Иззат Султан. Люди с верой (драма)

Иззат Султанов

ЛЮДИ С ВЕРОЙ

Драма в двух актах.

Перевод с узбекского
Я. Апушкина и З.Султановой

Ташкент - 1960 г.

Действующие лица

Ю Л Д А Ш К А М И Л О В - доктор химических наук, профессор,  руководитель лаборатории института химии при Академии Наук  республики, 59 лет.
Р И С О Л Я Т - его тёща , 75 лет.
О Й Ш А - старшая дочь Камилова. Директор института краевой   медицины, кандидат медицинских наук, 34 года.
К А Р И М С А Б И Р О В - муж Ойши. Зав. отделом газеты, 40 лет.
А Р И Ф - сын Камилова, химик-фармацевт, кандидат наук,     научный работник в институте краевой медицины, 32 года.
А З И З А - жена Арифа, врач, 29 лет.
А З А Д А - младшая дочь Камилова, студентка, выпускница пединститута, 22 года.
С И Д И К Д Ж А Н Н У Р И Е В - научный работник Самаркандского сельхозинститута, агрохимик, кандидат наук , 29 лет.
Н А И М С А Н Д Ж А Р О В - научный работник института краевой медицины, школьный товарищ Камилова, 58 лет, но выглядит моложе.

Действие происходит в течение одного дня, на даче Камилова под Ташкентом.


АКТ ПЕРВЫЙ

Дача Камиловых. Комната, служащая одновременно и гостиной, и столовой. В глубине лестница, ведущая на второй этаж, в кабинет Юлдаша Камилова. Три двери – одна во двор, две – в соседние комнаты. Комната обставлена просто, но со вкусом, только спускающаяся с потолка люстра по своим размерам и пышности явно не соответствует строгому стилю обстановки. На стене – два портрета, обвитые траурным крепом – Сожиды, жены Юлдаша Камилова и его сына Алишера в солдатской форме.

Раннее утро. Некоторое время сцена пуста. Затем из двери, ведущей во двор, входит Рисолат. Включает свет. Комната освещается ярким светом люстры.Рисолат достает из серванта большое блюдо и, забыв выключить свет, уходит.

Снова несколько мгновений сцена пуста, затем со второго этажа спускается Азада, он а в легком домашнем халате. Смотрит на люстру, неодобрительно качает головой, выключает свет. Раздвигает портьеры на окнах и комната наполняется ярким солнечным светом . Весна. Азада подходит к окну.

А З А Д А. Ах, если бы каждое утро нашей жизни было таким солнечным!

Со двора входит Азиза. Она задумчива и печальна. Проходит, не замечая Азаду.

А З А Д А. Здравствуйте, сноха…
А З И З А. Здравствуйте, Азадахон.
А З А Д А. Смотрите, какое чудесное утро!
А З И З А (грустно). Да, чудесное…
А З А Д А. Я только что говорила сама себе: ах, если бы каждый наш день был таким же светлым! (После паузы). А небо, какое чистое небо!
А З И З А (всматриваясь вдаль). И всё-таки там, на горизонте тучка.
А З А Д А (смотрит в ту сторону, куда глядела Азиза, беспечно). Да, маленькая, проходящая тучка.
А З И З А (придавая какой- то скрытый смысл своим словам). Ах, милая Азада, иногда и маленькая тучка может превратиться в грозовую…
А З А Д А (уловив что- то странное в тоне Азизы, пристально смотрит на неё).Вы что-то рано поднялись сегодня… Ведь вы любите отсыпаться в выходной день…
А З И З А. А почему вы встали так рано? Когда я вышла во двор, в вашем окне уже был свет.
А З А Д А. Мне не спалось.
А З И З А. Почему?
А З А Д А. Я думала… о многом думала… Об отъезда папы… О том, что мне после экзаменов всё-таки придется ехать в район… (После паузы, смущенно). И ещё… о Сидикджане…
А З И З А. Понимаю.
А З А Д А. Я не могла уснуть до полуночи… Потом немного прикорнула, а на рассвете проснулась и больше уже спать не могла… Тогда я села писать дневник.
А З И З А (с той же грустью). Когда-то я тоже вела дневник.
А З А Д А. А теперь? ( Азиза отрицательно качает головой.) Почему?
А З И З А. Теперь мне приходится писать множество историй болезней моих больных, и у меня не остаётся сил писать мою собственную историю.
А З А Д А. Если вы так устаёте, может быть лучше бросить работу? Ведь брат не нуждается в вашей зарплате.
А З И З А. Да, конечно, он не нуждается. Ни во мне, ни в моей зарплате… Но вне этого дома и я, и моя профессия нужны многим. И если вдруг, в какой-то день я почувствую, что уже не нужна людям – я сама перестану быть человеком.
А З А Д А (удивленно и взволнованно). Азизахон опа, но почему… почему вы говорите, что Ариф ака не нуждается в вас? … Вы нужны нам всем… И ему особенно.
АЗ И З А. Так ли?
А З А Д А. Конечно, так! Ведь он любит вас! (Азиза отворачивается, на лице её горькая улыбка.) Что случилось? На вас лица нет. Вы… вы больны? ... Вы плачете? (Азиза молчит.) В чем дело, Азизахон опа?
А З И З А . Не спрашивайте. Этого я сказать не могу.
А З А Д А. Даже мне?
А З И З А (уже овладев собой). Даже вам.
А З А Д А. Но почему? Почему?
А З И З А (старается улыбнуться). Потому что не хочу омрачать это чудесное утро. (Резко поворачивается, идёт в свою комнату. В дверях сталкивается с Арифом и проходит, едва ответив на его приветствие.)
А З А Д А. С добрым утром, Ариф ака!
А Р И Ф. С добрым утром. (После паузы, с затаённой тревогой.) Ты не знаешь, дорогая сестренка, почему Азизахон сегодня такая хмурая?
А З А Д А (недоуменно). Нет, не знаю.
А Р И Ф . Она что- нибудь говорила тебе?
А З А Д А. Нет, ничего.
А Р И Ф (успокоено). Ну, будем надеяться, это у неё пройдет. (Уходит.)

Азада удивлено смотрит вслед Арифу. Входит Рисолят.

Р И С О Л Я Т. Эй Азада, помоги мне. Скоро явится Ойша со своим мужем, а у меня ещё не готовы пирожки! (Достаёт что- то из серванта, передает Азаде.) На, держи! Идём!
А З А Д А (идет к выходу, затем останавливается). Бабушка, почему Азизахон опа такая расстроенная?
Р И С О Л Я Т. Откуда я могу это знать? Идём, идём.
А З А Д А. Вчера, за ужином, она совсем не разговаривала с Ариф ака. Мне кажется, между ними что-то произошло… (Сердито.) Неужели папа этого не замечает?
Р И С О Л Я Т. Детка, у папы много дел… У него своих забот полон рот.

Входит Ариф. Разговор прерывается. Азада уходит.
Рисолят останавливает Арифа.

Р И С О Л Я Т. Арифджан, постой. Сядь, я хочу с тобой поговорить.
А Р И Ф (садится, удивленно). Я вас слушаю, бабушка.
Р И С О Л Я Т. В ссору супругов, говорят, вмешивается тот, кто потерял рассудок… Но всех же…
А Р И Ф (прерывает Рисолят). Понятно. Моя жена уже успела пожаловаться. Что же она вам сказала?
Р И С О Л Я Т. Нет, она ничего не говорила, но я сама чувствую - не ладите вы между собой. Если папа узнает об этом – он будет очень огорчен.
А Р И Ф (обнимая Рисолят). Бабушка, напрасно вы волнуетесь.
Р И С О Л Я Т. Значит, между вами ничего не произошло?
А Р И Ф. Во- всяком случае – ничего особенного. Немного подуемся друг на друга и помиримся.
Р И С О Л Я Т. Ну, дай бог. Ты невестку мою не обижай… Она хорошая, умная…
А Р И Ф. Зачем я буду обижать Азизу? Вы же знаете, я готов носить её на руках.
Р И С О Л Я Т. Знаю, знаю. (Смахивает набежавшую слезу.) Дай вам бог долгой счастливой жизни… (Выходит).

Ариф один. Шагает по комнате, явно чем-то озабоченный.
В окно осторожно заглядывает Санджаров.

С А Н Д Ж А Р О В (вполголоса). Арифджан…
А Р И Ф (испуганно). Наим Санджарович?... Зачем вы здесь?
С А Н Д Ж А Р О В (взволнованно). Вы видели сегодняшние газеты?
А Р И Ф. Нет ещё… А что?
С А Н Д Ж А Р О В (сует Арифу газету, тычет в неё пальцем). Вот, читайте. На третьей полосе…
А Р И Ф (читает, растерянно). Н-да… Плохо… Очень плохо…
С А Н Д Ж А Р О В. Что же теперь делать?
А Р И Ф. Что делать? Держать язык за зубами. Сумеете?
С А Н Д Ж А Р О В . Будьте покойны. Но вы должны мне помочь.
А Р И Ф. В чём?
С А Н Д Ж А Р О В . Вы же понимаете –после такой статьи…
А Р И Ф. Боитесь, вас уволят? Но ведь никаких конкретных обвинений против вас нет.
С А Н Д Ж А Р О В. Э, когда человека захотят уволить – повод найти не трудно… А это статья – прекрасный повод… Тем более что ваша сестрица, она же директор нашего института, давно точит на меня зубы…
А Р И Ф. Хотите, я поговорю с ней?
С А Н Д Ж А Р О В. Нет, будет лучше, если с ней поговорит ваш отец. Устройте это… Объясните ему… Но только не откладывайте – ведь он, кажется, уезжает в Москву?
А Р И Ф. Да. Сегодня.
С А Н Д Ж А Р О В. В таком случае…
А Р И Ф. Не беспокойтесь. Я найду время поговорить с ним. Кстати, через час здесь будет и сестра.
С А Н Д Ж А Р О В. Так может быть мне зайти попозже? … Так сказать – официально, когда вы уже переговорите с отцом? Мне очень важно знать результаты до его отъезда.
А Р И Ф (на мгновение задумывается). Гм… Ну, что ж, приходите… Предлог для визита есть – отъезд отца… Вы придёте пожелать ему счастливого пути.
С А Н Д Ж А Р О В. Правильно.
А Р И Ф. А если моя жена начнёт расспрашивать?
С А Н Д Ж А Р О В (перебивает). Ясно. Как говорится: «У всех сидящих в лодке – одна душа»…Уж я то не проболтаюсь.
А Р И Ф (тревожно осматривается). А теперь уходите. И постарайтесь, чтобы вас не заметили.

Санжаров уходит. Ариф один. Входит Азиза, она переоделась к завтраку;
начинает сервировать стол.

А З И З А. Вы, кажется, с кем–то разговаривали? (Ариф молчит.) Почему вы молчите? Не надо злиться на меня.
А Р И Ф. Не надо злиться?.. Вы, без всяких к тому оснований, обвиняете меня в тяжком преступлении, и хотите, чтобы я не злился?
А З И З А. Но ведь то, что вы сделали…
А Р И Ф. Вот опять те же речи! Если бы вы знали, как горько мне их слышать! Я так хочу мира и согласия между нами!
А З И З А. И я хочу того же. Я буду счастлива помириться... Но с одним условием...
А Р И Ф. А! Вы всё таки хотите, чтобы я признал себя виновным в том, чего не совершал? Не выйдет!
А З И З А (умоляюще). Арифжон ака, дорогой – ещё раз умоляю - признайтесь! Не заставляйте меня разочаровываться в вас... Не топчите нашу любовь! Я так мучаюсь: в нашем доме большое горе, а я... я вынуждена скрывать его от всех!
А Р И Ф. Неправда! Никакого горя в нашем доме нет! Все это ваши выдумки! Мне не в чем признаваться! Слышите – не в чем! (После паузы подходит к Азизе, берет её за руку, говорит другим тоном.) Я вас очень прошу – не надо больше говорить об этом... Не будем больше ссорится...

Со двора входит Азада с тарелками в руках.

А З А Д А (в сторону). Слава богу, сидят рядом и воркуют, как голубки. Наконец-то! Не даром говорят – «Милые бранятся, только тешатся»…(Подходит к Азизе и Арифу). Я так рада, что вы помирились! (целует обоих). Спасибо, Азизахон опа! (Начинает накрывать на стол.) Скоро, наверное, приедут Ойша опа и Карим ака.
А Р И Ф(самым обыденным тоном). Не лучше ли накрыть стол во дворе, на свежем воздухе?
А З А Д А. Весенняя погода изменчива. Вот уже поднимается ветер. Бабушка боится, чтобы папа не простудился. (Выходит.)
А З И З А(после паузы, очень серьёзно). Значит, вы не хотите признаться?
А Р И Ф. Опять? Я уже сказал – признаваться мне не в чем!
А З И З А(пристально глядит на Арифа). А если я вас уличу?
А Р И Ф(так же пристально глядит на Азизу).Уличите? (Пожимает плечами.) Попробуйте! (Уходит в свою комнату.)
А З И З А.Что он задумал?.. (С болью.) Неужели он не понимает… (Ариф выходит из комнаты, в руках у него шляпа, направляется к выходной двери.) Куда вы?
А Р И Ф. В магазин. За коньяком. Повеселимся, как следует, и выпьем за здоровье отца. Ведь он уезжает.
А З И З А(смотрит в глаза Арифа). Вы хотите отправиться в город?
А Р И Ф(удивлен догадливостью Азизы, но старается не выдать себя). А что мне там делать?
А З И З А. В нашем магазине не всегда бывает коньяк. Значит, вам придется искать его в городе. Не так ли?
А Р И Ф. А если и так?
А З И З А. Можете не трудиться. Коньяк есть.
А Р И Ф. Есть?
А З И З А. Да. Папа заказал, а я принесла.
А Р И Ф. Отец заказал коньяк? Он же не пьёт!
А З И З А. Но ведь сегодня особенный день. (Достаёт из серванта бутылку и ставит её на стол.) Вот, можете убедиться.
А Р И Ф(смущен, но старается это скрыть. Берет бутылку и
делает вид, что интересуется маркой коньяка). Ну, что ж, спасибо, вы избавили меня от необходимости ходить в магазин. (Хочет уйти в свою комнату, Азиза преграждает ему путь).
А З И З А. Дорогой Ариф ака, в последний раз… Очень прошу…
А Р И Ф(прерывает её). Довольно! Если вы, в самом деле, любите меня – выбросите эти подозрения из головы! (Со второго этажа спускается переодевшаяся в новое платье Азада. Ариф и Азиза не замечает её.) Иначе мы поссоримся навсегда, дорогая! Да, да, навсегда! (Уходит, с угрозой посмотрев на Азизу.)
А З А Д А(делает вид, будто она ничего не заметила). Азизахон опа, как хорошо, что вы помирились с Ариф ака! Неужели и мы с Сидикджаном будем жить так же – то ссорясь, то мирясь?.. Я не могу себе представить, чтобы мы обижали друг-друга… Разве можно обижать любимого?
А З И З А. Ах, милая девочка, иногда нужно обойтись с любимым круто именно потому, что он –любимый.
А З А Д А (удивленно смотрит на Азизу). Что вы хотите этим сказать, Азизахон опа?
А З И З А. Не больше того, что сказала…(Часы бьют десять.) Уже десять. Сейчас папа спустится сюда. Пойдем, поторопим с завтраком.
А З А Д А. И встретим папу с цветами.
А З И З А. Да-да, вы правы. В такой день цветы – обязательно! Пошли. (Уходят).

Несколько мгновений сцена пуста. Затем появляются Ойша и Карим Сабиров.

САБИРОВ (осматривается). Никого. (Стучит в дверь комнаты Арифа.) Странно! (С улыбкой, к Ойше.) Дорогая моя, здесь нас, кажется, совсем не ждут. Может быть, вы что нибудь напутали?
О Й Ш А. Вечером папа сам приглашал нас. Просил явиться к завтраку. Он хотел, чтобы мы весь день провели вместе с ним. (Обращает внимание на люстру.) О, Карим ака, посмотрите!
САБИРОВ (восхищен). Н-да! Вот это обновка!

Появляется Рисолят. У неё в руках ваза с фруктами.

Р И С О Л Я Т. А-а, приехали. Здравствуйте, светильники мои! Добро пожаловать! (Ставит вазу на стол.) Как поживаете? Я вас не видела целую неделю!
О Й Ш А. Заняты были, бабушка…Очень заняты.
САБИРОВ. А как вы себя чувствуете? Как папа, как все остальные?
Р И С О Л Я Т. Слава богу, все здоровы. А где же ваши детишки?
САБИРОВ. У них сегодня очень важные дела во дворце пионеров.
О Й Ш А. Но они обязательно явятся в аэропорт провожать дедушку.
Р И С О Л Я Т. Жаль, что вы не привезли их с собой. Уж очень я соскучилась по детям.
САБИРОВ (указывая на накрытый стол). Кажется, сегодня готовится пышный банкет?
Р И С О Л Я Т. Нет, соберутся только свои. И, наверное, приедет Сидикджан. Азада пригласила его.
О Й Ш А. Ну, если так – значит свадьба не за горой.
Р И С О Л Я Т. Может быть, может быть…
О Й Ш А. Надо полагать – все это происходит с ведома и согласия отца?
Р И С О Л Я Т (ворчливо). Отец!.. Милая моя, твоему отцу некогда спускаться со своего второго этажа… А бедняжка Азада не знает, как к нему подступиться… (Вздыхает и переводит разговор на другую тему.) Прошу простить, но завтрак ещё не готов. Мы ещё не успели всё приготовить, а у нашей домработницы – выходной!
САБИРОВ (весело). Ну, если у вас такое драматическое положение – мы должны вам помочь! (К Ойше.) Дорогая, вам придется расстаться с вашей директорской важностью и немножко потрудиться! (Смеясь, снимает с Рисолят ее фартук и подходит к Ойше.) А ну-ка, товарищ директор, встаньте. (Хочет одеть на нее фартук.)
О Й Ш А (не вставая). Благодарю за инициативу, но сейчас я останусь здесь. Мне нужно поговорить с Азадой.
С А Б И Р О В (в том же шутливом тоне). Никак не можете расстаться с руководящей деятельностью?
О Й Ш А (улыбаясь). Не шутите. Здесь дело серьезное.
Р И С О Л Я Т (Сабирову). Каримджан, Ойша мне не нужна. А вот вы пригодитесь… Наколите мне дров … (На лице Сабирова растерянность.) Я не знала, кого об этом просить… Аллах послал мне вас.
О Й Ш А (Кариму, шутливо). Ага! Попались! ( К Рисолят.) Бабушка, вы молодчина, нашли самую подходящую работу для вашего зятя… (Жестом показывает, как толстяк Сабиров будет колоть дрова.) Так вам и надо, товарищ инициатор.
С А Б И Р О В. Ничего не поделаешь, покоряюсь. Ведите меня, бабушка, на трудовые подвиги.
Р И С О Л Я Т. Уж вы простите меня, дорогой зять… Сами напросились… Ну ничего – вам будет полезно заняться этой… как её … физкультурой.

Все смеются. Сабиров и Рисолят уходят.

О Й Ш А (вслед им). Бабушка, позовите, пожалуйста, Азаду.
Р И С О Л Я Т (за сценой). Хорошо, сейчас.

Несколько мгновений Ойша одна. Затем появляется
Азада с цветами в руках.

А З А Д А. Здравствуйте Ойша опа. Вы меня звали?
О Й Ш А. Да, звала. А ну-ка, садись.

Азада садится. Ойша строго смотрит в её глаза. Пауза.

А З А Д А. В чем дело, Ойша опа?
О Й Ш А. По-моему, на этот вопрос должна ответить ты. Ведь это ты, говорят, не посоветовавшись со старшими, собралась выйти замуж.
А З А Д А. Что вы, Ойша опа. Разве я могу это сделать, не посоветовавшись с вами? После смерти мамы вы мне не только сестра, но и мать.
О Й Ш А. А с отцом ты уже говорила?
А З А Д А. Да.
О Й Ш А. И что же?
А З А Д А (грустно). Мне кажется - свадьбы не будет.
О Й Ш А. Почему?
А З А Д А. Вчера весь вечер я просидела у отца. Говорил он о многом… О том, что после экзаменов я должна ехать в район… По – правде сказать – мне ужасно этого не хочется… Отец очень сердился… А потом заговорили о Сидикджане … Отец спросил: “Почему ты хочешь выйти за этого молодого человека?” … Чтобы сделать приятное отцу, я ответила: “Потому что он ваш лучший ученик”… Отец возразил: “Не всякий мой лучший ученик может оказаться для тебя лучшим мужем”… И добавил: “Смотри, не ошибись”… Тогда я сказала: “Сидикджан любит меня” … А отец и здесь нашел к чему придраться. “А ты испытала его любовь?” … Я растерялась – ведь я никогда не собиралась проверять, насколько меня любит Сидикджан. Я просто верю ему…
О Й Ш А. Ну, что ж – отец прав: Любовь, не прошедшая испытаний еще не любовь… (После паузы.) Ну, а ты сама любишь Сидикджана?
А З А Д А (несколько обиженно). Зачем вы спрашиваете? Вы же отлично знаете – очень люблю.
О Й Ш А. Не обижайся, милая сестренка, что я задаю такие вопросы. Ведь я забочусь о тебе. Ты должна понять – мужчины в наше время очень избалованны. Для того чтобы терпеть все капризы мужа – нужно быть крепко, очень крепко уверенной в своей любви.
А З А Д А. Неужели наш дорогой зять тоже из таких… избалованных?
О Й Ш А. Нет твой зять исключение.
А З А Д А. Я уверенна, Сидикджан тоже будет исключением “номер два”(Видит, что Ойша прислушивается к тому, что происходит на дворе.) К чему вы прислушиваетесь?
О Й Ш А (начинает смеяться). Твой зять, в самом деле, совершает подвиг. (Жестом показывает, как трудно толстяку Сабирову колоть дрова. Азада тоже смеётся. Затем Ойша говорит серьезно.) Ну, ладно, оставим пока этот разговор. Пойми одно: и я, и папа – мы оба заботимся о твоем счастье, дорогая моя.
А З А Д А. После разговора с отцом я уже была смущена … А теперь я окончательно растерялась… Что же мне делать?

Входит Рисолат. Она слышит последние реплики Ойши и Азады.

О Й Ш А. Поверь сама жизнь даст много поводов для проверки вашей любви. Не спеши, ведь это вопрос всего твоего будущего.
Р И С О Л Я Т (Азаде). Дитя мое, ты что, раздумала выходить за Сидикджана?
А З А Д А. Не знаю, бабушка… Сейчас я ничего не знаю.
Р И С О Л Я Т. Как это не знаешь? Чем же он вдруг стал плох? Образованный … ученый.. вежливый… И лицом вышел, и фигурой. Ну, и кроме того… гм… кроме того – ни родителей, ни родни… Словом – без длинного хвоста.
О Й Ш А (смеется). Ну, и бабушка. Все разглядела. И лицо, и фигуру, и даже хвост.
Р И С О Л Я Т. Это я не для себя разглядела, а для нее. ( Указывает на Азаду.) А главное – любит тебя… Уж я то вижу, что любит. В наше время иначе было – о любви и не понимали. Мужей нам выбирали родители, а мы покорно проживали с ними свой век.
О Й Ш А. Дорогая бабушка, люди рождаются не для того, чтобы покорно проживать свой век.
Р И С О Л Я Т. Ну, вас, ученых, все равно не переспоришь. Идем со мной, хочу тебя кое-что сказать. (Азаде.) А ты тоже хороша. Сама души не чаешь в Сидикджане, а капризничаешь.
А З А Д А (с обидой). Да разве я капризничаю, бабушка?
Р И С О Л Я Т. А не капризничаешь – так и выходи за него.

Ойша и Рисолят уходят.

А З А Д А (одна). Неужели Ойша опа права – и любовь нужно проверять?... Боже мой, как все это, оказывается, сложно и запутанно.
(Задумывается, подходит к фортепиано, начинает играть лирический этюд Шопена. Появляется Сидикджан. У него через плечо висит фотоаппарат, в руках цветы. Азада его не замечает.)

С И Д И К Д Ж А Н. Привет литературоведу – дипломанту!
А З А Д А (с радостным смущением). Сидикджан?!
С И Д И К Д Ж А Н. Здравствуйте Азадахон.
А З А Д А. Здравствуйте. С приездом.
С И Д И К Д Ж А Н. Спасибо. Как вы себя чувствуете? Я так давно вас не видел… Целую неделю… Вот, прошу! (Преподносит Азаде цветы, но замечает, что цветов в этой комнате уже много.) Однако, я, кажется, старался зря – у вас вся комната в цветах.
А З А Д А. Для меня ваши цветы – дороже всех.
С И Д И К Д Ж А Н. Правда? Я … я очень рад. (Оба, смущенные, умолкают. Пауза.) Юлдаш Камилович, конечно, дома?
А З А Д А (внезапно нахмурившись). В этом доме вас интересует, кажется, только ваш учитель.
С И Д И К Д Ж А Н. Что вы, Азадахон. Вы же отлично знаете, что это не так … Должны знать.
А З А Д А. Должна?
С И Д И К Д Ж А Н. Неужели вы сомневаетесь?
А З А Д А (испытующе смотрит на Сидикджана и отворачивается).
С И Д И К Д Ж А Н (удивлен и встревожен). Что с вами, Азадахон?. Вы …вы сегодня какая-то странная… Может быть, вы не верите мне?... Сомневаетесь в моей любви?... Почему вы молчите?... Почему отворачиваетесь?... (Азада молчит. После паузы Сидикджан продолжает с горечью.) Так… Значит… значит я не напрасно терзался, не напрасно горел в сомнениях, как в пламени шелковая нить… Вы… вы не любите меня, Азадахон…
А З А Д А ( импульсивно). Ах, что вы Сидикджан… Не надо так говорить.
С И Д И К Д Ж А Н. Я ошибся?... Ну, скажите же, скажите – я ошибся?
А З А Д А (тихо и смущенно). Вы должны знать это сами.
С И Д И К Д Ж А Н. Азадахон … Дорогая… Если… если это так –зачем же всякие колебания и сомнения?... Посмотрите вокруг – как прекрасен мир, как прекрасна жизнь … Ах, если бы я мог писать стихи… Вот сейчас шел к вам и вспоминал строки вашего любимого поэта. Помните?

Начинает читать стихи, и между Сидикджаном и Азадой возникает своеобразная мушоира.

С И Д И К Д Ж А Н.Прекрасней нет земли,той,где Зейнаб взросла.
Счастливей нет земли, - той, где Зейнаб цвела.
Увидевший хоть раз ту землю человек –
Уже навек пленен, заворожен навек.
Зачем ему теперь иной какой-то край
Коль здесь,в землеЗейнаб,земной нашел он рай
Здесь сладостным мечтам нет никаких преград,
Крылата здесь любовь и здесь цветы родят
В сердцах у юных дев прекрасные мечты,
И сами девы здесь прекрасны, как цветы.
Здесь, притаясь в саду, среди густых ветвей
Урок любви дает им звонкий соловей.

А З А Д А. С тех пор, как человек обрел и плоть, и кровь –
Сопутствует ему на всех путях любовь.
С И Д И К Д Ж А Н. С тех пор она всему начало и конец
А З А Д А. И ведать ей дано все тайны всех сердец.
С И Д И К Д Ж А Н. Любовь всегда светла, любовь всегда - весна.
А З А Д А. Но иногда тоской нам сердце рвет она…

Входит Сабиров, за ним Ойша, Азиза, Ариф и Рисолат.
Сидикджан и Азада, не замечая вошедших, увлеченно
продолжают мушоиру.

С И Д И К Д Ж А Н.Любовь – как зелень трав,что покрывает луг…
А З А Д А. Для девушки любовь – порой источник мук…
С И Д И К Д Ж А Н. В ней всех цветов земли волшебный аромат…
А З А Д А. В ней счастья и беда, в ней есть и рай, и ад…
Для девушки она – чистейших чувств оплот…
С И Д И К Д Ж А Н. Для юноши она – к вершинам горным взлет.

( Стихи из поэмы Алимджана “Зейнаб и Аман”)

Слушатели аплодируют. Возгласы –“Браво... Замечательно”. Смущенная
Азада бежит в свою комнату, за ней хочет последовать Сидикджан, но слова
Ойшы –“Отец идет”заставляют их остановиться. Все подтягиваются и ждут
появления Камилова. В руках Азады, Ойши и Азизы – цветы. Юлдаш Камилов спускается с лестницы.

К А М И Л О В. О, все в сборе. Салям.
В С Е. Салям.
К А М И Л О В. Какое торжество. (Увидел Сабирова.) Даже представитель печати налицо. Здравствуйте, Карим Сабирович.
С А Б И Р О В. Добрый день. Можете считать, что это нечто вроде пресс-конференции.
К А М И Л О В (смеется). Для полноты картины не хватает только кинохроники.
С И Д И К Д Ж А Н (в тон Камилову и Сабирову). Зато фотохроника к вашим услугам. (Показывает свой фотоаппарат.)
К А М И Л О В. О, вы тоже здесь. Здравствуйте, Сидикджан.
С И Д И К Д Ж А Н. Здравствуйте, учитель.
К А М И Л О В (продолжая смеяться). В самом деле, чем хуже иных пресс - конференций?

К нему подходит Ойша он целует ее в лоб

С А Б И Р О В. Лучше Юлдаш Камилович, ей – богу гораздо лучше.
(Шутливо). Широкая общественность (Показывает на присутствующих.) горячо поздравляет вас, уважаемый профессор, с завершением вашего большого, многолетнего труда.

Аплодисменты, Азада играет туш.

К А М И Л О В (улыбаясь). Благодарю, дети мои.
С А Б И Р О В (продолжает в том же тоне). Разрешите задать два – три вопроса от имени газеты, которую я здесь представляю.
К А М И Л О В (смеясь, поддерживает затею Сабирова). Пожалуйста.
С А Б И Р О В. Прежде всего, как ваше самочувствие?
К А М И Л О В. Хорошее. Я даже сказал бы – отличное.

“О” восклицает Сабиров и делает вид, что записывает
ответ Камилова в блокнот. Все смеются.

О Й Ш А. Однако, выглядите вы, папочка, неважно. Даже осунулись немножко.
К А М И Л О В. Совершенно естественно. Нельзя сделать что-нибудь путное, и не потерять хоть капельку здоровья. (Сабирову.) Это – не для печати.

Все смеются.

С И Д И К Д Ж А Н. Учитель, каковы ваши планы на ближайшее будущее?
К А М И Л О В. Сегодня улетаю в Москву, к друзьям – посоветоваться. А потом – курорт. (Всем). Дорогие мои, теперь мы с вами не увидимся целых два месяца.
С А Б И Р О В (продолжая “пресс-конференцию”). Каково основное содержание вашего труда?
К А М И Л О В. Ответить на это коротко трудно. Могу только сказать так же, как наши великие предки - Абурайхан Бируни и Авиценна, искавшие все полезное и лечебное в природе нашей райской страны, «я посветил себя изучению химии растительных веществ нашего края».
А Р И Ф. Труд отца открывает возможности для создания новых медицинских препаратов.
С И Д И К Д Ж А Н. А в агрохимии он позволяет улучшить сортность хлопковых семян и сократить срок созревания хлопчатника.
К А М И Л О В. Верно.
С И Д И К Д Ж А Н. Учитель, как вы решаете вопрос об обработке семян алкалоидами? Каким алкалоидам вы оказываете предпочтение?
К А М И Л О В. Это – вопрос частный. Для того, чтобы ответить на него, придется подождать результаты опытов, поставленных нашим институтом.
С И Д И К Д Ж А Н. Рад сообщить вам: предварительные результаты этих опытов – прекрасные.
К А М И Л О В. Что же вы молчите до сих пор? Где эти результаты?
С И Д И К Д Ж А Н. Я их записал и привез, но оставил в городе. Я не знал, что вы сегодня уезжаете.
К А М И Л О В (с упреком смотрит на Азаду). Вот как?
С И Д И К Д Ж А Н. Разрешите, я сейчас же привезу мои записи.
К А М И Л О В. Но мы сейчас должны сесть за стол.
С И Д И К Д Ж А Н. Я быстро. А потом мы сможем спокойно сидеть и беседовать.
К А М И Л О В. Ну, что ж, поезжайте. По правде сказать, я хотел бы взглянуть на эти записи.
С И Д И К Д Ж А Н. Я – мигом. (Идет к двери).
О Й Ш А (Сидикджану). Возьмите нашу машину. (Дает ключ от машины.)
С И Д И К Д Ж А Н. Спасибо. (Уходит.)
С А Б И Р О В (в тоне той же “пресс-конференции”). Юлдаш
Камилович, сколько лет вы писали свой труд?
К А М И Л О В. Я его писал всю жизнь и ещё пять лет.
С А Б И Р О В. Сказано замечательно. (Записывает.) Следовательно, сегодня вы подводите в какой-то мере итого своей жизни?
К А М И Л О В. Вот именно – в какой-то мере.
С А Б И Р О В. Отсюда неизбежно вытекает еще один вопрос…
К А М И Л О В. Люблю наших журналистов за одно качество – они если берутся за изучения какого нибудь вопроса – не могут не довести дело до конца… Ну, какой еще вопрос?
С А Б И Р О В. В чем, по вашему мнению, главная причина ваших успехов?
К А М И Л О В. В чем? В цельности и чистоте моей веры.

Все удивлены.

Р И С О Л Я Т (поняв Камилова по – своему, в восторге). Молодец вы, Юлдашхан.
С А Б И Р О В (удивленно). Вы сказали – “веры”?
К А М И Л О В. Да, моей веры. А что вас смущает?
С А Б И Р О В. Гм… Ваша мысль мне, в общем, понятна… Но слово “Вера”...
А З А Д А. Папочка, вера – понятие религиозное. Нам не нужна вера.
Р И С О Л Я Т (Азаде). Дитя мое, как человек может жить без веры?
К А М И Л О В (Азаде). Человек отличается от животного прежде всего тем, что он верит и создает. Убежденность и умение, вера и разум – вот что делает человека человеком.
С А Б И Р О В. Я понимаю вас. Но слово “вера”… Во всяком случае, его нельзя употреблять в печати.
К А М И Л О В. Почему? Ведь слово “священное” тоже когда то имело только религиозное значение. Однако вы, журналисты, теперь употребляете это слово в его новом смысле десятки раз в каждом номере газеты. “Священный долг”, “ священные права”, “священное чувство”, и те – де, и те –пе. Почему же слово “вера” нельзя употреблять в смысле суммы наших коммунистических убеждений? Мы же верим в то, что коммунизм будет построен. Не так ли?
С А Б И Р О В. Да, конечно… И все же я уверен, что слово “вера” вызывает возражения.
К А М И Л О В. А вы “уверенны”? Значить, в корне у вас все-таки есть эта самая “вера” (Все смеются.) Наши враги называют нас “людьми без веры” Ложь. Клевета. Мы – люди с большой верой. (К Азаде.) Самое передовое мировоззрение и мораль нашего времени – вот наша вера.
А З А Д А. Поняла. (Подражая радио – теле – корреспонденту, подносит к Камилову какой-то предмет, долженствующий изображать микрофон.) Еще один вопрос.
К А М И Л О В. Отвечу с удовольствием.
А З А Д А. Как вы думаете, уважаемый профессор, после обнародования вашего последнего труда – изберут вас в Академию наук, хотя бы членом –корреспондентом?

Вопрос коварный и весьма интересный для всех членов семьи.
Все ждут, как на него ответит Камилов.

К А М И Л О В (понял коварство дочери, погрозил ей пальцем. Отвечает совершенно спокойно, как “матерый” дипломат). Об это у меня нет никаких сведений. Господин корреспондент, если вы что–нибудь знаете об этом, прошу вас – ответе сами. (Все смеются. Аплодисменты.) Но у меня есть другое важное сообщение. Воспользовавшись этой торжественной обстановкой, я хочу рассказать вам об моем новом замысле. (Высоко поднимает синюю папку, которую он все время держал в руках.) А ну, кто узнает?
А З И З А (Арифу). Это ваша папка.
А Р И Ф (хмуро). Вижу, узнал дорогая.
К А М И Л О В (довольно). Узнал, хотя она совсем поблекла от времени и пыли. (Сабирову.) Когда-то я предложил моему сыну очень интересную тему для диссертации. Но Арифджан вдруг начал писать диссертацию совсем на другую тему…
А Р И Ф. Но ведь это я сделал с вашего согласия, отец.
К А М И Л О В. Верно. Я тебя и не упрекаю.
А З А Д А. Папочка, вы, кажется, затеваете что-то новое?
К А М И Л О В. Совершенно верно. Как только вернусь – начну.
О Й Ш А. Замечательно.
К А М И Л О В (Ойше). Не спеши восторгаться, товарищ директор. Это дело тебе дорого обойдется: тебе придется отказываться от Арифа и перевести его на работу в мой институт. Мне нужен надежный помощник.
А Р И Ф (растерянно).Но…
К А М И Л О В. Что – “но”? Или ты хочешь ставить мне условия?
(Ариф молчит). Раз я беру тебя в свои сотрудники – условия буду ставить я.
А Р И Ф. Какие, отец?
К А М И Л О В. Ну, об этом можно поговорить и попозже. А сейчас, (весело) все марш на прогулку, дышать свежим воздухом.
О Й Ш А. Значит, прогулки после работы – обязательны?
К А М И Л О В. Обязательны. Режим – лучшая гарантия здоровья и плодотворной работы. (Бросает папку на фортепиано и “направляется” к выходу, обращает внимание на стол, сервировка которого почти закончена.) О, какое угощение! Благодать! Нужен только хорошой аппетит.(Замечает слезы на глазах Рисолят.) Что я вижу? Мама, вы плачете? Почему?
Р И С О Л Я Т. Вот смотрела, смотрела на вас и расплакалась… Обидно, светильники мои – мир похорошел, люди похорошели, а вдруг я скоро умру?...
К А М И Л О В (смеется). Гоните такие мысли, мама. Мы с вами будем жить еще сто лет.
Р И С О Л Я Т. Дай бог, дай бог…
А Р И Ф. Вас не поймешь, бабушка – вы плачете и от радости, и от горя.
Р И С О Л Я Т (совершенно серьезно). Что поделаешь, светильник мой, к старости у человека сильно портится нервный система…(Все готовы расхохотаться, но Камилов бросает строгий взгляд на окружающих и вся семья во главе с Рисолят, направляется к выходу. Возле двери Ойша задерживает Азизу.)
О Й Ш А. Азизахон , бабушка сказала, что вы не ладите с Арифом. В чем дело?
А З И З А (после паузы). Ничего особенного… Во всяком случае, не стоит говорить об этом сегодня.
О Й Ш А. Почему?
А З И З А. Чтобы не нарушать течение жизни в этом доме.
О Й Ш А. Говорите яснее.
А З И З А. Я люблю жизнь нашего дома. Она сегодня казалась мне похожей на большую реку, чистую и полноводную…
О Й Ш А. Хорошо сказано Азизахон. Очень хорошо.
А З И З А. И вот, что бы вы сказали, если кто – нибудь посмел бы преградить течение этой реки?
О Й Ш А. Силу реки можно узнать только тогда, когда пытаются ее преградить. Если найдется такой богатырь – пусть попробует. (Появляется Ариф, он проходит через комнату, бросив злобный взгляд на Азизу.) Ну? Так кто же намерен нарушить течение нашей жизни?
А З И З А. На ваш вопрос я отвечу в другой раз… Может быть завтра.
О Й Ш А. Почему не сегодня?
А З И З А. Я уже сказала – не хочу портить папе его праздник.
ОЙ Ш А (после паузы).Ну, что же - вам виднее.. Я пойду. Кажется, Ариф хочет вам что-то сказать. (Выходит).

Появляется Ариф.

А Р И Ф (раздраженно). Никогда не надо, дорогая, поднимать пыль раньше стада. Зачем вы поторопились все рассказать Ойша опе?
А З И З А. Не пугайтесь. Не рассказала.
А Р И Ф (после паузы, вкрадчиво). Скажите, Азизахон…. Вчера, когда вы были в городе… вы заходили к нам домой?
АЗ И З А. Да, заходила, А что? (Пристально смотрит на Арифа.) Мне нужно было взять папку с историями болезней. (Снова пристально смотрит на Арифа.) Она вас интересует?
А Р И Ф. Что за абсурд? Зачем мне ваша папка?
А З И З А. Может быть, вас интересует какая-нибудь другая папка? (Ариф молчит.) Между прочим, с недавних пор вы стараетесь не оставлять меня с кем – нибудь наедине… Не странно ли?
А Р И Ф (иронически).Ревную, душа моя.(Уходит во двор.)
А З И З А (одна). Да, так и есть… Он ищет эту папку… (Уходит в свою комнату.)

На мгновение сцена пуста. Затем входит Рисолят, хлопочет возле
стола. Появляется Азиза со свертком в руках и быстро поднимается
на второй этаж. Входит Азада с чайником в руках.

А З А Д А. Вот, бабушка, ваш чай.(Ставит чайник на стол, критически осматривает сервировку, улыбается.) Бабушка, пора бы вам запомнить, как надо накрывать на стол… Ложку и нож кладут с правой стороны, а вилку с левой.
Р И С О Л Я Т (искренне возмущена). О, боже. В наше время мы благодарили небо, если у нас было, что поесть. А теперь выдумали – “ложку сюда, вилку туда” Поистине – человек неблагодарное существо… Дитя мое, если ложка окажется не на той стороне – ты что, не сможешь проглотить пищу?

Азада хохочет. Появляются Камилов, Ариф, Ойша и Сабиров.

К А М И Л О В (Азаде). Хохотушка, что случилось? Кто тебя насмешил?
А З А Д А. Конечно, бабушка… Старики иногда такое скажут…
К А М И Л О В. “Старики”? Я думала – только твой брат смеется над стариками. Оказывается, ты не лучше его. И вообще, в “последнее” время ты становишься очень похожа на Арифа.
А З А Д А (удивлена, с обидой за брата). Ну, и что же? Разве это плохо?
А Р И Ф (саркастически). О, сестренка, ты ещё не знаешь, как опасно походить на меня. Оказывается, я станавлюсь безразличным к науке, начинаю преклоняться (Показывает вокруг.) перед богатством, стремлюсь жить в роскоши, предаюсь наслаждениям... Не так ли, отец?
К А М И Л О В. К сожалению, почти так. Боюсь – очень скоро ты станешь законченным эгоистом.
А Р И Ф (Азаде). Вот, пожалуйста. А если начнешь возражать, отец заявляет: “Ты не уважаешь стариков” (Камилову.) Папа, вы сами становитесь слишком придирчивым. Вот, например, вчера…Сколько колкостей вы мне наговорили из – за этой самой люстры.
К А М И Л О В. Да, Каримджан, Ойша, обратите внимание на эту громадину. (Показывает на люстру.)
С А Б И Р О В (смотрит).А что ж, очень хорошая люстра.
О Й Ш А. Замечательная.
К А М И Л О В. Нет – нет, посмотрите внимательнее. (Зажигает люстру.)
С А Б И Р О В. Юлдаш Камилович, чем же она плоха? (После паузы.) Хотя, по совести говоря, такой люстре подобает висеть не здесь, а в каком – нибудь Дворце культуры.
К А М И Л О В. Вот об этом-то я и говорю. Какой смысл повесить в доме, где живут всего пять человек, такую дорогую вещь? В другом месте она могла бы радовать сотни и тысячи людей. (Гасит люстру.)
А Р И Ф. О чем вы жалеете, папа? Люстра куплена на мои собственные деньги.
К А М И Л О В (укоризненно). Эх, ты… Разве дело в деньгах? Я хочу сказать – зачем эта роскошь? Что бы похваляться ею? Что бы в сердцах остальных людей разжигать огонь собственничества?(Махнув рукой.) Впрочем, что теперь говорить? Пусть висит.
Р И С О Л Я Т. Может быть сядем за стол?
К А М И Л О В. Еще нет Сидикджана.
Р И С О Л Я Т. Ах, да! (Хлопает себя по лбу.) Вот дырявая голова забыла о таком красавце.
А З А Д А (после паузы).Папочка, мне все таки кажется, вы преувеличиваете недостатки Ариф ака.
А Р И Ф. Не беспокойся, сестренка, это меня не трогает. Я понимаю, отец и я выросли в разное время, и поэтому у нас разные взгляды на многие вещи.
К А М И Л О В (удивлен). Например?
А Р И Ф. Например… например, когда формировались взгляды вашего поколения, отец, наша страна была бедной… Не так ли, Карим Сабирович?
С А Б И Р О В. Да, так.
К А М И Л О В. Ну, и что ж?
А Р И Ф. А теперь наша страна стала гораздо богаче. В богатстве мы даже намерены перегнать Америку.
К А М И Л О В. Америка, Америка. Что-то ты часто и восторженно стал говорить об Америке…(Резко.) Да, в богатстве мы намерены перегнать Америку. Но мы не намерены фетишизировать богатство, преклоняться перед ним, как перед идолом. В идейном и моральном отношении пусть Америка догоняет нас.
С А Б И Р О В. Правильно. Наша идеология не изменилась. Изменились только наши материальные возможности.
К А М И Л О В (Арифу). Видишь, оказывается, по этому вопросу у тебя в голове изрядная путаница.
А Р И Ф. Вот и путаницу нашли в моей голове.
К А М И Л О В. Да, путаницу. (После паузы, мягче.) Может быть я действительно преувеличил, назвав тебя эгоистом… Но от этого особенного вреда не будет… А вот последствия такой путаницы могут оказаться для тебя плачевным. (Азаде и Арифу.) Дети мои милые, поймите меня правильно. Я хочу только одного – чтобы в каждый дом вошло богатство, но чтобы ни один человек не изменил нашим убеждениям.
А З А Д А (с обидой). А какое отношение, папа имеют ко мне те недостатки, которые вы находите в Арифе ака?
К А М И Л О В. Я не вижу большой разницы между стремлением твоего брата к личному благополучию и твоим нежеланием ехать на работу в район.
О Й Ш А (Азаде). Вот как? Ты не хочешь ехать? (Азада растерянно пожимает плечами.)
А Р И Ф. А зачем ей, собственно, ехать? Сидикджан уже давно работает в районе. Кто станет его упрекать, если он захочет, наконец, перебраться в столицу? Тем более, что он намерен жениться. Все будет выглядеть вполне прилично.
О Й Ш А (сердито). Да. Но только с внешней стороны.
А Р И Ф. Странно ты рассуждаешь сестра. А кто из дочерей крупных ученых поехал в район?
К А М И Л О В. В таких вопросах мой единственный советчик – моя совесть. Вам, дети мои, я рекомендую поступать так же.
А Р И Ф. Простите отец, но разве предосудительно, если ваши дети хотят вдоволь насладиться тем, что вы заработали своим честным трудом?
К А М И Л О В. Конечно, в этом ничего предосудительного нет. Но разве вы не обязаны сознавать свой долг перед народом? Ведь только благодаря ему в этот дом вошли свет, почет и достаток.
О Й Ш А. В нашем обществе тот недостоин уважения, кто забывает о своем долге.
С А Б И Р О В. А из тех, кто не признает своего долга, выходят такие людишки, как Санджаров.
А Р И Ф (нервозно). При чем тут Санджаров ?
К А М И Л О В (обнимает Азаду и Арифа). Не сердитесь, детки мои. Все это я говорю только потому, что очень, очень люблю вас… Конечно, в известной мере я сам виноват в том, что вы так живете и так рассуждаете… Ведь я сам вас избаловал.(Арифу.) Особенно тебя. И ты должен понимать – после гибели твоего брата Алишера на фронте – ты стал моей главной опорой и надеждой. Да – да, надеждой. (После паузы.) Ну, а теперь – конец серьезному разговору. Сядем за стол. Сидикджан, наверное, скоро явится. Ариф, позови Азизахон.

Ариф уходит и возвращается с Азизой. Все садятся за стол.

О Й Ш А (отцу, в шутку). Сегодня, папа, вы что-то очень крепко взялись за наставления.
К А М И Л О В (шутливо). Не хочешь ли ты сказать, доченька, что я уже впадаю в старость?
О Й Ш А. Нет, папочка, вы еще не настоящий старик. У настоящих стариков две слабости – читать наставления и предаваться воспоминаниями. У вас же пока только одна – наставления.
А З А Д А (ласкаясь к отцу). Значить, вы, папочка, еще только начинающий старик.
К А М И Л О В. Но подающий большие надежды.

Все смеются.

Р И С О Л Я Т. Можете издеваться над нами, стариками, да без нас вам все равно не обойтись. Недаром сказано – “Старик научит тебя тому, чему не научит даже ангел”.
А Р И Ф (открывая бутылку коньяка). Вы правы, бабушка. (Камилову). И я, отец, прошу меня простить, если сделал что – нибудь не так… Видно, молодость без ошибок не бывает… Или у вас в молодости не было ошибок?
К А М И Л О В. И мы в молодости совершали ошибки. И какие!
А З А Д А. Почему же такая несправедливость – вы совершаете ошибки и вам это сходит с рук, а нас вы осуждаете?
К А М И Л О В (улыбается, по-видимому вспомнив что-то важное и смешное). Да будем вам известно, молодежь, ошибки ошибкам рознь – (Азаде.) Если ты совершишь ошибку, преследуя высокую, благородную цель – никто не станет упрекать тебя. Да, а твою ошибку исправит сама жизнь. (После паузы). Хотите, я вам расскажу историю моей женитьбе на вашей покойной матери? (Ариф неожиданно роняет свою вилку на пол. Взгляд Камилова на одно мгновение останавливается на Арифе.) Ты, сынок, сегодня какой то - странный. Что - нибудь случилось?
А Р И Ф (поспешно). Ничего особенного. Продолжайте, отец.
К А М И Л О В (после короткой паузы). Так вот… До сих пор не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю, как я женился. Тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Положение в стране напряженное. Напряженно живем и работаем и мы, молодежь, сознавая, какая ответственность лежит на нас за судьбу родины. И вот в такую пору я женюсь… случайно.
О Й Ш А (удивленно). Случайно?
К А М И Л О В. Вернее – неожиданно, вдруг. Без всякой, так сказать, подготовки.
А З А Д А (с обидой). Папа, вы же всегда говорили, что женились по любви?
К А М И Л О В. И как любил! Как ухаживал за вашей будущей матерью! А вот жениться… жениться не решался… Думал – женюсь и семья помешает мне участвовать в строительстве социализма…(Все смеются.) Сейчас вам это кажется смешным – да и мне тоже. Но в те годы так думал не я один. И вот, однажды, собрались мы, юные комсомольцы, и решили провести дискуссию о семье и браке. Выпустили огромную афишу – “Дискуссия для молодежи. Брак, как помеха строительству социализма”. Докладчик – Юлдаш Камилов”, то есть ваш покорный слуга. Собралась уйма народа. Я заканчиваю доклад на полтора часа. Большинство аудитории убеждаю в своей правоте. Крик, шум. Аплодисменты. Победа… Опьяненный успехом, выхожу на улицу и вижу: Саджида. Здороваюсь, она не удостаивает меня ответом. Спрашиваю “В чем дело, Саджидахон…?”. Выясняется, она сидела на собрании, где я только что распинался о вреде брака. Признаюсь, я растерялся. Еще бы – любимая девушка покидает меня. Я начинаю каяться. Клянусь в своей любви. Не слушает. Наконец, я испуганно спрашиваю – что же я должен сделать, чтобы она мне поверила? И тогда она заявляет – “Если вы в самом деле любите меня – давайте поженимся”. И предъявляет ультиматум: “Даю неделю срока. Если в следующий четверг не устроите свадьбу, можете на меня не рассчитывать”. Короче говоря, в следующий четверг состоялась свадьба и я стал самым счастливым из смертных. И заметьте – это ничуть не помешало мне участвовать в строительстве социализма. Скорее – наоборот… Вот какие бывают ошибки.

Все смеются. С особенным удовольствием смеется сам Камилов.

С А Б И Р О В (встает). Дорогой Юлдаш Камилович, вы мне подсказали тему первого тоста. (К остальным.) Друзья, поднимем наши бокалы за старшее поколение. Даже ошибаясь, иногда она умеет, оставаться преданным нашему великому делу.

Одобрительные возгласы, все встают.

К А М И Л О В. Маленькое, но важное добавление. (Подходит к Арифу, кладет ему руку на плечо.) Выпьем также и за то молодое поколение, которое шагает радом со стариками и умножает наши общие успехи.

Все пьют, затем садятся.

Р И С О Л Я Т (Ойше). Не пора ли подавать пирожки?
О Й Ш А. Да- да, конечно.
К А М И Л О В. Не спешите, пусть хорошенько испекутся.
Р И С О ЛЯ Т. Не беспокойтесь, ваш вкус я знаю. (Выходит).
К А М И Л О В. А теперь хорошо бы послушать музыку. (К Азаде.) Доченька, включи приемник.

Азада включает приемник. Слышен голос диктора, читающего по слогам
обычную информацию для районных газет. Азада переключает приемник
на другую волну и в комнату врываются звуки джаза, передаваемого отдаленной станцией. Это – музыка “атомного века”, крикливая, суетливая
и холодная.

К А М И Л О В. Выключи, выключи!
А З А Д А (выключая приемник). Ах, да, папочка, вы не любите новую музыку.
А Р И Ф. Отец любит только старую.
К А М И Л О В. Нет. Я люблю только… хорошую. (Все смеются. Пауза.) Что это невидно Санджарова?
О Й Ш А (улыбаясь). А вы уже соскучились по своему школьному товарищу?
А З А Д А (в тон Ойше). Папочка, может быть на этот раз мы обойдемся без Санджарова?
К А М И Л О В. Что не говорите, у Санджарова есть одна замечательная черта - он никогда не забывает навещать своих друзей и в счастливые, и в несчастливые дни. Удивительно, почему он сегодня изменил этому своему правилу? (После паузы.) Впрочем постойте… Ведь он давеча проходил по нашему двору… Я его заметил, когда поднимал шторы.
А Р И Ф (невольно вздрагивает, но тотчас же овладевает собой). Ах, забыли поставить на стол воду. Я принесу. (Поспешно выходит.)
А З А Д А. Я с раннего утра во дворе, но Санджарова не видела.
К А М И Л О В. Странно (К Азизе.)Азизахон, вы не видели Санджарова?
А З И З А. Нет. Но мне показалось, что я слышала его голос.
К А М И Л О В. Ну – да, конечно, конечно Санджаров был здесь.С кем же он разговаривал?
А З А Д А (встает). Пойду, спрошу у бабушки.
К А М И Л О В. Сиди, сиди. (Возвращается Ариф с бутылкой минеральной воды.) Санджаров явился сюда рано утром, наверное, не для того, чтобы беседовать со старушкой.
А Р И Ф. Папа, зачем вы делаете из мухи слона? Ну, положим, Санджаров был здесь. Что же в этом страшного?
К А М И Л О В. Санджаров бескорыстно не переступает чужой порог. (Раздражаясь). И вообще: это дом имеет свои ворота и своего хозяина. Как это так – в мой дом приходил человек, и никто его не заметил? Или делают вид, что не заметили. Скрывают, лгут… Зачем? (Азиза встает и быстро выходит. Камилов смотрит ей вслед, затем переводит взгляд на Арифа.) Да, я забыл тебе сказать – в твоей семье не все ладно. В чем дело?
А Р И Ф (иронически). Может быть и в этом, по-вашему, виноват я?
К А М И Л О В. А кто же? Когда в семье нелады – в этом прежде всего виноват муж… Или он сам плох, или не способен оберечь от плохого свою жену. (Пристально смотрит на Арифа.) Итак, с кем встретился и говорил сегодня Санджаров? С тобой?
А Р И Ф (после паузы). Да… Со мной.
К А М И Л О В. Да – да, конечно… В этом доме он мог говорить только с тобой… О чем?
А Р И Ф. Я скажу потом.
К А М И Л О В. Нет, сейчас. От них у меня секретов нет.
А Р И Ф. У Санджарова к вам просьба. В газете нашего уважаемого зятя сегодня напечатана клеветническая статья о Санджарове.
С А Б И Р О В. Клеветнический ее может называть только сам Санджаров… А вам, Ариф ака, не следовало бы…
К А М И Л О В (прерывает Сабирова). Почему же вы мне не сказали об этой статье?
С А Б И Р О В ( пожимая плечами). Не хотелось в такой светлый день говорить о Санджаровских темных делах.
А Р И Ф. И все таки эта статья - клеветническая. (Стараясь, сдерживаться.) Мы все хорошо знаем, кто такой Санджаров, и я не собираюсь его обелять.(Сабирову.) Но и чернить его на этот раз нет никаких оснований.
С А Б И Р О В. К сожалению – основания есть. Факты, изложение в статье проверены мною самим.
А Р И Ф. Какие факты? Их нет. Есть только предложения и подозрения.
К А М И Л О В (строго). Постойте. Раз вы затеяли эту дискуссию в моем доме – потрудитесь объяснить – о чем речь?
С А Б И Р О В. Видите ли, Юлдаш Камилович, у нас в редакции имеется заявление семьи покойного профессора Юсупова. Все, и родные, и друзья, и сотрудники Юсупова полагают, что после внезапной смерти профессора его рукопись, уже приготовленная к печати, могла остаться только в руках Санджарова. Ведь Санджаров был ближайшим помощником покойного.
К А М И Л О В. Вы говорите о многолетнем труде Юсупова, в котором он говорит о новых возможностях применения ранее известных препаратов для лечения целого ряда болезней?
О Й Ш А. Вот именно. Об этом труде мы и говорим.
К А М И Л О В. Так это же старое дело. Неужели рукопись Юсупова до сих пор не найдена?
О Й Ш А. Папа, найти ее – трудная задача. Юсупов был директором нашего института, но вел, свои исследования вне плана… Он не хотел просить у государства средства на работу, перспективы которой были еще неясны. Поэтому в документах института от его труда не осталось никаких следов…
С А Б И Р О В. Именно поэтому в сегодняшней статье мы еще раз поднимаем вопрос о рукописи Юсупова. Мы обращаемся, к общественности с призывом заставить Санджарова ответить на вопрос – где же эта рукопись?
А Р И Ф. Это обращение не по адресу. (Камилову.) Санджаров убедительно просит вас, папа, вмешаться в это дело. Ведь это же нелепо требовать от Санджарова рукопись, которую он, может быть никогда и не видел.
С А Б И Р О В. Увы, есть свидетели, которые утверждают, что Санджаров и видел, и даже держал в руках эту рукопись. По поручению Юсупова он передавал ее для перепечатки машинистке института.
А Р И Ф. Хорошо, пусть так. Но рукопись все же принадлежала Юсупову. Кто знает – может быть он распорядился ею по – своему никому об этом не сказав…
К А М И Л О В. По – своему? Например?
А Р И Ф (пожимая плечами). Ну… я не знаю… Может быть, он был недоволен своей работой… счел ее неудачной…и…
К А М И Л О В. И что же? Договаривай.
А Р И Ф. В конце концов Юсупов мог выбросить ее в мусорный ящик… изорвать в клочья…сжечь…А Санджаров должен за это отвечать? Странно.
К А М И Л О В. А мне вот кажется странным, что ты так ратуешь за Санджарова.
А Р И Ф. Я просто не хочу, чтобы с ним поступили несправедливо. Ведь после такой статьи ему грозит увольнение со службы. Отец, помогите Санджарову.
К А М И Л О В. Нет. Я давно пришел к заключению, что защищать его нигде не следует.
О Й Ш А (Камилову). И бесполезно, даже если вы и захотите его защищать. (Арифу.) А тебе, дорогой братец, должна быть хорошо известно, что за Санджаровым числится немало темных и некрасивых дел и делишек. А эта история с загадочно исчезнувшей рукописью Юсупова бросает тень на весь институт. В конце концов мы имеем полное право обратиться к следственным органам с просьбой предпринять поиски этой рукописи, а Санжарова – до выяснения результатов этих поисков, как лицо заподозренное - от работы отстранить.
К А М И Л О В. Правильно (Арифу.) Почему Санджаров не обращается непосредственно ко мне – это понятно. Но почему за помощью он обращается к тебе?

В дверях никем не замеченный, появляется Санджаров.

Или Санджаров является твоим “партнером” в каком нибудь деле?
А Р И Ф. Партнером? Что может быть общего у меня с этим жуликом и проходимцем?
С А Н Д Ж А Р О В (выступает вперед, все изумлены). Ах, вот как? Ты называешь меня жуликом и проходимцем? Еще неизвестно, дорогой, кто из нас больше заслуживает эти лестные прозвища… Постой, не перебивай… Я просил тебя помочь мне в трудную минуту, а ты, оказывается, готов продать меня за грош. (Ко всем). Мне инкриминируется похищение рукописи Юсупова… Вы хотите знать, где она?... (Камилову.) Юлдаш, эта рукопись находится здесь, в твоем доме.
К А М И Л О В. В моем доме?
С А Н Д Ж А Р О В (вызывающе). Да – да, в твоем.
К А М И Л О В. Да ты… ты что? С ума сошел? Или опять придумал какой нибудь грязный трюк, чтобы спасти свою шкуру?
С А Н Д Ж А Р О В. Зачем же так резко выражаться, Юлдаш?... Никакого трюка нет. Повторяю – рукопись Юсупова находится в твоем доме.
К А М И Л О В. Но как… как она сюда попала?
С А Н Д Ж А Р О В. Об этом тебе может рассказать твой дорогой сынок.
А З И З А. Вот теперь я понимаю, как началась эта история. (К Камилову). Отец… отец…
А Р И Ф (прерывает Азизу). Нет – нет, я сам. Я сам расскажу все.
(После паузы, с трудом.) Отец, рукопись Юсупова… у меня.
К А М И Л О В (поражен). У тебя? Каким образом?
А Р И Ф. Ее мне передал Санджаров.
К А М И Л О В. Зачем она тебе? Зачем ты ее прячешь?... Ну, что же ты умолк? Отвечай.
А Р И Ф (после долгой и тягостной паузы). Я….Я использовал ее…в качестве моей… кандидатский диссертации.
К А М И Л О В (вне себя). Мерзавец!
С А Н Д Ж А Р О В. Небольшое уточнение: использовал только часть рукописи…Остальную часть…
А Р И Ф (пытаясь прервать Санджарова). Санджаров!
С А Н Д Ж А Р О В (не обращая внимания на Арифа). Остальную часть твой сын намерен использовать уже в качестве своей докторской диссертации.
К А М И Л О В (Арифу). Это правда? (Ариф отводит глаза, молчит.) Опять молчишь?
А Р И Ф. Папа…
О Й Ш А. Какой позор!
А З А Д А. Какое унижение!
К А М И Л О В (его гнев сменился недоумением). Нет, все таки я не понимаю… Зачем тебе была нужна чужая рукопись? Ведь ты… ты сам мог бы написать отличную диссертацию… Ведь я предлагать тебе хорошую, нужную тему.

Ариф молчит.

С А Н Д Ж А Р О В. Ты хочешь знать, Юлдаш, зачем он это сделал? Он торопится жить, твой сын. Он торопится урвать у жизни все ее блага. Ему хотелось поскорее, и без особого труда, стать кандидатом, а потом и доктором. Ничего не поделаешь, честолюбие.
К А М И Л О В. И Санджаров помог ему в этом грязном деле. Конечно, чего же еще можно ожидать от такого субъекта, как ты… Сколько же заплатил Ариф за такую помощь?
С А Н Д Ж А Р О В (с усмешкой). Помилуй, о какой плате может идти речь? Я помог ему совершенно бескорыстно – из любви к нему… к нему и к тебе…
К А М И Л О В (яростно). Санджаров, не дразни меня!
С А Н Д Ж А Р О В. Я полагал, тебе будет приятно как можно скорее увидеть своего сына удостоенным звания кандидата наук.
К А М И Л О В. Вон. Вон, негодяй! Убирайся, если тебе дорога жизнь!
С А Н Д Ж А Р О В. Хорошо, я уйду. Но я вернусь, когда ты немного успокоишься. Наш разговор еще не кончен. (Уходит).

Пауза. Затем Ариф решительно идет к выходу.

К А М И Л О В. Стой. Куда?
А Р И Ф. Я должен съездить в город.
К А М И Л О В. Зачем?
А Р И Ф. Рукопись Юсупова – в нашей квартире. Я привезу её.
А З И З А (решительно). Я поеду с вами.
А Р И Ф. Зачем? Не надо. Я поеду один. Один.
А З И З А. Нет-нет, Ариф ака. Мы отправимся вместе. (Преграждает Арифу путь).
А Р И Ф ( отталкивает Азизу). Прочь. Я сказал – один. Я поеду один.
О Й Ш А. Пустите его. Пусть едет.

Ариф уходит. Тяжелая пауза.

К А М И Л О В (идет в свой кабинет). Сын Юлдаша Камилова плагиатор, вор. (Поднимается по лестнице, останавливается, обращается к Ойше.) Завтра же созовешь ученый совет. Пусть он отменит защищенную Арифом диссертацию.
О Й Ш А. Конечно.
К А М И Л О В. Обоих отдашь под суд.
О Й Ш А. Непременно.
К А М И Л О В. И это еще не всё. Когда этот негодяй вернется, я ему покажу, чего заслуживает человек, опозоривший дом Камиловых. (Резко шагает вверх, внезапно пошатывается, хватается за сердце. Все бросаются к нему.) Ничего… ничего… Это пройдет… пройдет.

Тяжко вздыхает, затем, поддерживаемый Ойшей, Сабировым и Азизой
уходит в свой кабинет. На сцене остается одна Азада. Потрясенная
происшедшим, она неподвижно стоит возле лестницы. Сверху спускается Азиза.

А З И З А (ни к кому, собственно, не обращаясь). Зачем… зачем меня удержали… Я должна была ехать с ним…

Неся блюдо с пирожками, входит Рисолят. Поражена тем, что в
комнате никого нет.

Р И С О Л Я Т. Светильники мои, что случилось? Где отец? Куда все разбежались? (К плачущей Азаде.) Почему ты плачешь? Кто отравил нам этот светлый день?
А З И З А (берет Рисолят под – руку). Идемте, бабушка. Выйдем во двор, здесь стало слишком душно. Я вам всё объясню.
Р И С О Л Я Т (уходя, Азаде). Поднимается ветер… идет гроза, доченька… Закрой окна… (Уходит вместе с Азизой.)
А З А Д А (Одна. Подходит к окнам, задергивает портьеры и застывает в тяжелом раздумье.) Что подумает, что теперь скажет Сидикджан?...

Пауза. Затем появляется Сидикджан. В руках у него тетрадь.
Он в отличном настроении, но при виде Азады сразу понимает,
что в доме что-то стряслось.

С И Д И К Д Ж А Н. Что случилось? Что нибудь неприятное? (Азада молча склоняет голову и вытирает набежавшие слезы.) Учителю плохо, да? (Бросается к лестнице).
А З А Д А. Нет, нет… Постойте… Отец здоров, но сейчас… сейчас не надо его беспокоить… (Перевела дыхание.) Повремените, подождите, Сидикджан… Я вам расскажу… Я всё расскажу… (Смотрит на небо. Затем говорит как бы сама с собой.) Был такой ясный, такой тихий день… И вот – тучи… Черные тучи.
С И Д И К Д Ж А Н (взволнованно). О чем вы, Азадахон?
А З А Д А. Ничего. Я сама…сама скажу...Да – да, черные тучи…

Сидикджан с тревогой смотрит на Азаду. Она стоит, низко опустив голову.

Медленно закрывается занавес.


АКТ ВТОРОЙ

Декорация первого акта. Сабиров, Ойша и Рисолят сидят в томительном ожидании. Азиза стоит у окна и напряженно смотрит во двор. Азада нервно шагает по комнате. Слышно, как за окном воет ветер. Внезапно молния освещает незакрытую портьерой часть окна, но раскатов грома не слышно. Часы бьют четыре.

А З А Д А (указывая на часы). Слышите?... Прошло уже почти пять часов как он уехал.
О Й Ш А. Если Ариф не вернется – он совершит двойное преступление…
С А Б И Р О В. До чего же всё это неожиданно… Приходится признать – мы растерялись… мы не сообразили, что он может опять нас обмануть…
А З А Д А. Азизахон опа, неужели… он это сделает?

Все смотрят на Азизу, ожидая ее ответа. Она молчит.

С А Б И Р О В. Боюсь, Арифджан сейчас способен на всё… Он не просто взял эту рукопись и выдал за свою… Нет, он её припрятал и целых два года делал вид, что ставит опыты над больными и проводит испытания препаратов. И никому в голову не приходило, что Ариф Камилов – вор.
О Й Ш А (с горечью). Это моя вина. Я была обязана заметить все это… Заметить и разоблачить… А я оказалась беспечной и доверчивой… А еще директор.
А З А Д А. Не надо так говорить, Ойшахон опа… Кто же мог предположить, что Ариф ака совершит такое преступление? Не терзайте себя напрасно.
Р И С О Л Я Т (встает, направляется к двери, ворчит). Когда человек не верит в бога и не страшится огней ада – ему нетрудно совершить любое преступление… (Выходит.)
С А Б И Р О В (вслед Рисолят). Каждый по своему толкует всё, что видит и слышит.
О Й Ш А. Нет, религия не может удержать человека от преступления.
С А Б И Р О В. И никогда не удерживала… (После паузы.) Говорят – Санджаров втихомолку молится…
О Й Ш А. Этому можно поверить. Недаром есть пословица: “Вор постареет – в мечеть поспешит”... Если бы религия могла удерживать людей от преступлений – на свете не было бы такого величайшего преступления, как война. (Она умолкает видя, что возвращается Рисолят.)
Р И С О Л Я Т (с чайником в руках). Выпейте хоть немножко чая. Ведь вы ничего не ели.

Никто не проявляет интереса к чаю.

О Й Ш А. Спасибо, бабушка…

Рисолят качает головой, вздыхает и уходит.

С А Б И Р О В (смотрит в сторону кабинета Камилова). Н-да-а… Всем нам тяжело, а каково Юлдашу Камиловичу… Хорошо ещё, что сейчас с ним его лучший ученик…
О Й Ш А. Да, это счастье, что Сидикджан здесь… Он оказался таким внимательным… таким чутким…
А З А Д А. А я боялась рассказать ему об Арифе ака… Думала – отвернется от меня… Дура.

Из кабинета Камилова выходит Сидикджан.

С И Д И К Д Ж А Н. Не вернулся?... (После паузы.) Может быть, я съезжу в город?

Все вопросительно смотрят на Азизу.

А З И З А. Бесполезно. Я только что звонила от соседей к нам домой. Арифджана ака там нет.
А З А Д А. Где же он пропадает до сих пор?
А З И З А. Арифджан ака в пути. Он едет сюда.
О Й Ш А. Ты говоришь так уверенно…
А З А Д А. Неужели он едет сюда целых пять часов?
А З И З А. Да, Арифджан ака в пути. Если он далеко зашел по тому пути, который привел его к подлости, чтобы вернуться – ему мало и пяти часов. Но я верю – он вернется.
С И Д И К Д Ж А Н. Хорошо вы сказали, Азизахон опа… Помню, в детстве я совершил маленький проступок, а признаться в нем мне было очень трудно. Но зато, когда я переборол себя, стало так легко на душе.
С А Б И Р О В. Конечно, чем тяжелее преступление, тем почетнее раскаяние.

На лестнице появляется Камилов.

К А М И Л О В (спускаясь вниз, глухо). Добавьте, если оно искреннее… (Тяжело вздыхает, бродит по комнате, как сомнамбула. Машинально повертел в руках стакан, стоявший на столе, подошел к фортепиано, заметил синюю папку, принесенную им утром, взял ее и отбросил так же, машинально, включил приемник. Слышны торжественная музыка, какие-то шумы, паровозные гудки… Голос диктора – мужчины: “Наши микрофоны установлены на ташкентском вокзале…” Голос диктора – женщины:“Трудящиеся столицы тепло встречают делегатов всесоюзного съезда механизаторов хлопководства…” Камилов выключает приемник, снова вздыхает, говорит, ни к кому не обращаясь.) Зигзаг…
А З А Д А. Вы что то сказали, папа?
К А М И Л О В. Да… Зигзаг… Там жизнь идет своим чередом… А в моем доме…
О Й Ш А. Сколько же еще может продолжаться этот позор?
К А М И Л О В. Твой брат Ариф делает все, чтобы этот позор жил в доме Камиловых вечно. Он не хочет вернуть нам рукопись Юсупова. Не так ли, Азизахон?
А З И З А (глухо). Я это еще не знаю.
К А М И Л О В. Все ещё надеетесь? Все ещё верите?
А З И З А (невозмутимо). Я жду возвращения моего мужа на честный путь.
О Й Ш А. По – моему, Ариф не собирается отдать эту злополучную рукопись.
С А Б И Р О В. А что, если… (Умолкает.)
К А М И Л О В. Договаривайте. Почему вы умолкли?
С А Б И Р О В. Я подумал – а что , если… он ее… уничтожит…
С И Д И К Д Ж А Н. Большой многолетний труд Юсупова? Невозможно.
С А Б И Р О В. Увы, это вполне возможно, дорогой Сидикджан. Одно преступление тянет за собой другое. В костюмерном цехе одного театра человек украл какие-то пустяковые тряпки… Когда же он почуял, что его могут арестовать – он, чтобы скрыть следы, - поджег весь театр.
С И Д И К Д Ж А Н. Да, это , конечно, логично… И все же я не верю… Не могу поверить.
О Й Ш А. И я не хотела бы этому верить…Но боюсь, что мой муж прав.
А З И З А (с твердой уверенностью). Если Ариф ака даже задумал уничтожить рукопись – он все равно, прежде, чем сделать это, придет сюда, к нам.
С А Б И Р О В. Почему вы так думаете?
А З И З А. Уже тогда, когда Арифджан ака сказал – “я поеду один”, я поняла – он решил нас обмануть.
С А Б И Р О В. Вы поняли? Зачем же вы отпустил его?
А З И З А. Я хотела дать ему еще несколько часов, чтобы он всё обдумал… чтобы он сам выбрался из той трясины, в которую залез… Я жду этого – я хочу знать, с чем он вернется и что скажет?... (После паузы.) Неужели вы не понимаете – для меня вопрос о рукописи Юсупова – это вопрос о нашей семье, о любви, о всей моей жизни… Разве я не имею права до самой последней минуты верить в любимого человека и бороться за его возвращения на путь правды?
С А Б И Р О В (после паузы). Простите меня, Азизахон.
К А М И Л О В. Благодарю. Благодарю за то, что вы все таки верите в моего незадачливого сына.
А З И З А. Я люблю Арифджана ака. Я хочу, чтобы он осознал всю низость своего поступка. Но если этого не будет – я… я расстанусь с ним. (Камилову). Простите, папа, что я говорю вам это теперь, в такой тяжелый час. Но иначе я не могу.
К А М И Л О В (глухо). Как видно, сама судьба решила забросать меня сегодня камнями.
А З И З А (ко всем). Потерпите еще немного. Арифджан ака вернется, вот увидите – он вернется. (Прислушивается к чьим-то шагам во дворе.) Слышите, слышите – это он.

Бросается к двери и сталкивается с Санджаровым, который спокойно и старательно вытирает ноги. Все удивлены.

А З И З А (отшатываясь). Санджаров?
С А Н Д Ж А Р О В (с усмешкой). А вы думали – Арифджан? (Входит в комнату.) Он не вернётся.
А З И З А (гневно смотрит на Санджарова, затем, овладев собой, говорит спокойно и твердо). Ошибайтесь. Вернется. (Выходит.)
К А М И Л О В (Санджарову, резко). Зачем ты снова явился сюда?
С А Н Д Ж А Р О В. А я никуда и не уходил. Куда мне идти, если моя судьба решается здесь.
К А М И Л О В. Не надейся на мою доброту. Убирайся.
С А Н Д Ж А Р О В. Пока не поговорю с тобой – не уйду.
К А М И Л О В. Вот как? (После короткой паузы.) Чего же ты хочешь?
С А Н Д Ж А Р О В. Об этом мы будем говорить с глазу на глаз.
К А М И Л О В. У меня нет тайн от членов моей семьи. (Видя, что Сабиров и остальные хотят уйти.) Останьтесь.
С А Б И Р О В. Нет, Юлдаш Камилович, будет лучше, если мы уйдем.

Все уходят. Камилов и Санджарова вдвоем.

К А М И Л О В. Ну – говори. И поскорее.
С А Н Д Ж А Р О В. Юлдаш, перестань злиться. Я пришел к тебе…
К А М И Л О В (прерывая). Можешь быть уверен – я не жаждал беседы с тобой.
С А Н Д Ж А Р О В. И все же я должен объяснить…
К А М И Л О В (опять прерывает). В этом тоже нет нужды. И без твоих объяснений я уже все понял. Все. Для этого мой сын дал мне достаточный срок. Говори прямо – что тебе нужно?
С А Н Д Ж А Р О В. Не требуй от своего сына рукопись Юсупова.
К А М И Л О В. Ты что же – намерен сделать преступником и меня? Тебе мало того, что ты совратил моего сына?
С А Н Д Ж А Р О В. “Совратил”? С моей помощью твой сын стал кандидатом наук. Через год он станет доктором. (Усмехаясь.) Ведь я всегда желал всей твоей семье только добра.
К А М И Л О В (качает головой). Какой же ты наглец… Неужели ты думаешь, что я не понимаю – ты толкнул моего сына на преступление только для того, чтобы отомстить мне. А попутно, наверное, не погнушался содрать с Арифа изрядный куш.
С А Н Д Ж А Р О В (с самым невинным видом). Ты несправедлив ко мне Юлдаш. Поверь, я действовал совершенно бескорыстно. А что касается мести – зачем, спрашивается, я буду мстить человеку, с которым я дружу почти сорок лет.
К А М И Л О В. Теперь ты не имеешь права говорить о нашей дружбе, подлец!
С А Н Д Ж А Р О В (сдерживаясь). Юлдаш, мой тебе совет – не переходи границы приличия.
К А М И Л О В. Нет. Сегодня я буду, я должен перейти все границы. Да, я был бесконечно рад, когда ты впервые назвал меня другом. Но уже тогда, в школьные годы я понял – ты не можешь быть настоящим самоотверженным другом. Уже тогда личная выгода и деньги для тебя были превыше всего. И я охладел к тебе.
С А Н Д Ж А Р О В. Кажется, я тоже не надоедал тебе своей привязанностью.
КАМИЛОВ (продолжает, не обращая внимания на реплику Санджарова). Уже тогда мне следовало бы выбросить тебя из своего сердца… По мягкотелости я этого не сделал… Проходили годы и ты вместе со мной вошёл в аудиторию высшей школы.
С А Н Д Ж А Р О В. Естественно, я не хотел отставить от других.
К А М И Л О В. Но ты не был предан науке. Она тебя не влекла. Ты просто напросто сообразил, что в нашей стране люди науки будут пользоваться все большим и большим почетом… И ты это учел в своих корыстных целях.
С А Н Д Ж А Р О В. Не клевещи.
К А М И Л О В. Нет, это не клевета. Это голая, неприглядная правда… Твое подлинное лицо открылось перед всеми в трудные годы войны… В то время, когда сыновья и дочери нашей страны шли на смерть ради родины, когда миллионы людей голодали, ты чем занимался? Наукой? – Нет. Ты показывал подлецам пример того, как из маленькой булочки можно выколачивать большие доходы. Ты наживался на горе и несчастье всей страны.
С А Н Д Ж А Р О В. Но ведь я думал не только о себе. Всё, что я зарабатывал – я делил с друзьями.
К А М И Л О В. Да. И ты имеешь право напомнить мне об этом? Еще бы – ведь в те годы доцент Камилов был и полуголодным, и полураздетым. Даже лекции он читал, не снимая шинель не только потому, что в аудиториях было холодно, а потому что под этой шинелью не было мало-мальски приличной одежды. И вот в те дни ты вздумал оказать Камилову большую милость – явился в его дом с богатыми “дарами”. Камилов выгнал тебя. Это был один из самых счастливых дней Камилова.
С А Н Д Ж А Р О В. И все же, несмотря на твою неприязнь ко мне, я тебя не забывал.
К А М И Л О В. Да, ты опять начал хитрить. В тот день, когда я получил извещение о гибели Алишера, ты пришел в мой дом и плакал – нет, рыдал вместе со мной. А потом… потом ты попросил устроить тебя на работу в институт. И я устроил…
С А Н Д Ж А Р О В (иронически) .Может быть, ты полагаешь, что и в институт я пошел ради денег?
К А М И Л О В. О, нет. Тебе нужна была маска – нужно было благовидное прикрытие, чтобы спокойно проживать всё, что ты успел накопить… Да, в маске ты нуждался, только в маске… Что может быть удобнее – числиться “научным работником”?... Это я понял довольно скоро, но уже не мог выставить тебя из института.
С А Н Д Ж А Р О В. Это тебе и не удалось бы. Ведь я работаю безукоризненно.
К А М И Л О В. Да, ты прав. К месту своей новой работы ты присосался, как клещ… Ты очень быстро стал правой рукой Юсупова… Покойный был превосходным ученым, но плохо разбирался в людях… Я пожалел о том, что покровительствовал тебе… А ты…ты меня возненавидел – люди твоего склада не любят считать себя кому-то обязанными. К тому же у тебя появилась зависть, ведь всего, что ты добывал грязными способами, я достиг честным трудом. И я мог без угрызений совести наслаждаться жизнью.
С А Н Д Ж А Р О В. И стал высокомерным и чванливым.
К А М И Л О В. Нет. Я по праву гордился и горжусь уважением народа. А для тебя это было очень обидно. От зависти ты был готов грызть себе локти – и вот вдруг у тебя появляется возможность унизить чванливого и высокомерного Камилова. Внезапно умирает Юсупов, и его рукопись остается в твоих руках. Ты не мог выдать ее за свою, либо все знали, что не в твоих силах написать такой солидный научный труд – тебя немедленно разоблачили бы. Но ты, привыкшей к разным махинациям, не мог поступить честно с чужой рукописью. Ты нашел выход. Ты подсунул ее моему сыну, соблазнил его возможностью без всякого труда получить ученые степени. Расчет был прост – превратить Арифа в своего послушного слугу и шантажировать меня угрозой предать гласности его преступление. Ты был уверен – Камилов согласится на всё – лишь бы не опозорить свое имя… Ты и сегодня разоблачил Арифа только для того, чтобы заставить всех нас плясать под твою дудку… А теперь будь честен хоть раз в своей жизни и скажи – разве я не прав?... (Санджаров молчит.) А, молчишь? Ну, так убирайся вон. Плясать под твою дудку мы не будем! Ты просчитался.
С А Н Д Ж А Р О В. Нет, уходить мне еще рано
К А М И Л О В. А я говорю – уходи. Немедленно!

Услышав повышенный голос Камилова, появляются Ойша и Сабиров .

О Й Ш А. Вы слышите, Санджаров – уходите.
С А Б И Р О В. Это что еще за нахальство? Уходите.
С А Н Д Ж А Р О В. Наш разговор еще не окончен. Я не уйду до тех пор, пока ты не простишь сына и не откажешься от мысли отнять у него рукопись.
О Й Ш А. Вы добиваетесь невозможного.
С А Б И Р О В. На это не может согласиться ни один честный человек.
С А Н Д Ж А Р О В. Я забочусь о вас, о вашей репутации.
О Й Ш А. Не лгите. Вы заботитесь только о своей. Спасая Арифа, вы надеетесь спастись сами.

Входят Азада и Сидикджан.

С А Н Д Ж А Р О В. Не забывайте – если плагиат Арифа будет разоблачен, к ответственности привлекут не только меня, но и вас. (К Ойше). Товарищ директор, как бы вам не пришлось пожалеть о вашем упорстве, когда вас отдадут под суд за халатное отношение к научному наследию профессора Юсупова.
О Й Ш А. Не пугайте – не пожалею.
С А Н Д Ж А Р О В (продолжает, не обращая внимания на реплику Ойша ). А так же, и за то, что вы способствовали вашему брату незаконно получить ученую степень. Ведь никто не поверит, что вы не знали истинного происхождения диссертации Арифа Камилова.
С А Б И Р О В. Шантажист.
С А Н Д Ж А Р О В (Сабирову). Сабиров, вы ведет себя так, будто вам и опасаться нечего. А ведь шумиха, которую вы поднимали вокруг семьи Камиловых, весьма помогла Арифу защищать диссертацию. Ведь это вы чуть ли не каждую неделю трубили в вашей газете о Камиловых, как о замечательной семье ученых. И не вы ли старались создать Камиловым репутацию безупречных? Суду будет интересно узнать – не делали ли вы это потому, что Камиловы – ваши родственники…
С А Б И Р О В. И вам не стыдно, Санджаров? Вы же знаете – я писал о Камиловых потому, что хотел пропагандировать успехи моего народа… Я считал это моим долгом журналиста.
С А Н Д Ж А Р О В (с усмешкой). Боюсь, суд сочтет это объяснение неубедительным.
С А Б И Р О В. А кроме того – я писал эти статьи по заданию редакции. Мои родственные отношения здесь не при чем.
С А Н Д Ж А Р О В (усмехаясь). Допустим. Но все таки зачем же ставить редакцию в неудобное положение… Зачем рисковать своей репутацией?
С А Б И Р О В. Какое вам дело до моей репутации?
С А Н Д Ж А Р О В. К чему это бессмысленное упорство?... Ведь историю диссертации Арифа никто не знает, кроме присутствующих… А всякие подозрения и догадки сразу же отпадут, если…
С А Б И Р О В. Если – что?
С А Н Д Ж А Р О В. Если вы сочините сообщение о том, что – “как выяснилось” – рукопись Юсупова пропала бесследно и поиски ее результатов не дали.
С А Б И Р О В (окончательно возмущен). Ну, знаете ли… После этого нам больше не о чем говорить… Дойти до такого бесстыдства!
К А М И Л О В (Санджарову, иронически). С ними ты покончил. Теперь, очевидно, моя очередь узнать, чего я должен бояться?
С А Н Д Ж А Р О В. Юлдаш, подумай сам… Такой позор перед выборами в академию наук…
К А М И Л О В (прерывает Санджарова). Хватит. Замолчи! (Презрительно.) И ты еще считаешь себя человеком, интеллигентом?!
С А Н Д Ж А Р О В (насмешливо). Голубчик, у меня высшее
образование.
К А М И Л О В. Образование и профессия – не единственные признаки интеллигентности… Это же элементарно… Одни из нас учителя, другие – врачи, третьи – агрономы. Мы люди разные, и профессии у нас разные. Но у всех нас есть одна общая цель - служение народу. Недаром на нашем узбекском языке слова “интеллигент” и “несущий свет” – синонимы… А ты… ты способен распространять только чад и копоть.
С А Н Д Ж А Р О В. Юлдаш, подумай о сыне. Пощади его. (Всем.) Не будьте фанатиками. Вы же люди. Неужели у вас нет жалости?
А З А Д А. Ариф ака не имеет права просить пощады.
К А М И Л О В. Он должен понести заслуженную кару.
С А Н Д Ж А Р О В (горячо). Послушай, Юлдаш, что это за деспотизм? Твой сын не заслужил такого сурового отношения. Конечно, это не очень этично – присвоить чужую рукопись…Но, в конце концов, что же в этом особенного? Каждый из нас как-то обирает другого… А Юсупов, что ни говори, уже мертв.
С И Д И К Д Ж А Н (возмущенно). Каждый из нас… Не мерьте всех своим аршином.
С А Н Д Ж А Р О В. А вы, молчите. Вы здесь человек чужой.
К А М И Л О В (Санджарову). Здесь чужой - только ты.
С А Н Д Ж А Р О В (продолжает горячо, как бы ставя последнюю ставку). Да – да, в жизни, вольно или невольно, всегда один обирает другого. Таков закон природы. Жизнь – это океан. И в этом океане акулы не могут не пожирать мелкую рыбешку.
К А М И Л О В. А – а! Наконец-то ты сбросил свою маску, акула.
С А Н Д Ж А Р О В. Да, я акула. И не только я. В каждом человека сидит акула. Каждый делает всё, чтобы жить лучше, а не хуже. (Камилову). Разве ты не стремишься взять от жизни всё, что можешь? Разве не ты построил себе этот великолепный дом?
К А М И Л О В. Я построил этот дом на свои, честно заработанные деньги.
С А Н Д Ж А Р О В. Это не имеет значения.
С А Б И Р О В. Это не имеет значения только для вас.
С А Н Д Ж А Р О В. Нет, это не имеет значения и для вашего дорогого родственника Арифджана. (Камилову.) Ведь это твой сын украшает дом такими вещами. (Указывает на люстру.) На какие деньги он купил эту роскошную люстру? На деньги, полученные за труд Юсупова.
К А М И Л О В. Это сделал не мой сын, а твой ученик.
С А Н Д Ж А Р О В. Если в твоем сыне не сидела бы акула, он не стал бы моим учеником.
К А М И Л О В. Я уничтожу в нем акулу.
С А Н Д Ж А Р О В. Не уничтожишь. Акула будет сидеть в человеке вечно. Ее нельзя уничтожить.
О Й Ш А. Мы верим, что человека можно освободить от всего животного, сделать его настоящим Человеком.
К А М И Л О В. Это наша святая вера.
СА Н Д Ж А Р О В (насмешливо). Вера. Вера. Да ты со своей “верой” сейчас бессилен отнять чужую рукопись у своего собственного сына.
О Й Ш А. Не беспокойтесь, мы заставим Арифа вернуть ее.
К А М И Л О В. Дело не только в рукописи. Мы заставим Арифа отвернуться и от тебя, акула.
С А Н Д Ж А Р О В (ехидно). Каким же образом?
К А М И Л О В. Мы не сделаем никаких уступок Арифу, чем бы это нам ни грозило. А теперь уходи и больше никогда не переступай порог моего дома.
С АН Д Ж А Р О В. Хорошо. Я уйду. Но запомните – Ариф не отдаст вам рукопись Юсупова. Он сюда не придет. (Уходит.)
К А М И Л О В (вне себя). Пусть не приходит. Я ждал его достаточно долго. Больше я его не жду.

Входит Рисолят.

Р И С О Л Я Т (строго).Что я слышу, сын мой? Нехорошо так говорить. Возьмите себя в руки. Гнев – плохой советчик. Вы лучше подумайте о том, где так долго пропадает Ариф? Не случилось ли с ним несчастье…

Долгая, тяжелая пауза.

О Й Ш А. Несчастье?... Бабушка, о каком несчастье вы говорите?
Р И С О Л Я Т (укоризненно). Вот вы все ученые, а как плохо вы знаете человеческую душу… Неужели вы думаете, что Арифджан так просто и легко может перенести весь этот позор? Неужели вы не предполагаете, что его сейчас душат стыд и раскаяние? Я старый и темный человек, но я понимаю – сейчас Арифу может казаться, что всё погибло, что жизнь его кончена… А когда человеку кажется такое, тогда… тогда…
К А М И Л О В (взволнованно). Договаривайте, мама. Что, что тогда?
Р И С О Л Я Т (сурово). Глупые. Тогда ему недолго и руки наложить на себя. Хоть это и великий грех – но так бывает… Да – да, так бывает.
С И Д И К Д Ж А Н (глухо).Учитель, ваша мать права… Как же мы не подумали об этом?
А З А Д А (взволнованно). Что же делать?... Отец… Сидикджан… Ойша опа… Надо ехать в город… сейчас же.
К А М И Л О В (с трудом). Ехать?... Зачем?... Зачем?... Мне не нужен такой сын… У меня нет сына… Мой сын умер.
Р И С О Л Я Т. О, боже. Как ты смеешь так говорить?

Долгая пауза. Азада подходит к Камилову.

А З А Д А. Папа, дорогой… Я тоже часто огорчала вас… Простите… Теперь я поняла – мы оба - и Ариф ака, и я - мы шли по одному пути… только Ариф ака дошел до конца, а я… я делала только первые шаги… Может быть, я не украла бы чужую рукопись, но я могла бы стать такой же эгоисткой, как Арифджан ака… Да, могла бы. А потом… потом раскаивалась бы – но было бы уже поздно… (После паузы, другим тоном.) Я отказывалась ехать в район. Это была глупость, эгоистическая глупость… Вот, провожу вас и завтра же отправлюсь туда, где меня ждут.
К А М И Л О В. Спасибо, доченька. От всей души желаю тебе счастливого пути.
А З А Д А. А теперь все-таки позвольте мне поехать – искать Арифджана ака.
Вбегает Азиза.

А З И З А (взволнованно). Арифджан ака.
Р И С О Л Я Т. Слава богу.

Пауза. Все напряженно ждут появления Арифа. Входит Ариф.

Р И С О Л Я Т (делает вид, что хочет уйти из комнаты подходит к Арифу, обнимает его, шепчет ). Проси прощения у отца. Ему очень, очень тяжело. (Выходит).
А Р И Ф (подходит к Камилову). Простите меня, отец. Даю слово, больше я не сделаю ничего, что могло бы запятнать нашу семью.
К А М И Л О В (жестко). Даешь слово? Этого мало. Ты будешь отвечать за свой поступок. Отдай рукопись.
А Р И Ф. Отец, я обязательно отдам вам рукопись. Но у меня есть одно условие…
К А М И Л О В. Условие?
А Р И Ф. О, нет просьба. Я прошу, убедительно прошу вас, отец… Пусть неизвестная до сих пор часть рукописи будет опубликована, как вновь найденный труд Юсупова, а та часть ее, которую… которую я защитил …
К А М И Л О В. Останется за тобой?... Ты это хочешь сказать?
А Р И Ф (тихо).Да.
К А М И Л О В. И у тебя язык поворачивается обращаться ко мне с такой просьбой?... Думал, думал и додумался.
А З И З А. Вы что, Ариф ака, в своем уме? Разве этого ждут от вас? Вы должны собственными руками передать отцу рукопись Юсупова. Слышите – должны.
А Р И Ф. И признаться перед всеми, что я украл чужой труд? Нет. Такого позора я не перенесу.
О Й Ш А. Об этом надо было думать раньше.
С И Д И К Д Ж А Н. Вы должны немедленно вернуть всю рукопись.
А Р И Ф. Я не могу пойти на это. Не просите.
О Й Ш А. Мы и не просим. Мы требуем!
А З И З А (Арифу). Любой человек, когда он заболевает, сам спешит к врачу. Вы заразились опасной болезнью честолюбия и корыстолюбия. Наш долг – вылечить вас. (Берет синюю папку, которую Камилов принес из своего кабинета.) Если вы не можете жить без степеней и званий, начните честную работу над новой темой. Докажите, что вы способны создать свой научный труд. (Протягивает папку Арифу, но Ариф не берет ее.)
К А М И Л О В. Отдай рукопись Юсупова.
А Р И Ф. Отец я умоляю… Вы всегда были добры ко мне… Не выставляйте меня на позор.
К А М И Л О В. Да, я был добр к тебе – и вот… вот чем ты мне ответил… А теперь я должен быть жестоким, чтобы вернуть тебя на верный путь. И я буду жестоким. Это только справедливо.
А Р И Ф. Вы что же, хотите заставить меня стать кетменщиком, землеробом?
К А М И Л О В. Если будет нужно, ты станешь и кетменщиком. И кто ты такой, чтобы презрительно относится к кетменю? Тот, кто работает кетменем – труженик. А ты…ты дармоед, вор – да, да,- вор. Отдай рукопись.
А Р И Ф. Рукопись не у меня.
А З А Д А (с горечью). Опять вы лжете. Зачем?
А Р И Ф (с отчаянием).Рукописи у меня нет.
О Й Ш А. У кого же она? Может быть, ты её сжег?
А Р И Ф (вне себя). О, если бы я мог сжечь!

Все гневно переглядываются.

К А М И Л О В. Ах, так! Ты даже готов сжечь чужой труд. (Угрожающе.) Где рукопись?

Ариф молчит.

А З И З А (вздохнула, как человек, потерявший последнюю надежду подходит к Арифу). Как я любила вас, Арифджан ака – и как верила, как верила вам! С той проклятой минуты, когда я случайно узнала о вашем бесчестном поступке, я жила одной надеждой, надеждой на то, что вы опомнитесь, раскаетесь и сурово осудите сами себя. (После паузы.) Я скрывала от всех ваше преступление, скрывала только для того, чтобы дать вам возможность самому признаться во всем и снова стать прежним, честным Арифом. Видит бог, я делала для этого всё… Но ваше сердце, уже покрывшееся ржавчиной эгоизма, осталось глухим к моим призывам. Вы разбили, Ариф ака, все мои надежды, вы растоптали мою любовь. У вас не хватило мужества признаться в своем преступлении. Вы не мужчина. Вы негодяй, и к тому же трус. (Камилову.) Папа, рукопись Юсупова у меня.

Все изумлены.

К А М И Л О В. У вас?

В комнату входит Рисолят.

А З И З А. Да, у меня.
К А М И Л О В. Ничего не понимаю. Каким образом…
А З И З А (прерывая Камилова). Теперь я могу рассказать всё… (После короткой паузы.) Это всегда так бывает – случайно. Как-то я приводила в порядок бумаги Арифа ака и наткнулась на незнакомую мне папку… На ней было написано – “Юсупов”… Я раскрыла ее… Ведь я уже слышала, что последний труд Юсупова бесследно исчез… Да, я раскрыла ее, начала читать и…
К А М И Л О В. Понятно. Теперь все понятно.
А З И З А. Если бы вы знали, что я пережила…что я переживала все эти дни…Я сказала Арифу ака о том что я всё знаю… Он сердился, он не хотел признаваться даже мне… И тогда я взяла эту рукопись и спрятала здесь, на даче…(К Арифу.) Если бы пять часов тому назад вы согласились ехать в город вместе со мной – я сказала бы “ездить не нужно, рукопись находится здесь”. Но вы захотели ехать один – и я …я решила подождать еще… Ведь я надеялся, что у вас хватит мужества… (Обращается ко всем.) Простите за то, что я заставила вас волноваться столько времени. Я очень виновата, (Камилову)-особенно перед вами, отец.
К А М И Л О В. Дочь моя, вы были дальнозорки. Вы не только не должны простить прощения – вы вправе требовать от нас благодарности. (Арифу.) А ты, значить, поехал в город, чтобы уничтожить рукопись? И не найдя ее, вернулся?
А З И З А (подчеркнуто). Арифджан ака не мог не вернуться.
К А М И Л О В. Почему?
А З И З А. Потому что, взяв рукопись, я оставила записку. Да – да, я оставила записку, в которой сообщала, что труд Юсупова – у меня.. И еще в этой записке я в последний раз просила Арифджана ака чистосердечно признаться во всем…
К А М И Л О В. И даже это, оказывается, не помогло. (Азизе.) Где же рукопись, дочь моя?
А З И З А. В ящике вашего письменного стола. Сейчас я ее принесу.     

Направляется к кабинет Камилова. Ариф пытается
опередить ее. Камилов преграждает ему путь.

К А М И Л О В. Стой. Ты куда?

Ариф замахивается на Камилова, но Сабиров и Сидикджан
удерживают его. Азиза скрывается в кабинете.

Р И С О Л Я Т (гневно). Смеешь поднять руку на отца? Будь ты проклят!

Ариф стоит, низко отпустив голову. Возвращается Азиза. В руках
у неё папка.

А З И З А. Вот это рукопись.
С А Б И Р О В (Арифу). Теперь ты ее не уничтожишь. (Иронически.) Прости, дорогой родственник, что перехожу на “ты”…Называть тебя на “вы” не поворачивается язык.

Ариф исподлобья умоляюще смотрит на отца.

К А М И Л О В. Не смотри на меня. Опусти глаза! Я не хочу их видеть. Ты сейчас похож на трусливого хищника, попавшего в капкан. Было бы лучше, если бы вместо моего дорогого Алишера умер бы ты.
О Й Ш А (указывая на портреты Алишера и Саджиды). Если не стыдишься нас – постыдись хотя бы их, дорогих всем нам людей.
К А М И Л О В (смотрит на Арифа так, будто видит его в первый раз, говорит с горечью). И это – мой сын?... Неужели это тот, кому я посвятил всю свою жизнь, на кого возлагал все мои надежды? Неужели это он, люди? (После паузы, Арифу.) Мы победили тебя. Среди нас Камиловых, только ты один – чужой. Ты прокаженный – и никто из нас не подаст тебе руку, никто не захочет дышать одним воздухом с тобой. Теперь ты видишь, к чему тебя привели твой цинизм, твое жадное стремление к благополучию. Да, мы победили тебя.
О Й Ш А. Мы победили и твоего “учителя”.
К А М И Л О В. И разоблачим его. (Перелистывает рукопись Юсупова, ищет свои очки.) Ах, очки, забыл очки. Азада, доченька, зажги свет. (Азада зажигает люстру. Камилов продолжает рассматривать рукопись.) Да –да, это тот самый труд о новом применении уже известных препаратов. (Арифу, гневно.) Сколько людей переболело и сколько умерло, пока ты держал эту рукопись подспудом. У скольких людей ты отнял жизнь…(Какое-то место в рукописи привлекает его особое внимание.) Постой, постой.(Взволнованно). Ведь это же ужасно! (Пристально и сурово смотрит в глаза Арифу.) Ты помнишь, от какой болезни умерла твоя мать?... Ты помнишь это?...(Ариф не в силах произнести ни слова.) Что же ты молчишь? Отвечай.
О Й Ш А. Мама умерла от пемфигуса, отец.
К А М И Л О В (Ойше). Я спрашиваю не тебя, а его… (Арифу.) Ну? Я жду. От чего умерла твоя мать?
А Р И Ф. Ойша уже сказала – от пемфигуса.
К А М И Л О В (всем). Вот, читайте…(Взволнованно тычет пальцем в рукопись.) Здесь Юсупов описывает способ лечения пемфигуса хорошо известным препаратом кортизона… И очень эффективный способ… Почти гарантирующий выздоровление.
А З И З А. Боже мой! (К Арифу.) Значит… значит, в то время когда ваша мать умирала от пемфигуса – вы держали подспудом вернейшее лекарство от этой болезни?... Чудовищно!
О Й Ш А. Убийца!
А Р И Ф. Нет, нет! Я не убил мать. Во всем виноваты врачи. Они долго не могли установить диагноз.
А З И З А. Зачем вы опять лжете? Ведь мы тоже говорили с врачами. Диагноз был установлен своевременно. Мы все знали, что мама больна пемфигусом.
А Р И Ф. Я…я тогда совершенно растерялся… Я даже не сообразил, что кортизон можно дать маме втайне от врачей… А когда я решил это сделать…
О Й Ш А. То было уже поздно?
А Р И Ф. Да. Мама…мама скончалась в то самое утро… (Рыдает.)

За окном грохочет гром. Небо рассекает молния .

Р И С О Л Я Т. О, боже. Могла ли я думать, что на склоне лет буду должна назвать своего внука убийцей.
С А Б И Р О В (Арифу). Так вот почему ты не хотел отдавать рукопись! Тебе нужно было не только избежать обвинения в воровстве, но и скрыть причину смерти матери.
А Р И Ф. Простите меня…Простите, отец. (Падает на колени перед Камиловым.) Поймите, мне так тяжело… так тяжело…
К А М И Л О В (Арифу). Встань! (Ариф встает. Камилов долго и пристально смотрит на него и потом, не выдержав, бьет по лицу.) Уйди! Вон!

Ариф, с трудом волоча ноги, идет к выходу. Дойдя до порога,
останавливается – у него нет сил уйти совсем.

К А М И Л О В (с болью). Ах, Саджида… Саджида… (Рисолят припадаёт к Камилову, плачет. Пауза. Затем Камилов тихо отстраняет ее.) Если бы я знал, что достаток и благополучие входят в мой дом не для того, чтобы высоко поднимать человека, а для того, чтобы превратить его в подлеца и негодяя – я предпочел бы быть нищим. (Замечает люстру, яркий свет который кажется сейчас неуместным в этом потрясенном горем доме.) Вот оно, вот это богатство, - будь оно трижды проклято! (В ярости хватает массивный стул и хочет швырнуть в люстру; силы ему изменяют, он роняет стул, хватается за сердце и падает без сознания на руки подоспевших Сабирова и Сидикджана. Общее волнение.)
А З И З А (бросается к Камилову, щупает его пульс, затем – решительно). Поднимите его… Осторожно… Несите в мою комнату, на кровать… Вот так…

Сабиров, Сидикджан, Ойша, Азиза и Азада уносят Камилова. Ариф
хочет идти за ними, Рисолят преграждает ему путь.

Р И С О Л Я Т. Не смей! Для тебя там места нет! (Уходит вслед за остальными.)
А Р И Ф (один, в отчаянии). Боже, что я сделал…Что я сделал! Опять несчастье… Опять смерть…Смерть! (Через комнату пробегает Азада.) Ты куда?
А З А Д А. Вызвать скорую помощь. (Исчезает.)
А Р И Ф. И во всем виноват я…только я… (Из комнаты, в которую унесли Камилова выходит Ойша, Ариф бросается к ней.) Ну, что – как отец?...
О Й Ш А. Ты не имеешь права спрашивать об отце. (Берет что-то из аптечки и направляется обратно.) Убирайся отсюда, чужой! (Уходит.)

Ариф один. Идет к выходной двери. Замечает забытую в суматохе рукопись Юсупова.

А Р И Ф. Рукопись Юсупова… Забыли… (Берет рукопись.) Опять ты на моем пути…(Колеблется – взять ее или оставить.)

Появляется Санджаров. Подкрадывается сзади к Арифу,
слегка толкает его в бок. Ариф оборачивается, удивленно
смотрит на Санджарова.

С А Н Д Ж А Р О В. Да, да, это я. (Решительно.) Не оставляй рукопись. Бери! Беги!
А Р И Ф. А – а! Ты опять здесь? Опять вполз в этот дом?
С А Н Д Ж А Р О В. Отдай рукопись! (Пытается вырвать у Арифа рукопись.)
А Р И Ф. Нет, не отдам.
С А Н Д Ж А Р О В. Она моя. Ты получил ее от меня.
А Р И Ф. Вон! (Выбрасывает Санджарова за дверь; слышен звон разбитого стекла – очевидно Санджаров, при падении, разбил окно террасы. Ариф бросает рукопись туда, где он её взял. На шум появляется Азиза. Ариф с мольбой смотрит на неё, - Азиза отворачивается – и тогда Ариф выходит из дома Камиловых.)
А З И З А (увидев оставленную Арифом рукопись). Не взял! Оставил! Он оставил ее!… (Захватив рукопись, спешит в комнату, где лежит Камилов.)

Несколько мгновений сцена пуста. Затем появляются Сабиров и Сидикджан.
Настроение у них подавленное. Сабиров достает портсигар, предлагает
папиросу Сидикджану.

С И Д И К Д Ж А Н. Спасибо. Я ведь не курю.
С А Б И Р О В. Ах, да! Простите. (Закуривает сам. Тяжелая пауза.)

Вбегает Азада.

А З А Д А. Скорая помощь уже в пути.
С И Д И К Д Ж А Н. Наконец – то!

Сабиров и Сидикджан облегченно вздыхают. Сабиров молча гасит папиросу
и уходит в комнату, где лежит Камилов. Азада и Сидикджан вдвоем.

А З А Д А. Как папа?
С И Д И К Д Ж АН. Юлдаш Камилович учил нас никогда не унывать. Будем надеяться на лучшее…
А З А Д А (после паузы тихо). Спасибо вам, Сидикджан.
С И Д И К Д Ж А Н (удивлен). За что?
А З А Д А. За испытание.
С И Д К Д Ж А Н (удивлен еще больше). За какое испытание?

Азада не успевает ответить – входит Рисолят.

Р И С О Л Я Т. Какой тяжелый день, светильники мои…Какой тяжелый…Да еще эта гроза…
С И Д И К Д Ж А Н. Она, кажется, уже прошла.
Р И С О Л Я Т (Азаде). Открой окна, дочка. Пусть ворвется сюда свежий воздух. (Уходит.)

Азада раздвигает портьеры, открывает окна. В комнату
врывается ветер.

А З А Д А. Смотрите, Сидикджан, небо прояснилось. Какое оно чистое, какое голубое!
С И Д И К Д Ж А Н. Это доброе предзнаменование, Азадахон.
А З А Д А. Да. Завтра опять будет ясный день. Я верю в это, верю!

Оба смотрят вдаль. Медленно отпускается занавес.

Конец.

• Назад
• Вперёд