Абдулла Шер (1943)

Абдулла Шер (1943)

* * *

На кладбищах растущие деревья —
в них духа нет... Сутулы, скорбны кроны;
плодов безрадостное ожерелье
на ветках, над могилами склоненных.

Плодов их детвора не отрясает,
птенцов с них не ворует слабокрылых;
лишь солнце редко кроны освещает,
как вздох, что просочился из могилы.

Что делать им? Вопить? Но безъязыки
они с рожденья. Для чего их бремя,
к чему плодов набрякшие вериги —
для них, живых — и мертвых в то же время?

Перевод Сухбата Афлатуни


ДЕКОРАТИВНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

Деревья — щеголи, чей профиль горделив,
С аллей парадных, у нарядных зданий…
Свершает парковод и стрижку, и полив.
И в злую засуху изящный лист не вянет.

Им неотвязная любовь вьюнка чужда,
Страшится этих мест чертополох проклятый,
Семян не разнесет чистейшая вода,
В бетонном желобе не колыхнется мята.

Их злоба топора нисколько не страшит,
И от пилы они не ожидают казни.
Нет меж корней пещер, где обитает джинн,
И дети мимо них проходят без боязни.

Им, баловням судьбы, неведома беда.
Лелеют люди их и в них души не чают.
Им — солнца яркий луч на шумных площадях.
Им песня фонарей посвящена ночами.

И всё же… изредка… зеленым языком
Они твердят дастан несбыточных желаний.
Тот необъятный мир, что всем ветрам знаком,
Под твердою корой их сердцевину ранит.

Тот мир — иная жизнь, она зовется — сад.
Иные кроны там семьей сплотились тесной,
И в каждой завязи таится детства клад,
И каждый плод блестит, как перл, в судьбе древесной…

Свободный перевод Григория Резниковского


* * *
Среди дымных вечеров —
торопливый ход,
безымянных городов
боязливый ход;

голова пустилась в путь,
бьется в горизонт;
руку к флейте протянуть —
вздрогнет, слезы льет.

Радость — более беды
для меня тяжка...
Помолись, не знай нужды,
с флейтою рука.


ФОТОГРАФИЯ ВОЙНЫ

Небо в копоти жмется к земле, дрожа,
и волчком кружит солнце, стуча о лед.
И сыреющих звезд проступает ржавь
сквозь подстрелянный в сумерках небосвод.

Пред зарей хилый месяц покажет рог,
зябко вслушиваясь в темный ветра хрип,
в одурманенных берегов вздрог,
в захлебнувшихся переправ всхлип.

Танкам путь преграждая, лежит солдат
безымянный, руки раскинув в траве:
меж двумя полюсами Земли распят,
просит имя себе, просит память себе.

Меж двумя горизонтами кровь шумит,
где востока и запада сшиблась ширь.
В дырку в каске, как в щелочку, мир глядит —
он ползет по окопам, безногий мир.

Будет он, костылями стуча, искать
много лет эту каску сквозь вешние сны.
Будет память, как колыбель, качать
посиневшие ноги повешенных...


ПЫЛЬ

Я тоже глиной был,
землей был;
«Я счастлив, я велик», —
говорил.
Но, однако:
люди мяли меня и жали,
облик мой искажали;
а потом брезгливо прогнали —
с востока и с юга,
с порога, с испуга,
с мечети, с печали,
из крова, из книги, из круга;
погнали меня — отдышаться не дали,
без крыльев летел — подгоняли, хлестали.
А я ведь просто глиною был,
землей был… люди…

Переводы Сухбата Афлатуни

• Назад
• Вперёд