Шукур Холмирзаев. Жизнь вечна (рассказ)

Шукур Холмирзаев (1940-2005)

ЖИЗНЬ ВЕЧНА

Рассказ

Главный агроном колхоза Надыр Рузикулов возвращался домой с колхозного собрания, где его сильно критиковали. Не успел он войти во двор, как его нелюбимая теща набросилась на него со словами:
— Вот уже и экспедитор строит новый дом, а вы, а вы... Все земельные участки у вас в руках...
— Вот какой есть, такой есть, — резко ответил Надыр. — А если не нравлюсь, можете забирать свою дочь и уходить отсюда.
Жена Надыра словно только этого и ждала. Она схватила на руки дочку и вместе с матерью ушла из дома, почти убежала...
Надыр вышел на улицу, на него тут же набросилась чья-то собака. Он схватил камень, бросил в собаку, и та завизжала на всю улицу. Из-за дувала высунулся сосед. Надыр хотел попросить прощения, он не думал, что камень попадет в собаку, бросил так, мимо, чтобы испугать ее, но сосед рассердился не на шутку:
— Если у вас там много сил и чешутся руки, то позвали бы меня. Зачем же срывать зло на бессловесной твари.
Надыр вконец расстроился. Он вошел в пустой дом, увидел маленький тюфячок дочери и сел на него. От тюфячка пахло дочерью, и он тут же вскочил и выбежал на улицу. Холодный ветер рванулся ему навстречу и остановил его. Минуту он постоял под холодным ветром, вернулся в дом и почувствовал усталость, слабость, тоску. Ему показалось, что он сейчас упадет и умрет. И на самом деле он упал.
Поднялся сильный ветер и швырнул в него несколько сморщенных виноградных листочков. К рассвету начался дождь. Это был первый осенний дождь. Вокруг запахло зеленью и необычной свежестью деревьев. Потом дождь прекратился, и тучи рассеялись. Засияли крупные белые звезды. Наступила такая тишина, что было слышно, как с листьев скатываются капли, поднялся ветер, потом стало холодно. Но этих удивительных, стремительных перемен погоды Надыр уже не видит, не чувствует. Он мертв. И некому расправить ему руки и ноги, свернулся клубочком, некому закрыть ему глаза, подвязать подбородок. Бедняга. Скверно. И умер, как собака. Так и скажут. И завещания не оставил. Умер совсем молодым. И дочь в последнюю минуту не увидел, и жене не сказал последнее "прости".
А рабочие совхоза... Среди них много таких, кто уважал его, по-доброму к нему относился. А старушка, мать Ча-Ча, которой он недавно достал доски подремонтировать старенький домишко? Директор-то ей отказал. А он достал — домишко-то совсем заваливался. Уж как она его благодарила, желала долгой жизни. Конечно же, она заплачет, узнав о его смерти.
Рассвело. Начальник отделения совхоза проходил по улице и заглянул через дувал во двор Надыра. Никого. Неужели проспал Надыр? Нет его на обычном месте у айвана.
— Товарищ Рузикулов! — крикнул он.
Никто не ответил. "Что это с ним, провалились они, что ли?" Он вошел во двор и увидел на айване главного агронома, который лежал свернувшись клубочком. "Пьяный, что ли? Он ведь никогда не бывал пьяным", — подумал начальник отделения совхоза. Он позвал Надыра еще раз и, поняв, что произошло, выбежал с криком на улицу.
Собрался народ. Многие плакали. Конечно, умер главный агроном совхоза, как тут не плакать. Покойный делал много доброго людям... А уж как плакала жена Ханифа!
— На кого ты меня покинул? Что я скажу дочке, когда она спросит об отце? Зачем я ушла к матери, лучше мне было умереть. Откуда же я знала, что случится такое? Зачем я не осталась рядом с тобой?..
Вот так. После смерти вдруг выясняется, что покойный был хорошим человеком. Жене еще долго придется плакать. А теща? О боже, если ты так горячо любила зятя, почему же ты так дергала его и не давала покоя при жизни? Или она притворяется? Все плачут, и она плачет. А может, это искренне, может, она и на самом деле горюет? Да, в общем-то, не совсем уж не права была старуха. Хотела, чтобы жили хорошо, как люди. А ведь Надыр и на самом деле был невнимателен к семье. Холходжа, милиционер, любил повторять: "Ты — настоящий пролетарий". Наверно, в этом есть доля правды.
Все прошло, все уплыло... Ничего теперь уже не исправишь.
И директор совхоза плачет? Да, плачет. А почему бы ему и не плакать? Потерял такого прекрасного агронома — работящего, честного, добросовестного. Ведь Надыр был отличным работником. О чем думает сейчас директор? Наверно, эта внезапная смерть не просто удивила его... Может быть, он жалеет, что устроил Надыру такой разнос вчера на собрании? Думает: расстроился, не выдержал. Вот так и бывает. Критиковать тоже нужно умеючи. Крепкий, мол, молодой, выдержит — и давай его разделывать. А вот и не выдержал.
Итак, главного агронома завернули в саван, положили в табут и понесли. Понесли на кладбище Кызылкоя. Все осталось позади. И жена, и дочь, и дом. Обида, тоска, сплетни. Работа. Совхоз. Рабочие... И кишлак остался.
Есть в народе хороший обычай. Проходящие или проезжающие мимо хоть на минуту подбегают к носилкам с покойником и подставляют свое плечо. Пройдут несколько шагов и уступают следующему. Прочтут краткую молитву и уходят. Вот какой-то шофер остановил машину, выпрыгнул из кабины и побежал к носилкам.
Кладбище. Почему-то здесь земля красноватого цвета. Надыр не был верующим. Но когда случалось проходить мимо кладбища, ему становилось страшно. Иногда он проходил здесь ночью, и уханье сыча преследовало его до самой кишлачной дороги: "Как здесь мертвые не боятся? Да ведь они же ничего не чувствуют? Мертвый есть мертвый. Будто камень..."
Покойника опустили в могилу. Родной отец первым бросил горсть земли. Какие странные люди. Почему они так спешат? Поскорее закопать главного агронома, избавиться от страшного зрелища. Горсть, еще горсть, еще...
Тишина. Мертвая тишина. И это торчащее старое тутовое дерево. Стоит себе, будто ничего и не случилось. Только птицы летают. Вот на влажную землю опустилась ворона.
Такова жизнь человеческая: родился, рос, учился, работал, ругался с людьми, мирился. Думал о том, как жить, мыкал горе, любил. И вот умер. Близкие несколько дней поплачут, поголосят, а потом? Будут вспоминать о нем... В совхоз придет новый человек — новый главный агроном. И отец и мать понемногу успокоятся. Молодую вдову станут сватать. На третий раз теща согласится выдать ее. А потом? Теща научит девочку называть нового мужа матери папой. Или?.. А Надыр ничего не почувствует, ничего не услышит. Он лежит в могиле. Как же это он умер? В тот день он вернулся с собрания, где его крепко критиковали, поругался с тещей, жена схватила дочку и ушла из дома вместе с матерью, на улице он кинул камень в собаку, и хозяин собаки обругал его. Потом он вышел на улицу, и в грудь ему ударил холодный ветер. Этот осенний ветер бы такой приятный, такой ласковый, что Надыру захотелось плакать.
Потом... Надыр не выдержал всего этого — этой несправедливости и в гневе убил себя — умер. Кому от этого стало лучше? Кто его за это похвалил? Что было потом, что? Это усеянное звездами небо, эти белые звезды — все на месте. Деревья, дождь... Ветер.
Жизнь Надыра продолжается и без Надыра...
...Расслабленный Надыр, сидящий на краешке айвана, вздрогнул, поднял голову, глубоко вздохнул и поднялся. Он закурил сигарету, постоял минуту и вышел на улицу. Сосед смягчился, простил ему собаку: "Ведь говорили же духовные наставники — хоть Каабу сожги и крестись на икону, но не тронь божью тварь — даже муравья не обидь".
Надыр отправился к теще за женой и дочерью. По дороге он вспоминал, как и за что его критиковали на собрании вечером, прикидывал, как исправить ошибки, изменить кое-что в работе.
Когда он еще сидел на айване, ему на голову упало несколько капель дождя. Теперь дождь полил как из ведра. И вдруг пронзительно запахло терпким настоем деревьев и пожухлых листьев.

(Перевод Н. Владимировой)

• Назад
• Вперёд