Ульмас Умарбеков. Ружье тети Маруси (рассказ)

РУЖЬЕ ТЕТИ МАРУСИ

Нежданно-негаданно Сулейман-ата угодил в тюрьму. Человек никогда в жизни даже мимо тюрьмы не проходил, а тут сам осужден на три года и отбывает срок вместе с ворами и мелкими карманщиками. Правда, его родные и знакомые не забывают о нем, навещают, приносят передачи — узелки с лепешками, миски с иловом. Сам председатель колхоза приезжал к нему два раза, а о старухе Сулеймана-ата и говорить нечего. Она, словно курица, не успевшая попасть в курятник, так и ходила вокруг колонии, но тюрьма есть тюрьма. Кто бы из родственников к нему ни пришел, встречал он их со слезами на глазах. Те начинали его успокаивать, а он пуще заливался...
...Сулейман-ата всю свою жизнь трудился и выйдя на пенсию, не знал куда себя деть, так тосковал по работе, просто места себе не находил. В руках его еще была сила, да и глаза пока могли отличить курмак от риса. Иногда, правда, заноет в пояснице, но эго не причиняло ему особых страданий. Как же ему при таком здравии сидеть дома? Правда, целыми днями он возился у себя на бахче, а вечером ходил в чайхану, отстроенную колхозом специально для стариков в таловой роще. Но Сулейман- ата не переставал чувствовать себя отвергнутым, никому не нужным старым человеком. В чайхане он слегка отвлекался, даже успокаивался, видя таких же стариков, как он, пенсионеров, но ненадолго. Теперь он и в обществе своих друзей раздражался, часто ворчал и был всегда всем недоволен.
Чайханой заведовал бывший фронтовик — безногий Гулям-ака. Ногу он потерял под Сталинградом.
У всех нормальных заведующих обычно бывают и подчиненные, а у Гуляма-ака не было никаких помощников.
«Распивать спиртные напитки запрещается»,— прочитал как-то Сулейман-ата на вывеске, а внизу стояла подпись: «Заведующий чайханой Гулям Карабаев».
Сулейман-ака раньше не обращал внимания на эту вывеску. Но сейчас он подумал с раздражением: «Странные дела творятся на этом свете. И этог рохля заведующий! К тому же еще и безногий».
— Эй, хромой,— крикнул он чайханщику,— раньше ты на кипятке зарабатывал, теперь и за вываренный чай сдираешь?
Гулям-ака понял причину гнева своего друга и не упустил случая подразнить его:
— Старикам вредно пить крепкий чай. Все-таки и сердце твое пенсионного возраста. Не хватало, чтобы я потом отвечал за тебя перед твоей старухой.
— Вот, хромой, был бы чай у тебя такой крепкий, как твой язык.
Гулям-ака рассмеялся и, стуча деревянной ногой, принес своему другу чайник чая.
В чайхане обычно бывает безлюдно. Чаще всех здесь появляются Халпаранг-ата и Хакимбек-ака. Сулейман-ата им всегда был рад. «Не я один бездельник»,— думал он, глядя на стариков.
Халпаранг-ата большой мастер готовить плов. Такой у него получается плов — пальчики оближешь. А пока готовится ужин, старики садятся в кружок, и откуда только у них берутся слова... Вспоминают обо всех и обо всем. Потом тихо напевают старинную песню «Когда вхожу я в сад...»
Расходятся они, когда начинает темнеть, то и дело останавливаясь на каждом повороте и подолгу прощаясь.
А ночами Сулейман-ата мучается от бессонницы. Откуда взяться сну, если не устаешь? Он по нескольку раз за ночь встает и выходит во двор, подолгу прислушивается к лаю собак, доносящемуся издалека, к стрекотам кузнечиков, потом отправляется в дом и снова ложится в постель. Так он проводит чуть ли не каждую ночь со дня выхода на пенсию.
Однажды старики, как обычно, сидели в чайхане и не подозревали. что именно сегодня произойдет нечто неожиданное. Пришел к ним в чайхану заведующий складом Мирвасык и обратился к старикам:
— Дорогие отцы мои, я пришел к вам с просьбой. Колхозный склад остался без сторожа. Тетя Маруся заболела, пришлось отвезти в больницу. Может, кто согласится временно посторожить...
— Конечно, я посторожу! — тут же вызвался Халпаранг-ата.
— Глупость говоришь,— возмутился Хакимбек-ака,— ты же еле отличаешь пиалу от чайника, как же ты будешь сторожить колхозный склад? Там нужен зоркий глаз. Я буду сторожить!
— Какой ты быстрый,— обиделся Халпаранг-ата,— не хочешь ли ты сказать, что я слепой? Кем же был приготовлен плов, что вы уплели за милую душу? Гулям, эй, хромой! Ты слышишь, что он говорит? Нашел слепого. Ты сам слепой!
— Я слепой?! — возмутился Хакимбек-ака.
— Да, да! Забыл, как на похоронах Сарсанбая в арык угодил?
— Довольно, хватит! — прервал их Сулейман-ата. Вы оба не годитесь. Я буду сторожить склад — и все тут!
Хакимбек-ака и Халпаранг-ата переглянулись.
Кто позже всех вышел на пенсию? Я! Значит, мне и ружье в руки,— заключил Сулейман-ата. И давая понять, что разговор окончен, встал и сказал Мирвасыку:
— Идем, сынок, веди меня!
Мирвасык виновато пожал плечами и вышел из чайханы вместе с Сулейманом-ата. Старики огорченно глядели им вслед.
Сулейман-ата в тот же вечер приступил к работе. Старуха принесла ему старую кошму, кумган — кипятить чай, всяких сладостей и, уходя, сказала огорченно:
— Вы позорите меня. Совсем из ума выжили. Разве это дело? Все старики как старики, вечерами сидят дома, а вы...
— Не ворчи,— оборвал ее Сулейман ата, — или одна боишься спать? — съязвил он.
— Ой, старый бес! Нужны вы мне! Вот-вот рассыпетесь, а туда же... Какие слова говорит...
— Ну, хватит, распустила язык, только дай волю! Иди-ка лучше домой да займись своим делом,— в сердцах ответил он жене.
Когда ушла Шаходат-хола, проведать своего друга пришли Халпаранг-ата и Хакимбек-ака. Они искренне позавидовали Сулей- ману-ата, который ходил по двору в длинном чапане, хоть и вечер был не морозный, и с ружьем за спиной.
— Ну и провел же ты нас, старый волк! — с обидой сказал Халпаранг-ата.
— Средь бела дня провел,— добавил Хакимбек-ака.
Сулейман-ата посочувствовал им в душе, но вида не подал:
— Говорят, кто смел, тот два съел,— поддразнил он их.
— Повезло тебе, здорово повезло,— сказал Хакимбек-ака.— Завтра придешь?
— Куда? — удивился Сулейман-ата.
Как куда? В чайхану, конечно! Мой внук из Андижана привез самый хороший сорт риса для плова.
— Даже не знаю, бек,— нерешительно заговорил Сулейман-ата,— если выберу время, приду. Нет — так не ждите. Не обижайтесь, работа все-таки...
Вдруг из-за склада донесся какой-то шорох.
— Эй, кто там? — крикнул Сулейман-ата, вставая, и исчез в темноте.
— Да-а-а, настоящий сторож! — с завистью сказал Халпаранг- ата, глядя ему вслед.
— Что и говорить! Старается!
Оба старика помолчали, потом медленно встали и тихо удалились.
На следующий день Сулейман-ата в чайхану не пришел. Не пришел он и через день. Не мог он теперь тратить время на пустяки. Днем приходится возиться на бахче, вечером идти на работу: недосуг ему было рассиживать в чайхане.
Работой своей Сулейман-ата доволен — за плечом ружье, в хо-лодные ночи его греет длинный чапан, и, самое главное, его охватывает чувство гордости, когда подумает, какое ответственное дело ему доверили.
Так проходили дни...
Но вскоре радостям пришел конец. Он и не подозревал, что беда подстерегает его, и обрушится она вдруг, неожиданно. Еще утром у него было хорошее настроение. Ему сообщили, что тетя
Маруся вышла из больницы и уехала к сыну и якобы пробудет там до весны. Мурлыча себе под нос песенку, Сулейман-ата отправился на бахчу: прополол грядки, подвязал кусты помидоров.
В обеденное время прибежал его внук.
— Дедушка! Вас Халпаранг-ата зовет! Он ждет на ферме.
— Что там у него случилось? — удивился Сулейман-ата.— И что он делает на ферме? Бездельник!
— Не знаю. Сказали, чтобы вы скорее шли к нему.
Сулейман-ата отправился к другу. Войдя во двор, он увидел его, важно восседавшего на старом ящике, подобрав под себя ноги. Сулейман-ата внимательно посмотрел на его улыбающееся лицо и проворчал:
— Ты что? Случаем не рехнулся? — повертел он пальцем около виска.
— А ты разве не видишь? — развел руками Халпаранг-ата.— Сам председатель меня назначил.
Сулейман-ата рассмеялся:
— Конечно, на безрыбье и рак рыба,— сказал он, но в душе позавидовал своему другу. Все-таки это не ночная работа. А вслух сказал: — Он тебе и скребок вручил?
Халпаранг-ата поморщился, но ссориться с другом не стал.
— Все, все он дал. И метлу, и лопату. Если тебе когда-нибудь нужно будет подвезти навоз для бахчи, тебе не придется упрашивать кого-то. Одну ли арбу, две ли — отвезу, самого отборного. Не думай, друг, это тебе не сторожка тети Маруси. Это настоящая мужская работа,— не удержался от колкости Халпаранг-ата.
— Ах, так?!
— Сам видишь, не слепой!
— Да, работа у тебя хорошая,— согласился Сулейман-ата,— но будь осторожен...
— Что ты этим хочешь сказать?
— Тут держат лошадей на откорм, они очень сильные. Завидят тебя кривого, подумают, что к ним дэв одноглазый пожаловал, и лягнут тебя по единственному глазу.
Халпаранг-ата ничего не ответил другу, притворился, будто не слышит его.
— Я позвал тебя для того, чтобы угостить пловом. Сейчас сноха принесет. Из лучшего сорта риса приготовлен. Мы теперь работающие люди, не можем рассиживаться в чайхане. Идем, идем...
Уже вечерело, когда Сулейман-ага уходил домой. Дома ужинать не стал. Вскинул за плечо ружье и отправился на работу. Когда Мирвасык запер склад и ушел домой, Сулейман-ата обошел двор, заглянул за склад, потом развел огонь под кумганом и стал кипятить чай. За чаем и не заметил, как задремал. Ночную тишину нарушал только треск горящего хвороста. Вдруг сторожу показалось, будто что-то упало — не то с крыши, не то с забора. Он открыл глаза и оглянулся. Никого. «Может, это кошки бегают?»,— подумал он и снова задремал. Но в следующий раз сторож проснулся от приглушенного кашля. Он тут же вскочил с места и стал прислушиваться. «Поторапливайся, что ты там возишься?» шептал кто-то за забором. Сулейман-ата кинулся туда. И что же он видит?! Двое здоровых мужчин, разобрав выступ из-под крыши склада, вытаскивали оттуда шины для автомашин.
Сулейман-ата только помнит, как крикнул: «Стой!» Один из воров подскочил к нему и так огрел его кулаком промеж глаз, что старик не удержался на ногах и рухнул на землю. Потом, придя в себя, не вставая, снял с плечи ружье и снова крикнул:
— Стой, стрелять буду!
Один из воров перемахнул через забор. Второй тоже хотел последовать за ним, старик направил на него ружье и... «Ба-ах!» — грянул выстрел. Вор схватился за живот и, согнувшись в три погибели, застыл под забором.
Откуда ни возьмись набежал народ. Поднялся крик. шум.
— Молодец, ата! — похвалил старика появившийся вдруг Мирвасык,— мы давно охотились за ними, да никак не могли поймать.
— Я, кажется, попал в него? - растерянно спросил Сулейман-ата, ощупывая вспухший глаз.
— Так ему и надо!
Через полчаса подъехала районная «Скорая помощь» и увезла раненого. Шаходат-хола кинулась к мужу, увидев ссадину, стала прикладывать к посиневшему глазу мужа влажный конец платка.
Наутро, как на какое-то торжество, повалил народ в дом к Сулейману-ата. Все его поздравляли, хвалили за храбрость.
Мне всегда казалось.— сказал Хакимбек-ака,— что ты из тех, у кого сердце замрет, если воробышек вспорхнет, а ты, оказывается, джигит!
— Да-а!..— многозначительно протянул Халпаранг-ата,— вор ведь не лошадь, куда попало не лягнет, а выбирает место... Ты уж побереги глаз-то,— намекнул он на вчерашний разговор.— Ты же один среди нас был целехонький...
У Сулеймана-ата задергался больной глаз, но он ничего не ответил своему другу.
Пришел председатель. От имени всех колхозников он надел на Сулеймана ата новый чапан.
Вы помогли поймать не просто мелких воришек. Они принесли колхозу тысячи рублей убытка. Трижды обворовывали наш склад. Спасибо вам еще раз.
Несмотря на ноющую боль в глазу, Сулейман-ата до самого вечера чувствовал себя героем дня. Ни его старуха, ни его друзья не знали, куда его посадить, чем угостить.
А вечером внук Сулеймана-ата принес страшную весть; в больнице скончался от раны вор. Никто, тем более Сулейман-ата, этого не ожидал. Всю ночь метался в постели, глаз не сомкнул. Жена его стала успокаивать:
— Хватит вам переживать, ведь от этого умершему не легче. Он сам виноват, знал, на что шел.
Но Сулейман-ата не слушал ее...
Вскоре состоялся суд. Сулеймана-ата приговорили к пяти годам тюремного заключения, но, учитывая преклонный возраст, скостили два года. Думал ли Сулейман-ата, что так случится, когда радостно шел на свое роковое дежурство. Недаром говорят: беда всегда приходит неожиданно, вдруг.
— Ата, вы потерпите немного, я это дело так не оставлю,— успокаивал его председатель Хайдарали после зачтения приговора.— Раз доверили ружье, должно же оно когда-нибудь выстрелить!
Сулейман-ата был подавлен. Он ничего не слышал. Да и что он мог ответить, ведь человек дороже всякого там имущества. Остается только терпеть. Он вслушивался в выступления на суде и все понимал, но одно было ему непонятно. Председатель суда говорил: «Есть четыре вида сторожей, три из них имеют право стрелять, а четвертый может только пугать ружьем». Оказывается, Сулейман-ата принадлежал именно к четвертому виду сторожей. Именно это и не было понятно Сулейману-ата. Это не смогли растолковать ему и такие завсегдатаи тюрьмы, как Сашко и Туляган-франт. Уж кто-кто, а они-то уголовный кодекс знали наизусть, но и из их объяснений старик ничего не понял. Тогда они стали его просто утешать:
— Вы, отец, сами размазня,— сказал Туляган-франт.— Вот теперь сидите вместе с нами здесь. Ну, подумаешь, взял он несколько шин, вам-то что? Не из вашего же дома воруют. Да и вор ваш тоже хорош! Если бы остался жив, сам понял бы свою ошибку. Ему надо было тихонечко подойти к вам и осторожно забрать у вас ружье, а уж потом и делал бы свои дела. Перед тем как уходить, перебросил бы вам ружье через забор — и все тут. Он просто неуч, вот кто он!
— Почем мне знать? — тяжело вздохнул старик.
— Почем, нипочем, а это уж точно! — поддержал своего дружка Сашко, со свистом сплюнув сквозь зубы.— Неуч ваш вор! Попал бы он в наши руки, через год мы бы из него человека сделали. И вы бы жили спокойно, да и он наслаждался бы жизнью. Он сам виноват. Вы не терзайте себя из-за этого глупца. Вот Посмотрите, отменят приговор, верьте нам. Только, конечно, придется потерпеть немного.
Сулейман-ата и терпел. Но то и дело на глаза наворачивались слезы. Так прошло три месяца. Можно сказать, чуть ли не все из кишлака перебывали у него. Халпаранг-ата и Хакимбек-ака сначала навещали его чаще всех. На третий месяц перестали ходить совсем. Сулейман-ата обижался, потом забеспокоился за них: «Не заболели ли?»
— Они-то здоровы? — как-то спросил он у своей старухи.
Шаходат-хола поняла, о ком он спрашивает.
— Как же, здоровы.— с обидой ответила она.— Работу, что ли, в городе нашли, каждый день ездят. Вам-то что?! Будете еще думать о них...
— Да я так просто спросил,— сказал Сулейман-ата с какой-то болью.
— Хайдарали привет передает. Он говорит, что подаст заявление куда-то в высокое учреждение, чтобы вас освободить. Мирвасык тоже ездил куда-то, хлопочет о вас...
— Э-э, не говори мне о нем. Слышать не хочу об этом шалопае,— оборвал ее Сулейман-ата,— все это из-за него вышло.
За эти три месяца в жизни Сулеймана-ата не произошло никаких изменений. Он встает раньше всех, кипятит чай, подметает двор колонии, когда все отправляются на работу. Как-то в обеденное время его вызвал к себе начальник колонии.
— Ата, пришла бумага сверху, вы теперь свободны,— сказал он.
Сулейман-ата растерянно смотрел на него и молчал.
— Мне можно идти?
— Пожалуйста.
Сулейман-ата побежал в барак. Он ничего не стал брать с собой, кроме чапана, подаренного председателем, так и прибежал к проходной. Там он ни с того ни с сего набросился на постового, который тихо посапывал, опершись на свое ружье.
— Эй, гляди в оба, грохнет еще твоя игрушка, шалопай!
Когда он вышел на улицу, под тенью тала стояли двое. Сулейман-ата сразу их узнал. Это были Халпаранг-ата и Хакимбек-ака. Он чуть не захлебнулся от волнения.
— Хаким, Халпаранг! — крикнул Сулейман-ата, и на глазах его навернулись слезы.
— Ты что? Подумал, что мы умерли, да? Ты что так кричишь? — улыбнулся Халпаранг-ата.
Они втроем обнялись.
— Почему перестали ходить ко мне? обиженно спросил Сулейман-ата, по-детски выпятив губы.
Хакимбек-ака хотел подробно рассказать о своих мытарствах по учреждениям, начальству, но Халпаранг-ата ткнул его локтем и заговорил сам:
— Да вот, старость, друг. Стоит ли на это обижаться? А с тебя причитается, запомни!
— Что такое? — спросил Сулейман-ата.
— Тетя Маруся совсем не приедет. Сын ее не отпускает.
Все трое рассмеялись. Потом, закинув на плечи чапаны, старики отправились в путь. Когда свернули на большак, Хакимбек-ака запел любимую песню: «Когда вхожу я в сад...». К нему присоединились его друзья.

Перевод Ф. Шайхутдиновой

• Назад
• Вперёд