами! Двух и то нет.
Хусейн. Не верю.
Маджиддин. Я преисполнен уважения к Алишеру. Преклоняюсь перед его дарованием. Но для рабов, столь смиренных, как я, всего дороже ваша особа.
Хусейн. Я оглох от твоей лести. Что ты хочешь сказать?
Маджиддин. Я скажу. Алишер – змей,  ползущий вокруг трона.
Хусейн. Зависть, клевета, ложь! Возвышения моего, а
не падения хочет Навои. Не могу без Навои управлять своим шатким троном.
Маджиддин. Мой шах! Его расшатывает сам Навои.
Хусейн. Ложь! Зависть! Клевета!
Маджиддин ( вынимает письмо). Извести из Балха.
Хусейн ( прочтя письмо, впадает в ярость). Восстал Дервиш-Али?
Маджиддин. Вот! Люди, близкие Навои, открыто восстают против вас!
Шейхульислам. Есть, есть тут рука Навои!
Хусейн. Неужели?
Пауза.
Доказательства! Свидетельства!
Маджиддин. Мой шах, в руках у нас нет доказательств… пока… предполагает…
Пауза.
Хсейн. Этого мало. Свидетельства!
Малжиддин  передаёт шаху стихи.
Хусейн ( читает стихи).
«Над сокровищницей жизни ненавистный шах-дракон,
Вот огонь из пасти брызнет! Всем внушает страх дракон.
Принимать щедрость  шаха – это с т6ем сравниться может,
Что любимцу угощенье поднесёт в зубах дракон!»
Пауза.
Разорвал моё  сердце  Навои! Сеет семена вражды
Шейхульислам. Можно ли другого от бесстыдного поэта ожидать? С ядовитым драконом он сравнивает вас. Немедленно покарайте его!
Хусейн. Нет! Невозможно.
Маджиддин. Мой шах! Не примете ли мой совет?
Хусейн. Какой?
Маджиддин. На усмирение мятежа пошлите самого Алишера. Если уклонится от того его участие ясно.
Если поедет и покончит с мятежом, - что ж? Избавите себя от тревог.
Хусейн (подумав). Неплохо. (Пьёт вино). Неплохо!
Входит мулезим.
Мулезим. Великий эмир Низаммеддин Алишер Навои соизволили прибыть.
Хусейн. Пусть войдёт.
Все приводят себя в порядок , стараются придать разгулу благопристойный вид. Входит Алишер. Его льстиво приветствуют.
Пожалуйте, Алишер…
Маджиддин. Да принесёт вас счастье ваш каждый шаг!
Астролог. О, как страстно мы жаждали узреть звезду
счастья!
Шейхульислам. В добрый час вы навещаете нас.
Навои. Благодарю за внимание. (Садится. Он печален).
Хусейн. Ваш шах виноват перед вами, Алишер. Обещал вам деньги, не зная, что казна оскудела.
Навои. Я был уверен ,что шах сдержит своё обещание.
Хусейн. По словам мавлоно Маджиддина, в казне нет даже двух туманов.
Навои. Я был уверен, что шах сдержит своё обещание.
Хусейн. В казне нет даже двух туманов.
Навои. Если сказал мавлоно Маджиддин, надо верить. Он знает Всё.
Маджиддин (натянуто улыбаясь). Мой шах сказал верно. Казна оскудела. Много расходов.
Навои, Вашему свидетельству необходимо верить.
Маджиддин ( нервничает). Что значат ваши намёки?
Навои. Я знать хочу, каковы были расходы.
Маджиддин. Слишком ясно… Благоустройство…
Навоию (перебивая). Мавлоно , я знать хочу не о тех расходах, о которых все знают, но о тех, что никто не знает.
Маджиддин ( настороженно). Вы допрашиваете? Вы
Заботились о казне шаха!Навои. Я забочусь о государстве, о народе моего  шаха.
Шейхульислам. То есть о черни?
Навои. Да, таксыр. О народе.
Шейхульислам. Знать надо разницу между небом и землёй, Алишер.
Навои. Чем быть молнией в небе, сверкающей и ненужной, лучше стать огоньком на земле согревающим бедняка.
Хусейн. Я считал вас нашим другом, Алишер.
Навои. Считайте другом всегода.
Хусейн. Что же означают ваши речи?
Навои. Бескорыстие.
Хусейн (протягивает Навои его стихи). А это как понимать?
Навои (мельком проглядев стихи). Я писал о тиранах, а вас я желаю считать источником справедливости. Мне другое странно.
Хусейн. Что странно?
Навои. Мне удивительно. Только сегодня написал я эти стихи. Никто не знал ещё о них. И вот они у вас в руках.
Царедворцы чувствуют себя неловко. Шах глядит в упор на Маджиддина. Тот опускает газа. Это не ускользает от Навои..
Шейхульислам (поспешно). Пусть не удивляется великий эмир! Есть события более удивительные.
Навои. Что же?
Шейхульислам. Что слишком уж велика разница между словами и делами великого Навои, между сердцем его и языком его.
Навои. Поистине непонятно говорите, таксыр.
Шейхульислам. Скажу яснее. Не в родстве ли ваша милость с Дервишем-Али?
Навои. Что-нибудь важное случилось?
Хусейн. Вы знаете, Алишер.
Навои. Мой шах! Я ничего не знаю.
Хусейн. Впервые вижу вас неискренним, эмир. Вам не к лицу притворство.
Навои.  Мой шах! Я пришёл к вам не для того, чтобы слушать несправедливые обвинения.
Маджиддин. О, Алишер пришёл, чтобы благоустроить цветник ваш.
Навои. Да, благоустроить сад плодовый, который вы пытаетесь разорить. Маджиддин. Мм… ммм.. Благоустраиваете одной рукой, разоряете другой рукой.
Навои ( в гневе). Мой шах, я хочу знать…
Хусейн. Прибыл гонец из Балха. Против нашего султанства восстал Дервиш-Али,  ваш брат
Навои (взволнованно). Мой брат! Дервиш-Али Но причина?
Маджиддин ( иронически). Вы знаете.
Навои. Я не изменник, подобный вам.
Маджиддин. Так это не измена? Столкнулись с мятежником и запустили ногти в корону Навои. «Трус первым поднимает кулак»- так говорится.
Вы трус! (Шаху). Мой шах, впервые слышу об этом мятеже.
Хусейн. Нас не убеждает ответ великого эмира.
Навои. Что же вы хотите, мой шах?
Хусейн (пьёт вино). Подавить мятеж. Привести бунтовщика живым. Если преданно сердце великого эмира шаху,  мы поручаем это дело ему.
Шейхульислам Маджиддин переглядываются.
Навои (опускает голову). Хорошо. Я исполню приказ шахиншаха.
Хусейн ( радостно). Благодарю вас, друг. Вы снова спасаете меня. Прошу сейчас же отправиться в дорогу. Скорее предотвратите беду.
Навои (встаёт и кланяется). Исполнить повеление шаха – долг эмира.
Хусейн. Благодарю. Ещё благодарю! Скажите Дервишу-Али, что я его прощу. Я уважаю его. Пусть он приедет к нам. Одним из приближённых вельмож
он будет во дворце. Счастливого пути!
Навои. И у меня к вам просьба, мой шах.
Хусейн. Да, Алишер. Я знаю… Вы оставляете дела. Не мучьте себя. Я буду заботиться о них. Я соберу в казне побольше денег и всё отдам на орошение.
Навои. Благодарю.
Хусейн. Счастливый путь.
Навои. Ещё одна просьба у меня.
Хусейн. Я слушаю.
Навои (громко). Удалите эмира Маджиддина.
Все поражены.
Хусейн. Ну почему?
Навои. Предатель разве вправе занимать место во дворце?
Маджиддин. Ложь!.. Клевета! Обман!..
Навои.
Он подносит вам цветы, а в цветах злобное пламя.
Потягивает вам щербет, в щербете яд.
Маджиддин. Ложь!
Хусейн. Алишер, скажите ясно.
Навои Он помогал Ядгарбеку. Так показало  расследование.
Маджиддин. Ложь! Ложь!
Хусейн (кричит на Маджиддина.) Молчи, постой!
Маджиддин. Пусть докажет!
Навои. Он поспешил казнить Ядгара, когда ещё не кончили допроса. Зачем?
Хусейн. Кто приказал казнить?
Навои. Ваш великий визирь.
Хусейн ( в гневе). Когда?
Навои. Сегодня утром.
Хусейн ( в гневе). Зачем?
Маджиддин ( запинаясь). Мой шах, какая польза допрашивать без конца?.. Расследовать, что всем известно, какая польза?
Навои. Это он ссужал Ядгару золото из вашей казны.
Маджиддин. Ложь! Где доказательства?
Навои ( вынимает из-за пазухи бумагу, протягивает Хусейну). Вот они!
Маджиддин в ужасе.
Хусейн (пробежав глазами письмо, бросает его в лицо Маджиддину. Хватает Маджиддина за горло). Предатель! Подлец!
Маджидин падает.
Снять с него визирский кулах!
Навои. О мой шах! Вы облегчили, наконец, эту голову от тяжести кулаха. Облегчите же это тело от веса головы.
Хусейн. Палач!
Шейхульислам, Абульвосэ и астролог убегают.
Навои. Прощайте, шахиншах! Я еду.
Хусейн. Добрый путь!
Навои уходит, входит палач.
Маджиддин. Мой шах! Я оклеветан. Послание подложно. Безвинно казнив меня, раскаетесь!
Хусейн. Я раскаиваюсь в том, что не казнил бея ранее!
Маджиддин. Прежде чем отрубят мне голову, узнаете кто истинный враг вашего престола. Хусейн. Теперь я знаю. Это-ты!
Маджиддин. Нет. Исход восстания. Дервиша-Али разоблачи истинного злодея. Повременить немного, мой шах!
Хусейн (отшвыривает Маджидина, ходит взад и вперёд). О дьяволы, опять хитрости!
Маджиддин. Клянусь святым Кораном!
Хусейн ( вздрагивает). Святым Кораном?
Маджиддин. Пусть накажет меня святой Коран, когда я лгу. Я разве мог вам изменить.  Мой шах? Алишер приносит меня в жертву для сокрытия своих преступлений. Дайте срок, я  раскрою злодеяния Алишера и спасу вас от гибели. Я золотом наполню казну! Я гуриями наполню ваш гарем! Тогда казните меня… Мой шах! Я жду приказа.
Хусейн (глубоко задумывается. Поднимает с пола письмо. Беспомощно разводит руками). Ты думаешь, оно подложно?
Маджиддин. Пусть покарает меня святой Коран.
Хусейн (бродит по заду, наконец, решает). Надень свой кулах.
Шах в глубоком раздумье выходит. Маджиддин надевает свой кулах.
Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ШЕСТАЯ

Дом Кульмухаммеда . Слева дверь, во двор, прямо- в сад, видны купы деревьев в саду., а поодаль- двухэтажный шийпонг Навои. В руках Гули диван Навои.
Гули.
«Если ей, жестокосердной, только восемнадцать лет,
А сердцам, разбитым ею, счёта и теперь уж нет,
Что ж ещё за восемнадцать лет злодейка натвори?
Красотой своею ввергнет в смуту, в бедствия весь свет!»
Да разве могут быть так радостны слова?
Вся, как дыхание, его газель жива,
И этим отблеском душа озарена!
Кундуз. Да пропитается душа ваша светом верности!
Гули (обнимая Кундуза). Добро пожаловать! Сладости ваша речь.
Кундуз. Из Навои?
Гули. Да, это мне. Это моё.
Кундуз. Чистую любовь высказал Алишер!
Гули. И сердце расцвело в лучах любви,
И жар в мой     груди – очаг любви!
Кундуз. Вы гения поэзии избранница.
Такое счастье многим ли достанется?
Гули. Нет, не бывает розы без шипов!
Мгновение разлуки вечно тянется…
Кундуз. Горька разлука, но сладка любовь!
Гули. Порой обида слишком больно бьёт…
Кундуз. Друг радостей, а не обид, любовь!
Гули. Порой она- майдан скорбей, забот…
Кундуз. В краях души – великий шах любовь!
Гули. Быть может, служит в палачах любовь?
Сама убьёт, и жизнь вернёт с ума!..
То сердце разобьёт, и не спасти,
То заставляет пышно расцвести!
Коварный отравитель, умный врач,
И нет в ней постоянства, нет, – хоть плачь!
О, слушай, почему бы ей меня
Не вытащить из чёрного огня?
Она ведь роза, и , как розы все,
Могла б цвести в прохладе и росе!
Но солнце, к небесам чтоб не ушло,
Сегодня привязали, как назло:
Хотят, чтоб настоялся чёрный яд,
Чтоб сердце кровью истекло, хотят!..
Кундуз.
Да, каждый миг, когда подруга ждёт
Возлюбленного друга, - это год!
Гули.
Скорей бы месяц солнце заменил,
Серебряным туманом осенил!
Скорей цветы заснули б, наконец,
Под листьями скрыв лица, как птенец
Головку прячет ночью под крыло!..
Скорей бы только время протекло!
О, каждая звезда над головой
Должна пылать, как факел золотой!
И счастье затопить собой должно
Всё в мире, что горит и что темно…
О, если б увидать скорей, скорей
Возлюбленного радости моей,
Мудрейшего, кому себя дарю,
Мою вселенную, мою зарю!
Ещё вчера, едва взошла заря…
Как билось сердце, с сердцем говоря!
Из уст в уста волшебные слова
Летели, и кружилась головка…
Он руку взял мою, сказал опять,
Что мужем и женой нам надо стать.
«Разлук тогда не будет!»- он сказал.
«Пусть строго бог не судит», - н сказал.
Кундуз. Так скоро свадьба?
Гули. Мы считаем дни.
Кундуз. О, хорошо! Ну, веселей взгляни!
Входит опечаленный Кульмухаммед.
Гули. Скажи, какие веси, ата-джан?
Кульмузаммед.
Не спрашивай дитя. Беда, беда…
О, пропади всё пропадом на свете,
Когда такое делается!..
Гули.
…С кем?
Беда какая, говори скорей!
Кульмухаммед.
Опять у нас несчастие в стране,
Вновь обезглавят тысячи невинных.
Останется несчетно вдов, сирот…
Гули. Враги напали?
Кульмухаммед.
Нет, внутри страны
Прольётся кровь,- и праведная кровь!..
Борьба, резня, большая смута…
Кундуз.
Боже!
Какой ещё смутьянит шахзода?
Кульмухаммед. В Бахе восстал Дервиш-Али…
Кундуз. О, смерть  моя!
Гули. Аллах! Где Алишер?
Кульмухаммед. Вчера шахиншах отправил его прямо из дворца в Балх, велел подавить восстание, привести Дервиша-Али живым.
Гули. Брата послать против брата! Взять брата в плен руками брата! Дьявол такого не выдумает!
Кульмухаммед. Ужаса надо ждать. Утром сегодня заключён в темницу Джалалиддин.
Гули. Боже, боже! Крыло Алишеру сломали… Самого Алишера погубят… Мой сон сбывается.
Кульмухаммед. Не плачь, дочка. Ничего не сделается Навои. Весь народ за Навои.
Стучат в ворота.
Голос. Дома устоз?
Гули. Кто это? Кто пришёл? ( Уходит с Кундуз в глубину сада).
Входит Маджиддин.
Кульмухаммед. Пожалуйте, эмир.
Маджтддин. Бисмиля иррахман иррахим. (Читает фатиху).
Садятся.
Кульмухаммед. Мы рады вам, таксыр!
Маджиддин. Радуйся, Кульмухамммед: вижу птицу счастья на твоей голове!
Кульмухаммед. Если богу угодно, да исполнится ваше пожелание, эмир.
Гули и Кундуз стоят за деревом.
Маджиддин. Шахиншах решил стать твоим сыном, Кульмухаммед. Дочь твою сделать  царицей
Гули, вскрикнув, падает в объятия Кундуз.
Маджиддин ( оборачивается). Кто там? Что такое?
Кульмухаммед. Ничего … Ничего, эмир… Мы благодарны шахиншаху за милость, эмир… Но дочь моя уже обещана в жёны.
Маджиддин. Обещана Алишеру Навои. Шахиншах знает.
Кульмухаммед. За что он навлекает муку?
Маджиддин. Любовь… Что поделаешь, устоз? Любовь вынуждает его…
Кульмухаммед. Простите. Таксыр. Великой милостью было для меня, если б голову с меня снял шахиншах, прежде чем дочерью моей распорядиться. Сперва голову с меня снял бы!
Гули придя в себя, слушает.
.
Маджиддин. Э , ну что ж? Отвергнешь требование шахиншаха, - непременно слетит твоя голова. Как же
Иначе? Да твоя голова ещё ладно, туда-сюда. Как бы Алишерова не слетела!
Кульмухаммед. Что! Зачем?
Маджижжин. Не успокоится сердце шахинщаха, пока не увидит он твоей дочери в своём гареме. Всё, что будет мешать ему…слиться с возлюбленной, сметёт. Время опасное, устоз. Али-Дервиш восстал, гнев шахиншаха против Навои велик.  А ежели ещё выставишь Алишера Навои преградой шаху, масла в огонь подольёшь! Противиться желанию шахиншаха, - значит погубить Навои. Всё же лучше: сначала Навои погубить, потом в гарем попасть, или никого  не губить,  а попасть в тот же гарем? Если умна, благородна твоя дочь, - не допустит гибели гения. Погибни ты, я, твоя дочь- что с того? Лишь бы не великий Навои! Вот моё чистое слово.
Кульмухаммед. Вы принесли нам горе, эмир.
Маджиддин. Думайте, думайте! Я пойду.
Кульмухаммед . Сидите. Чай готов.
Маджиддин. Чай не убежит. В день свадьбы сразу за все дни угостимся! Дашь ответ не позже нынешнего вечера.
Кульмухаммед и Маджиддин уходят. Появляются плачущие Гули и Кундуз. Вся в слезах, входит Хасият. Гуди бросается к ней.
Гули.
Зачем ты родила меня, мать?..
Несчастную зачем ты родила
Для мира, где подобные дела? Для дней таких, что милости не знают,
Ночей таких, что милостей не знают?
Хасият.
Пусть мать твоя умрёт, что делать ей?
Для радости родим своих детей.
Едва ты появилась, я, любя,
Вымаливала счастья для тебя!
Входит Кульмухаммед.
Гули.
Забудем слово «счастье». Счастья нет.
Оно- мираж, оно пустынный бред.
Поверил В счастье, -значит быть беде!
Ведь счастье – это птица, что нигде
Не даётся в руки, и не скажешь «Стой»!
Весь окровавлен счастья трон пустой.
Будь проклят шахиншах на всём веку!
Кульмухаммед. Дочь, не давай ты воли языку!
Гули. Пусть он отрежет язык!
Хасият. Сожгла ты сердце матери дотла!
Гули.
О, пусть он снимает голову с меня!
Спастись ни от ножа, ни от огня
Я не хочу. Пусть на костёр ведут.
И то приму, как милостивый суд:
Избавлюсь от беды и от тоски…
Пусть шах меня изрежет на куски!
Забыться бы мне только навсегда,
Забыться бы … О горе! О беда!
Кундуз.
Хоть вдребезги разбейся, - от судьбы
Спасёшься ли? Мы все её рабы.
Кульмухаммед.
Дочь, покорись судьбе, не ссориться с ней,
Не поразила бы ещё больней!
Гули.
Судьба и рок?.. Слова, слова, слова!...
Хочу протестовать, пока жива,
Смиряться не хочу… Небесный суд
Неправеден. Нас  жертвы не спасут.
Коварство и жестокость – вот дела
Небес, уже до края полных зла!
Спасите от небес! Земля, спаси
Кульмухаммед.
Проклятья, я молю, не возноси!
Ответь отказом шаху… Дочь не плачь…
Быть может, он простит, он не палач.
Гули.
Нет, нет! Смирю терзания свои.
Пусть только не погибнет Навои.
Пусть соловей народа ради нас
Ещё поёт, хотя бы лишний час!
Пусть гений я великие дела
Не пресекутся… Я же…я – мала…
Я- женщина. Он – гений. Он – вожак
Людей родной страны.. Да будет так!
Пусть буду жертвой за него, щитом
От шахского меча!
Кульмухаммед. Но что потом?
Хасият. Дитя! Родная, кровная!
Гули.
Ну то ж…
Судьба… И это правда. Счастье – ложь.
Молчание Гули плачет. Все выжидают.
Подойдите и скажите обо мне:
Она согласна… Я – в огне, в огне-
Ничтожная пылинка. Мне конец…
Пылинка, искра!
Пауза. Кульмухаммед идёт к выходу.
Погоди, отец.
Одно моё условие. Одно
Пусть будет шаху выполнить дано…
Просите месяц сроку. пусть ко мне
Он не походит… С ним … наедине?
Пока не минет месяц, для него
Чужая буду… Больше ничего.
Кульмухаммед  уходит.
Хасият.
Пусть мать твоя умрёт! Что делать ей?
Для гибели рождаем мы детей.
Гули.
Дракон, должно быть, солнце проглотил…
Черно и пусть небо без светил.
Что стоило бы колесу небес
Дать радости над горем перевес?
Творения земного жизнь ценя,
С возлюбленным не разлучать меня?
Где шёл бы друг, я – спутницей при нём,
Как месяц, ночью и, как солнце, днём…
Где стал бы он, там стала бы и я,
Как будто вдруг заслышав соловья.
Колючка бы в ладонь ему впилась,
Ресницей острой вынула б, смеясь…
Но где мой друг  возлюбленный теперь?
Как странен этот  тёмный мир потерь!
О горе, горе! Смерть, взмахни рукой!
Что стоит пожалеть и дать покой!
Занавес.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Комната Навои. В нишах книги. В глубине комнаты низенький столик. На стенах картины Бехзада «Навои», «Шахзаде на охоте» и другие. На полу ковёр и шёлковые курпачи. Мансур у окна глядит в темноту ночи.
Мансур. Одно только несчастье- смерть отца – и что чуть с ума не свело меня… А как же ты, Алишер, перетерпишь, сколько мук? Хотя бы мозг твой был из
Сабельной стали,  а сердце железное, - не выдержат
Они. Такие муки есть в мире для тебя, что каждая хуже смерти! Если кинуть человека в огонь, ножами искрошить, он выдержит. Но тех мучений не перетерпит. Гордый Алишер Навои будет биться, как рыба, вынутая из воды!
Как птица, чьё гнедо разорили! Моё сердце, чёрное, обугленное пламенем, напьётся сладкой мести!
Входит Абульмалик.
Абульмалик. Месяц прошёл с тех пор, как он уехал. Почему так запаздывает? Как думаешь?
Мансур. У великого человека и дела великие. Мы о них судить не можем
Абульмалик. Лишь бы  всё кончилось хорошо!
Мансур. А что,  плохой сон видел?
Абульмалик.  Снов я не видео, но сердце моё что-то странное говорит…
Мансур. Это потому, что у тебя мысли порочные. Воображение испорчено. тебе все люди кажутся
подозрительными.
Абульмалик. Но почему же это всё произошло после отъезда Алишера?
Мансур. Судьба, Абульмалик, судьба…
Абульмалик. Зачем судьба, почему судьба? Не судьба, а преступление!
Мансур. У тебя слишком длинный язык, сын раба. Боюсь, как бы тебе не укоротили его.
Абульмалик. Если языки за правду отрезают, пусть отрежут мне язык, сын бека.
Мансур. Плохое желание, мой друг. Как бы не раскаялся ты потом, что на свет родился
Абульмалтик. Эх, я давно уже в этом каюсь. Что  это за место такое, где мы живём? А Мансур? Мир или бойня?
Мансур. Ступай. Вари свои кушанья, повар. Кто позволил тебе печалиться о мире? О нём есть кому печься.
Абульмалик. Да  ведь заняты петушиными боями его попечитель! Заняты голубиными забавами, вином в золотых чашах, наслаждениями, смакованием яств.
Мансур. Но стал бы ты сам шахом, что делал бы?
Абульмалик. Рассёк бы саблей подлецов-беков, что избежали виселицы. Бессмысленные войны превратил бы. О стране заботился бы. Алишеру помог бы в его начинаниях.
Мансур. Ого! Да только из безродных, как ты, падишахи не делаются.
Альмалик. Подишахство оставь себе. У меня глаз не дёргается от зависти к трону. Кому нравится стать падишахом, виновником народного горя?
Мансур. Хватит, падишах Абульмалик. Давай спать. ( Направляется к выходу).
Слышен стук в ворота. Оба быстро выходят. Возвращаются вместе с Сахибдоро.
Сахибдоро. Не приехал и сегодня?
Абульмалик. Нет. До сих пор не спите мавлоно?
Сахибдоро. Э, грешно теперь глазам спать. Когда бы не случилось несчастья!
Сахибдоро. Всё возможно в эти смутные дни. Беда одна не приходит. Все в тревоге. Учёные, поэты столицы не знают, что и делать.
Абульмалик (радостно). Кажется, приехал.
Все спешат к дверям. Входит Джами и Хондемир.
Джами (тревожно). Нет?
Сахибдоро. Нет, таксыр.
Джами. О, что это, господь мой? Больше ждать нельзя. Сахибдоро, поезжайте вы к Алишеру. Сообщите о событиях.
Сахибдоро. Мой пир! Если отправите меня на смерть, я согласен, но Алишеру удар  нанести горькими вестями не могут. Не в силах я.
Джами. Дорогой мой! Знаю, это тяжело, тяжелее смерти, но что делать? Нужно поехать и предостеречь. Как бы не погиб и он Тяжелое молчание. Пауза. Входит радостный Алишер, с ним Турдыбай, вооружённый с головы до ног.
Навои. Приветствую друзей!
Джами. Алишер!
Абульмалик. Мой пир! (Обнимает Алишера).

Джами вытирает слёзы.
Навои (улыбаясь). Дорогие, простите, если заставил поскучать обо мне.  Не виноват я. Так решил шахиншах. Он послал мне вслед письмо- просил, чтобы после замирения Балха навестил бы и другие города. Я был в Мешхеде, был в других местах. О, как наша земля плодоносна! Как трудолюбив народ!
Пауза.
А по пути – выжженные поля, кишлаки, погибающие без воды. Я говорил народу, что мы хотим  провести арыки, чтобы земля наша сделалась изобильной. Дехкане плакали от счастья… Они молились за нас. Друзья мои, во имя этих чистых слёз удвоим усилия в работах! Сейчас возможно это. Страна успокоилась. Ядовитый паук, что вёл шаха по пути греха, уничтожен.
Присутствующие переглядываются. Навои удивлённо смотрит на друзей.

Почему молчите?
Джами. Алишер! Жив, к несчастью, проклятый паук!
Навои. Как? Жив Маджиддин? На глазах у меня шах отдал приказ палачу!
Джами. Шаха коварством покоряю. Алишер!
Навои. А что с Дервишем-Али?
Джами (печально). В темнице.
Навои.
Хитрость ,коварство, обман – что за низменный
род бытия!
Маска бесстыдства, подлости щит-вот он оплот бытия!
Пауза.
Лучше вонзающий в грудь копьё
Нелицемерный враг
Друга-предателя с тонкой иглой.
Я полагаю так!
Пауза.
Тьму унижений от своры низких и клевету
Терпеть,
Ежели правое дело сделал, правильно ли?-
ответь!
Сахибдоро.
Что значит честь, - бесчестным –невдомёк.
За верность шахи платят злом – урок.
Навои.
Оставим это . Пусть они вторят,
Что им угодно… Источают яд!..
Пусть  бесится с шипением море яда
И с пеной злобы бьётся о гранит…
Впоследствии, всё будет так, как надо.
Счастливец, кто уверенность хранит!
Све6т ясности и правды мир наполнит,
Заря взойдёт. Таков закон. Закон!
О нас народу луч зари напомнит,
Труд не напрасный будет оценён.
Иного счастья нет и быть не может.
В победе лишь отмщение врагу.
Достаточно… День горя будет прожит.
(Тщетно ждёт ответа).
Но как дела? Понять я не могу,
Что вы молчите? Как идёт работа?
Закончены, должно быть, уж арыки?
Что вы молчите?
Джами. Горе…
Алишер.
Жду ответа!..
Прошу…
Джами. Беда… Надеждам вопреки…
Навои. Что… «вопреки»?
Джами. Несчастье…
Навои. Говорите!
Джами. Друг, успокойтесь…
Навои. Быстро!
Джами.
Шазиншах,
Ссылаясь на течение событий,
Остановил дела на арыках.
Навои. О бедствие!
Джами.
Работавшие люди
Отправлены поспешно на войну…
Навои.
Любя народ, я не болтал о чуде,
Не воссылал проклятий в вышину!
Лекарство я нашёл от бед народа:
Сухую землю оживить хотел.
Долженствовала  стать щедрей  природа,
И легче и полней людской удел!..
Но сердце изорвали мне на части,
Мой разум вероломные сожгли,
Изгнали всё, что приносило счастье,
Всё вытравили прочь с родной земли!
Наладишь так, они разладят этак,
Налаживалось этак, рвётся так…
Джами.
Эх, эту мудрость знал и тёмный предок:
Не скоро от беды дождёшься благ!
«Пока осыплют розы  куст колючий,
Сожмётся сердце в крохотный бутон…»
Навои.
Но шах…Но шах!.. Не может быть!..
Зачем коварство? Непонятен он…
Сахибдоро.
У шахов нет ни совести , ни чести.
Навои.
Но был же Улугбек! А этот?.. Нет!..
Но где Джалалиддин?
Все молчат, опустив  глаза.
Джами.
Дурные вести…
Вы спрашивайте…
Навои. Где?!
Джами.
Я дам ответ…
Прошу вас не терзать себя напрасно...
Навои. Где?
Джами.
Лишился головы Джалалиддин…
Светило вдохновения погасло.
Навои. Ложь! Это ложь!
Джами. Увы… Не он один…
Навои.
Ложь! Это вздор. Не может быть такого…
Нельзя же солнцу быть,- потом не быть…
Пропасть не может сказанное слово,
Ни солнце, ни луну нельзя убить!
Нет, высохнуть вода не может в море,
И золото истлеть…. Аллах один…
Скажите правду, облегчите горе!
Сахибдоро.
Убили шахиншах и Маджиддин.
Нежданно обезглавили… срубили…
Навои. О, почему вы не спасли его!
Сахибдоро.
Шах повелел, чтоб мы « скромнее» были6
Не наш, мол, грех, и больше ничего.
Навои.
Безумие! Злодейство! Гнёт кровавый!
Вся жизнь в крови, все отняты права…
И в чёрной той жизни звери правы,
Повинна золотая голова!
Повинно солнце, благостное к низшим!..
Джами. Невинность – преступление!..
Навои.
Он был
Глубоким морем, жемчуга хранившим,
Великодушным гением он был…
Средь мастеров могучекрылый сокол,-
Народа вдохновением он был.
Он молодость учил парить высоко,
Но мастером терпения он был.
Алмазно-чист словами и делами,
Правдив в любом творении он был!..
Частица благородного народа,
Сокровищ драгоценнее он был!..
Погибну,  если нет Джалалиддина:
Душе благословением он был!
Джами.
Да, чистота- тягчайших мук причина…
Да, обречён мучениям он был!
Навои.
Он горы, горы поднял к небесам,
И вот он погребён под ними сам…
Пока ещё создаст родной народ
Такого человека, век пройдёт.
Распустятся сто раз цветы весны,
Сто раз весна захочет новизны,
Век нашу землю солнце будет греть…
В природе гений должен долго зреть!
Стук в ворота. Мансур выходит и возвращается с Кундуз, укутанной в большой тёмный платок.
Навои. Кто это?
Кундуз. Это я- Кундуз…
Навои.
Сейчас?
Так поздно?
Кундуз. Да, устоз, беда у нас.
Навои. Ох, говори скорей!..
Кундуз.
Гули больна…
Желает видеть вас…
Навои. Где, где она?
Кундуз. В гареме…
Навои.
Нет… О боже, это сон!
Неправда это!..Бред… Я опоён
Отравою, что вызывает бред.
Сон, только сон!.. Сейчас я встану…
Джами.
Нет.
Удары неба мы терпеть должны.
Навои.
Но кровь моя и сердце сожжены…
О небосвод, тюремщик и палач,
Пади на эту землю! Нет, не прячь
Свой страшный лик… качнись… пади…не  стой.
Обманывать, пытать - обычай твой!
Людские слёзы – сладость для тебя,
Ты нежишься, когда кричим, скорбя…
Пади же на меня и раздави!
Я требую: пади!
( Убегает, за ним бежит Кундуз).
Джами.
Скорей,  скорей…
Беги за ним Мансур, вернуть сумей.
Верни его …
Нельзя ему в гарем!..
Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Комната Гули в гареме. Гули лежит в постели, волосы распущены, в руках диван – подарок Навои. Рядом с ней сидит няня.
Гули.
Я всё ещё вижу те дни… Было время цветов,
В саду мы сходились, когда просыпались цветы.
Какой ещё свёртком стоял, был открыться готов!-
И розы уже не таили своей красоты…
Как жемчуг рассыпанный, всюду мерцала роса,
И бережно так шевелил лепестки ветерок.
И книги листвы он читал…И  любви чудеса
Хвалил соловей, усмирить свою душу не мог!..
Я всё ещё помню счастливые тихие дни,
Я вижу цветы, бесконечно качались они,
И влага мерцала в глазах у меня…
Он ясно сказал на заре восходившего дня:
«Вот свадьбу мы справим – разлуку мы власти лишим,-
Пусть бог не сочтёт это счастье чрезмерно большим!»
Но бог это счастье чрезмерным нашёл, наказал…
Чтоб смерть своим ядом меня напоила,- сказал!..
Няня.
Дитя моё, мучить себя перестань,  не томись!
Вот щёки зарделись, вот руки твои поднялись, –
За то небесам благодарность спеши вознести,
Ты – завязь  цветка, и ещё ты должна расцвести!
Гули.
Да, странный бутон,- который не станет цветком!
Весна для него не придёт, что болтать о таком?
Няня.
Дитя, почему? Почему ты томишься тоской?
Гули.
Ты видишь бутон?
Так же стиснуто сердце моё,
И розово, зло от крови его бытие!
Да,  правда, я- завязь!..
Одна только разница есть:
Развяжутся завязи,
мне же во век не расцвесть…
Как пчёлы весёлые,
Всасывать солнечный свет
Бутоны торопятся, мне этой сладости нет.
О, бог это счастье
Чрезмерным нашёл для того,
Кто выбрал меня! И нельзя изменить ничего.
О горе! Мороз на цветник мое     юности пал…
О, где мой любимый?
Он ветром и облаком стал!
Последние слёзы – горячие –льются из глаз…
Когда он придёт?..
Няня. Не печалься… Быть может, сейчас, терпи, он придёт…
Гули.
Я не верю! Скажу, не тая…
Когда б он пришёл, умирая, смеялась бы я!
Няня. Придёт. Потерпи: ждать недолго,
Ты дольше ждала,
Гули.
Нет… Я не увижу… Нет, слишком  уж доля мала,
Что осталось от жизни…
Няня. Оставь эти речи. Придёт.
Гули плачет. Няня вытирает ей слёзы.
НЕ плачь, драгоценная, ждать уж не век! И не год.
Гули. Он, может, обиделся?
Няня. Что ты, дитя? Почему?
Гули. Мир – бездонный  рудник клеветы.
Няня. Как рудник?.. Не пойму.
Гули. Острее копья. Тяжелее меча клевета.
Няня.
Не сплетнями, дочка, душа Навои занята!
Не слушает клеветников и лжецов   Навои.
Гули. Права ты, права… И слова драгоценны твои!
Над чёрной землёй он, как белое солнце горит,
Как солнце придёт и темницу мою озарит…
Вбегает Навои и Кундуз.
Навои.
Чем видеть такое, пусть лучше я стану слепым!
Пусть вырвут язык, чтоб не мог больше спрашивать им!
Гули (прижимает Алишера к своей груди).
Клянусь Алишер, сберегла свою честь для тебя!
Клянусь Алишер, я солгать не умею, любя!
Навои.
Я верю, Гули. Велика моя вера, Гули.
Как небо весны, ты чиста…
Ты – душа Алишера, Гули!
Ты- небо над пыльной землёй,
До которого пыль не дойдёт,
С прекрасным, как роза,
Лицом, ты – ангел весенних высот.
На утренней розе роса –
Молодая твоя чистота…
Не плачь, дорогая, не плачь!
Гули.
Чиста я, но жизнь пуста…
Опустошён цветник, высох, пропал родник,
Кончена жизнь моя… Холод мне в кровь проник.
Кончена, Алишер, - значит удел таков!
Навои.
Всё расскажи, Гули… Всё я узнать готов.
Что за беда с тобой? Всё расскажи Гули!
Гули.
Милый, оставь беду, пусть она ждёт вдали…
Горе? Зачем о нём? Ты ведь теперь со мной! Счастлива я…
Навои.
Говори, кто нашему горю виной?
Кто растоптал росток ясного счастья, ответь?
Гули.
Нет, не растоптан росток… Счастью нельзя умереть.
Снова придут, Алишер, лёгкие, светлые дни.
Снова цветы расцветут, станут качаться они…
Будет красив и богат родины вольный цветник…
Давно красив и богат… Давно богат и велик!
О, если б только могла жить в это время и я!
Жалко, что в этом саду нет моего бытия…
Доля моя  такова… Горе, о горе!.. Ну что ж!
В новые, ясные дня вижу тебя… Ты живёшь!
Просьба к тебе, Навои, только одна у меня:
В час перед ранней зарёй, перед рождением дня,
В час, когда стонет в саду каждый его соловей,-
Медленно будешь бродить, верен привычке своей,
Вспомнить тогда, Алишер, рано погибший цветок,
Тот, что не мог  расцвести, тот, что раскрыться не мог…
Радовать не забывай душу мою, Навои,
Будут счастливы тогда дня и дороги твои!..
Навои.
О, не теряй надежды, не отпускай меня!
Много жить ты должна, милую жизнь храня!
Гули.
Жизнь… Ты сказал опять… О, как она сладка!
Если бы жить и жить, если бы жить века…
«Жизнь» ты сказал… Молчи. Жизнь говорит:
«живи!»
И подаёт мне в чаше сладкий щербет  любви.
Житзнь говорит «смотри», и появился ты!..
Жизни пора уйти, не говори о ней…
(Плачет).
Навои.
Слёзы оставь, Гули    ! Претерпеть сумей.
Голову не склоняй, скорбь от злодеев прячь.
Этот  дворец беды разве услышит плач?
О. да не даст аллах доброй душе попасть
В эти хоромы зверств,  к , к роскоши лютой в пасть,
В этот могильный зал, в этот альковный склеп!..
Гули.
О Алишер! Но мир, видно, от слёз ослеп?
О Алишер! Зачем создано столько зла?
Тьма унижений, мук?  Низостям нет числа!..
Входит, задыхаясь, Хусейн и Байкара в ночной одежде, с обнажённой саблей в руке. Няня и Кундуз в смятении.
Хусейн. Позор! Позор!
Гули. Мой шах! Алишер не виновен. Я велела позвать его. Моя вина.
Хусейн. Алишер! Что значит это?
Гули. Мой шах! Припомните… Вы посылали сватом к отцу моему Маджиддина.
Навои. Маджижжина?!
Гули. ДА, шах послал Маджиддина, Алишер… Припомните, шах.  Я вынуждена была согласиться: казано было, что от этого зависит жизнь Алишера.
Хусейн. Как? Что?
Гуди. Сказано было отцу моему, что если не соглашусь идти в гарем,  Навои будет казнён.
Хусейн. Что такое? Почему?
Гули. Алишер Навои дороже жизни для меня. Я согласилась. Но не женой вашей стать я согласилась, а умереть. Поняла я, что должна погибнуть, чтобы не погиб Алишер.
Хусейн. Кто хотел погубить Навои?
Гули. Вы, шах мой.
Хусейн. Клевета!
Гули. Не будь в руках у вас обнажённой сабли, я попыталась бы поверить… Может быть…
Хусейн (отшвыривает саблю). Говорите ясней.
Гули. Мой шах! Что ещё осталось неясным?
Хусейн. В каких вы отношениях с Алишером, для меня темно.
Гули. Визирь  ваш сказал, что вы знаете.
Хусейн. О чём?
Гули. О нашей любви… О Ала!
Гули. Так, значить, гибели Алишера…
Хусейн. Никогда  я не хотел! Дьявол, Иблис Маджиддин!
Гули (с  глухим стоном). О, все мы обмануты…  Иблис добился своего…О, тяжко!
Навои. О, не плачь! Всё будет исправлено…
Гули. Нет, исправить нельзя. Не ошибка была – смерть была. Смерть  и осталась.
Навои. Утешься, Гули… полно ошибок наше время. Время ошибок. Готовы псов поганных вокруг блюда золотого снуют, головы людей драгоценных валяются на земле! Нарушаются обещания и клятвы. Каналы,
Поящие землю родины, разрушаются. Цветники обращаются в пустыню.
Хусейну нестерпимо слушать намёки Навои. Он отходит в сторону, как бы чувствуя себя лишним при свидании влюблённых.
Гули. Алишер, я умираю. Ты не бойся. Не сейчас, может быть. Немного позже. Я выпила яд, который действует не скоро. Я скрывалда это Алишер.
Навои ( в ужасе). Яд?!
Хусейн. О Ала! Что это?
Гули. Вот кончена моя жизнь. Я хотела увидеть тебя. Поэтому я выпила яд медленный. Бог исполнил желание моё. Шах не обижайте Алишера.
Хусейн. О, почему я ничего не знал? О, какая ошибка!
Навои (с глубокой скорбью). Когда руководит Иблис, он ведёт путями ошибок. По страшному пути вы идёте, шах. Нельзя на этом пути не плыть по рекам крови, нельзя не ступать по черепам.
Хусейн.
О, довольно, довольно, Алишер! Горько мне. Вы жестоки.
Не ожидал я от вас скольких упрёков.
Навои. Не ожидал и я после Балха скольких милостей от вас.
Гули ( в тревоге). Унеси меня, Алишер…
Унеси… Дай мне умереть около тебя, тебя одного …. В твоём доме!
Навои (берёт на руки Гули). Идём, моя Гули.
Мир для невежды – раздолье в пирах,
Мудрому тесен
Золото- злому, доброму – прах, вот чем
Известен мир!
Розы дурному приносит он, праведному – шипы.
Верному – горе, тирану – трон, значит, бесчестен мир!
Навои поднимает на руки и уносит Гули. За ним плача, уходят Кундуз и няня. Хусейн  подавленно молчит, затем кричит, приходя в ярость.
Хусейн. Эй, кто там есть!
Появляется Маджиддин.
Маджиддин. Я, мой шах. Чем могу служить?
Хусейн (хватает Маджиддина за горло). Дьявол! Подлый человек! Почему  ты скрыл?
Маджиддин. Что, мой шах?
Хусейн. О любви Алишера и Гули, негодяй!
Маджиддин. Боже сохрани… Впервые слышу…
Хусейн (отталкивая его). О, ты хочешь сказать моего большого друга Навои моим яростным врагом.
Маджиддин. Да, мой шах. И казнь Джалалиддина, и заточение Дервиша-Али, и трагедия этой девушки, естественно, зажгут огонь ненависти в сердце Алишера.
Хусейн. Предатели! Вы жаждете разлучить меня с Алишером, сломать моё крыло.
Маджидин. Если верить слухам, шахзода Бадиуззаман замыслил что-то против нас. Говорят, на вашем месте Алишер мечтает увидеть сына нашего Бадиуззамана
или внука вашего Мумин-мирзу.
Хусейн. У меня уши оглохли от твоих наговоров.
Маджиддин. Не наговоры это, а истина. Если не хотите лишиться престола, удалите Алишера, шахиншах.
Хусейн. Ради тебя, дьявола, отстранить Алишера?
Маджиддин. Нет, не ради меня, а ради двора вашего, ради ваших верноподданных беков…
Хусен. Алишер- опороа нашего государства, опора нашей власти, радость моего существования. Я не могу отказаться от него.
Маджиддин. Коли так, откажитесь от  ваших беков.
Шах в тяжком раздумье.
Оставайтесь с Алишером. Беки же и все военачальники оставят ваш дворец и поддадутся к самарканскому султану.
Шах в раздумье.
Беки, военачальники желают жить по обычаям предков. Сабли их покрываются ржавчиной, походов, войн, добычи жаждут они. Пусть султан Хусейн Байкара убегает с нашего пути Алишера Навои, пусть удалит его из дворца, - требуют они.
Хусейн( после паузы). Хорошо. Я удалю Алишера… Но не сошлю его, как вы мыслите. Он поедет правителем в Астрабад – самую вольную границу нашего государства. Пусть установится мир в беспокойном Астрабаде, пусть укрепится моё владычество  и государство станет ещё могущественней.
Маджиддин. Мой  шах, напрасно гневаетесь
На меня. Я – верный ваш пёс, притаскиваю в зубах для казны всё, что найду.
Хусейн. О, ежели бы не это твоё умение, ежели б тебя не поддерживали беки и военачальники, давно бы отрубил твою голову. Но всему есть предел. Не переходи границы, судьба твоя  в моих руках!
Шах, тяжело ступая выходит. Маджиддин тихо хлопает в ладоши входит Мансур.
Маджиддин. ТЫ оказал мне великую услугу, известив о приходе Навои в гарем. На этом кончилась твоя служба здесь. Теперь ты поедешь с Алишером в Астрабад. Никакими силами мы не смогли оторвать султана Хусейна от Алишера. Ничего! Ещё не всё потеряно (Снимает с пальца золотой перстень, протягивает Мансуру). Возьми этот золотой перстень!   
Мансур принимает с радостью.
Если повернёшь так, откроется  глазок. Там – яд.
Мансур в ужасе.
Да поможет тебе дух казнённого твоего отца!

Занавес.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Роскошная дворцовая комната в Астрабаде. Весна. В окно виден сад, озарённый полной луной. На заднем
Плане – дверь, слева – выход во двор, справа – в  смежную комнату. Навои, исхудалый и печальный сидит и пишет. Из соседнего сада доносится поющий женский голос.
«Если ей, жестокосердной , только восемнадцать лет. Восемнадцать лет бесценных, цвет невинности – не диво!»
Из смежной комнаты входит Абульмалик, в руках у него связка бумаг. Положив их на стол, подходит к Навои, вместе с ним слушает пение.
«Что ж, ещё за восемнадцать лет злодейка натворит?
Красотой своею ввергнется в смуту, в бедствия весь свет».
Голос умолкает. Навои глядит в сад.

Абульмалик.
В краю печальном этом нет жилья,
Где не поют газели ваши…
Навои.
А…
Мне рану сердца растравляют песни,
Газели эти… Память о гареме…
«К тебе одна лишь просьба у меня:
Когда цветы раскроются, привычке
Своей не изменяй, броди в саду,
И вспоминай росток, погибший рано,
Дай радость памяти моей души!...»
Одна лишь просьбы! Так она сказала…
Абульмалик пытается скрыть слёзы.

Нет, не забуду, сколько буду жить!
Тебя хранит моё живое тело,
Как собственную душу!.. Ты – стихи,
Ты – зрение, ты – слух, ты кровь,
ты- память…
Пять памятников, пятерицу книг
Тебе воздвигну! Много лет в дастанах
Живи то как Ширин, то ка Лейли!
Цветком неувядаемым останься
В бессмертном цветнике, а я умру.
Без женщины, тебе не изменяя,
В глубоком одиночестве умру…
Оставь, Абульмалик, довольно плакать:
Опасная пучина море слёз:
Они огонь не могут погасить,
Они, как масло, разжигают пламя,
На ране оставляя соль, и ярче
Становится кровавое пятно…
Не плачь, я говорю тебе…
Абульмалик. О пир!
Навои.
Покоя сердцу нет, прикажешь разве?
Всё плачется и плачется ему, -
Исходит кровью, а глаза сухие…
Жаль… Такова судьба… Кто мог бы знать?
Не вовремя мы появились в мире.
(Отходит к окну).
Пауза.

Опять весна, опять цветут цветы…
Неверно, раскрываются и те, -
Посажённые на её могиле…
Абульмалик. О пир!
Навои. Что делать! Принеси воды…
Воды мне принеси, мой друг…
Абульмалик выходит. Навои  молча прислушивается к пению соловья.
Поёт!..
(Читает газель).
От разлуки с луной стал тюрьмой белый свет для
меня,
Плачут розы весной, что их радости нет для меня…
О цветке райхо, соловей, я смертельно тоскую!
Пей из чашечек роз, - но горек твой щербет для
меня.
Лить кровавые слёзы – вседневное дело моё.
Разум, дух и рассудок покинули тело моё,
Лишь осталась душа, чтобы ранить и мучить
Впустую…
- Это всецело моё!
(Приходит к картине «Лев на цепи», висящей на стене).
Лев на цепи… и хочет победить!
Альбумалик (указывает на бумаги, лежащие на столе). Те свитки, что были у меня, я чисто переписал.
Если готово ещё, - давайте.
Навои.
… Песня увела меня из мира в мир…
В мир прошлого, где живут страдания…

(Поднимает с пола лист бумаги)
Смотри, я закончил спор Хосрова с Фархадом.
Слушай. Фархада схватили обманом и привели к Хосрову. Хосров спрашивает, Фархад отвечает…
- Откуда ты, безумец?.. Ты, заблудший?
- Безумец разве родину имел?
- Какое из ремёсел знаешь лучше?
- Безумие. Других не знаю дел.
Безумствовал в любви, – так век и прожит.
- Что ж, расскажи нам об её огне!
- Кто не сгорал, найти его не может.
- Давно ль ты этим пьян, откройся мне?
- Ещё душа была не слитна с  телом!..
- Всё золото возьми – любовь забудь.
- За горсть трухи расстаться с миром целым?
- Что? Метишь на единый с шахом путь?!
- Любовь равняет нищего и шаха.
- Велю равняет нищего и шаха.
- Велю казнить – или не любя живи!
- Что ж, к высшей цели я приду без страха:
Все люди равны в смерти, как в любви!
Абульмалик. Не знал мил и не знает поэт, который так написал бы о любви.
Навои. Только потому, Абульмалик, что никто таких терзаний не претерпел от любви,  как я… То, что ты слышишь сейчас, не только спор Фархада с Хосровом. Это многие фархады говорят и многие хосровы. Перепиши, Абульмалик. Две копии сделай: одну отошлю шаху.
Абульмалик.  Отошлёте? С кем?
Навои. С Мансуром.
Абульмалик (радостно). Слава богу, мой пир, тысячу раз слава богу! Пусть едет! Давно уж хочу  я вас сказаь, что ведёт себя странно Мансур. Странно себя ведёт.
Входит Мансур, через руку перекинут тёплый халат.
Мансур. Ох, устал я… Не поймёшь здешнюю погоду. У3тром холодно было, днём дождь, а сейчас луна вышла, небо сверкает огнями.
Абульмалик (сдержанно). Это верно, тут за день один можно все четыре времени года пережить. ( Уходит).
Навои. То, что на белом свете день один, – в Астрабаде год. Судьба вынуждает нас здесь жить, а ты зачем страдаешь?
Мансур. Ваша судьба – моя судьба.
Навои. Ты не в опале, никем не сослан, а на моё письмо шах до сих пор не отвечает. Как хотел бы я вернуться в Герат и в тишине газели писать! Уж будь я, как вы, вольно птицей, давным-давно пел бы в прекрасном Герате!
Мансур (растерявшись). Мой пир… Э… Как покину я вас, отца своего?
Навои. Если я отец, я  хочу тебе сделать добро по-отцовски: от лишних мучений хочу избавить твою душу. Завтра перед зарёй отправляйся в Герат. Отвезёшь шаху новые документы.
Мансур (окончательно растерявшись). Не шутите так, устоз, страшно мне.
Навои. Чудак! Разве могут быть страшны шутки?
Мансур. Э… О мой пир? Вы сегодня, наверное, вдохновением были охвачены…Посвятите меня… Я слушать вас жажду!
Навои. Новые стихи жаждешь слушать? Как хорошо, что ты напомнил. Я сегодня интересное написал. (Вытаскивает из бумаг один лист). Слушай:
Того, кто воспитан подлым отцом, сколь не потратишь сил,
Ты всё ж не отучишь от силы зла, даже за сотни лет!
И как бы послушен ни был щенок или ослёнок мил,
Получишь собаку, получишь осла, но человека – нет!
Нравится тебе?
Мансур. О, хорошо… Нравится… Как хорошо вы о дурном сказали!
Навои. Уж то хорошо, что признаёшь хорошим. Ты признаёшь. Бери на память от меня.
Мансур. Дрожавшей рукой берёт стихи. Вертит на пальце кольцо.
Что тревожит тебя сегодня. Мансур?
Мансур (в полной растерянности). Нет, нет, ничто не тревожит.
Навои. Бедный! Я замечаю, ты смеяться разучился… А как хорошо, весело смеялся прежде. (Глядя на руки Мансура). О! Какой дивный перстень у тебя. Покажи-ка (Протягивает руку).
Ошеломлённый Мансур снимает перстень.
Почему у тебя рука дрожит, бедный? (Любуется перстнем).
Мансур следит за движениями Навои.

Драгоценность какая! Могла бы наградой быть за большую услугу. На!
Мансур  дрожит сильней.
Тяжко тебе… тяжко. Обязанность твоя для человека нестерпима.
Мансур. О мой пир… Не понимаю…Понять не могу…
Навои. Ни от кого я не скрываю своих дел. Не скрываю своих стихов. Стихи  мои сами находят дорогу. Ко всем – даже к Хусейну Байкаре, даже к Маджиддину! Что скажешь, друг, правда это? Мансур. Так это… Без сомнения так.
Навои. У птицы, покинувшей клетку страданий, какое останется желание? Взлететь к небу! Приготовься к полёту на заре. Зачем тебе свои таланты в землю чужбины зарывать? Нехорошо на чужбине. (Медленно направляется в сад. По дороге задумчиво повторяет).
«Не будет счастлив странник на чужбине,
Он людям чужд и странен на чужбине…
Пусть в клетке розы расцветут, но всё же
Петь соловей     не станет на чужбине».
Мансур. О Боже! Догадался он… Всё увидел… Душу вынул из меня. Если бы прямо в лицо сказал, что убить угрожал бы, и то легче было бы! В Герат придётся ехать…, а вернуться туда совсем не могу: задача не выполнена ещё. (Подходит к окну, глядит в сад, а затем торопливо снимает перстень, открывает глазок его и опускает яд в касу с водой).
Из смежной комнаты входит Абульмалик. Застывает на месте. Опомнившись подбегает к Мансуру, хватает за руку.
Абульмалик. Что сделал?
Мансур (запинаясь). Сделал? Ничего… не сделал…
Абульмалик. Отчего жёлтый стал, как бумага? (Глядит в воду). Яд положил, собака? Люди, люди, сюда! Мой пир!
Мансур зажимает рот Абульмалику, выхватывает кинжал, ударяет его в спину. Абульмалик падает. Слышится кашель и шаги Навои. Мансур поспешно вытаскивает тело Абульмалика в смежную комнату.
Навои входит, присаживается к столу, пишет.
Навои. Абульмальк!
Входит Мансур.
Мансур. Что хотите приказывать, мой пир? Абульмалик стихи ваши переписывает. Я заменю его.
Навои (продолжая писать). Воды принеси.
Мансур (протягивает касу с ядом). Мой пир, вот воды.
Навои (прекратил писать, восклицает с восторгом). Как хорошо написал я!
«Сказал: коль тот напиток – яд, им, значит
Так и надо!»
Мансур. О, прекрасно как! Звучало как! Мой пир, вот вода.
Навои не отрывая глаз от бумаги, протиягивает руку за касой.
В это мгновение входит Турдыбай.
Турдыбай (кланяется). Гонец из Герата.
Навои. Из Герата гонец? (ставит касу на пол). Где?
Входит Мумин-мирза с нукерами.
Мумин (радостно). Устоз, салам!
Навои ( в восторге обнимает принца, целует в лоб). Сынок мой, любимец мой, Мумин! Мой шахзода!
Мумин (протягивает  Навои письма). От деда моего шахиншаха высочайшая грамота.
Навои (быстро пробегает глазами письмо, сильно взволнован). Боже, боже! Снова восстание! Между отцом и сыном борьба! Ужас! Падение! Ужас предельный!
Мумин. Дед мой шахиншах в своих поступках раскаивается. Вышел у моего отца с дедом нехороший  спор. Дед ещё раз подтвердил, как необходимо участие ваше в правлении страной нашей и государством нашим. Понял он, что без вас спора не разрешить. О устоз! Поезжайте, примирите их.
Навои глубоко задумывается.
Мавлоно Джами кланяется вам. Просит вас и на этот раз взять на себя великий долг! Эту великую смуту может рассеять только мудрый Навои, сумевший вселить мир даже в беспокойном Астрабаде.
Навои. Да будет великий устоз Джами долго благополучен! Шахзода дорогой, примирить отца нашего с дедом возможно, но успокоить страну – нет.
Мумин. Мне деда жалко.
Навои. Народ жалко! Вражда грешная и бессмысленная шаха с сыном шахским принесёт народу новые бедствия… тяжёлые бедствия.
Мумин. Исполните просьбу мою, устоз! Так ти народу легче.
Навои. Да будет по воле вашей, шахзода, и согласно жнланию устоза.
Джами. Утром завтра поеду к отцу вашему Бадиуззаману. От него в Герат поеду.
Мумин.  Да пошлёт вам бог сто и сто лет жизни, устоз!
Навои. О шахзода! Если бы знали вы, что пожелать мне сто лет жизни – значит сто лет мучиться пожелать, не сказали бы вы так.
Мумин. Сказал бы устоз! Мучения побеждая, должны вы жить для народа.
\Навои. Мой шахзода, густая тьма окружила звёзды в наше время.
Мумин. Чем тьма ночная гуще, тем звёзды ярче кажутся!
Навои ( улыбаясь, целует царевича в лоб). Красиво сказали!
Мумин. Всегда, всегда я хотел бы с вами быть, устоз но события велят торопиться в Герат. Встречу вас в Герате радостно, когда вернётесь с хорошими вестями!
Навои. Счастливого пути, мой шахзода, мой сынок.
Мумин-мирза и нукеры уходят.
Мансур. Ваша вода, мой пир! Вы хотели пить?
Навои (машинально). Да. (Поднимает касу).
Слышатся стоны Абульмалика. Навои настораживается. Быстро открывает дверь в смежную комнату.
Абульмалик (стонет). Не пейте, не пейте, мой пир!.. Мансур… Яд!.. Яд!..
Турдыбай ( сразу сообразил, вытаскивает саблю из ножен). Сын собаки! Палач! ( Бросается на Мансура).
Навои (загораживает Мансура). Тише… Осторожней. Благословенную саблю не поганьте. (Уходит в смежную комнату).
Турдыбай держит Мансура.
Навои возвращается, потрясённый.
Турдыбай. Помогите. Скорей перевяжите рану Абульмалику.
Мансур (бросается в ноги Навои). Простите меня, простите! Я собака.
Навои. Я знал, кто ты, но я не думал, что ты – убийца. Подлость, подлость! Зачем моя смерть тебе?
Мансур. О, простите, великий эмир, простите! Мне приказали… Простите!..
Навои. Хватит! Сабли, оковы, виселицы, яд, ссылка, коварство,  козни – вот из дела.
Возвращается Турдыбай.
Турдыбай( в гневе). Мой пир! Вы  не можете  запретить мне зарубить его на месте. Вы не можете запретить.
Навои. Я хочу доставить этого убийцу его хозяевам. Держите его под стражей. Готовьтесь в дорогу.
Турдыбай уводит Мансура.
Навои (берёт касу, мрачно и задумчиво смотрит на воду).
Яд чёрной клеветы опасней яда змей.
О справедливости народ заводит речь –
И головы, смотри, уже слетают с плеч.
Кто, жаждой мучаясь, просили дать воды,
Своих же горьких слёз потом прольют пруды.
Светлы венцы царей, но ясно мне одно:
Жить из-за них во тьме народам суждено.
Занавес.

ДЕЙСТВИЕ  ПЯТОЕ      
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Герат. Зал во дворце Хусейна Байкары. ЗА стеной шум пиршества. На  сцене Маджиддин и шейхульислам.
Шейхульислам. Беда, малоно, беда, если вернётся Алишер!
Маджиддин. Вы говорите «беда»,таксыр, скажите – гибель! Гибель он нам принесёт.
Шейхульислам. Беда, мавлоно, беда, если вернётся Алишер!
Маджидин. Вы говорите «беда», таксыр, скажите –гибель! Гибель от нам принесёт.
Шейхульмслам. Спасаться надо. Разве способна не найдём?*
Маджиддин. Последний.
Шейхульслам. Какой?
Маджиддин. Если он поможет, Навои не увидит дворца.
Входит пьяный Кутбиддин.
Кутбиддин. Э, мавлоно, куда пропали?
Маджиддин. Тихо говори. Протрезвись. Важное дело. Больше вина шахиншаху, больше вина!
Кутбидин ( показывая жестом). Он пьчн! Пьян!... Вас зовёт.
Маджиддин. Сейчас придёт. Уходите.
Кутбиддин уходит.
Шейхульислам. Средство, какое средство? Способ?
Маджиддин. Мумин-мирза.
Шейхульислам(  поражённый). Мумин-мирза?!
Голос. О шахзода, салам! Как здоровье Алишера?
Мумин (за сценой). Приедет, приедет Алишер!
Голосю спасибо, шахшахзода.
Мумин. Он примирит Голос. О, хорошо!
Мумин. Счастье, благоденствие привезёт Алишер.
Голос. О, прекрасно!
Входит Мумин-мирза со своими  нукерами.
Мумин. Опять «джамшидов»  пир, опять вино…
Забвенье, пляска…Где мой дед?
Маджтжжтн. Это не веселье. Это благостное торжество. Шахиншах уверен был, что шахзода привехёт раость.
Мумин. Мавлоно, пьяницей вы сделали моего деда! В питейный дом обратили шах кий дворец!
Маджиддин. О, мы видим, Навои трудился недаром… Вы стали искусным ритором, шахзода.
Входит пьяный  шах  Кутбиддин с поднятым бокалом.
Хусейн. Мумин мой! Милое счастье моё! Сердце моё! Хорошо ли доехал? Где наш Навои? Где мой пир Алишер дорогой?  Говори скорей, всё говори.
Муин (Сдержанно). Шахиншах, вы не разберёте сейчас . Протрезвите себя, одумайтесь, потом расскажу.
Хусейн. Упрекать не надо…
Мумин. Вы обещали, отправляя меня к Навои, не пить вина.
Хусейн. Мумин, моё сердце! В самый последний раз. Не буду. Не буду больше!
Мумин, возмущённый, уходит.
Мой Мумин, мой шахзода! Ушёл… ушёл… (Маджиддину). Скажите мне, что привёз, что сказал?
Маджиддин. Как же вы по его ответам не догадались? Э, шахиншах!
Кутбижжин ( протягивая вино). О мой шах!
Хусейг. Ах, огорчается, что я пью, огорчается… (Пьёт).
Маджиддин. Ненавидит вас Мумин. Внук ненавидит. Злейшим врагом вашим вернулся он из Астрабада.
Хусейн ( содрогаясь). Как?
Маджиддин. Алишер га сторону Бадиуззамана перешёл. Так говорят.
Хусейн. Как? Как?
Шейхульислам. Трон шатается. Трон шатается.
Хусейн. Вина! ( Пьёт). Выход, выход! Где выход?
Маджиддин. Отречься заставьте Бадиуззамана от притна трон.
Хусенй. Как? Как? Скажи!
Маджиддин. Есть выход. Шахщода Бадиуззаман любит своего сына Мумин-мирзу больше жизни. Навои любит  Мумин-мирзу ещё сильней, чем отец любит. Сделайте Мумин-мирзу заложником. Бадауззаману пошлите письмо.  Вписьме напитшите: если шахзода борьбу не кончит, будет казнён Мумин-мирза.
Хусейн. Как? Как можно? Тьфу!, тьфу… такие слова… Моё сердце Мумин-мирза! Какое сокровище Мумин-мирза! Внук мой! Сердце хотите у меня вырвать.
Маджиддин. Зачем сердце? Зачем вырвать, мой шах! Пустая угроза.
Шейхульислам. Хорошая, верная угроза.
Маджиддин. Бадиуззаман своё наступление оставит, от Герата. Сам попросит мира.
Шейхульислам. Так и будет.
Кутбиддин подливает вина шаху.
Маджиддин. Письмо готово, приложите печать.Скорей, мой шах, скорей! Войска шахзоды под Гератом.
Хусейн. Что написал? Не видят мои глаза. Читай.
Маджиддин. Я уже сказал, шахиншах:что сказал, то и написал. Наша любимая малика его читала. Малика Хадичабегим. Можно после неё не читать. Печать приложите. Скорей, мой шах!
Шах прикладывает печать. По знаку Маджиддина Кутбиддин уходят, потом возвращаются.
Кутбиддин. Шах мой, гости вас скучают.
Хусейн (отдавая письмо). Послать немедленно.
Кутбиддин увводит шаха под руку к пирующим.
Маджиддин. Приказание шаха моего будет исполнено незамедлительно.
Шейхульислам (взглянув на бумагу). Но это не письмо, мавлоно, это приказ!
Маджиддин. Читайте!
Шейхульислам. О господи, господи!
Мавлоно! О ужас, мавлоно! Нельзя… Господи!
Маджиддин. Таксыр, не проговоритесь никому. Иначе ответственность и на вас падёт. Авы приказа не читали. Вы совсем и не видели его. Я тороплюсь выполнять. Я тороплюсь.
Шейхульислам. Боже, боже!

Занавес.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Тот же зал во дворце. Тот же коридор. Всё кругом в траурном убранстве. Чёрные ковры, чёрные пойандозы. В зал входят и выходят из зала пьяные эмиры, беки, мулемы. По обе стороны коридора вооружённые стражники. Из зала  доносится печальная музыка. Как луч, пронизывающий тьму, появляется в этом мраке одетый в белое и в белой чалме.
Навои. С ним Абульмалик и Турдыбай ведущий связанного Мансура. Стражники низко кланяются Навои.
Навои. Слова пиры, вновь наслаждение… Вином и кровью пахнет во дворце.  ( Обращаясь к страже). Почему пируют? Почему торжество?
Стражник. Мой пир, не торжество – траур…
Навои (взглянув на одежду стражников).  Траур? Что такое?
Стражник. Вы уехали из Герата, мой пир. С той поры родина не снимает траура.
Навои. Странно мне. По новому держат траур теперь!
Глаза плачут, губы смеются. На плечах чёрные ткани, в руках алое вино. О, мерзость падения!
Из зала выходит пьяный Ходжа Кутбиддин. При виде Алишера сразу протрезвляется. Ему страшно. Сдержавшись, льстиво приветствует Навои.
Кутбидди н. Мой пир, о, пожалуйте! Окажите милость, устоз!
С отвращением взглянув на него, Алишер молча отворачивается. Входит Хондемир, бросается в объятия Алишера. Кутбиддин возвращается в зал.
Хондемир. Устоз, великий устоз!
Навои. Хондемир, мой дорогой!
Крепко обнимаясь, оба вытирают слезы.
Живы ли друзья наши. Хондемир, злоровы ли?
Хондемир (печально). Как птицы,вспугнутые коршунов, разлетелись друзья…
Навои. Что же, осень и должна быть такова. Признак осени.
Хондемр. Один изгнан, другой выслан, третий в бегах, четвёртый неизвестно где. Вот он, Герат сегодняшний. (Обводит рукой). Вот!
Навои (откинув взглядом дворец). Что раньше внутри было, теперь и снаружи стало. И чёрной сути чёрная внешность как раз подходит. Поистине дворец чертогом мрака оказался. Траур по кому?
Дверь зала с шумом распахивается. Пьяные беки выводят пьяного Хусеёна. За ним идут приближённые: шейхульислам, Кутбиддин и другие.
Хусейн  кричит, раскрывая объятия Навои.
Хусейн. Друг! Великий устоз! Пир мой! Добро пожаловать!
Алишер молчит. Шах бросается к нему.
Друг, я ослеп, проглядел глаза свои, ожидая! Будьте с нами!
Навои. Благодарю, я туда не пойду. Довольно мне быть и здесь. Я уж и дворцовые правила позабыл.
Слуги приносят золотое кресло. Шах садится.
Хусейн. Вина, вина!
Приносят золотой кувшин и серебряные пиалы.
Хусейн ( протягивает пиалу Алишеру). Выпей со мной, друг. Выпей, единственный. Сердце моё плачущее утешь.
Навои (отказываясь от вина). Благодарю, шахиншах. Мне теперь надо и вина остерегаться. (Бросает взгляд на Мансура).
Хусейн (взглянув на Мансура, вскакивает в ярости). Ох, простите меня, Алишер, простите меня! Верно… Я велел этому псу за вами следить… Только следить. Я не знал, не помышлял об отраве. Это вино чистое, это честное вино! (Пьёт из пиалы, которую предлагал Алишеру, пиалу бросает через плечо). Друг мой! Единственный мой! Перестаньте сомневаться во мне, как я перестал сомневаться. Я был в заблуждении, Алишер. Я ошибался. Меня погубил Маджиддин. Обманул этот Иблис… Отрава была выдумкой Маджиддина.  Палач!
Входят два палача. Шах указывает на Мансура.
Снять голову! Сейчас!
Мансур (бросается в ноги шаху). Пожалуйте раба своего, пожалейте!
Хусейн пинает его ногой. Палачи вытаскивают Мансура.
Хусейн (жадно выпивает вино). Друг мой, оплот и опора царства нашего! Какие вести вы привезли, несчастному другу?
Навои. Вести радостные я привёз. Бедственность войны сыну вашему Бадиуззману я разъяснил. Путь к добру и справедливости указал. Ваш сын – понятливый и благодарный – приказал с почтением упоминать ваше имя в пятничной молитве. С сегодняшнего же дня кончилась вражда. Почему же траур во дворце? Почему пир среди траура?
Хусейн (плачет рвёт на себе ворот). В отчаянии, а не в радости пью вино, мой друг! Я лишился внука своего Мумин-мирзы!
Навои. Что… Что такое?
Хусейн плачет, не отвечая.
Хондемир. Убит Мумин-мирза.
Навои. Кто убил? За что убили?
Хусейн. Я убил. Я убил, Алишер. Иблис Маджиддин приказ написал о казни царевича дал приказ подписать, когда я был пьян. Лишил он меня вчера на заре внука и сына. Теперь не сын мне Бадиуззаман, а  кровный враг. (Плачет, бьёт себя кулаками в грудь).
Навои. Боже, боже! Как посмел ты не сделать меня глухим и слепым? Убийца, убийца где?
Хусейн. Казнен.
Пауза.
Великий устоз, очищен дворец, украшенный вами! Нет во дворце злодеев. Займите место своё, устоз. (Мулезимам). Визирьское одеяние принесите.
Слуги приносят одеяние.
Высочайший приказ готовьте. (Хочет накинуть на Навои визирьский халат).
Навои (жестом останавливает церемонию). Мой шах! Двух негодяев казнили, - разве очистили  дворец? Не может вернуться Навои. В обитель предательства, убийства, насилий не может вернуться навои.
Хусейн. Алишер, и обидел вас… Забудьте зло, Алишер. Во имя любви к Гули не обрывайте нити нашей старой дружбы.
Навои. Гули?.. Любовь моя к народу – пламя. Любовь к Гули лишь одной искрой пламени была. Сколько бедствий обрушили вы на народ? Великое государство наше к гибели привели. Не справедливость, в смуту посеяли и стране, опираясь на Маджиддина. К вам теперь обращаюсь, мавлоно Хондемир! Страницы летописи приготовьте. Страницы благословенные. Пусть донесут они потом4ам нашим через века и века свидетельства о страданиях наших, о мечтах. Пусть возвестят, что смерть Мумин-мирама – внука шахского – знаком падения тимуридов была, знаком уничтожения государства. Днём и ночью пьянствует Хусейн Байкара, последний шах, убийцы своего внука. На пирах и на похоронах пьёт он вино. Не способен Хусейн Байкара объединить великий народ, спасти наше государство от гибели.
Хусейн. Опять, милый друг, вы о пьянстве заговорили!... Опять о пирах и  наслаждениях? Вот  вы от мира отреклись – что приобрели?
Навои. Служением родине измеряется счастье человека, цена человека. Народу моему, живущему по берегам двух рек, дал я единый язык. О жизни своей не жалею. О труде, напрасно затраченном на вас, жалею. Не вы один ошиблись, ошибся и я. Из  фисташковой скорлупы хотел я корабль построить, снарядить… То, что за цветник принимал, огнём серным оказалось. То, что за истину принимал, миражом в пустыне оказалось. Желал я развеять мрак насилия в стране. Но насилие восторжествовало надо мной.
Хусейн. Друг мой, время унесло нашу молодость. Вернись во дворец отрешимся от забот бренного мира. В тишине и покое найдём мы забвение…
Навои. Надежда потеряна только для дьявола. А я не потерял надежды. Чего не добились мы ныне, добьются наши потомки. Солнце справедливости взойдёт, не взойти не может. Правда должна победить. Когда? Ещё нет ответа на этот вопрос. Но верю, грядущее поколение ответит, ибо в руках своих будет оно держать факел  разума. Факел разума осветит ему путь. И если люди меня призовут я приду. Стихами своими откликнусь: «Я – здесь»! Прощайте, мой шах! Я уходу!
Хусейн. Куда?
Навои. К своими стихам К своему народу. (Направляется к выходу).
Хусейн. Алишер, вернитесь! Будьте со мной!
Навои. Чтобы умножить ошибки?  Умножить грехи?
Пауза.
Прощайте, шахиншах!    
Навои (за сценой). Слава великому Навои! Вечной жизни великому поэту!

Занавес.
1940 г.

Драматургия Узбекистана, сборник под ред. Н. Ф. Погодина, Государственное издательство УзССР, Ташкент, 1951 г.

• Назад
• Вперёд