Эркин Вахидов (1936-2016)

Эркин Вахидов (1936-2016)

ВОКЗАЛ

Загрустив душою беспокойной,
вспомнил я в постылой тишине,
что вовек покою непокорный
есть вокзал. И он поможет мне.

Я иду к вокзалу на свиданье,
к жизни, что всегда бурлит рекой
в суматохе встреч и расставаний,
в радости и горести людской.

Здесь перемешались смех и слезы.
Жизнь вокруг, но не узнаешь ты —
то ль трубят о счастье тепловозы,
то ль протяжно стонут от беды.

Люди в море чувств плывут, как могут.
Плыл и я. Но так и не узнал,
как в себя вместил такое море
этот старый маленький вокзал.

СЕКУНДЫ

Живем легко, секунд не замечая.
Смеемся у беспечности в плену.
А маятник — он головой качает,
беспечность эту ставя нам в вину.

Он словно говорит нам: — Будет поздно.
Спешите за секундою любой.
Всему свой срок. И не пришлось бы после
жалеть о них, качая головой.

* * *

Учителю сказал я: - Вместе с нами
земля вершит кружение свое.
Но если все мы ходим вверх ногами,
то почему не падаем с нее?

На перемене, взяв ведро с водою,
учитель среди школьного двора
вдруг стал кружить его над головою.
Ни капли не упало из ведра.

Года прошли. И позабылось детство.
Давно распахнут нам земной простор.
Плывем, летаем, движемся. А где-то
все так же зеленеет школьный двор.

И под ногами ощущая камень
и гул земного жаркого ядра,
я чувствую себя одной из капель,
что в детстве не упала из ведра.

Движенья и стремительности жажда,
как и в земле, живет во мне всегда.
А если вдруг остановлюсь однажды,
то, оторвавшись, сгину без следа.

НЕРВЫ

А жизнь крута. И нервы на пределе.
Злость беспричинна и обид не счесть.
Что грубость? Нервы. Круг друзей редеет.
Разлука? Нервы. И мостов не свесть.

Зовем к себе покой мы бесполезно.
И вновь планида наша не легка.
Ведь человек - не сталь и не железо.
А жизнь и так безбожно коротка.

Я усмиряю нервы. Но куда там!
Вновь напряженно в венах бьется кровь.
И нервным всплеском, чувствуя утрату,
я новый день разбрызгиваю вновь.

СТИХИ И ШАХМАТЫ

К бою готовы строфой стихотворной
стали фигуры в четыре строки.
Вздыбились гривы коней непокорных,
вспыхнули пешек стальные штыки.

Шахматы смело сравню со стихами.
Древние корни у тех и других.
В этой игре не стареет веками
мысли рывок, напряженной, как стих.

Сколько отваги в порывах высоких!
Сколько столетий, рискуя собой,
шахмат фигуры и гневные строки
на королей подымаются в бой.

Ход или слово — одна в них основа -
битва сердец и сраженье умов.
В этой борьбе каждый ход, как и слово,
должен быть точен, прекрасен и нов.

Если б строка моя тронула души,
если б к людским прикоснулась сердцам,
стал бы тогда я счастливей индуса —
гения, шахматы давшего нам.

Неповторимы, новы, бесконечны
слово и ход. Да пребудут со мной
шахматы — вечно, поэзия — вечно.
Бой не окончен. Да здравствует бой!

ПИСЬМО К ДРУЗЬЯМ

Я распахнул окошко на рассвете.
Я утреннюю увидал звезду
И услыхал, как легкий горький ветер
Блуждает в облетающем саду.

Мой сад другим стал. За ночь пожелтел он.
Кружись, листва осенняя, кружись.
Как незаметно лето пролетело!
Как незаметно пролетает жизнь!

Ещё вчера веселою ватагой
Мы в поле выходили на страду.
Мы жадно жили. Дней нам не хватало.
А нынче листья падают в саду.

Но ранняя звезда мне снова светит.
Я вижу пруд и лунные поля.
Мне юностью в окошко дышит ветер.
Ау, пора счастливая моя!..,

Ау, Анварка! Где твоя дорога?
Ау, Шакир! Как жизнь твоя идет?
Карим, ау! Мне с каждым днем дороже
Все то, чего никто нам не вернет.

Ещё вчера нас осень осыпала.
Но жизнью мы, увы, разлучены.
Ау! Чей сын сегодня поступает
На факультет, где отучились мы?

Пускай грустны мои воспоминанья.
И свет их, словно музыка, во мне.
Горит звезда рассветная над нами,
Над всеми нами в синей вышине.

Друзья, пусть разлетелись мы по свету.
Но дружбы той цветет ещё лоза.
И в коридорах университета
Звучат, как прежде, наши голоса.

И ничего, что осень на пороге.
Следы веселых лет в своей пыли
Хранят еще грунтовые дороги.
Которыми с полей мы с вами шли.

И не погасли алые плакаты.
Они о хлопке снова говорят.
И не погасли алые закаты,
Где песни нашей юности звучат.

Пускай навек умчалось наше лето.
Но вновь в руках коробочка легка.
А может быть, в руках у вас поэта
и друга вечно вашего строка

Мы сердцем до сих пор еще студенты.
И как бы ни одеты были мы,
На нас все те же фартуки надеты.
И хлопка эти фартуки полны.

И к вам я обращаю строки эти.
Вы — счастье, что навеки мне дано.
Пусть на рассвете сам осенний ветер
Письмо мое забросит вам в окно.

Пускай он воскресит воспоминанье,
чтоб в сердце не погасло никогда
минувшего высокое сиянье.
Любовь и юность. Ранняя звезда.

Не пугай ребенка с малых лет
Злым шайтаном сказок наших старых.
Пусть он не боится, повзрослев,
Встретившихся подлинных шайтанов.

Не учи ребенка с малых лет,
Чтобы хитрым и жестоким стал он.
Пусть никто, однажды повзрослев,
В мир людей не явится шайтаном.

ДУША НАЗРУЛА ИСЛАМА

Пусть не сложу я песню, умирая.
Прости, земля, что песен больше нет.
Судьба, благодарю тебя заране,
За то, что ты исполнишь мой завет.

Благодарю за путь мой безутешный.
За дар стиха, за ночи и за дни.
Мой бог, моя судьба, моя надежда.
Молю, в последний раз не обмани.

И до небес дошла мольба Назрула.
Он больше не вернется никогда.
Крылом взмахнув, судьба не обманула.
И покатилась по небу звезда.

Промчался над темницей вольный ветер.
И крики птиц послышались вдали.
Великие, чей дух всегда бессмертен,
его навек е собою унесли.

А в той темнице, не услышав ветра,
не осознав счастливый свой удел,
безумец, бывший некогда поэтом,
на небеса бессмысленно глядел.

Не ведал он, что там, в крылатых далях,
где полыхают отсветы зарниц,
душа его, как птица золотая,
плыла в клину величественных птиц.

ПАМЯТЬ

Плохая память? Друг ты мой, не сетуй.
Забвение душе дает покой.
Но, к сожаленью, сам я не такой.
И все, что было, помнит мое сердце.

Напрасно я от памяти бегу,
Она, как прежде, болью душу полнит.
Ту, что меня давно уже не помнит,
который год забыть я не могу.

СТАЛЬ

Она секирою блистала.
Гремела пушкою потом
И землю бомбою взрывала,
И родила ракеты гром.

Но мир тогда лишь покоряла,
Когда была всего пером.

РАССВЕТ

Художник — солнце с кистью золотою
Дошел до горной снежной высоты.
На горизонт, что черной был чертою,
Он огненные уронил цветы.

Он осветил зеленую долину.
И каждый камень кистью был согрет.
Трава. Дорога. Речка. И картину.
Поднявшись в небо, он назвал: «Рассвет».

ФОТОГРАФИЯ

Есть в старых фотографиях печаль.
Как необъятно жизни нашей поле!
Я человека этого встречал.
Но где, когда — теперь уже не помню.

Глаза его, задумчивость храня,
мне в душу смотрят пристально сквозь годы
и спрашивают будто у меня -
каким я стал и как живу сегодня.

Они спокойно в прошлое зовут.
И воскрешая даты и названья,
как облака туманные, плывут
прекрасные мои воспоминанья.

В них прошлое все четче и ясней.
Восходят лица, имена другие.
Живые люди, люди дорогие —
вы — жизнь моя, вы — часть судьбы моей.

ПРОШЕДШИЙ ДЕНЬ

Ушедший миг мы не догоним.
И эта истина стара.
Тот день, что был вчера «сегодня»,
сегодня стал уже вчера.

Цветут всего двенадцать веток
на древнем дереве, как встарь.
И если лист сорвало ветром.
Стал на день тоньше календарь.

Не зная, что такое отдых.
День минул в суматохе дел.
Кто свою долю ему отдал,
а кто и взять с него успел.

Кто написал стихотворенье,
кто урожай собрать сумел,
Взамен кому-то—сожаленья,
Кому-то—радости взамен.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЭТА

Огонь заводит песню золотую,
гудит, вздымая искры до небес.
Но вновь и вновь, ревя, плеща, бунтуя,
встаёт вода огню наперерез.

Когда по лесу носятся метели,
и снег ещё не тает на лугу,
подснежников мятежное цветенье —
как взрывы голубые на снегу.

Мятеж, как жизнь, на свете бесконечен.
В каком бы ни явился ты краю,
твой крик, едва рожденный человечек,
звучит как приговор небытию.

К тебе ладонь мадонны прикоснется.
Весь мир перед тобою. Посмотри ~
на битву с ночью вновь солдаты солнца
сбираются под знаменем зари.

А если, хмурясь, туча грозовая
поля и горы мглой заволокла,
с мятежным громом тучу пробивая,
мир освещает молнии стрела.

И, пробуждая гневные вулканы,
в земле бунтует гордая душа.
На суше, в небесах, на океанах
нет жизни, если нету мятежа.

Мне жаль раба, что стонет на коленях,
устав от упований и надежд.
Но в даже чаше долгого терпенья
огнем грядущий теплится мятеж.

Как без волнений не бывает моря,
как неба — без движения планет,
живой талант без бунта невозможен.
А мёртвого таланта в мире нет.

Талант поэта не возок попутный.
С мечтой людскою слит он на века.
Бунтарь, на смерть идущий, неподкупен.
Умрёт поэт — останется строка.

И злу назло добро она посеет.
В защите лжи пробьёт собою брешь.
Поэт — народа пламенное сердце
и бунт его несбывшихся надежд.

Перевод А.Файнберга


СТРАУС

Он говорил:
— Люблю покой и труд.
Он говорил:
— Да полно суетиться! —
Верблюдам говорил, что он верблюд,
А птицам — настороженно! — что птица.
Он прожил жизнь — и он не прожил дня!
Плыл по теченью, ничего не знача.
Жил — страусом,
Как вся его родня:
Лицом в песок, глаза от жизни пряча.
1975

РОДНИК

Играя россыпью волос, сидит она у родника.
В ней отражается родник, как в нем — заря и облака.
Он, как из сердца доброта, затем исходит из земли,
Чтоб петь о ней,
Пока над ним —
Ее прозрачная рука.
Две струйки слов,
Две струйки слез, в одной — неверие и страх,
И ожидание любви —
В слезах другого ручейка.
То, забывая о себе, он только светится без слов,
То льется, будто бы во сне невнятный лепет языка.
Не заслоняй свое лицо горячим трепетом волос:
Пусть налюбуется родник,
Пока молчишь,
Сидишь пока.
1967

СВОБОДНЫЙ КРАЙ — УЗБЕКИСТАН

Еще картины прошлых лет встают сквозь горные туманы:
Запекшиеся средь камней —от крови пролитой — тюльпаны.

Топтали орды хищно, зло, и на земле заметны раны...
Но время новое пришло. И ветры вольные над нами.

Узбекистан — свободный край, живи и расцветай садами!
Так воплотилась в явь мечта и мрачные упали своды.

Освобожденья грянул час, мы — отроки твоей свободы,
Ее защитники, творцы сегодня и в любые годы.

Дух чистой веры не угас, в сердцах горит надежды пламя.
Узбекистан — свободный край, живи и расцветай садами!

Ты, солнцем залитый простор, планеты всей раскрой объятья,
И предков мудрость возроди, другие высшие понятья,

Орлиной мощи достигай назло всем бедам и напастям.
Достойный мировых высот — как легендарный конь с крылами,
Узбекистан — свободный край, живи и расцветай садами.

СТАЛЬ

Она - и блеск, и мужество забрала
Голодных пушек
Смертоносный бас
В мечи переплавлялись из орала,
И атомною бомбой взорвалась…
Но покорила мир
пером одним -
Тончайшим воплощением своим.

Перевод Н. Панченко


* * *

Не подыскав стихам своим названья,
Я над стихами ставлю иногда
Звезду. В ночи, средь сонного молчанья,
И в шуме дня средь яркого сиянья,
Как верный страж стиха, - гори, звезда.
Гори в минуты радости глубокой,
Гори в часы печали одинокой,
И в зной гори. И в холод. И тогда,
Когда моя закатится звезда.

Перевод Ю. Казанцева

БАШНЯ

У древней башни купол набекрень —
как старый шлем, во вмятинах и шрамах.
И вход забит...
А сбоку, на бедре,
дыра зияет, как сквозная рана.
Как дерево, истлели кирпичи,
в изломах трещин обнажая торец,
слиняли краски в солнечной печи,
п письмена затейливые стерлись.
А мимо — мчит асфальт,
и новый клуб
напротив
окна в удивленьи пялит.
Еще он просто по-мальчишьи глуп —
в него пока не заложили память...
Он думает о башне:
«Ну и ну!
Впервые вижу древность таковую.
Чего она горчит здесь, не пойму?
Давно бы ей пора на боковую.
Сломать ее, поставить новый дом...»
Он слишком юн еще,
и как ни хочет,
никак не может разобраться в том,
что с башнею напротив происходит.
Зачем приходят люди и опять
колдуют над орнаментами теми,
и ветхие, готовые упасть,
упрямо восстанавливают стены...
Нет, он понять не в силах!
Для него
тут только разорительная смета,
ему противно башни торжество,
в нем сантиментов нет
ни сантиметра.
Он не постиг, едва свой путь начав,
что жить нельзя без прошлого,
и тени
на этих вот истлевших кирпичах
укрыли память прошлых поколений —
их чаянья,
их боль и мастерство:
то, без чего и не было б, пожалуй,
сегодняшней разумности его,
его красы и стройности поджарой;
что времена нервущаяся нить
вручается в безвестное идущим —
и так порою важно им
сравнить,
поставить рядом
прошлое с грядущим…

СТАЛЬ

Она калилась в горнах добела,
чтобы, остыв,
приказывать столетьям.
Она была мечом.
Потом была
стволом ружейным или пистолетным.
И чем еще ей предстояло быть?
Бронею танка?
Минометной рамой?..
Она могла заставить и убить.
Но праздновать победу было рано.
А если так,
какой в усилье прок?
И ей, могучей, было в -мире сиро...
Но вот из стали сделали перо.
И тут ей стало ясно:
с нею — сила.

* * *

О, были ль ваши помыслы чисты,
не крылась ли корысть у них в запасе,
когда вы время спрятали в часы
и привязали накрепко к запястьям?

Когда его вы заперли в дому,
препятствуя незримому побегу,
и груз на шею вешали ему,
и праздновали жалкую победу?

Иль, сами в сон от времени удрав,
укрывшись в ночь от подати подушной,
когда оно кричало по утрам,
его душили душною подушкой?..

О, были ль вы провидцами, когда
себе казались мудрыми богами
и уловляли сутки и года,
они ж от вас незримо убегали?

Когда же вы в безвременье ушли,
в немую тину погружаясь тихо,
о жалкие уползшие ужи,
вас время оглушительно настигло!

Оно пришло сверх ваших смет и сверх
всех снов пустых, что в душах угнездились,
и снова вас поволокло на свет,
к последнему из праведных судилищ.

О, не кляните нашу с прошлым связь
и паше бескорыстное горенье,
и то, что мы пример не брали с вас
и в бесконечном жили ускоренье.

Мы с давних пор усвоили сполна,
как ветер дней вселенную шатает.
И знали мы, приходят времена —
любую ложь расплата ожидает.

РОДНИК

Всю медленную нежность мест родных
я оценил и понял по-иному,
когда в жару, о, ледяной родник,
ты жажду мне утишил понемногу.

Весь труд пути, и одурь, и жару
я напрочь смыл глубинною прохладой
и ощутил: тому, чем я живу,
из тех же недр
пробиться к сердцу надо...

Пока я пил, пока родник бежал
в ладонь мою
и дальше в камни мчался,
я чувствовал, как рук остывших жар
по жилам снова
в сердце возвращался.

Перевод с узбекского Александра Наумова

РОДНАЯ ЗЕМЛЯ

За что человек землю любит и чтит,
За что ее все называют священной?
Она неказиста на цвет и на вид,
И чем славен прах этот — бурый и тленный?

Но вложены в землю терпенье и труд,
И щедро политы поля ее потом,
И землю родную, где всходы цветут,
За это и славят с великим почетом.

И если любимую землю свою
Хранит от врага человек неизменно,
И, землю обняв, умирает в бою,
Навеки земля его кровью священна.

Земля неказиста на цвет и на вид,
Ее вещество не священно, но свято,
Но прах этот потом священным полит,
И кровь — за него вековечная плата!

О СКРОМНОСТИ

Надут и важен чайник меж пиал,
А всё же перед ними он — в поклоне!
Тогда зачем же так спесив бахвал?
Что за гордыня в чванном фанфароне?

Свершай же скромно путь свой по земле,
В гордыне даже шага не шагни:
Не скромность ли ценя в ней, к пиале
Устами припадают искони?

КАРДИОГРАММА

Эта кардиограмма —
Что скрыто за нею?
Что за речи биение сердца ведет?
Почему сердце бьется сильнее, больнее,
Чем плененная птица, что рвется в полет?

Что же нужно ему,
И зачем ему биться,
Трепеща саламандрой в палящем огне?
Что за смысл в этих линиях-нитях таится? —
О целитель мой,
Вы рассказали бы мне!

Может быть, «нитью жизни» зовется вот это,
И к исходу ведет меня ломаный след?
Или это — путь жизни мой...
Та же примета
У изломов и выгибов прожитых лет.

Были взлеты, паденья, холмы и низины,
Были ярки цветы и колючи шипы.
Юным годам чужда
Гладь безбедной равнины,
И тернисты излучины каждой тропы.

Так устроено: сердцу не ведать покоя,
А душе есть покой от трудов п забот.
Что же с сердцем моим приключилось такое —
Почему оно против меня восстает?

Чем оно недовольно?
Обижено, что ли?
Что его тяготит, — я и в толк не возьму.
Доктор!
Вам не о тайной ли боли
Пишет сердце, прибегнув к такому письму?

Пусть расскажет,
Что сделал ему я плохого?
Преступил ли я волю его и наказ?
Разве сердцу в обиду строптивое слово
Сам себе
Или людям
Сказал я хоть раз?

Или белое черным назвал я притворно,
Этим вывертом радуя чей-либо слух,
Или, видя неправду, смолчал я покорно
И к заведомой кривде и слеп был и глух?

В чем повинен я? Чем перед ним виноват я?
Не сдержал ли я слово, сказал ли я ложь?
Предал друга ли я, внес ли в дружбу разлад я?
Был ли лжив я в любви? — Чем я был нехорош?

Нет! Был верен я сердцу, не знал я гордыни,
Не неволил его ни единого дня.
Слушай, сердце, ты преданным было доныне, —
Что ж теперь взбунтовалось ты против меня?

Знаю я, что нелегок твой труд ежеденный,
И тяжел твой извечно бессонный разбег.
Спит земля,
Небо спит,
Сон и тишь во вселенной,
Только сердцу не ведать покоя вовек.

Знаю я,
Что напорист мой век неуемный,
Тяжко бремя налегших на плечи обуз,
Что кружащей в пространстве Землею огромной
На сердца давит весом немыслимый груз.

С этой ношею, накрепко к сердцу притертой,
Тело всей своей плотью и кровью срослось, —
Разве диво, что рядом с сердечной аортой
Громыхает железом вселенская ось!

Человек избирать себе время не волен,
Мне ли выставить вехи к столетьям чужим?
Что ж, прости меня, сердце: тебя я не холил,
Не исчислил тебе я столетний режим!

Но мечтаю я:
Те, что придут вслед за нами,
Вспоминать станут с завистью наши сердца.
И за эту надежду весь пыл свой,
Всё пламя
Стоит, сердце, поверь мне, отдать
До конца!

* * *

Ехал поездом, на коне
И пешком я шел неустанно —
Путь нелегкий достался мне —
Подлиннее меридиана.

Я бывал на дальних привалах,
На немыслимых перевалах.
За другими шел, обгонял их,
Мчался, сил не щадя усталых.

В пыльных тропах был путь далек,
Крут в горах был кремнистый дол.
Сколько я миновал дорог,
До того как тебя нашел!

ПРИСЛОВЬЕ ЕСТЬ...

Вот чудеса! Тебя я жду,
А вышла полная луна.
Что ж, есть присловье: рот — в еду,
А нос — об камень, — вот те на!

Смеялся я, в злословье лих,
Читая о Меджнуне стих, —
Присловье есть: боль мук твоих
Не стала бы другим смешна!

Петь о любви я был бедов,
А сам в плену ее оков!
Кто вырыл яму для врагов,
Тот сам в ней не отыщет дна!

О, гнет любимой так жесток,
Что я душою изнемог, —
Где шах несправедливо строг,
Там в разоренье вся страна!

Эркин, ты в плен любовью взят,
И всё теперь пойдет в разлад:
«Кто враг себе, — так говорят, —
Того вконец сгрызет вина!»

Перевод с узбекского Сергея Иванова

НЕ ГОВОРИТЕ, ЧТО ПОЭТ УМОЛК

Не говорите, что поэт умолк,   
Что лишь в политике теперь он видит прок,

И что его холодный жесткий ветер
Переломил, как трепетный росток.

О вы, в глубинах ищущие свет,
Он так соскучился по вам за столько лет.

Не говорите, что умолк поэт,
Что нет поэм и что газелей нет:
Ведь если так – то значит, конь из досок
Ему уже подставил свой хребет.

ПЕЧАЛЬ ИГЛЫ

Иголка как будто бы нам говорит:
Откройте глаза, оцените меня –
Ведь мною едва ли ни мир весь обшит,  
Сама же нагою оставлена я.

Но в том ли вопрос, что иголка гола?
Хоть все же есть повод печалиться, ибо
И самая скромная даже игла
Имеет ушко, чтоб расслышать «Спасибо!»

ЗАКРЫВ ЛИЦО РУКАМИ...

Стремясь увидеть свет любимых глаз,
Поэты прошлого рыдали столько раз.  
Теперь иные времена и пери:
Не то кокетство и не тот экстаз.

И если б некий классик ожил вновь,
Иную песнь сложил бы про любовь,
Скорей всего, закрыв лицо руками,
Он в дальний век свой убежал без слов.

НЕПОСТИЖИМАЯ ТАЙНА

Над женщиной смеяться – это грех,
А спорить с ней – уже и грех, и смех.
Нет, в споре женщину ты одолеть не сможешь,
И лишь любовь к ней принесет успех.

ШУТКИ

В древние времена иранский шах
Над миром простер свою длань,
Греция сто золотых яиц
Платила ему как дань.

Но царь Александр, взойдя на трон,
Воскликнул: «Дань не платить!
Наши несушки все сдохли вдруг,
Что делать и как тут быть?»

С шутки такой началась война,
И греки повергли Иран.
А царь Александр легко, шутя,
Присвоил полсотни стран.

История древности многих острот
Свидетельницей была,
Но все же есть шутки, в которых добро,
А есть от греха и от зла.

«Вот с массагетами шутки плохи», –
Сказал Александр с тревогой,
И с берега Окса, прервав свой поход,
Вернулся, раненый в ногу.

О том, как мощен Сахибкиран,
Все страны мира знали,
И самые грозные из вояк
Шутить с ним не дерзали.

Наполеон над Россией решил
Сыграть как-то злую шутку,  
Под хохот ветра назад в Париж  
Пригнал его холод жуткий.

А через сто тридцать лет другой
Подлый шутник явился,
Катюши, снарядами грохоча,
Смеялись, что «он дошутился».

О том, что не всякая шутка к добру,
В народе не зря твердят;
И если берешься шутить, шутя,
Шути с умом, – говорят.

С правителем явно не стоит шутить –
При нем ведь советников тьма.
Что волк для ягненка? – изрядный шутник,
И лев остроумен весьма.

Удав для зайчонка не меньший друг –
Все хочет его обнять,
И кошка с мышкой готова подчас  
Шутя в «Кошки-мышки» сыграть.

Немало есть у меня друзей,
Что ходят ко мне домой,
Они, как сотня болезненных стрел,
Готовы шутить надо мной.

Но что я такое? – простой человек,
Что стоит мое невезение:
От шуток бывало не просто людей,
Но султанатов падение.

Великий Союз развалился и пал,
Но зря Горбачева не тронь:
По этой твердыне Райкин еще
Сатирой открыл огонь.

«Армянское радио» с ним заодно
Добавило в чашу острот,
И то, чего НАТО сломить не могло,
Разрушил простой анекдот.

Так что не всякая шутка – игра:
В ней может быть важный намек;
И, ставши крылатым, иное словцо  
Нешуточных действий предлог.

Живи, друг, в веселии на земле,
Шути, если хочешь, – ладно,
Но помни: иными вещами шутить
Бывает подчас накладно.

Перевод Николая Ильина

• Назад
• Вперёд