Плачи (12)

1

Это туча ли тянется черная,
град вбивает ли горькие вмятины?
Боль ты, боль моя неизреченная,
ты ли мучила дни моей матери?
Сдерни напрочь платочек мой траурный —
видишь, мама, как дети заплаканы?
Не спасли тебя добрыми травами,
погребли твои мягкие локоны...
Ах ты, бязь похоронная белая!
Ах, газели-слова над могилою!..
Мама, милая, что ж ты наделала,
на кого ты нас в мире покинула?

2

Ах ты, синяя-пресиняя река!
Истощенные зеленые поля!
Мама бедная, иссохшая рука,
приняла тебя холодная земля.
Где ты, ласточка?.. Непрочного гнезда
возле сая, о красавица, не вей.
Вот и мама моя больше никогда
не появится на свадьбах сыновей.
В небе облако не обещало дождь,
а пошел — и превратился в град.
Вот не думала я, мама, что уйдешь
без прощанья и надежды на возврат.
Не копай в себе, душа, не вороши,
что ты высказать хотела с давних пор.
Мы по улице широкой не прошли,
упустили самый главный разговор.
По ночам теперь ты снишься, по ночам.
Малый холмик, притулившийся над ней,
показал бы хоть на миг мне, хоть на час
мою бедную, что бедных всех бедней.
И словечка-то не скажешь, всё таишь:
как живется там, у сверстников твоих?..

3

О бедные рабы, кому — туда,
вы передайте матери привет.
А если спросит: как влачу года? —
Как все! — скажите.— Среди зол и бед.
Тому бы сгинуть дальнему пути,
что иссушает ноги лошадей.
Проклятье смерти, коль таких, как ты,
себе избрать спешит среди людей.
Не насмотрелась на твои глаза,
слов не сказала, что могла бы я.
Теперь ни глянуть, ни сказать нельзя,
о мамочка, наставница моя!
Полны узлы неношеных одежд,
из них не пригодилась ни одна.
Полна душа погубленных надежд,
из них не воплотилась ни одна...

4. ПЛАЧ ПО ОТЦУ

Тоска навалилась, отец мой, тоска навалилась!
И книжная связка, отец мой, совсем запылилась!
Гляжу я на книги, знакомые с детства, отец мой,—
зачем ты нас только покинул, скажи мне на милость?..
Спешу ли, иду ли, отец мой, походкою скорой,
вдоль белой твоей, о отец мой, покинутой школы —
лишь розе с райхоном там в хауз глядеться, отец мой,—
доколь же душе суждены этой боли уколы?..
Ох, нет, не тверди мне, отец мой, что я, мол, живая!
Ходячий мертвец я, отец мой,— покоя желаю...
Как сорванный листик! Куда бы мне деться, отец мой,
с той горькой минуты, с той страшной минуты не знаю.
Хоть в степи уйти мне, отец мой, хоть в степи пустые!
Слезами своими, отец мой, омою пустыню...
А встретиться там не найдется нам места, отец мой,—
я грудь разобью, о аллах милосердный, прости мне!
Ходил ты, отец мой, в нестеганом тонком халате,
и душу чуть грело, отец мой, холодное платье.
А жизнь — лишь на время в миру этом тесном, отец мой!
Кому ее отдал, в какие чужие объятья?..
Стучат, о отец мой, топочут копытами кони,
как будто, отец мой, о крышу колотятся комья.
Я той затевала, поставила тесто, отец мой,
но с тоя ушел ты, оставил застолье такое!
Дома наши нынче, отец мой, остались без тени,
добро, о отец, без хозяина всё в запустенье.
Кто словом разумным наставит вот этих, отец мой,
кто властной рукою сурово расправится с теми?..
Придет ли хоть кто, о отец мой, дорогой кружною
узнать, о отец мой, что станется нынче со мною?
Дорогой прямою придут ли: что, дескать, отец мой,
она еще здесь, не рассталась с юдолью земною?..

5. ПЛАЧ ПО СЫНУ

Оставил свой платок —
я руку завяжу.
Что на сердце — о том
кому я расскажу?
Пусты мои глаза —
один лишь блеск нагой!..
Душа ведь не казан,
чтоб ставить на огонь.
Был черен твой платок —
тебе глядела вслед.
Стал желтым твой платок
повыгорел от бед.
О черные дела,
как желт огонь беды!..
Платок я продала,
чтобы купить еды.
Живу я, как в бреду.
Вот вечер накатил.
По улицам бреду,
которыми ходил.
Куда, зачем бежал?..
Душою не криви.
Платок твой, Бабаджан,
по краешку в крови.
Сады твои, пруды —
пристанища гусей.
Кому сказать «приди»
в пустыне жизни сей?
Выкрикивать «вайдот»
напрасно по ночам.
Когда душа уйдет —
окончится печаль.
А как пока терпеть
и где набраться сил?..
Я поняла теперь:
не возвратится сын.
Взлетела б, может, я —
да с крыльями беда.
Присела б, может, я —
нет у меня гнезда.
Перед дверьми арык —
ни моста, ни доски!..
Нутро мое горит —
не высказать тоски...

6

Из красных маков наберу букет.
Родня расходится, спешит обратно.
С тобою вместе в землю нам — не след..
Хоть порыдаю над тобой, о брат мой!
Заплачет плачем глиняным вода,
и всхлипнет сай в камнях тысячекратно.
Коль слез из глаз не выжала, беда —
так лучше очи выколоть, о брат мой!
Весь путь сюда под тысячью подошв
истерся в пыль, улегся безотрадно.
Пока тут сам навеки не пройдешь —
с ушедшими не встретишься, о брат мой
На брови шапку надвигал всегда,
шел по проулку, как на подвиг ратный...
Ах, горькою мне кажется еда,
как затоскую по тебе, о брат мой!
Стираются в работе жернова,
засыпаны мукою неопрятно.
Вот умер ты, а шапка-то жива:
висит себе на колышке, о брат мой!
Еще порой дороги и сады
твои шаги мне возвратят украдкой.
Еще звучат речей твоих следы
среди твоих ровесников, о брат мой!
В дом Шаимкула змеи заползли —
когда же ныне уползут обратно?..
Твоих друзей увижу я вблизи —
и горько мне становится, о брат мой!
Из улицы и в улицу бреду
и долг в душе влачу я неоплатный.
И малого цветочка не найду,
чтоб горе это скрасил мне, о брат мой!
Осенним овцам посреди долин
сухой травой кормиться неприглядной.
Кто б эту боль на сердце утолил,
смягчил беду жестокую, о брат мой?
В дому твоем командует отын,
ты сорок дней как сгинул безвозвратно.
Здесь все твои ровесники, один
пустым свой пост оставил ты, о брат мой...

7

Гнется ветка цветущего персика,
что когда-то ты сам же сажал.
Тянет горлинка горькую песенку
над могилой твоей, акаджан.
Сколько дней мне пришлось, неприкаянной,
по тебе убиваться потом!..
Перекрыла я крышею каменной
твой последний, твой глиняный дом.
Коль хвороба тебя не убила бы,
не оставила спать на спине —
и тебе почти столько же было бы,
сколько нынче исполнится мне.
Ударяются ль капли о лужицу
в неизвестном каком-то саду?
Иль ушам моим всё еще слышится
его стон, когда был он в бреду?
Как заполнился мутными водами
наш прозрачный, просвеченный сай,
так до смерти и дни мои — вот они! —
будут полниться вечным «вай-вай»...
Как верблюды с тюками несметными
под луною бредут без воды,
так и в горькие семьдесят лет мои
я бреду с этим грузом беды...

8. ПЛАЧ МАТЕРИ

Ноги белые подкосились
от того, что чинар мой срубили,
крылья сильные подломились,
моего соколенка убили.
Я вчера надевала богатое
из атласа белое платье,
нынче черное и проклятое
нитяное надела я платье
Лишь вчера еще шла я гордая,
шла счастливая, улыбаясь,
а сегодня иду я черная,
и слезами я обливаюсь.
Кто был сверстник тебе когда-то,
станет старше тебя и выше,
и друзья твои — соколята
не слетятся под нашу крышу.
Жгутся слезы мои безответные,
как тебя ни зову, не внемлешь.
О мечта моя, самая светлая,
ты упала с небес на землю!

9

Разве это платье было синим —
то, что ты, мой маленький, носил?
Пояска ли не было на сыне,
когда приближался Азраил?
Если б только наперед я знала
про такие страшные дела —
я не отдала бы, отстояла,
удержала б, алла-ю, алла!
Разве не был окружен родными,
когда ты, мой маленький, болел?
Что ж не отыскалось между ними
одного, храбрейшего, как лев?
Нынче-то все плачут, провожая,
горькая возносится хвала.
Я же — одинокая, чужая,
не нужна я, алла-ю, алла!
Мать моя ль, развивши косы, плачет,
стонет, подпоясавшись, отец?
Или где-то голос обозначит
мой ушедший, бедный мой птенец?
Нишу погребальную замажут.
Всё мое ты, ниша, отняла!
Ручкой или ножкой не замашет
мой сыночек, алла-ю, алла...
В черную бы птицу превратиться,
так бы и кричала день и ночь!
Только даже птице, даже птице
это горе вынести невмочь.
Лучше б ты взяла меня, могила!
Ах, когда бы встретить я могла,
я бы упросила, умолила
Азраила, алла-ю, алла...

10. ПЛАЧ ЖЕНЫ

Ты седлал скакуна гнедого,
ты меня понимал с полслова,
ты халат покупал —
все глядели,
сапоги надевал —
блестели.
Ты берег меня ото зла.
При тебе я ханшей была.
Я одежду трепала
царскую.
Я парчу покупала
бухарскую.
Я платки надевала
расшитые,
гребешки покупала
самшитовые.
Что же ты оставил меня
жить, не видя светлого дня?
Или не было ячменя
для коня — твоего коня?
Иль была недобра родня?
Или ты разлюбил меня?
Что ж оставил ты нас одних —
и меня, и сирот своих?

11. ПЛАЧ ПО КОРМИЛИЦЕ

С чем душа
не мирится?
Ты ушла,
кормилица!
Мир широк, мир широк,
только всё мне здесь немило!
Ты взрастила и вскормила,
приютила ты сирот,
а не видела от мира
никаких себе щедрот!
Сладкой жизни не знавала,
прожила на свете мало...
Нет, не мирится
душа:
с тем кормилица
ушла!
Милая кормилица,
сладкая кормилица...

12. ПЛАЧ ПО ЛЮБИМОМУ

Безжалостный садовник наших лет
верхушку срезал с моего цветка.
Ушел ты юным, мой прекрасный цвет,
а я одна — на годы... на века!
Перо ресницы обмакну в слезу,
а написать, а посылать — кому?..
И колосом поверженным лежу,
живая — а сгниваю на корню...

Переводы А.Наумова и Н.Гребнева

• Вперёд